самые первые среди нежильцов - новообращенные в ислам  перебежчики.
Они - главные кандидаты в покойники - им предоставляется почетное  право
первыми ступать на мины, идти в голове маршевых  колонн  в  дозоре  и  в
первых шеренгах наступающих цепей, а в случае чьего-нибудь предательства
быть главными подозреваемыми.
   Что Аслан Салаев  понял  очень  быстро.  Понял,  что  если  он  хочет
остаться в живых, а ему очень хотелось  остаться  в  живых,  то  следует
подыскать себе какое-нибудь теплое местечко. "Степень теплоты"  которого
на любой войне определяется удаленностью  от  передовой  и  близостью  к
штабу. Правда, это на обычной войне, в партизанской все  оказалось  куда
как сложнее.
   Он стал ждать удобный, чтобы выслужиться, случай.
   Который представился...
   Один из известных в Чечне полевых командиров задумал  устроить  набег
на железнодорожную ветку, соединяющую Чечню с Россией, и ему требовались
минеры. По своей воинской специальности Аслан, тогда еще бывший Степаном
Емельяновым, был сапером и поэтому вызвался участвовать в рейде. Лишь бы
выбраться из этого маленького, обреченного на гибель отряда.
   Около недели они готовились к рейду на затерянной в горах базе, учась
обращаться  с  взрывчаткой.  Проводивший  занятия  инструктор  по-русски
говорил плохо, но дело разумел.
   - Это есть опора, это есть несущий пролет, - рисовал он  прутиком  на
земле железнодорожный мост. - Вам надо брать взрывчатка, - взвешивал  на
руке связку толовых шашек, - и привязывать их сюда.
   Тыкал прутиком в рисунок.
   - Это самое слабое  место.  Тут,  тут  и  тут.  Надо  делать  так,  -
показывал инструктор, прислоняя шашки к стволу дерева и  показывая,  как
их надо расположить.
   Все это Аслану было знакомо, все это он уже  проходил  -  в  саперной
учебке. Только там, на  занятиях  по  минно-взрывному  делу,  он  учился
обезвреживать мины и фугасы, а здесь закладывать - вот  и  вся  разница.
Закладывать было даже проще, чем разминировать.
   Он первым справлялся с заданием, и инструктор, проверяя  его  работу,
хвалил его.
   - Да, это хорошо. Ты раньше взрывал мосты?
   - Случалось, - кивал Аслан.
   Врал, конечно, но ему нужно было выделиться  среди  других  боевиков,
чтобы из "окопов" выбраться. Из "пехоты" - которая самый расходный,  так
как самый заменяемый, на войне материал.
   - Рельсы надо взрывать так.
   Откуда-то извлекался десятисантиметровый обрубок рельса,  манипулируя
которым инструктор показывал, как и куда следует закладывать взрывчатку.
   - Надо здесь, где рядом две рельсы, - говорил он.
   В общем, в месте стыка...
   Обучение продвигалось быстро, потому что ничему лишнему их не  учили,
только  взрыву  мостов,  что  обозначало,  что  их  готовят  не   вообще
профессии, а для одной конкретной операции.
   В рейд пошли не все - пошли те, на которых указал  инструктор,  в  их
числе Аслан. Их построили на поляне и поставили боевую задачу - не самую
простую задачу, потому что действовать им  предстояло  не  здесь,  не  в
Чечне, а  на  русской  территории.  Похоже,  командиры  решили  устроить
федералам маленькую рельсовую войну. Так  что  это  еще  не  известно  -
выгадал он или проиграл...
   До места добирались двумя группами, почти  неделю,  потому  что  идти
приходилось ночами. На дневки залегали в заранее приготовленных схронах,
два раза останавливались в селах, у надежных людей, под  самым  носом  у
федералов. День отдыхали,  выставив  во  все  стороны  дозоры,  ближе  к
полуночи вновь трогались в путь...
   Ночью Чечня не спала, ночью  Чечня  жила  своей,  совершенно  другой,
отличной от дневной, жизнью. В непроглядной тьме гуськом брели  вылезшие
словно из-под земли человеческие тени, которые тащили в заплечных торбах
автоматы, гранатометы взрывчатку. Одни шли туда, другие обратно,  третьи
пересекали  им  путь...  Местные,  днем  сотрудничающие   с   федералами
активисты,  ползая  на  коленях,  подрывались  саперными  лопатками  под
полотно дороги, закладывая туда мощные фугасы, потому что  лучше  других
знали, куда завтра с утра поедут солдаты. Лояльные  власти  милиционеры,
вернувшиеся с дежурства, поев и вздремнув, выскальзывали из своих  домов
с  болтающимися  на  плечах  автоматами,   чтобы,   собравшись   вместе,
обстрелять блокпост или прикончить кого-нибудь из предателей  чеченского
народа,  а  утром  как  ни  в  чем  не  бывало  отправиться   на   место
преступления, искать совершивших дерзкое нападение, злоумышленников.
