перелетов.

Количество затребованных в посольствах виз было чуть не в десять раз
больше, чем полеты экипажей за рубеж.

Аварийность авиационно-транспортного парка в несколько раз превышала
аварийность в прочих видах авиации...

Все это могло свидетельствовать о существующих в военной авиации
злоупотреблениях. О махинациях с горючим. Или использовании
авиационно-транспортного парка Военно-Воздушных Сил не по назначению.

Генерал Федоров составил и разослал своим людям в округа шифрограмму:

"Срочно.

Секретно.

Десятый - Сто Третьему.

В настоящее время существует вероятность использования военно-транспортной
авиации ВВС не по назначению. Необходимо выяснить состояние дел в летных
частях вашего округа.

Результаты доложить в недельный срок.

Десятый".

И приписка: "Не в службу, а в дружбу!"

Ответы пришли не через неделю. Ответы пришли гораздо раньше. Дружбой
Федорова дорожили почти так же, как службой.

В половине случаев ответы были отрицательными. Эти летные части занимались
обычной для боевых частей работой - мели территорию, красили казармы,
чистили нужники, разводили свиней и сметали ржавчину с законсервированных
навсегда самолетов. В этих летных частях самолеты не летали. Эти части
статистики не нарушали.

В четверти ответов информация была двоякая.

Большинство самолетов выполняли плановые полеты. Но иногда отдельные
"грузовики" использовались для транспортировки не имеющего отношения к
армии груза. Очень редко, но использовались. Работники на местах
запрашивали, требуется ли проводить документальную проверку.

Самой урожайной оказалась последняя четверть проверенных частей. Здесь
левые рейсы процветали. Самолеты и взлетные полосы использовались активно и
систематически.

Что перевозили самолеты? Местные разведчики сообщали, что все, что угодно.
От сникерсов и памперсов до списанных в металлолом европейских
троллейбусов, перебрасываемых на российские внутригородские линии.

Кто был заказчиком левых рейсов? Тоже кто угодно. Спасатели, промышленные
предприятия, Красные Кресты и прочие благотворительные общества. Но чаще
всего местные администрации, на территории которых располагались части.
Администрации задействовали дешевые военные мощности для решения своих
внутригородских проблем.

Был в этом криминал?

А шут их разберет! Может, да, может, нет. Но мог быть, потому что
обстоятельства располагали.

Но дело даже не в криминале. Дело - в утрате боеспособности отдельных
частей Российской Армии. Такие злоупотребления служебным положением надо
пресекать в самом зачатке. Пока зараза не расползлась по другим частям.

Генерал выехал в летную часть, к которой был приписан потерпевший аварию
самолет. Лично выехал.

- Майор Прохоров, - представился он командиру части. - Прибыл
инспектировать состояние политико-воспитательной работы во вверенном вам
подразделении.

- Валяйте, проверяйте, - махнул рукой командир.

- Где я могу встретиться с личным составом?

- Где угодно. Но проще всего в столовой.

- Спасибо.

В столовой майор, бывший генералом, побеседовал с личным составом о боевой
и политической подготовке, досуге и бытовых проблемах. И заодно побеседовал
с членами экипажа совершившего вынужденную посадку самолета.

- Следователь военной прокуратуры, - представился он.

- Какой прокуратуры? Вы же говорили, что инспектор по полит...

- Нет. Не по полит. А совсем по другой части. По уголовной части. А это, -
неопределенно крутнул он пальцем, - лишь прикрытие. Чтобы раньше времени не
компрометировать вас.

- Нас?!

- Именно вас. Я должен задать вам несколько вопросов, касающихся аварийной
посадки, совершенной вами месяц назад на территории Китая. Давайте пройдем
куда-нибудь, где нам не помешают.

- А в чем, собственно, дело?

- В том, что Военной прокуратурой по данному факту заведено уголовное дело.

- Какое дело? Если все обошлось нормально.

- Это вам кажется, что нормально. А на самом деле ненормально. Китай за
прием вашего самолета выставил нашему министерству счет за предоставленные
услуги.

- Какие услуги, мы...

- Например, за предоставленную их стороной посадочную полосу. За ремонт
двигателя. Они ремонтировали вам двигатель?

- Да мы почти все сами.

