Андрей Ильин.
    Полковник
    Злые стволы
    Настоящий полковник



    Андрей Ильин.
    Злые стволы (Полковник-1).


   ЧАСТЬ I
   Глава 1
   Реорганизация всегда случается сверху. И всегда неожиданно. Примерно  как
мешок из-за угла. Ты  идешь  вечером  полный  сил,  желаний  и  честолюбивых
планов, а через мгновение лежишь, повергнутый в грязь и тлен. Потому что так
захотел  неизвестный  и  не  замеченный  тобой  в  темноте  грабитель.   Или
вышестоящий начальник. Не суть важно. Прием что у того, что у другого один и
тот же — без предупреждения, из-за угла и сразу наповал. Из князи — в грязи.

   - Ты телевизор смотришь? Ты видишь, что  творится  в  стране?  -  спросил
генерал.

   Полковник кивнул. Телевизор у него был  хороший,  импортный.  И  еще  был
целый отдел в подчинении, который в том числе занимался и тем,  что  собирал
информацию. Он был в курсе текущих дел.

   - Короче  -  готовься  к  худшему.  Не  сегодня-завтра  начнется  большая
перетасовка.

   - Насколько большая?

   - Очень большая. Штормовая. Двенадцатибалльная.  Боюсь,  половина  кресел
очистится от восседавших на них задниц. С треском.

   - Чем это вызвано?

   - Скажем так - общей политической ситуацией в стране. Довольно?

   - В какой мере это может коснуться моего отдела?

   - В такой же, как и всех прочих.

   - Урезание бюджета?

   - Если бы только бюджета…

   - Кадровые сокращения?

   - Вплоть до расформирования. Полного. Полковник только крякнул.

   - О чем они думают? Это же последнее боеспособное подразделение,  которое
еще хоть что-то может.

   - Они не думают. Они делят власть.

   - Приказ уже подписан?

   - Приказ на столе у Хозяина. Подпись под ним - вопрос лишь дней. В лучшем
случае - недель. Он может потянуть время - но не более того.

   - Существует ли возможность повлиять на положение дел?

   - Нет, вопрос предрешен. За нас взялись всерьез. За  всех.  Им  не  нужна
сильная безопасность. Она их пугает. Мы последние, кто еще  как-то  способен
отслеживать ситуацию в стране. Убрав нас, они смогут наконец развязать  себе
руки Они же демократы. Они за свободу… телодвижений.

   - Почему начали с меня7

   - Еще не начали.

   - Хорошо, почему начнут с меня?

   - Ты сам только что ответил  на  этот  вопрос.  Потому  что  ты  наиболее
боеспособное подразделение. Вначале нейтрализуют  самых  опасных.  Остальных
добивают потом. Или оставляют, если они не гавкают и пальцы новым владельцам
лижут.

   - Что говорит Хозяин?

   - Ничего. Матерится По-черному. И  грозится  застрелиться.  Публично,  на
депутатской трибуне.

   - Но он же может выйти на Первого.  -  Первому  не  до  нас.  Первый  сам
качается. Чтобы остаться у власти,  он  должен  сдавать  своих  сторонников.
Каждый день по одному. А лучше по два. Откупаться жертвами,  приносимыми  на
алтарь  демократии.  Если  он  напрямую  выступит  на  защиту  Хозяина,  его
сковырнут. Ты сам знаешь, какое общественное  мнение  создано  вокруг  нашей
организации. Как в детских сказках о Кощее Бессмертном - одни только  черные
краски, страхи, проклятья и угрозы. Кто сегодня с нами - тот против всех!  В
общем, все идет, как и должно идти в случаях,  когда  под  пятками  начинает
разгораться огонь. Первый сдает безопасность, чтобы спасти  себя.  Хозяин  в
свою  очередь  жертвует  твоим  отделом,  чтобы  уберечь  от  разгрома   всю
Организацию. Как гидра - предпочитает лишиться конечностей во имя сохранения
головы. Вряд ли, конечно, сохранит, но хотя бы посопротивляется.

   - Насколько изменившаяся обстановка  способна  повлиять  на  поставленные
передо мной оперативные задачи?

   - Какие на хрен задачи! Тебе не о задачах надо думать - о чемоданах! Кому
нужен штурман с его компасами и картами на корабле,  который  идет  ко  дну.
Спасаться надо. И людей спасать! Соображаешь?  Не  осталось  у  тебя  других
текущих задач, кроме своевременного оформления пенсии и покупки  загородного
садово-огородного участка. Как ты  насчет  выращивания  морковки  и  тыкв  в
промышленных масштабах?

