ывавших ее
поверхность пуль. Десятки автоматов и пулеметов разом выплюнули сотни
грамнмов раскаленного свинца. Плотность огня была танкая, что, пролетай в
это время над рекой муха, и она бы не уцелела. А уж человек...

Вьетнамцам довольно было перевести огонь на несколько метров дальше,
чтобы... Чтобы все мгнонвенно закончилось. И для разведчиков, и для
америнканцев.

Для всех... Без всякой надежды на другой исход.

И без пользы. Без всякой пользы...

- Хрен с вами! Ваша взяла! - крикнул командир и поднял высоко над головой
автомат.

Его бойцы, взглянув на него, сделали то же санмое.

- Выходите на берег, - приказал вьетнамец.

- Требует выйти на берег, - перевели америнканцы.

- По одному! Оружие над головой!

- По одному...

- Первым - старший!

- Первым старший...

- Ладно, понял, - поморщился, как от зубной боли, майор и, раздвигая
стоящих в воде людей, понбрел к берегу. Молча. Ни на кого не глядя. Уперев
глаза в воду.

- Командир... - тихо произнес кто-то. Командир замер. Обернулся. И
внимательно понсмотрел на своих бойцов.

- Все, мужики, дальше каждый решает сам... Приказывать не могу...

- Что он сказал? - подозрительно спросил главнный вьетнамец
американца-переводчика. Тот неопределенно пожал плечами.

- Что он сказал?! - крикнул вьетнамец и, перендернув затвор и подняв
пистолет, направил дуло в гонлову переводчика.

- Он сказал... он сказал, чтобы они не творили глупостей...

Вьетнамец удовлетворенно закивал головой.

Командир резко отвернулся и продолжил путь. На берег.

Он вышел и остановился, широко расставив ноги.

К нему подбежали несколько вьетнамцев и понпытались вырвать из рук оружие.
Но они были слишнком маленькие. Они не дотягивались до задранного над
головой автомата. Они бегали вокруг командира, как моськи между ног слона.
Они тянулись руканми, подпрыгивали, дергали вниз рукава гимнастернки. И
ничего не могли сделать...

Пока один из них не догадался... И не ударил конмандира ногой в живот.

Командир охнул и пригнулся. Вьетнамцы выбинли автомат. Задрали гимнастерку,
сдернули с пояса штык-нож и подсумки с гранатами, выдернули из кармана
пистолет.

- Сволочи! - сказал командир, выпрямляясь. - Шакалы. Щенки шакалов...

Один из вьетнамцев ударил его снова. В живот. И в лицо. И попытался ударить
еще раз. Но не сумел. Майор перехватил его руку и резким ударом сломал ее
об колено. Как гнилую жердину...

Потом он расшвыривал вьетнамцев во все сторонны, словно рассвирепевший
медведь болонок. Вьетннамцы падали, вскакивали, снова получали удар и снова
падали, откатываясь на несколько шагов...

Бойцы рванулись было на помощь командиру, но вкруг них по воде и поверх их
голов дали еще один залп, потом мгновенно обступили, уперли в тенла штыки,
примкнутые к автоматам и карабинам, отобрали оружие...

- На, гад!.. Получай, гад!.. И еще раз!.. И в довенсок... - орал,
матерился, бился смертным боем конмандир.

Он уже не пытался защищаться. Не пытался изнбегать ударов. Он только
нападал. Ему неважно было сохранить здоровье, ему важно было отнять его у
врага. А плата его устраивала любая. В том числе санмая высокая.

- Ну подходи... макака желторожая... и ты... гнида... подходите... и ты...
и ты!..

- Оставьте его! - крикнул старший вьетнамец. А может, что-то другое. Но его
поняли. Драчуны раснсыпались в стороны, как капли воды с отряхиваюнщейся
собаки.

Майор встал, утирая кровь, стекающую на глаза.

- Ну? И? Что?

Вьетнамец поднял пистолет.

- Стрелять? Будешь? - презрительно спросил командир.

И, болезненно поморщившись, потянулся к понврежденной левой руке. А
вообще-то не к руке. К метательному ножу, закрепленному внутри, на рункаве
гимнастерки.

- Ну... давай... давай... сучара!

Вьетнамец ничего не ответил и не запросил перенвода. Он нажал на курок. За
мгновение до того, как майор вытянул нож. Две пули ударили командира в
живот. Он упал на колени, согнувшись пополам. Но все же дотянулся до ножа.
Все же выдернул его из понтайного кармана. Но не бросил. Уже не хватило
сил...