- Но, я надеюсь, вы составили акт о предоставленных китайской стороной
услугах?

- Нет...

- Ну вот видите. Благодаря вашему разгильдяйству они выставили нам счет на
несколько сот тысяч долларов. Как за капитальный ремонт самолета.

- Но мы...

- Что вы перевозили в тот раз?

- Да так, ерунду всякую.

- Что конкретно?

- Кажется, трубы. Да, точно, трубы.

- Как часто вы возите трубы в Китай?

- Трубы - в первый раз.

- Хорошо, поставлю вопрос по-другому. Как часто вы бываете в Китае?

- Редко. От силы раз в два-три месяца.

- Что возите?

- Что погрузят, то и возим. Металл, дерево...

- Что обратно?

- Ширпотреб разный.

- Откуда знаете, что ширпотреб?

- Покупали пару раз у китайцев кое-что из одежды. Прямо из тюков.

- Куда вы летали, кроме Китая?

- Один раз в Турцию. И один - в Иран.

- На каком основании?

- У нас договор заключен с фирмой. Мы им груз - они нам горючее, запчасти,
стройматериалы.

- А другие экипажи? Другие тоже летали?

- Нет. Только мы. И то, наверное, последний раз, после той посадки...

Генерал Федоров подал рапорт вышестоящему начальству.

- Вы считаете, что военные аэродромы используются не по назначению? -
спросили его.

- Не только аэродромы, но и авиационный парк.

- На основании чего вы делаете такие выводы?

- На основании проведенного мною расследования по факту аварийной посадки
борта номер 21789, принадлежащего ВВС России.

- При чем здесь авария?

- При том, что она случилась на территории Китайской Народной Республики. В
то время, как согласно справке, выданной техническим управлением
Военно-Воздушных Сил, в день аварии борт 21789 находился на
профилактическом ремонте.

- Как это понять?

- Борт номер 21789 осуществлял переброску гражданского груза в Китай.

- Какого груза?!

- Туда - металлические трубы. Обратно - товары народного потребления.

- Как такое могло случиться?

- Воинская часть, которой принадлежит данный самолет, заключила договор с
рядом коммерческих фирм на транспортировку груза.

- Разве воинская часть может предоставлять услуги сторонним организациям?

- В принципе - да. Согласно приказу министра обороны, разрешающего частям
сдавать внаем недвижимость и использовать свободные транспортные мощности
для получения средств, расходуемых целевым образом на ремонт и
благоустройство территорий. Но в данном случае использовалась боевая
техника, что может служить основанием для возбуждения уголовного дела.

- Каким образом разрешался вопрос получения виз и пересечения границ
суверенных государств?

- Визовые, пограничные и таможенные вопросы разрешали фирмы-арендаторы,
используя свои каналы.

- И разрешали?

- Да.

- У вас все?

- Нет. Дело в том, что я не выделял расследование данного происшествия в
самостоятельное дело. Оно появилось в рамках проверки возможности
использования авиационного парка Военно-Воздушных Сил в коммерческих и
иных, противоречащих Уставу и регламентирующим документам, целях.

- Вы предполагаете возможность участия в подобной деятельности других
частей?

- Да. Проведенный мною общий анализ положения дел в Военно-Воздушных Силах
показал высокую вероятность использования авиационно-транспортного парка в
международной торговле.

Для более точного ответа на данный вопрос необходимо провести
полномасштабное расследование с привлечением местных силовых структур. Я
подготовил список аэродромов, которые благодаря своему географическому
расположению и наличию подходящих для приема тяжелой авиации
взлетно-посадочных полос наиболее подходят для использования в коммерческих
целях.

- Теперь все?

- Так точно.

- Тогда поступим следующим образом. Генералу Федорову, - генерал
подтянулся, изобразил подобие стойки "смирно", - надлежит в самые
кратчайшие сроки довести расследование доложенного им случая до конца и
подготовить документы для передачи его прокуратуре. О подробностях
расследования докладывать лично мне.

Свои соображения о возможности использования военных аэродромов и
самолетного парка в коммерческих целях изложить письменно. И подать
рапортом на мое имя не позднее семнадцати часов завтрашнего дня.

Все. Все свободны.

- Но мне кажется, что задачи следствия следует расширить в сторону...