   - Негативно, - честно признался полковник. - Посадить  еще  сумею,  благо
опыт есть, а вот все прочее… Честно говоря, предпочел бы остаться в деле. На
любой должности.

   - Ну, тогда пошли потолкуем,  так  сказать,  в  приватной  обстановке,  -
предложил генерал, распахивая неприметную дверь в углу кабинета.

   Здесь, в отдельной  комнатке,  помещался  «походный»  диван,  умывальник,
холодильник и бар. И  все  прочее,  что  может  потребоваться  человеку  для
нередких  ночных  бдений.  Если  он,  конечно,  действующий  генерал,  а  не
избалованный роскошью сибарит.

   Об этой «штабной землянке»  знали  многие,  но  почти  никто  из  них  не
догадывался еще об одном назначении импровизированного хозблока. Внутри  его
можно было говорить без боязни,  что  тебя  услышат  чужие  электронные  или
натуральные, из мяса, кожи и барабанных перепонок, уши. Стены  комнаты  были
надежно защищены от проникновения внутрь чужих, равно как и своих, любителей
не  предназначенных  для  них  секретов.  В   этом   и   было   ее   главное
предназначение. Не в роскошном, отделанном красным деревом кабинете,  именно
здесь, на походном диванчике, проходили самые важные совещания и обсуждались
самые конфиденциальные вопросы.

   Полковник сюда допускался всего несколько раз.

   - Садись, - предложил генерал - Что пить будешь? Коньяк, водку, виски?

   - Цианид, - горько пошутил полковник.

   - Брось, Григорий Степанович. Все обстоит не так плохо,  как  кажется.  А
гораздо хуже. Держи.

   Стакан был холодный. Водка крепкая. Разговор душевный.

   - Просрали страну. Мать их! Весь  мир  в  кулаке  держали.  Вот  так.  Не
пикнешь!  А  теперь  самих  себя  защитить  не   умеем!   Позор!   Нас   под
бюрократический топор пускают - а мы молчим. Эх, сказал бы мне кто  о  таком
лет десять назад. В глаза бы рассмеялся! Что молчишь, полковник?

   - Размышляю.

   - Тут размышляй, не размышляй, один хрен -  все  мы  в  дерьме  по  самую
макушку сидим. И я, и ты, и Хозяин.

   - Черт бы с ней, с должностью, с выслугой. Не о  них  разговор.  За  дело
обидно,  -  расстраивался  полковник.  -   Сколько   сил   положено,   чтобы
подразделение  сформировать,  чтобы  ребят  подобрать,  обучить,  на  боевых
обкатать. Стоило ли десять лет пупы рвать, чтобы разом погибнуть под  единым
росчерком пера? Как под танком.

   - Верно мыслишь. Не о нас толковище - о деле. Сегодня развалим  -  завтра
по крупицам вновь собирать начнем. И  не  соберем.  Таких  уже  не  соберем.
Силенок не хватит. Все  у  нас  через  задницу  выходит,  все  через  -  «до
основанья, а затем…». А на хрена мне затем, которого я не увижу. Мне  сейчас
работать хочется, здесь Я боевой генерал. Мне  скучно  на  пенсии  баклажаны
пассеровать и внукам сопли подбирать. Я в живом деле вариться хочу

   - Н-да! - соглашался полковник, поднося  ко  рту  новый  стакан  водки  -
«Затем» - это уже не про нас.

   - Ну хорошо, пусть мы им не подходим. Биографиями  своими.  Или  мордами.
Или еще чем. Ну, не вмещаемся в  их  калашный  ряд.  Понимаю.  Уберите  нас.
Закопайте. Но систему, машину не ломайте. Ее годами  собирали,  настраивали.
Как орган. Она же рабочая. В ней же каждая шестеренка на  своем  месте  и  в
нужную сторону крутится. Не нравится - создай новую, потом круши прежнюю. Ну
ведь никто до переезда в новый дом  старый  не  сносит.  Понимает,  что  под
открытым небом хуже будет, чем даже в самом неприглядном, но жилище.  А  эти
сносят! До основания! Ну кто они - дураки? Или что похуже…

   - Может, и похуже.