Вьетнамец неторопливым шагом подошел к конмандиру, зашел за его спину, упер
пистолет в затынлок и выстрелил. Майор дернулся вперед и упал линцом в
песок.

Вьетнамец еще раз обошел его, вытащил из осланбевшей руки нож, внимательно
рассмотрел его и сунул в карман. Нож ему понравился.

Командир, лишившийся ножа и жизни, сидел на коленях, уперевшись головой в
землю. Как будто монлился. Как будто замаливал какой-то очень серьезнный
грех.

Командир был мертв...

ЧАСТЬ IV

Глава 31

Капитан Кузнецов шел вместе со всеми. В одной бесконечной цепи, состоящей
из человеческих тел. Привязанный к руке впереди идущего американца. А сзади
него шел другой американец. Накрепко принвязанный к его другой руке. В свою
очередь, к его руке был прикован еще один русский разведчик. Как кольцо,
зажатое в другом кольце.

Два десятка людей, словно удерживающие друг друга за руки и по той причине
идущие немного бонком.

Изощренно они все это придумали, вьетнамнцы, - сцепили всех в единый
организм, превратив в гигантскую сороконожку, и сопровождают спереди и
сзади. Ни дернуться, ни выйти из строя, ни убежать... И даже руки не
поднять. И даже не почесаться без согласования с соседом...

Зато ноги свободны. И могут идти куда угодно. Куда укажут хозяева...

- Направо! - показывали вьетнамцы, и цепь, изгибаясь, поворачивала направо.

- Налево!

Поворачивала налево.

А если захочется в туалет?

Проблемы тех, кто захотел в туалет...

Стой! Привал!

Пленники сели в круг, лицами друг к другу. Все молчали, но все
переглядывались. Русские - с руснскими, американцы - с американцами. И
думали.

Все об одном и том же - что же будет дальше? И бундет ли это "дальше"? И не
закончится ли оно ненсколькими минутами спустя?

Вьетнамцы подходили, бесцеремонно подниманли руки, проверяли, не ослабли ли
веревки, перетянгивали узлы, мало заботясь об отекших, как раздутые
резиновые перчатки, кистях. Наверное, их даже устнраивали такие отечные
руки. Потому что протащить их сквозь петли узлов было бы невозможно. И
потонму, что этими "отсиженными" и по этой причине понтерявшими
чувствительность пальцами те узлы разнвязать было невозможно.

Вьетнамцы не издевались. Вьетнамцы действованли рационально. Они просто
облегчали себе задачу охраны и транспортировки пленных. А то, что это было
сопряжено с некоторой жестокостью, так к ней на востоке привыкли... Как к
неизбежности...

- Встать!

Встали... Кто замешкался, получил удар прикландом по спине. Не для боли,
для порядка и послушанния...

- Пошли!

Пошли...

Куда? К месту расстрела? Расстрела едва ли. В джунглях для подобных
мероприятий особого менста не требуется. Места хватает. Стреляй где хочешь.
И даже не закапывай. Местное зверье обглодает и растащит труп по косточкам
в считанные дни. Так что никакого следа не останется.

Нет. На то, чтобы расстреливать, не похоже.

Тогда куда? В лагерь? Вполне может быть. Тольнко зачем? Опять
расстреливать? Так это можно здесь. Не откладывая в долгий ящик...

Допрашивать? Это похоже на правду. Но что они хотят узнать? И что могут
узнать? Что есть на севере такая большая страна Советский Союз, где живет
двести пятьдесят миллионов народу? Без тех ненскольких человек, которые по
воле судьбы оказались здесь. Что эти несколько человек пришли в их дом лишь
для того, чтобы собрать останки самолета, конторый обронила на их
территории еще одна многонмиллионная нация? И что эти их келейные дела
никак не затрагивают интересов суверенного госундарства Вьетнам в целом. И
его местного, проживаюнщего в данном районе населения в частности...

Так они в тот не представляющий угрозы для их державы и лично для них визит
не поверят. Сканжут - что же вы тогда официальным путем не принбыли? С
паспортами, визами и таможенным осмотнром багажа?

Опасались? А чего опасались?

И начнут допрос. С пристрастием. До полнонго выяснения несуществующей в
природе правды. И тогда расстрел в джунглях покажется детской забанвой...

Вдруг так?

Почти наверняка так! Как бы ни хотелось ошинбиться... Во всех других
случаях они бы не церемонинлись. Как с командиром...