- Не надо расширять, генерал. Нам дай бог с тем, что есть, управиться...

Глава 34

- Товарищ генерал! Разрешите обратиться?

- Что у вас?

- Телефонограмма.

- Какая телефонограмма?

- Странная.

- Что? Не понял вас? О какой телефонограмме вы говорите? Выражайтесь яснее.

- Четыре дня назад на ваше имя получена телефонограмма...

- Почему четыре дня? Почему вы не доложили сразу?

- Она была задержана в министерстве.

- Почему она оказалась в министерстве? Если предназначалась мне?

- Не могу знать.

- Где телефонограмма?

- Вот.

Генерал взял лист с распечатанным на нем текстом. "Главное разведывательное
управление. Генералу Федорову.

На военном аэродроме Валуево нарушен режим секретности. Аэродром
используется гражданскими лицами. Используется в преступных целях".

- Кто принял телефонограмму?

- Старший лейтенант Тарасов.

- Какой Тарасов?

- Начальник теплоузла главного здания Министерства обороны.

- Чего?! Какого узла?

- Теплового узла главного здания...

- Что вы такое говорите? С каких это пор телефонограммы, адресованные
генералам ГРУ, принимают в бойлерных?! Вы охренели?

- Никак нет! Телефонограмма принята начальником теплоузла главного здания
Минобороны. И передана нам. Для передачи вам.

- Кто передал телефонограмму?

- Там написано. Внизу...

- Полковник в отставке Зубанов... - прочитал генерал вслух. - Какой
Зубанов? Какой полко...? Кто?!

- Полковник в отставке Зубанов, - подтвердил принесший телефонограмму
офицер.

- А ну, быстро его сюда. Быстро!

- Кого сюда?

- Сантехника вашего! Лейтенанта из бойлерной.

- Из теплового узла? - переспросил офицер.

- Хоть из преисподней! Но через десять минут он должен быть здесь!..

Через сорок пять минут испуганный до полусмерти лейтенант, вытянувшись,
стоял перед генералом Федоровым.

- Это вы приняли телефонограмму?

- Так точно!

- Вы знаете, почему этот человек позвонил вам? Именно вам?

- Никак нет!

- Да перестань ты орать! Говори нормально. Ты что, его знал?

- Никак... Нет.

- Но почему тогда он набрал твой телефон?

- Не знаю.

- Странно. Зачем ему, обращаясь ко мне, звонить в тепловой узел?

Генерал на минуту замолчал. Потом вдруг подошел к телефону и набрал номер.
Очень короткий номер.

- Дайте мне, пожалуйста, номер телефона приемной Министерства обороны.

Генерал быстро написал на листе бумаги цифры.

- Спасибо.

Повернулся к лейтенанту. Развернул в его сторону лист.

- Твой номер?

- Мой, - удивился лейтенант. - А откуда...

- Оттуда, что твоя бойлерная стала приемной. А ты министром обороны. Что он
сказал тебе еще?

- Больше ничего. Только передал телефонограмму.

- Ты погоди. Ты мне точно все вспомни! До слова! Что он сказал, что ты
ответил. Что подумал. Давай, давай, лейтенант! С самого начала давай.

- Он позвонил. Спросил Министерство обороны. Приемную. Я сказал, что это не
приемная. Но министерство. Тогда он попросил принять телефонограмму.

- Кому принять?

- Мне принять. Для вас.

- Как же для меня? Если ты не знаешь, кто я и где меня искать?

- Он сказал - отдай телефонограмму в приемную или любому офицеру военной
разведки.

- Ну вот видишь! Что еще?

- Все. Продиктовал телефонограмму. Спросил, кто принял. Сказал, кто
передал.

- Как сказал? Как назвал себя?

- Обычно. Полковник в отставке Зубанов. И еще какие-то буквы добавил.

- Какие?

- Кажется, 3 и еще какую-то.

- Может, К?

- Да. К.

- ЗК?

- Кажется, да.

- ЗК, лейтенант, это не просто буквы. Это очень важные буквы. Это всем
буквам буквы! Что еще?

- Теперь точно все.

- Он долго разговаривал?

- Нет. Он торопился.

- Почему ты решил, что он торопился?

- Он очень быстро говорил. И в конце сказал, что ему некогда.

- Почему некогда?