   - Может быть…

   И все же это был еще не разговор - так, застольная  трепотня.  Присказка.
Сказка была впереди.

   - Ладно, поплакались, и будет, -  сказал  генерал,  переворачивая  пустой
стакан вверх донышком. - Пора и к делу.

   Полковник давно ожидал подобного поворота. Он не  был  настолько  наивен,
чтобы предполагать, что генерал пригласил его ради одной  только  застольной
беседы. Генералы с подчиненными на брудершафт не пьют. На тот случай  у  них
имеются другие генералы.

   Полковник отставил недопитую водку, выпрямился, подобрался и разве только
каблуками не щелкнул. Общение кончилось. Началась служба.

   - Ходить вокруг да около не хочу. И не буду. Не  так  воспитан.  Меня  не
устраивает положение дел,  когда  Комитет  лишают  наиболее  боеспособной  и
опытной части персонала. Я не  могу  позволить  разбрасываться  кадрами,  на
обучение которых угрохана прорва государственных денег. Это нерационально. И
просто глупо. Уволить сегодня их в отставку - значит  подарить  криминальным
структурам. И даже не получить компенсацию за связанные с этим  моральные  и
материальные издержки. Считаю, что  опытные  бойцы,  которыми  укомплектован
твой отдел, не пойдут служить  водителями  трамваев  или  продавцами  газет.
Считаю, что на гражданке они будут продолжать делать то, что  умеют  делать.
То, чему их учили много лет. А учили  их  добывать  информацию,  выслеживать
противника и обезвреживать его в самой  сложной  оперативной  обстановке.  С
такими навыками каждому из них прямой ход в криминальный  мир.  Я  не  хочу,
чтобы мои люди из-за головотяпства недоумков-политиков пополняли ряды нашего
потенциального противника внутри страны.  Я  не  хочу  иметь  их  по  другую
сторону баррикады. И в то же время я не могу нарушить  приказ.  Отдел  будет
расформирован. Выход?

   Выход был очевиден и неприятен.  Как  обызательное  патологоанатомическое
вскрытие.

   Во  все  времена  все  спецслужбы  оберегали  свои  секреты   единственно
гарантированным способом.

   - Чистка?

   - Нет, не чистка. Мне не нужны мои люди в стане врага, но не  нужны  и  в
покойниках. Они нужны мне живыми и дееспособными. Чтобы  потом,  когда  этот
бардак закончится, иметь укомплектованное, готовое  мгновенно  приступить  к
исполнению обязанностей ядро. Кадровое ядро. Костяк будущей Организации. Это
понятно?

   Полковник кивнул.

   Это было более чем понятно. Только дурак способен добровольно  расстаться
с профессионалами подобного класса Это тот же капитал, только не  в  золотых
слитках, а в человеческой плоти и крови. И ценой такой же, если не дороже.

   - Предлагаю - приказывать не могу, не тот случай - продумать мероприятия,
направленные на сохранение кадрового состава и материальной части вверенного
тебе  подразделения.  Вплоть  до   выхода   за   рамки   ныне   действующего
законодательства.  Если,   конечно,   ты   посчитаешь   данное   предложение
приемлемым. Если нет…

   Полковник не был дураком и служил не в  артели  вольнонаемных  инвалидов,
где, осерчав на начальство, можно было не выйти на работу или подать на него
жалобу в профсоюз. Полковник работал там, где работал.  Там,  где  не  умеют
отличать просьбу от приказа.

   Наверное,  он  может  отказаться  от  последовавшего   предложения,   но,
наверное, тогда  за  него  его  работу  сделает  другой.  После  его  ухода.
Безвременного.

   В Комитете для работников его уровня и его профиля в  такого  рода  делах
возможна только одна форма самоотвода - посредством поднятия дула табельного
оружия на  уровень  виска.  Те,  кто  не  принимал  подобных  условий  игры,
отсеивались на ранних этапах продвижения по служебной лестнице  или  уходили
на более спокойную административную работу.

   Полковник не мог отказать генералу. Хотя бы по той простой  причине,  что
отказа от него не ждали. И не приняли бы. Одно то, что генерал высказал  ему
подобную просьбу, уже говорило о том, что  его  кандидатура  была  стократно
обсуждена, просчитана, проверена и  утверждена.  Никто  не  станет  доверять
столь опасную (для всех опасную) информацию человеку, в преданности которого
не уверен. Равно как не  найдется  человека,  знакомого  с  правилами  игры,
способного такую просьбу отклонить.