   С первым криком петухов власть в Чечне  вновь  менялась,  переходя  в
руки федералов. Тени с торбами  растворялись  в  предрассветном  тумане,
оседая по норам и подвалам, поддерживающие российскую власть активисты и
милиционеры, закопав на огородах автоматы,  заползали  в  свои  постели,
чтобы успеть перехватить пару часиков сна и пойти на работу.  А  русские
солдаты начинали подсчитывать причиненный ночью ущерб и  искать  врагов,
которых найти было невозможно... которых  вместе  с  ними  рьяно  искали
чеченские  начальники,  милиционеры  и   сочувствующее   власти   мирное
гражданское население, возмущенное бандитскими вылазками боевиков. Такая
вот странная, где противоборствующие стороны  разделяет  не  нейтральная
полоса, а время суток, война...
   Они вышли к мосту и, зарывшись в землю, лежали возле него целый день,
наблюдая за движением,  которого  почти  не  было.  Спустить  под  откос
воинский эшелон они  почти  не  надеялись.  Серьезные  составы  федералы
прикрывали идущим впереди  бронепоездом,  пуская  перед  ним  дрезины  с
саперами, которые внимательно  осматривали  полотно,  тыкая  щупами  под
шпалы и рельсы. Подходы к  железнодорожной  насыпи  прочесывали  патрули
спецназа, продвигавшиеся параллельно железке на БТРах.
   По крайней мере, так они действовали в Чечне. Но была надежда, что на
своей территории они будут менее бдительны.
   Так и оказалось.
   Мост охраняло отделение солдат-срочников,  из  которых  службу  несли
только молодые. "Старики" почти не выходили  из  теплого,  отапливаемого
печкой-буржуйкой вагончика, где дни напролет рубились в карты. Служба  у
них тут была - не бей лежачего! Из начальства никого нет,  только  разве
старшина иногда наезжает, зато жрачки  и  свободного  времени  завались!
Сущий рай! Хотя молодые вряд ли с этим  были  согласны.  Им  приходилось
крутиться за троих, успевая ходить в наряды, топить печь, готовить  пищу
и стирать "старикам" портянки.
   Взять этот мост никакого труда не представляло. Что они и сделали...
   Под утро вышли к мосту, подкрались к дремлющему на посту  солдату  и,
зажав ему рот ладонью, перерезали глотку. Он  даже  проснуться  не  пел.
Мертвого  солдата  привалили  и  привязали  к  перилам,  чтобы  издалека
казалось, что он стоит и смотрит вниз, на реку. Остальных, чтобы  лишний
шум не поднимать, будить не стали.
   Быстро разбежались по заранее намеченным местам.  Аслан  спрыгнул  на
опору, ему опустили сверху пакеты со взрывчаткой. Взрывчатки было много,
с запасом. Он уложил заряд под  ферму,  с  таким  расчетом,  чтобы  удар
взрывной волны пришелся на несущую балку. Выбрался наверх.
   - У меня все в порядке, - сказал он.
   У других тоже все было в порядке.
   Отбежав метров за  двести,  залегли  в  какой-то  канаве  в  ожидании
состава.  Несколько  боевиков  остались  возле  вагончика,  чтобы,  если
солдаты проснутся, забросать их гранатами.
   Минут через сорок услышали гул приближающегося поезда. Из-за далекого
поворота выкатился  тепловоз,  прорезав  тьму  ночи  ярким  лучом  света
мощного прожектора. Состав шел на самой малой скорости, словно  ощупывая
дорогу  колесами.  Впереди,  перед  тепловозом,  были   прицеплены   две
платформы, груженные мешками с  песком.  Все  было  как  в  тех  давних,
советских фильмах про  белорусских  партизан  -  ночь,  мост,  вражеский
паровоз с вагонами и платформами, тол и народные мстители. Только у этих
мстителей, в отличие от тех, были не бикфордовы  шнуры  и  электрические
взрывные машинки, которые  нужно  крутить  на  манер  шарманки,  добывая
электрическую искру, а более современные и надежные радиовзрыватели.