- Не знаю. Он не объяснил...

- Тогда давай снова - что он сказал вначале. Что потом. Что в середине.
Только так, чтобы слово в слово! Чтобы ни одной запятой не пропустить!..

Глава 35

Полковник в отставке Зубанов лежал на нарах и думал. Думал о свободе. О
том, что как хорошо сесть утром за стол на кухне, отрезать кусок от булки,
намазать его тонким слоем масла и толстым джема. А потом... Потом снова
отрезать и намазать. И снова отрезать и намазать. И снова...

Потом думал, как хорошо пройтись по бульвару. Просто пройтись, вдыхая запах
улицы, слыша чириканье воробьев, шорох шагов прохожих и лязг проезжающего
мимо трамвая.

Потом...

Никогда за всю свою жизнь полковник не думал просто о жизни. Думал о
службе, карьере, наградах, выговорах, выполнении задания, отдыхе. В общем,
о чем угодно, кроме самой жизни.

Теперь, когда служба, карьера, выговоры, деньги и прочая мишура перестали
что-либо значить, он стал думать о том, о чем следовало думать. Просто о
жизни. И о свободе. Без которой жизнь - не в жизнь.

Камеры милицейских КПЗ и следственных изоляторов, в которых содержался
полковник, располагали к размышлениям.

За дверью лязгнуло. С грохотом открылось окно.

- На помывку! Готовься!

Ну да, верно, сегодня же банный день! Сегодня зеки имеют возможность
вкусить кусочек той, прошлой, свободной, жизни.

Полковник встал возле двери. Через несколько минут она распахнулась.

- Выходи. Руки за спину. Шагом марш. Прошли по коридору. Спустились в
подвал.

- К стене!

Переждали цепочку идущих из бани зеков.

- Пошли,

Вошли в раздевалку.

- Раздевайся.

Полковник стянул с себя одежду. И, голый, шагнул в дохнувшую теплом и паром
"помывочную", где в полумраке и взблескивающих в свете ламп брызгах
копошилось несколько зеков.

Протискиваясь сквозь скользкие, в пене мыла тела, он пробрался к скамье, на
которой лежали шайки. Выбрал наименее помятую, налил в нее воды и стал
намыливать тело.

Его толкали, наступали на ноги, задевали шайками, но он не обращал на это
внимания. Он размышлял о том, почему ему разрешили мыться в общем зале?
Допуск к коллективному омовению мог свидетельствовать о смягчении режима
содержания. И скором переводе в общую камеру. А мог - о переводе в камеру,
которой ему грозили.

Интересно, что его ожидает за порогом раздевалки? Полковник выплеснул на
себя воду и пошел к кранам, чтобы набрать новую. Он постоял с минуту,
прежде чем смог протиснуться к бьющим в пол струям воды. Подставил шайку.
Но ее оттолкнули в сторону.

- Ты чего? - спросил Зубанов.

- Не пыли, полковник, - тихо сказал, наклонившись к его уху, обидчик.

Зубанов вздрогнул, но быстро взял себя в руки.

- Ладно. Забыли.

Проследил, куда пошел толкнувший его зек, налил шайку и пошел в его
сторону.

- Пусти, - сказал он.

- Не видишь - занято.

- Да вон же, место есть.

Зек подвинулся, полковник поставил шайку.

- Ты, что ли, полковник? - с ухмылкой спросил зек.

- Может, и я.

- Не гони. Тебе весточка. С воли.

- От кого?

- Я же говорю - с воли. От твоего кореша.

- От какого? У меня много корешей.

- От Федорова.

Зубанов выронил мыло. Зек наклонился, поднял его.

- Тебе велели передать, что твоя весть дошла до того, кого надо. Только им
нужны подробности.

- Какие?

- Не гони порожняк. Ты знаешь какие. Они сказали, чтобы ты опустил груз в
камеру, которая под тобой. Если сделаешь, они тебя выручат.

- Ладно, понял.

- Смотри, фраер, я в твоем деле свой интерес имею, - предупредил зек,
схватив полковника за руку.

- Я же сказал - понял!

- Если кинешь...

Зек выплеснул на ноги полковника остатки воды и пошел к выходу.

Зубанов домылся, вышел в раздевалку, оделся и прошел, понукаемый окриками
надзирателя, в камеру.