   - Каким временем я располагаю?

   - Тремя неделями. Максимум.

   - К какому сроку следует представить свои соображения?

   - К двадцати часам завтрашнего вечера.

   - Разрешите идти работать?

   - Да погоди ты частить. Вон водка еще в бутылке осталась. И закуска. Я же
не хроник, чтобы в одиночку их добивать…

   Глава 2
   Оставшихся до назначенного срока двадцати девяти часов для  такой  работы
было мало. Но если честно,  то  мало  было  бы  и  сорока.  Да,  пожалуй,  и
четырехсот. За всю свою почти двадцатипятилетнюю службу Григорий  Степанович
не решал задач подобного рода в  такие  невероятно  сжатые  сроки.  То,  что
созидалось десятилетиями, невозможно демонтировать,  переместить  и  собрать
вновь в другом месте за две-три недели. Если, конечно, не курочить с помощью
кувалды и какой-то там матери.

   Курочить было жалко. Отдел был родным. Как говорится, от плоти  и  крови.
Ну, какой родитель согласится ради убыстрения процесса переодевания малыша в
новый костюмчик выломать ему мешающую руку. Или ногу.

   Отдел создавал Григорий Степанович.

   И Первый.

   Еще будучи  выпускником  спецучилища  КГБ,  курсант  Григорий  Зубанов  в
дипломном проекте обосновал полезность универсального, так сказать, «на  все
случаи жизни», мобильного подразделения, совмещающего в себе как боевые, так
и  аналитические  возможности  и  предназначенного   для   использования   в
экстраординарных условиях. То есть в условиях, когда времени на  организацию
взаимодействия «родов войск» и на вытекающие отсюда бюрократические увязки и
согласования нет.

   В те времена господствовала концепция специализации и  укрупнения,  когда
каждое управление службы  безопасности  гребло  исключительно  под  себя,  и
курсанта  не  поняли.  Диплом  завернули  и  заставили  переписать   набело,
предложив  какую-то  избитую,  но  беспроигрышную   тему.   Курсант   диплом
переписал, успешно  защитился,  был  выпущен  и  направлен  для  дальнейшего
прохождения службы.

   Через полгода беспорочной службы  новоиспеченного  лейтенанта  вызвали  к
замначальника Первого главного управления.

   - Ваша работа? -  спросил  генерал,  показывая  сданный  в  архив  первый
вариант курсантского диплома.

   Откуда он у вас? - удивился лейтенант.

   - Можете считать, от верблюда.

   Лейтенант был уверен, что первый вариант диплома давно  сгорел  вместе  с
прочей макулатурой в ведомственных топках. Даже у него не  осталось  никаких
черновиков, «шпаргалок» или даже «заметок на полях». Выпускникам училища  из
соображений  режимности  никаких  записей   выносить   за   пределы   родной
альма-матер не разрешалось.

   Лейтенант не знал, что в учреждении, в котором он работал  и  намеревался
дорасти до маршала, бумаги не пропадают.

   - Скажите, сколько времени вам необходимо для того, чтобы  сформулировать
изложенные здесь мысли вновь? Но уже в разрезе практики.

   - Недели две.

   - Я даю  вам  три  дня.  От  текущей  работы  вы  освобождаетесь.  Рапорт
представите лично мне в семнадцать тридцать пять в пятницу

   - На чье имя писать рапорт?

   - Ни на чье. В месте, где должен быть указан адресат,  оставьте  пропуск.
Вы свободны.

   Подготовленный рапорт лег на стол Первого.

   Виновником столь сказочной - из грязи в князи - метаморфозы,  случившейся
со списанным в брак дипломом, был научный  руководитель  курсанта  Зубанова.
Выйдя в отставку, он написал ругательный  рапорт  на  начальство  училища  и
царящие  в  нем  порядки.  Рапорт  был  хорошо  аргументирован  и   дополнен
фактическими материалами. Как один из примеров разгильдяйства была приведена
выбраковка диплома одного нестандартно мыслящего выпускника.

   Кляуза возымела действие. В училище прибыла комиссия,  которая  тщательно
проверила  все  изложенные  в  рапорте  претензии.  В   том   числе   и   по
забракованному диплому.

   Факты  подтвердились,  командование  училища  было   смещено,   программы
пересмотрены.