Значит, будет допрос. И вопросы. И боль. Будет все то, что сопровождает
выяснение истины у захванченных на чужой территории с оружием в руках
динверсантов. Которые своим непрошеным визитом понставили себя вне закона.
Будет допрос без оглядки на юриспруденцию. Без оглядки на милосердие. И
лучнше к этому готовиться заранее...

Остановка.

Кто хочет, может пить...

Откуда? Вот из этого еле текущего ручейка с ненпрозрачной зеленоватого
оттенка водой? В которой наверняка плавает весь перечень
кишечно-печеночнных паразитов. Тех, что когда-то демонстрировали в
Институте эпидемиологии и паразитологии. Еще там, дома. От самых маленьких,
до таких, что больше самих кишок. Что-то не привлекает...

Кто не хочет - может не пить...

А пить очень хочется.

С другой стороны, не глупо ли заботиться о здонровье своего организма,
когда в любой из следующих дней в него можно заполучить пулю -
несовместинмую с жизнью...

Пожалуй, пару глотков можно себе позволить... Пара глотков - не много.
Авось пронесет.

Наверняка пронесет... Это можно даже не сомненваться...

- Встать! Встали.

- Пошли!

Пошли...

Интересно, а американцев-то куда? Американцы им вроде союзники? По крайней
мере не противнинки. Хотя по обхождению это совершенно не чувствунется.
Может, эти вьетнамцы вообще не знают что есть такая страна Америка и такая
страна Советский Союз? Может, для них понятно только деление на белых и
желтых. Желтые - свои. Белые - чужие. С которыми не церемонятся...

Шли долго. Шли двое суток. Исправно удержинвая друг друга за руки. Как
отправившаяся на пронгулку малышковая группа детского сада. Только шли не
по городу, а по влажно-сумрачным тропическим джунглям. И сопровождались не
женщинами-воснпитателями, а вооруженным автоматами конвоем. И шли
неизвестно куда...

Но пришли. Именно туда - не знаю куда...

Поляны, хижины, заборы, чем-то напоминаюнщие украинские плетни, только
более экзотические, лепешки помета крупнорогатого домашнего зверья под
ногами, запах дыма и подгоревшей пищи. В обнщем, деревня как деревня. Если
не обращать вниманния на окружающую пеструю флору и фауну. И ненздоровый
прищур и цвет лиц местного населения.

Двинулись мимо хижин. Мимо заинтересованнных взглядов голопузых детей,
сидящих в придорожнной пыли. Ну правильно, к ним тут зоопарк редко
приезжает. А если и приезжает, то с тем же самым набившим оскомину зверьем,
что в изобилии водится за околицей. А тут - что-то очень новое. Белое,
бородатое и свирепое.

- Стой!

Встали.

Большинство вьетнамцев куда-то разбежались. Остались лишь несколько. И те
косили глазами в стороны и нетерпеливо перебирали ногами, как занстоявшиеся
жеребцы, предвкушая близкую встречу с домом. Или с казармой. Где тоже
накормят и спать уложат.

Вьетнамцы пришли домой. А все прочие? Они куда?

- Пошли! Пошли...

- Направо... Теперь налево... Опять направо... Стой!

Встали. Пред какими-то ямами, накрытыми бамнбуковыми настилами. Странными
настилами. С часнтыми, мелкими квадратными дырами.

Вьетнамцы подняли настилы и показали вниз.

- Что? Спускаться? Туда?!

Туда, туда, оживленно закивали вьетнамцы Им до чертиков надоели эти туго
соображающие белые.

Из ямы несло тухлятиной и дерьмом. Как из принвокзального, коллективного
пользования сортира. Как из выгребной канавы жарким летом.

- Я туда не полезу! - сказал Резо. - Я не свиннья!

- В такую дыру и свинья бы не полезла! Побрезнговала.

Вьетнамцы придвинулись, подтолкнули пленных к краю ямы.

- Мы вместе? Мы тоже? - спросили американцы.

- Вы тоже. Что вы - желтые, что ли? - злораднно ответил за вьетнамцев
догадавшийся о смысле вонпроса Кудряшов.

Дна ямы видно не было.

- Как же туда спускаться? Там же лестницы нет!

- Самокатом.

- Скорее самопадом...

- Хо! Хо! - с угрозой сказали охранники. Или не "хо", но что-то очень
похожее и столь же непонятнное...

- Ху!.. - ответил за всех Пивоваров. Ну или не "ху". Но тоже очень
похожее... И понятное...

