прокурору, подробности. И можно в любой момент извлечь  этот  рапорт  на
свет божий и дать забытому делу ход, подведя их под статью.
   Такая уж служба! И такие правила "внутреннего распорядка"!..  Сегодня
твой сослуживец тебе друг, товарищ и брат, а завтра не известно, как все
обернется. Люди имеют привычку с годами меняться,  и,  к  сожалению,  не
всегда в лучшую сторону. Хотя бывает и наоборот, бывает,  они  день  ото
дня становятся лучше, делая карьеру, зарабатывая капиталы  и  пробираясь
во власть.  Но  тогда  тем  более  лучше  иметь  на  них,  в  спецсейфе,
"компромашку"!
   А где тот страшный сейф находится  и  кто  его,  словно  цепной  пес,
бережет, никто, в том числе генерал, не знает.
   Ну что, написали?..
   Замечательно!
   Теперь их надо будет  поощрить  и  сразу  же  наказать.  Поощрить  за
"достигнутые  успехи".  Наказать  -  за  трупы  и  превышение  служебных
полномочий.  Чтобы  не  выработалась   опасная   привычка   решать   все
производственные проблемы мордобоем и стрельбой от бедра. Потому что так
проще и легче. Но опасней...
   Генерал Самойлов собрал, прочитал и сложил  рапорта  в  личный  сейф.
Откуда они должны были пойти гулять по инстанции, обрастая штемпелями  с
грифами: "Для  служебного  пользования",  "Совершенно  секретно",  "Один
экземпляр", "Ограниченный доступ".
   После чего генерал сел писать свой рапорт. Вернее, два  рапорта,  оба
на имя своего непосредственного начальника. Чтобы,  когда  он  выйдет  в
отставку, он не отказывал  своим  бывшим  коллегам  в  помощи,  помня  о
бумагах, хранящихся в спецархиве в доме на площади с клумбой, налево  от
веселенького магазина с названием "Детский мир"...
 
Глава 25 
 
   Встреча проходила в  теплой,  дружественной  обстановке  -  ночью,  в
кромешной темноте, в руинах взорванного  клуба.  Две  фигуры,  осторожно
ступая по битому кирпичу, сошлись возле  единственной  уцелевшей  стены,
встали друг против друга на расстоянии полуметра.
   - Здравствуй, Дауд, здравствуй, дорогой, - сказал Виктор Павлович.  -
Как живешь, как семья, надеюсь, все живы-здоровы?..
   Честно говоря, здоровье семьи Дауда Виктора Павловича волновало мало.
Равно как его самого. Он бы этого Дауда с большим удовольствием к стенке
прислонил и из своего табельного "макара" ему башку  продырявил.  Но  не
мог, потому что Дауд был ценным агентом. А с сексотами лучше дружить, ну
или хотя бы делать вид, что дружишь. За дружбу они делают больше, чем за
деньги.
   - Ну, что хорошего скажешь?
   - Поговаривают, что Совдат получил "стингеры" и грозился, что  теперь
сможет русские "вертушки" жечь...
   - Сколько "стингеров"?
   - Четыре или пять, точно не знаю. Это ценно. Надо будет  связаться  с
"летунами" предупредить, чтобы они изменили привычные маршруты полетов и
вообще чтобы держали ухо востро.
   - Что еще?
   - Схрон оружия.
   Дауд сунул в руку подполковнику сложенную вчетверо  бумажку,  где  на
плане местности крестом было помечено место захоронения оружия.
   Это тоже хорошо, это кстати. Они  давно  "оружейки"  не  потрошили  -
начальство будет довольно...
   Дауда подловили на торговле оружием.  Взяли  с  поличным,  с  партией
автоматов и гранат, прижали  к  стенке  и,  пригрозив  солидным  сроком,
который придется отбывать в соседнем Дагестане, где на него очень многие
зуб имеют, предложили сотрудничество. Конечно, в жизни все было  не  так
просто и не так быстро, пришлось с этим Даудом с неделю повозиться, но в
конечном итоге он сломался, подписав  заявление  и  получив  оперативный
псевдоним "Ходок". Теперь "стучит" помаленьку на своих соплеменников, по
крайней мере, на тех, кто чем-нибудь ему не угодили.
   - Что еще?
   - Люди меж собою говорят, что готовится какой-то взрыв, не  здесь,  в
России или что-то вроде этого.
   - Где конкретно?
   - Где - никто не знает.
   Странные какие-то слухи, слишком общие...