Значит, все-таки сработало! Значит, не зря! И значит, есть шанс...

- Я хочу дать показания! - закричал, застучал он кулаками в дверь.

- Чего тебе? - недовольно спросил надзиратель.

- Я хочу дать показания.

- Ну и что?

- Дай мне бумагу и ручку.

- Тебе не положено.

- Позвони следователю. Скажи, что мне нужна бумага для записи показаний. Он
разрешит.

- Ладно, позвоню.

Скоро надзиратель сунул в камеру листы и ручку.

- На. Пиши.

- Ну вот видишь. А говорил нельзя...

Полковник взял первый лист и стал писать. Про Боровицкого, администрацию,
наркотики, аэродром. Больше всего про аэродром. Потому что он был по
военному ведомству. И мог гарантированно заинтересовать тех, к кому он
обращался.

Письмо получилось очень содержательным. И очень бестолковым. Сознательно
бестолковым. В нем были указаны факты, но не были названы имена. Полковник
говорил многое, но не говорил всего. Не говорил самого главного - кто был
вовлечен в аферу с аэродромом. И кто из командования аэродрома сотрудничал
с теми, чьих имен он не называл.

Полковник страховался. Он хотел быть нужным. Потому что нужные люди нужны
больше, чем ненужные. И гораздо дольше, чем ненужные, живут.

Все! Полковник закончил письмо. Одно из самых важных писем в его жизни.
Может быть, самое важное.

Перечитывать написанное Зубанов не стал. На это требовалось слишком много
времени. Потому что в письме вместо слов, фраз и предложений были буквы.
Одни только буквы. Бесконечный, без пропусков, запятых и точек ряд
прописных букв. Сплошное АБВГДЕЖЗ...

Если письмо попадет в руки зеков, то они никогда не поймут, что там
написано. Если генерала Федорова - он передаст его в отдел дешифровки, где
текст раскроют в пять минут. Не такой уж он сложный. Если письмом завладеют
следователи, то они, конечно, тоже попытаются расшифровать набор букв, но
только вряд ли смогут. Потому что у них специалистов подобного профиля нет.
И даже если они передадут письмо своим теневым боссам и те смогут
распознать текст, то тоже ничего страшного не случится. По той причине,
что-ничего нового они не узнают. Они о себе гораздо больше знают, чем
написано в письме.

Ну и, значит, можно рисковать. Даже если предположить, что встреча в бане -
это ловушка и что тот зек не зек, а подсадка милиции.

Надо рисковать!

Полковник свернул два исписанных мелким почерком с двух сторон листа в
трубочку. Сплющил ее, пробив по всей длине кулаком, затем прогладил,
превратив в ленту. И эту ленту свернул в плотный свиток. Получился
небольшой, наподобие бочонка лото, сверток. Письмо. Которое следовало
опустить в почтовый ящик. Расположенный этажом ниже.

Как же опустить?

На нитке опустить.

Полковник задрал штанину, стянул с ноги носок и распустил верх носка на
нитки. Нитки связал, получив единую, длинную бечеву.

Если исходить из высоты камеры плюс толщины бетонных перекрытий, то
форточка ниже расположенной камеры должна была находиться в трех с
небольшим метрах от этой.

Зубанов отмерил на бечеве три метра и сделал узелок.

Можно было опускать письмо в ящик.

Полковник открыл форточку, просунул письмо сквозь железные полосы
намордника и вытравил бечеву.

Письмо пошло вниз.

Стоп, узел!

Послание зависло на уровне нижней форточки. Теперь его должны были заметить
и...

Нить дернулась. И тут же ослабла.

Письмо попало в руки почтальонов. Которые, если это не игра милиции,
передадут его дальше.

Полковник вытянул пустую нить назад и, разорвав на мелкие части, смыл в
унитаз.

Вот и все!

Пододвинул к себе чистые листы бумаги и, исписывая их признаниями, стал
рвать в клочки. Листы быстро закончились.

- Бумагу давай! - заорал он.

- Я же давал! - удивился надзиратель.

- Кончилась.

- Как кончилась? Ее же было до...

- Да вот она. Вся.

- Вот это? Ты зачем ее изорвал? Я тебе зачем ее давал?!

- Нервничаю я.

- Ну