   Поезд приближался. Никаких саперов видно не было,  похоже,  на  своей
территории федералы нападения не ожидали. Расчет командиров оправдался.
   Теперь следовало  дождаться,  когда  состав  вытянется  на  мост,  и,
пропустив вперед платформы рвануть фермы под тепловозом,  который  своей
массой может утянуть в реку пару вагонов.
   Аслан положил палец на кнопку радиовзрывателя.
   Еще немного...
   Еще...
   Теперь можно!
   Два прозвучавших одновременно взрыва срезали несущие балки  мостового
пролета как бритвой. Лишенная опоры ферма осела на опору и, подломившись
под  тяжестью  груженных  песком  платформ,  сминаясь  и   деформируясь,
обрушилась вниз.
   Но тепловоз устоял. Тепловоз удержался на срезе моста,  зависнув  над
пропастью передней парой колес. Платформы, ломая сцепку, полетели  вниз,
в воду.
   В вагончике охраны вспыхнул,  заметался  по  окнам  свет.  Услышавшие
взрыв солдаты проснулись,  хватаясь  за  оружие.  Но  было  уже  поздно.
Подскочившие к окнам боевики забросили внутрь несколько гранат,  отбежав
на несколько шагов и рухнув на землю. Вагончик вздрогнул от взрывов,  во
все стороны полетели осколки стекла, деревянная щепа и железо.  Из  окон
полыхнуло пламенем. Вряд ли там кто-нибудь остался жив.
   От состава застучали частые  автоматные  и  пулеметные  очереди.  Это
наугад, во все стороны, веером, не зная, где противник,  палила  охрана.
Но скоро они залягут,  очухаются,  разберут  цели,  и  огонь  их  станет
адресным.
   Чтобы не облегчать им задачу, чтобы не засвечивать себя,  боевики  не
отвечали. Быстро собравшись в условленном месте, разобрались в  походную
колонну и, ощетинившись  во  все  стороны  стволами,  побежали  в  ночь,
которую подсвечивал факел пылающего сзади вагончика.
   Но легко уйти им не удалось.
   Спохватившиеся федералы прикрыли границу разосланными во все  стороны
разъездами, отсекая боевикам пути возможного отхода в Чечню. На  дорогах
встали БТРы, на высотках,  по-быстрому  окопавшись,  залегли  пулеметные
засады...
   В  одну  из  таких  они  и  угодили.  Идущий  впереди  дозор  срезала
неожиданная, выпущенная практически  в  упор  очередь.  Они  рухнули  на
землю, попытавшись отползти в  сторону,  но  в  небе  сразу  же  повисли
осветительные ракеты, залившие поле, через которое они перебегали, ярким
белым светом. Пулеметы долбили длинными очередями, шевеля  пулями  землю
спереди и  сзади  них.  Через  несколько  минут  сюда,  на  свет  ракет,
подоспеет подмога, которая ударит сзади, выгоняя их на пулеметы...
   Выход был один - прорываться.
   Одну из огневых точек они подавили залпом из подствольников, а вот со
второй справиться не смогли. Второй пулемет вколачивал в них очередь  за
очередью, буквально не давая поднять головы. Как видно, помощь была  уже
близка, и пулеметчик не жалел патронов,  надеясь  удержать  боевиков  на
месте.
   По второму пулемету  заработал  Муса,  отвлекая  огонь  на  себя.  Он
всаживал рожок за  рожком  в  сторону  бьющихся  на  высотке  всполохов,
тревожа пулеметчика, выманивая его  на  себя.  Длинные  сбивающие  траву
очереди сместились, нащупывая назойливого, как репейник, автоматчика.
   Используя секундное затишье, боевики ящерицами расползлись в стороны.
Сзади басил пулемет коротко и часто огрызался автомат Мусы. Он жертвовал
собой, давая им возможность  уйти.  В  этой  дуэли  одержать  верх  было
невозможно даже случайно, потому что автомат  против  пулемета,  да  еще
поднятого на высотку, да в чистом поле - оружие слабое.
   Муса обеспечил  им  передышку,  которая  дорого  стоила.  Они  успели
отползти к далеким кустам, которые скрыли  их.  Тот,  стрелявший  сзади,
автомат осекся и замолк. Но через пару секунд застучал снова.  Муса  был
ранен, но тем не менее продолжал вести огонь.  Жить  ему  оставалось  не
больше нескольких минут, потому что пулеметчик нащупал его и  теперь  не
выпустит.