   Обычно чеченцы говорят о более насущных делах - о  ценах  на  хлеб  и
муку, зачистках... Если это готовящаяся против России акция, то почему о
ней все знают? А если просто слух, то почему  такой  устойчивый?  Может,
кто из полевых командиров чего-нибудь задумал и  трепанулся?  Они  любят
похвастаться своими подвигами, в том числе будущими. Один -  трепанулся,
другие разнесли... Чечня маленькая, живут в ней плотно,  так  что  любой
чих разносится по всей округе.
   Надо взять эту информацию на заметку...
   - Все?..
   Нет, еще не все... Но остальные сведения были менее  значимыми,  были
про адреса, куда наведываются ночами  связники  боевиков,  про  контакты
местного  населения  с  федералами,  ссоры  и  разборки,  которые  можно
использовать в оперативных разработках...
   - Спасибо, Дауд, - поблагодарил Виктор Павлович, толкая ему в  ладонь
несколько стодолларовых купюр.
   Работа сексота должна хорошо оплачиваться, иначе он быстро потеряет к
ней интерес. Но на этот раз денег, кажется,  было  мало.  Дауд  мялся  в
темноте, явно напрашиваясь на вопрос.
   - Что, какие-то проблемы?
   Дауд тяжко, рассчитывая на сочувствие и понимание, вздохнул.
   - Совсем жить трудно стало! Менты  три  шкуры  дерут,  на  блокпостах
шмонают, товар, деньги  забирают,  как  семьи  кормить,  а?  Хочу  товар
привезти, а как привезти, не знаю. Боюсь, опять менты все себе  заберут,
разорят совсем. Поможешь, да?
   - Ты мне про Совдата узнать обещал, про лежбище, где он хоронится,  -
тут же напомнил Виктор Павлович. - Не забыл?
   - Конечно, нет! Конечно, узнаю! -  горячо  пообещал  Дауд.  -  Только
трудно, он в одном месте не сидит.
   - Мне тоже нелегко твои вопросы решать... Много товара-то?
   - Нет, совсем чуть-чуть, десять ящиков.
   - Десять?.. - засомневался подполковник, набивая своим услугам  цену.
- Ну ладно, попробую... Попрошу своих ребят, чтобы они тебе помогли.
   На чем официальная часть была завершена. Остались  личные  просьбы  и
пожелания.
   - Ты про заложников узнал, о которых я прошлый раз просил?
   - Да, узнал. Все узнал! Есть заложники, точно  не  знаю  сколько,  но
есть. И девочка, кажется, тоже.
   Значит, есть, значит, не врал Сулейман. Информации, которая прошла по
двум независимым источникам, имеет смысл доверять.
   - Ну ладно, спасибо тебе,  дорогой,  иди...  Хрустя  кирпичами,  Дауд
шагнул в темноту.
   И пропал.
   Подполковник выждал десять минут, вытащил и поднес к лицу рацию.
   - "Закат"... "Закат", - повторил он два раза одно и то же, непонятное
стороннему уху слово.
   И в ту же секунду в пятидесяти метрах от разрушенного клуба на  север
и в ста на юг зашевелилась, вздулась пузырями земля, и из-под "мохнатых"
маскировочных  накидок  вылезли   бойцы   боевого   охранения,   которые
прикрывали встречу подполковника с секретным  агентом  и  проверяли,  не
притащил ли он за собой "хвост"...
   Со службой на сегодня было все.
   Значит, можно позволить себе и подчиненным заняться "халтуркой"...
   Что такое "халтура", российскому человеку объяснять не нужно. Халтуры
у нас имели место всегда -  жэковские  сантехники  во  внерабочее  время
чинили текущие краны, которые не успели сделать в  рабочее,  автослесари
техцентров загоняли вечерами на  эстакады  "левые"  "Жигули",  строители
делали "шабашки", используя унесенные с объектов краску, плитку и доски,
электронщики  в  свободное   от   основной   работы   время   "шаманили"
неработающие приемники и телевизоры... И все было нормально!
   Когда в стране настали смутные времена,  "халтурки"  стала  осваивать
милиция и прочие силовики. Что они, хуже автослесарей, что ли?  Им  тоже
лишние деньги не помешают!.. Силовики кранов чинить не  умели  и  потому
брались за охрану объектов и сопровождение грузов, используя выданный им
на работе инструмент -  пистолеты  "ПМ"  и  автоматы  "АКС".  Против  их
"халтурок" даже сантехники пасовали, потому что  могли  противопоставить
"пээмам" лишь газовые ключи, подмотку и прокладки.