Вьетнамцы ударили стоявших ближе к ним пленнных прикладами автоматов.
Ткнули штыками в мягнкие ткани.

Дальше пятиться было некуда. И предложение было хоть и без восторга, но
принято. Всеми гостями одновременно.

- Черт!

- Devil!

Вразнобой закричали гости, ссыпаясь на дно ямы и друг на друга.

- Чтоб маму вашу вьетнамскую... Папа ваш вьетннамский... Но не ваш отец...
- пожелали русские.

- Fuck you... Durty pigs... - добавили американцы. Бамбуковая решетка
упала, поделив чужое небо на мелкие, как в тетради по арифметике, клетки.

Хоть в крестики-нолики играй.

- Все! Приехали!

Яма была глубокая. Метра три с половиной, если мерить от пола до
отсутствующего потолка. И если есть чем мерить...

- Не достать. Даже если прыгнуть, - оценил на глазок расстояние до
бамбуковой решетки Кудряншов.

- А зачем прыгать? - спросили американцы.

- Чтобы форму не потерять, - недовольно отвентил Кудряшов.

- Какую форму? - не поняли американцы. - Военную?

- Физкультурную. Спортсмен он, - ответил за Кудряшова Пивоваров. - У вас
баскетбол есть?

- Yes, yes, - закивали американцы.

- Ну так вот он тот самый баскетболист. По бронсанию чего-нибудь лишь бы
куда-нибудь. Йес?

- О! - сказали американцы. - Yes!

Яма была мокрая. На полу кое-где стояли лужи от недавно прошедших дождей.
Крыши-то в этом доме не было! В дальнем углу была вырыта еще одна яма - яма
в яме, которая, судя по исходящему от нее запаху, выполняла роль отхожего
места. Относительнно сухо было только возле стен, где были выбиты или
выцарапаны в стенах примитивные ступеньки-сиденнья, застеленные сухими
листьями.

- Извиняйте, что не прибрано, - сказал Кузненцов, широким жестом приглашая
товарищей распонлагаться. Уж как получится.

Русские заняли места подальше от невыносимой, в обоих значениях этого
слова, параши. На правах хозяев.

Американцы сели там, где осталось место. Как бесправные зеки второго сорта.
Они все еще ощущанли себя пленниками. Пленниками русских пленнников.
Которых в свою очередь пленили вьетнамцы. Пленниками в квадрате. Хоть это и
было странно. Американцев было, как минимум, больше. Просто они еще не
оценили ситуацию... Или не были принучены бороться за место подальше от
параши. По причине незнания некоторых, общеизвестных в Сонюзе, законов
общежития.

- Ну и что будем делать? - спросил Пивоваров. - Спать! - коротко ответил
Кудряшов.

- Здесь?

- Здесь! Или ты ожидаешь, что тебя пригласят в хозяйскую спальню, под бочок
хозяйской жинки?

- Не-ет! Не надо. Лучше здесь, чем под такой бочок, - поморщился Пивоваров.

- Ну так не теряй времени - устраивайся! - И, показывая личный пример,
Кудряшов улегся на земляное сиденье.

Война войной, а обед по расписанию! За неименнием такового - сон. Как
говорится в малозажиточнных семьях: есть хочешь - спать ложись. Сон, он
тоже силы восстанавливает, которые еще очень и очень могут пригодиться.

На обед пленникам дали сон. Сколько влезло. На ужин - дрему. Тоже от пуза.
На завтрак - легкий пересып. Без ограничений в весе и калориях.

И только в обед следующего дня - собственно еду.

- Что это? - спросил Далидзе, показывая на спущенный сверху на веревке
большой полукруглый котел.

- Супница, - ответил ему Пивоваров, - принчем, кажется, с супом.

- А я думал - недостававшая в камере параша. Из которой по случайности
забыли вылить содернжимое... - задумчиво заметил Далидзе, приоткрыв крышку
и нюхая предложенное первое блюдо. - Очень похоже...

- Что есть такое параша? - спросили любопытнные американцы.

- Вьетнамский столовый прибор. Коллективнонго пользования.

- Yes, yes! Pa-ra-sha, - с удовольствием повтонрили новое слово
полиглотствующие янки.

- Ну что, будем дегустировать?

- А супчик с чем?

Пивоваров ковырнул гущу случайно найденной палочкой.

- По-моему, какие-то гусеницы...

- Что?!

- Вот, - вытащил Пивоваров на палочке толснтую, разваренную личинку.