   Кроме главной цели,  установления  истины  в  конфликте  преподаватели  -
администрация и проверки качества обучения в училище,  была  достигнута  еще
одна, побочная. Один из членов  комиссии,  в  недавнем  прошлом  действующий
командир разведывательного спецподразделения,  сумел  оценить  изложенную  в
дипломе концепцию.  Он  сам  в  бытность  свою  бойцом  не  раз  страдал  от
неповоротливости административно-управленческого аппарата и знал почем  фунт
бюрократического лиха. Изложенная в дипломе идея легла на хорошо  удобренную
тысячами объяснительных, рапортов и согласований почву.

   Член комиссии, присовокупив собственное заключение, передал диплом в руки
своих, занимающих не последнее место  в  табели  о  рангах  в  безопасности,
друзей. Таким образом диплому были «приделаны ноги».

   Возможно, на этом бы все и закончилось, если бы в управлении в это  время
не обострилась междоусобная война. Новое  поколение  нащупывало  одряхлевший
кадык старого. Старое - задавливало молодежь своим заслуженным  авторитетом.
Обычная учрежденческая история вне зависимости от того, где она происходит -
в жэке, НИИ или КГБ.

   Забракованный диплом очень пригодился  кому-то  в  качестве  аргумента  в
теоретическом споре.

   Таким  образом,  о  дипломе  узнал  Первый.  Преследуя  свои,   тоже   не
безгрешные, цели, Первый затребовал дополнительный материал.

   Рапорт был представлен в три дня.

   Перечисленные в конце рапорта аргументы в пользу предложенной  идеи  были
неубедительны и отдавали детством. Но сама идея была очень  перспектина.  Не
Комитету. В первую очередь лично Первому. Ему необходимо было  боеспособное,
совмещающее  в  себе  функции  всех  прочих  управлений,  легкое  на  подъем
подразделение. Подразделение, не подчиняющееся никому. Кроме Первого.

   Первым тогда был Андропов.

   «Принять к  рассмотрению»,  -  наложил  резолюцию  Председатель  Комитета
государственной безопасности.

   - И вызвать ко мне этого, как его, Зубанова.

   - Когда?

   - Сейчас.

   - Лейтенант Зубанов прибыл по вашему распоряжению!

   - Вы уверены в идее, которую здесь изложили? - спросил Первый.

   - Так точно! - ответил лейтенант так, что стекла в окнах зазвенели.

   - Не орите так. Вы готовы проводить ваши идеи в жизнь лично?

   - Готов!

   - Вы понимаете все связанные С этим сложности?

   - Конечно!

   Ни черта он не понимает, подумал Первый.  Но  это  не  страшно.  Незнание
бывает порой сильнее смелости. Битый часто не способен решиться  на  то,  на
что очертя голову идет небитый. К тому  же  он  автор,  молодой  и,  значит,
тщеславный автор, и будет биться за  свое  детище  до  конца.  И  это  очень
хорошо.

   Но еще лучше, что он человек без протекции, что  он  никак  не  связан  с
прочими друзьями-командирами. Хотя бы потому, что до  сего  момента  был  им
неинтересен. Он был никем.

   Пусть этим «никем» он и остается в дальнейшем.

   - Напишите, что вам необходимо на первых порах  для  создания  отдела.  Я
постараюсь что-нибудь  для  вас  сделать.  Курировать  вас  будет  полковник
Слепнев. Вы свободны, старший лейтенант.

   - Я просто лейтенант.

   - Нет, вы старший лейтенант. А по должности как минимум капитан. Идите  и
работайте. И постарайтесь превратить должность в звание. Это зависит  только
от вас.

   Как ни был наивен лейтенант, он понял, что его прикармливают. И что, если
он хочет питаться так и дальше, ему надо служить Хозяину. Только  Хозяину  и
никому больше.

   Так начал существовать отдел.

   Потом он шел в гору. Потом катился под гору, потому что менялись  Первые,
те, кто над  ними,  и  общая  политическая  обстановка  в  стране.  И  снова
поднимался. Расширялся. Сокращался. Переподчинялся.  Почти  закрывался.  Но,
несмотря ни на что, выстоял.

   До сего дня.

   Завтра он должен был умереть.

   Или сделать вид, что умер.  Но  так  сделать,  чтобы  все  в  эту  смерть
поверили.

   Честно говоря - дело почти дохлое. Ну или полудохл