   Постепенно   прейскурант   услуг   силовиков   расширялся   за   счет
выколачивания долгов, поиска сбежавших мужей, торговли вещдоками, замены
"взятия под стражу" на "подписку о невыезде" пр. Конечно,  все  это  они
делали исключительно свободное от работы время. В  рабочее  -  сажали  в
свободное - выпускали, разваливая расследуемые ими дела.
   Не остался без  работы  и  армейский  спецназ.  Крепкие,  с  пудовыми
кулаками, не боящиеся драки ребята были незаменимы, если нужно  было  на
кого-нибудь наехать или кому-нибудь в  профилактических  целях  морду  в
кровь разбить. Армейскую "крышу" редко кто мог одолеть. Когда стенка  на
стенку  сходились  "крыши"  бизнес-структур,  одна   из   которых   была
ментовская, а другая армейская, то милиционеры, быстро оценив физические
данные противной стороны, брали под козырек,  выставляли  ящик  водки  и
убывали прочь. Еще бы - военные каждый день тренировались, сгоняя  жирок
в спортзалах и на полосах препятствий, а милиционеры быстро расплывались
на казенных харчах, утрачивая спортивную форму.
   Те, кто входил во вкус денег, случалось, начинали принимать заказы на
отстрел конкурентов. Моральная сторона дела спецназовцев волновала мало,
что-что, а смерти они не боялись - ни своей, ни тем более чужой.  Смерть
была их работой, как дворника - метлой  махать.  Кому  нужен  диверсант,
который не способен противнику - живому, между прочим, человеку -  кишки
ножом выпустить или шею на сторону свернуть?
   Уголовники, конечно, тоже животы вспарывать не брезгуют,  но  они  не
умеют это делать профессионально. И уж тем более не умеют управляться со
снайперскими винтовками, пластидом, ручными гранатометами и огнеметами и
прочим "убойным" инструментарием. А  спецназ  умеет.  И  следы  заметать
умеет. Отчего его так обихаживают заказчики чужих смертей.
   И команду  Виктора  Павловича  обихаживали.  Только  без  толку,  они
подобными делами не промышляли. И вовсе даже не из этических соображений
- отчего  бы  не  прикончить  кого-нибудь  из  нефтяных  королей,  да  с
удовольствием! - просто таких физических возможностей не было - они, как
бездомные псы из блох, из "горячих точек" не вылезали. Лицо  кому-нибудь
начистить, это одно, с этим можно в пять минут  управиться,  а  человека
убрать  и  двух  недель  маловато  будет.  Надо  приехать,  осмотреться,
отследить маршруты "объекта",  изучить  его  привычки,  систему  охраны,
прикинуть, как оттуда половчей смыться,  и  лишь  потом  со  снайперской
винтовкой на  крышу  соседнего  здания  карабкаться.  Это  только  дурак
думает, что выстрел  и  есть  покушение.  На  самом  деле  выстрел  одна
тысячная часть работы, причем далеко не самая важная.
   Не стоит такая овчинка столь тщательной выделки. Это  же  надо  найти
причину, чтобы откомандировать людей в Россию, да такую, чтобы никто  их
не хватился, провести через рогатки блокпостов и  милицейских  кордонов,
причем не  пустыми,  а  с  оружием...  А  главное,  лишиться  нескольких
полноценных бойцов, когда и так людей хронически не хватает.  И  кто  за
них, интересно знать, лямку тянуть будет? В наряды ходить  и  на  боевые
задания? Под пули? Кто согласится их смерть на свою разменять?
   Нет таких!
   Так что приходится от "убойных" халтур отказаться. Но  не  от  халтур
вообще! Это раньше можно было прожить на оклад, премии  и  пайковые,  да
еще летом, в отпуск, с семьями в Сочи сгонять. Теперь - хрен, причем без
Сочи и масла. Так что приходится крутиться. Как все крутятся. Приходится
"толкать" на  сторону  сухпай  и  боеприпасы  продавать  оружие  и  даже
выгребать из карманов убитых боевиков доллары, деля их по-братски  между
собой. И такое тоже бывало. И пусть стыдно за это будет не бойцам, а  их
высоким начальникам!
   И  еще  можно  вытаскивать  из  чеченских  зинданов  заложников.  Как
теперь...
   - Ну что, мужики, не пора нам напроситься к ним в  гости?  -  спросил
подполковник. Потому что в этом случае не мог  приказывать,  мог  только
спрашивать. По-приятельски.