- Мамочка моя!

- Что-то этот ресторан перестал внушать мне доверие, - сказал Далидзе,
страдальчески посматринвая в дальний, заглубленный угол ямы.

Пивоваров продолжал задумчиво ковыряться в супе.

- Знаете, мужики, вы как хотите, а я... Ну не умирать же с голоду в самом
деле...

- Хозяин - барин.

Пивоваров решительно вздохнул и подсел ближе к котлу.

- Дайте ложку.

- Откуда бы ей взяться?

Ложки не было. И вообще посуды не было. Нинкакой.

- Что же нам, через край хлебать? Как свиньям из кормушки?

- Похоже на то.

- Сволочи! Устраивают зверинец! В клетки санжают, из корыт кормят...

Пивоваров злобно пихнул котел так, что часть похлебки плеснула на землю.
Как ни хотел он есть, но уподобляться сельскохозяйственным животным не
желал.

- Вы хотели кушать с ложка? - вежливо улыбанясь, спросил американец

- Я просто хотел есть..

- У меня есть ложка. - И он вытащил из карманна маленькую складную ложку. -
Please.

- Ну ты вообще, американец, ничего мужик, - обрадовался Пивоваров,
похлопывая своего спаситенля по плечу.

- Ты что, в самом деле будешь есть? - спросил Далидзе.

- Буду!

- И гусениц?

- И гусениц! И вам рекомендую. Ничего другого вы от них все равно не
дождетесь. Только оголодаете. А потом все равно придется... Голод не
тетка...

- Наверное, он прав, - сказал Кудряшов. - Лучше сейчас, чем потом. - И
решительно придвиннулся к котлу.

- И вы тоже, как это - плиз, - показал Пивонваров на котел американцам. -
Подсаживайтесь. Учнтите, второй раз плиз не буду.

- O'key! - согласились янки, пододвигаясь ближе.

- Ваша тетя держит диета? - поинтересовался у Пивоварова американец,
который презентовал ему ложку.

- Какая тетя? Ты что, с ума съехал?

- Вы сказали что-то о своей родственнице и о ее голоде. Я не понял. Я
подумал, что...

- А-а! - наконец догадался Пивоваров. - Ты про тетку? Она мне такая же
тетка, как эта бурда - суп...

- Что есть "бурда"?

- Ну ты меня достал своими вопросами... На лучше трескай...

- Что есть такое - "трескай"...

Ну что его, убить, что ли?! Так поздно уже. Раньнше надо было об этом
думать. Еще там, у вертолентов...

Ложка пошла по кругу. От русских - к америнканцам. От американцев - к
русским. До полного опустошения котла.

- Ничего, за милую душу пошел супчик...

- Что есть "за милая душа"...

Глава 32

Утрами и вечерами перед сном американцы чиснтили зубы. Кончиком разбитой
между камнями панлочки, заменяющей зубную щетку. Или просто пальнцем.
Чистили ровно пять минут. Как рекомендуется обществом стоматологов США. А
потом в тридцать два зуба улыбались друг другу, проверяя их белизну.

- Вот дура-люди! - возмущался Пивоваров. - Им того и гляди головы
пооткручивают, а они о зубах болеют! Эй, янки, на хрена вам все это надо?

- Что - "это"?

- Ну вот это, вот это самое, - ожесточенно тынкал пальцем в свои блестящие
металлические переднние зубы Пивоваров.

- О, нет, это нам не надо. Спасибо, - отвечали американцы.

- Он имеет в виду, зачем вы чистите зубы?

- Остатки пищи, застревавшие между зубы, вынзывают, как это по-русски...
дырка.

- Вы хотите сказать, кариес?

- Yes! Кари-ес! Зубная помощь стоит очень много долларов. Надо смотреть за
свой зубы! Если не хочешь сильно платить.

- Им о душе впору думать, а они о долларах! - раздраженно сплюнул в сторону
параши Пивованров. - Правильно в свое время замполит говорил - звериный
оскал империализма...

- Ты на свой посмотри...

- Зато на нем "дырка нет"! Даже если гвозди перекусывать!

- Вы, наверное, не почистил зубы? - заинтеренсованно спросили американцы,
показывая на пивоваровскую стальную челюсть.

- Я - нет. Зато мне почистили. Очень хорошо почистили. Вот, - еще раз
продемонстрировал свой кривой металлический оскал Пивоваров.

- О! У вас есть услуга почистить зубы другой ченловек?