   Они бежали уже в рост, когда стрекот  сзади  оборвался  окончательно.
Все - нет Мусы...
   Еще  несколько  дней  они  уходили  от   преследователей,   огрызаясь
автоматными залпами и прячась в руинах и ямах. В  этой,  последней,  они
сидели почти сутки, чувствуя, как сужается вокруг них кольцо.
   Но им повезло, сказочно повезло - федералы к ним так и не сунулись! В
двух шагах проходили, но к ним не завернули.  Видно,  не  понравился  им
исходящий от ямы густой трупный дух, и они решили, что в эту грязь, вонь
и мусор никто по доброй воле не сунется.
   Дождавшись ночи, они выползли наверх и,  крадучись  и  выбирая  самый
тернистый и трудный путь, двинулись в сторону  гор.  Только  горы  могли
дать им надежный приют...
   В отряде их встретили как героев. Состав они под откос не пустили, но
мост  на  воздух  подняли,  парализовав  железнодорожное  сообщение   на
несколько дней, доказав русским и всему остальному миру,  что  чеченские
партизаны способны успешно действовать не только на своей, но и на чужой
территории  тоже.  Что,  с  точки  зрения   командиров,   имело   важное
пропагандистское значение, особенно для "внутреннего потребления". В чем
они были правы, потому что среди  населения  Ичкерии  рейд  скоро  оброс
льстящими чеченскому уху слухами о нескольких  взорванных  бронепоездах,
сваленных под откос танках и сотнях трупов федералов.
   Обратно в свой отряд  Аслан  не  вернулся.  За  него  замолвил  слово
инструктор. Использовать минеров в качестве "пушечного мяса" было  глупо
и недальновидно, и нескольких, наиболее проявивших себя в минно-взрывном
деле боевиков оставили при штабе.
   Расчет оправдался - рядовым "пехотинцем" Аслан  быть  перестал.  Стал
минером. Которые, конечно, тоже гибнут. Но только если ошибаются.  А  он
ошибаться не собирался!
   Конечно, с куда большим удовольствием он согласился бы стать писарем,
но эту должность ему никто не предлагал. Потому что  такой  должности  в
отрядах боевиков просто не было.
   А жаль!
   Вернее - очень жаль!..
 
Глава 22 
 
   Квартирующие в населенном пункте войска жить  в  мире  и  согласии  с
мирным населением не могут. В принципе! Когда в каком-нибудь даже  очень
приличном месте собираются вместе десять вполне  респектабельных  мужчин
пивка попить - и то с ними сладу нет. Когда пятьдесят - хоть всех святых
выноси! А если больше?.. Если  сто  или  пятьсот?  Или  тысяча?!  Причем
одних, без женской ласки и пригляда? И  не  самых  респектабельных?  Без
пива, но с оружием?..
   Тысяча мужчин, без женщин, но с оружием,  взрывоопасны,  как  атомная
бомба! Особенно если это не команда стрелков по летающим  тарелочкам,  а
неотесанная и  грубая,  как  дерево-полено,  солдатня,  которая  во  все
времена была одинакова и, устав от войны и тягот службы, желала одного и
того же - водки, баб и приключений.
   Так что не надо себя и других обманывать, а надо понимать, что, когда
в рапортах и средствах массовой информации пишется,  что  "в  населенный
пункт вошли регулярные части", то, как это ни обзывай,  это  обозначает,
что в деревню ввалилась здоровенная толпа  бескультурной  солдатни.  Что
добром кончиться не может по определению.  Даже  в  самом  благополучном
случае - даже когда жители деревни "угнетенный народ", а  солдаты  -  их
"долгожданные освободители". Даже тогда!.. Потому что жизнь  состоит  не
из праздников, а  из  быта  и  человеческих  страстей.  Всегда  найдется
кто-то, кто кого-то не понял или понял  не  так.  И  найдется  тот,  кто
свалит у хозяев плетень, разобьет чашку или автомобиль, сворует  курицу,
пристрелит  кабанчика  или  влезет  на  их  дочь...  Потому  что  тысяча
здоровых, вооруженных мужиков не  могут  быть  паиньками  и  никогда  не
поймут, почему в этом монастыре они должны жить по его постному  уставу,
а не этот монастырь служить по их?! В конце концов, кто сильнее?..
   Тысяча солдат - это как слон в посудной лавке, который даже  если  не
хочет - где-нибудь что-нибудь обязательно расколотит!
   Всегда и везде.