   - Ну а чего, можно и в гости...
   - Когда?
   - Да хоть завтра!
   Ну, завтра - так завтра. И то верно - чего кота за хвост тянуть!.. Не
могут они долго тянуть! Что будет завтра, они еще могут сказать,  а  вот
за послезавтра ручаться уже нельзя. Спецназ  не  своей  волей  живет,  а
приказами. Сегодня ты здесь, а через день, снявшись по тревоге, у  черта
на рогах. И тогда пропали денежки...
   Так что лучше не откладывать на послезавтра  то,  что  можно  сделать
завтра.
   Значит - завтра?..
   Завтра!..
 
Глава 26 
 
   Любовь  зла,  полюбишь  и...  И  кого  только  не  полюбишь.   Светку
угораздило полюбить чеченца. Ну так получилось... Получилось, что никого
другого на этот момент у нее не было, а большой и чистой любви хотелось.
   В  восемнадцать  лет  без  любви  никак  невозможно.  Ущербным   себя
чувствуешь в восемнадцать лет, если никого у тебя нет.  Самое  страшное,
что у всех подруг есть,  все,  загадочно  глазки  под  подведенные  веки
закатывая, про вздохи и  обжимания  рассказывают,  а  тебе  им  ответить
нечего. Никто к тебе целоваться не лез и даже не  лапал.  Как  будто  ты
никому сроду не нужна!
   Что очень обидно...
   Последняя любовь у Светки случилась в одиннадцатом классе.  Предметом
обожания  был,  как  и  у  всех,  одноклассник.  В  школе  все   обожают
одноклассников, так как имеют возможность видеться с ними  каждый  день.
Выбирать кавалеров в других классах не принято, так как слишком хлопотно
наблюдать за предметом чувств, который сидит за второй справа  партой  в
соседнем классе. Не будешь же в стенке дырку сверлить. Тогда уж  надо  в
тот класс переходить, чего не поймут родители. Да и жаль уходить, потому
что все друзья здесь.  Вот  и  приходится  девочкам  "А"  класса  любить
мальчиков "А" класса, а мальчикам любить их,  выбирая  привязанности  по
буквенному индексу. Вот она и выбрала...
   Тот мальчик  был  круглым  отличником  и  поэтому  водился  только  с
отличницами. Она была ударницей и,  значит,  была  не  его  поля  ягода.
Отчего она сильно расстраивалась и плакала по ночам в  подушку.  Правда,
ее любили два других мальчика  которые  были  троечниками,  с  одним  из
которых она даже два раза  целовалась.  Но  все  это  было  не  то...  В
пятнадцать лет никто не любит тех, кто достижим, с  кем  хоть  сейчас  в
койку, любят тех, кто прекрасен ликом и недостижим, как икона.  Если  не
находится таких в ближнем окружении, то любят артистов и звезд эстрады.
   Света  целыми  уроками  поглядывала  на   предмет   обожания,   гордо
отворачиваясь, если он, перехватив ее взгляд,  оборачивался  к  ней.  Их
виртуальный роман тянулся полгода и кончился  выдачей  аттестата.  После
чего смотреть стало не на кого. Любимый поступил  в  престижный  вуз,  и
никаких поводов с ним встречаться не осталось. Да и как-то  не  до  него
стало. Потому что вначале Света как проклятая готовилась к вступительным
экзаменам,  а  потом  поступила,  правда,  в   другой,   гораздо   менее
престижный, вуз. Самое противное, что в их,  с  педагогическим  уклоном,
институте учились почти одни только девочки. Четыре парня из  их  группы
были настолько никакими, что на них никто не обращал  внимания,  как  на
пустое место. А тот, кто обращал, тщательно скрывал этот факт, чтобы  не
выказать  свой  плохой  вкус.  Да   и   зазорно   в   институте   любить
одногруппников,  когда  в  коридорах  мелькает  столько  симпатичных   и
уверенных в себе старшекурсников.  Вуз  -  не  школа,  в  вузе  любовные
претензии вырастают вплоть до юношей пятого курса  и  курсантов  местных
военных училищ.
   Светка  тоже  покрутила  романы  со  старшекурсниками  и  курсантами.
Вернее, если честно, два романа - один с второкурсником истфака и один с
курсантом-танкистом.
   Второкурсник был ничего себе мальчиком, но был мямлей. Он  держал  ее
за руку и рассказывал ей стихи, хотя хотелось уже не стихов и  хотелось,
чтобы он держался не только за руку. Как-то вяло и незаметно  их  дружба
расстроилась и сошла на нет.
   Курсант был более решителен, но курсант думал только об одном, о  чем
думают все курсанты - о  том,  как  не  опоздать  из  увольнительной.  И
поэтому всячески форсировал события. Обидно ему было на  красивые  слова
время тратить, что Светке не нравилось. Она отчаянно отбивалась, вырывая
свои руки из его лапищ, и прятала губы, в которые он  норовил  вцепиться
своим ртом. Возможно, она бы ему даже уступила, если бы было где.  Но  у
курсанта не было дома, кроме казармы,  и  не  было  денег,  чтобы  снять
квартиру, а отдаваться на жесткой скамейке в парке под проливным  дождем
- приятного мало.
   И тут на ее горизонте возник Алик. Вообще-то его  звали  не  Алик,  а
как-то гораздо сложнее, но она его называла так. Алик выгодно  отличался
от бывших до него кавалеров - он был самостоятелен, у него была  машина,
деньги, и он умел ухаживать. Он дарил ей цветы и водил  в  рестораны.  И
еще у него была квартира. Что решило исход дела...
   - Ты с ума сошла! -  ахнула  мать,  когда  случайно  увидела  ухажера
дочери. - Ты представляешь, что будет, если о нем узнает отец?!
   Она догадывалась.
   Отец Светки работал в милиции, устраивая на таких  же  вот  кавказцев
облавы. Но, может, он ничего не узнает. Не успеет. Потому что долго  она
с ним гулять не собирается. Так думала она.
   Алик - по-другому. Алик ей проходу не давал, встречая после института
и вихрем увозя на машине в очередной ресторан или ночной клуб.
   Все открылось самым естественным образом, как открывается  у  многих.
Светка  забеременела.  Во  всем  был  виноват  беспредел,  царивший   на
фармацевтическом рынке страны.  Она  купила  в  аптеке  таблетки  против
детей, которые на поверку оказались упакованным в блистеры  прессованным
мелом. Кто-то поимел на этой таблеточной афере бешеные "бабки", а кто-то
деток.
   Светка страшно расстроилась, но в больницу не побежала, потому что  в
глубине души надеялась, что будущий ребенок заставит  Алика  сделать  ей
предложение. Она исходила из  опыта  своих  подружек,  которые  подобным
нехитрым приемом "окручивали" русских женихов. Но Алик был не русский  и
жил по совсем другим законам. Ей бы, дуре, о нравах и обычаях чеченского
народа почитать, прежде чем мел в таблетках кушать.
   Никаких предложений Алик ей не сделал, но проявил благородство,  сняв
ей двухкомнатную квартиру. И очень кстати. Потому что отец, узнавший, от
кого его дочь носит ребенка, выгнал ее на улицу. Ему в его  доме  только
орущих и писающихся лиц кавказской  национальности  не  хватало!  Светка
осталась одна. Вернее, осталась с Аликом, который каждый день приезжал к
ней. И обязательно с цветами. Потому что очень ее любил... рот только не
мог жениться.
   Ребенок родился похожим на папу, унаследовав  от  него  цвет  кожи  и
волос и форму носа, что должно было сильно осложнить ему всю  дальнейшую
жизнь. От мамы ему досталась только национальность и фамилия.
   Пришедший взглянуть на внука дедушка, увидев его в коляске на  улице,
выматерился, а вернувшись домой, запил. Судьба сыграла препоганую  шутку
с заместителем начальника местного отдела внутренних дел.
   Первые, тяжелые, с мокрыми  пеленками  и  ночными  криками  младенца,
месяцы не оттолкнули Светлану от отца ребенка, а, напротив,  сблизили  с
ним. Нет, он не помогал ей стирать и готовить, он даже не всегда ночевал
дома, а иногда, сказав, что ему нужно уехать по срочному делу,  пропадал
на целые недели, но другой опоры, кроме него, у нее не было.
   Нет, отец ее не проклял и от нее не отказался,  она  могла  вернуться
домой в любой момент, но лишь  с  условием,  что  Алик  там  никогда  не
появится. На что она решиться не могла. Она надеялась, что у них все еще
наладится. И любила его, причем гораздо сильнее, чем раньше, потому  уже
не как галантного ухажера, а как отца их ребенка и, хоть  и  без  штампа
загса, мужа. Так она для себя решила.
   Целыми днями, стирая, кормя, пеленая... крутясь как белка  в  колесе,
она ждала Алика, часто и безнадежно выглядыв