   А уж в Чечне, живущей по своим неписаным  и  непонятым  законам,  тем
более!..
 
*** 
 
   Конфликт  вышел  пустячным  -  какой-то  солдат  не  так  на  женщину
посмотрел или сказал что-то не то. Ну,  сказал  и  сказал  -  подумаешь,
делов-то!
   Но это там, в  России,  "подумаешь"...  В  России  много  чего  можно
ляпнуть, не подумав, что  тебе  с  рук  сойдет.  Можно  на  любые  буквы
послать, в морду дать, тут же сдачи получить и при этом лучшими друзьями
остаться.
   В Чечне - не так! В Чечне на каждое действие есть  свое,  узаконенное
многовековыми традициями противодействие.
   За оскорбленную женщину вступился мужчина.
   Потому что должен был вступиться. Не мог не вступиться!
   - Извинись! - потребовал он.
   Нормальный, да, заход?! Чего это солдат,  за  которым  еще  полтысячи
солдат с автоматами, бэтээрами, стоящей на  околице  системой  "Град"  и
боевыми "вертушками" в пяти километрах отсюда  должен  извиняться  перед
каким-то занюханным  безоружным  "чехом"?  Похоже,  этот  старик  сильно
борзый!..
   - Да пошел ты!.. - послал  защитника  женщин  куда  подальше  солдат.
Потому что не мог извиняться на глазах  у  "товарищей  по  оружию".  Мог
только послать.
   Если первое  нанесенное  оскорбление  можно  было  попытаться  как-то
замять, то второе требовало отмщения. В общем, этот солдат, вместо  того
чтобы плеснуть на огонь водой, сыпанул в пламя порох.
   Чеченец,  яростно  сверкнув  глазищами,  схватился  за  кинжал.   Как
предписывал ему его древний обычай.
   Солдат передернул затвор автомата и снял его  с  предохранителя.  Как
это требовал Устав Вооруженных Сил. Но больше - страх.
   Выхваченный кинжал так просто засунуть обратно в ножны было нельзя.
   Взведенное оружие имеет дурное свойство стрелять.
   - Извинись! - еще раз потребовал чеченец.
   - Шел бы ты!.. -  послал  "чеха"  туда,  куда  уже  посылал,  солдат,
оценивший свое перед кинжалом "чеха" преимущество. И добавил что-то  про
его мать. Так, автоматически, как привычную русскому уху присказку.
   Дурак был солдат!..
   Между  враждующими  мужчинами  попыталась   встать   женщина,   чтобы
предупредить кровопролитие. Потому что теперь это могла  сделать  только
она! Но солдат ее не понял,  он  подумал,  что  она  хочет  влепить  ему
пощечину или  схватиться  за  оружие...  И  толкнул  женщину  в  сторону
автоматом.
   Чеченец бросился на него, успев  чиркнуть  кинжалом  по  гимнастерке,
сильно оцарапав кожу. Солдат,  отпрыгнув,  нажал  на  спусковой  крючок.
Короткая очередь перерезала чеченца поперек живота, отбросив  на  землю.
Приятели солдата мгновенно сбросили с плеч  автоматы,  быстро  задергали
затворами, изготовившись к стрельбе.
   Деревня сразу перестала  быть  дружелюбной.  Со  всех  сторон  в  них
уперлись ненавидящие взгляды. Быстро пятясь и бестолково  тыкая  во  все
стороны дулами автоматов, солдаты отступали в сторону части...
   Командирам провинившийся солдат сказал, что чеченец ни с  того  ни  с
сего прыгнул на него  с  кинжалом,  собираясь  зарезать.  Что  остальные
солдаты подтвердили.
   - Да, так все и было - прыгнул ни с того ни  с  сего  из-за  какой-то
ерунды...
   Причем они так и считали...
   Происшествие замяли, возбудив против убийцы уголовное дело и под этим
соусом спровадив его  под  усиленным  конвоем  в  Россию.  Где,  немного
помурыжив и потаскав по инстанциям, дело закрыли за отсутствием  состава
преступления, по, тихому отправив провинившегося солдата на дембель. Так
что  он  дома  даже  раньше  своих  приятелей   оказался,   не   раз   с
благодарностью вспоминая того, убитого им, "чеха".
   Воинскую часть из населенного пункта тоже, на всякий случай,  убрали,
заменив другой. И решили что на этом можно считать инцидент исчерпанным.
   Но если бы все было так просто...
   Тогда бы - все было так просто!..
 
Глава 23 
 
   Умар Асламбе