ще минуту, товарищ капитан...

- Нет у вас минуты! Подъем по полной форме! Время пошло!

Бойцы нехотя встали на ноги.

- Проверить снаряжение! Оружие к бою! С менста, бегом, шагом марш!

Пятнадцать минут - бегом. Пятнадцать - быстрым шагом...

Слева за кустами громко зашелестела листва. Канпитан с ходу, не
останавливаясь, отпрыгнул, упал на правый бок, откатился за препятствие,
выставил впенреди себя автомат.

Бойцы повторили его маневр.

- Ты - держишь левый фланг! Ты - правый! Я - центр! - показал пальцами
капитан, припадая к прикладу автомата.

Замерли.

За кустами больше ничего не шевелилось.

- Оставаться на месте. Прикрывать меня, - снова показал жестами капитан,
передвинул автомат на спину, вытянул из ножен нож и бесшумно пополз к
зарослям.

Через три минуты он вернулся. Уже не прячась.

- Что там было?

- Ерунда. Какое-то местное парнокопытное. Чтоб ему пусто было! Листья с
куста дергало.

"Замок" перекинул автомат на грудь и посмотрел на часы:

- Ходу, бойцы. Ходу! Мы еще трети расстояния не сделали!


- Все, готов, - сказал командир, опуская безнвольно обвисшую с носилок
руку. - Отмучился канпитан.

Стоявшие поблизости разведчики, украдкой пенреглянувшись, потянули с голов
пилотки. Черт знанет, зачем потянули. Видно, начитались романтичеснких
книжек или насмотрелись кинофильмов, где главные герои скорбели над телом
павшего друга именно таким образом. Возможно, там, на экране, это выглядело
мелодраматично, но здесь, в реальных обстоятельствах, довольно фальшиво.

- Хватит разводить панихиду, - поморщился командир. - Если по каждому
покойнику снимать головной убор, можно простудить башку и зарабонтать
менингит. Лучше доложите, по какому такому поводу вы здесь все собрались?
Как стадо остановивншихся баранов.

- Но, товарищ майор...

- Если бы сейчас на нас наткнулся противник, ему бы хватило двух автоматов,
чтобы положить нас всех. До одного. Кто разрешил вам покинуть свои места в
походной колонне?..

- Мы думали...

- Думаю здесь я!

Командир не терпел дешевой сентиментальноснти. И не поощрял ее в своих
подчиненных. Особенно на задании. Вне службы, дома - сколько угодно. Но не
в бою! В бою сантименты приносят только вред. Если начинать задумываться о
том, какие последстнвия будет иметь твой выстрел и какие страдания он может
причинить твоему врагу, и семье твоего врага, и любимой твоего врага, и
детям твоего врага, то ты никогда не нажмешь на спусковой крючок. И
погибннешь первым. От его пули. Чем доставишь не меньншие страдания, но уже
своей семье и своей любимой.

Если дать волю чувствам, если начать жалеть своих товарищей, то их
невозможно будет посылать на смерть, когда того потребуют интересы дела.

Если, глядя на отдавшего богу душу сослуживца, начинать жалеть себя, то
может не хватить духу пойнти вслед за ним.

В бою нельзя распускать слюни. В бою нужно драться. И побеждать. И умирать.
Желательно без стенаний и лишних слез. Достойно. Как положено нормальным
мужикам, заранее знавшим, на что они идут...

Командир набросил на замеревшее лицо покойнника гимнастерку и скомандовал:

- Будем считать прощание законченным. Труп пока несем с собой, до первого
подходящего для занхоронения места.

Командир понимал состояние своих бойцов, но не принимал его. Если дать волю
чувствам, то каждая смерть будет превращаться в бесконечный по временни
ритуал. А смертей, как он все более подозревал, будет еще немало. Всех все
равно не оплачешь. Но задерживаясь возле каждого мертвеца на две-три лишних
минуты, запросто можно угробить оставншихся в живых.

И, кроме того, если сейчас их не поставить на место, они раскиснут, как
гимназистки, потерявшие девственность. Начнут распускать нюни,
дискутиронвать, выяснять отношения и принимать заведомо ненверные решения.
Начнут спасать каждого в отдельнности сейчас, чтобы завтра угробить всех.

Остановить сползание в сентиментальность могнла только жесткость. Возможно,
даже грубость. Конторая вытесняет жалость злостью. И тем меняет миннус на
плюс.

- Подразделению продолжать движение!

- Нехорошо это. Не по-людски как-то, - тихо сказал кто-то из капитанов.

- Мне кажется, я приказал закончить прощание еще минуту назад! Или меня не
слышали? Или меня не поняли?

- Но, товарищ майор...

- Тот, кого не устраивают мои решения, могут обжаловать мои действия перед
вышестоящим нанчальством. После. Когда мы окажемся в безопасности. А пока я
требую безоговорочного подчинения. Которого буду добиваться всеми
доступными мне мерами. Вплоть до расстрела отказников на месте. По законам
военного времени. Вам ясен приказ?

- Так точно, - нехотя ответили капитаны.

- Не слышу!

- Так точно! Товарищ майор!

- Тогда займите свои места в колонне!

Разведчики разбежались в стороны.

"Набрали салабонов, которые смерти в глаза не видели! - думал майор, глядя
вслед разведчикам. - Как с такими воевать? Как таких посылать на смерть? И
как с такими решить вопрос раненых, конторые многократно снижают темп
движения и котонрые все равно обречены... Как сделать так, чтобы уже почти
мертвые не утянули за собой пока еще живых. Как спасти хоть кого-нибудь.
Как спасти их так, чтобы при этом не пострадало дело, ради которого они
топчут эти треклятые джунгли?.."


- Не нравится мне эта дорога. Активно не нранвится, - шепотом сказал
"замок".

- Чем не нравится, товарищ капитан?

- Всем не нравится. Но более всего тишиной. По дороге должен ездить
транспорт. Ходить люди. И домашний скот. На то она и дорога. А эта -
мертнва, как заброшенное кладбище ночью. Не бывают танкими дороги...

Второй час группа прикрытия "пасла" встретивншуюся им на пути дорогу.
Обыкновенную дорогу - грунтовую, в две колеи. Перескакивать ее с ходу
канпитан не стал. Поостерегся. В другом месте, возможнно, и решился бы. Но
не здесь. Здесь - мешала топонграфия. Разведчики находились на седловине
ненбольшой каменистой гряды, обе стороны которой подпирали топяные болота.
В случае неудачи ухондить можно было только в две стороны - вперед или
назад, что лишало группу необходимого ей маневра. Не любят разведчики
местности, где нельзя убегать "на все четыре стороны". Неуютно они там себя
чувнствуют, как в мышеловке с захлопнувшейся дверцей.

Такие препятствия допустимо пересекать только ночью, в абсолютной темноте.
Если по уму... Но до ночи было еще очень и очень долго. Еще почти денсять
часов. А счетчик времени щелкал. А счетчик кинлометров стоял...

- Вот что, ребятки, вы пока тут посидите, а я на эту тропку поближе
взгляну, - сказал капитан Синбирцев. - Если что, вы меня прикройте. Не
вернусь через полтора часа - уходите обратно.

Капитан ужом выполз из убежища и пополз к донроге, стараясь со всех сторон
прикрываться кустами. Через каждые несколько метров он замирал и
принслушивался. И присматривался. И даже принюхинвался. Пытаясь обнаружить
признаки присутствия врага. Но все выглядело как обычно. И звучало как
обычно. И пахло как всегда.

Капитан не стал выходить на дорогу. Он останонвился в нескольких метрах от
нее, забравшись внутрь каких-то кустов и обложившись вокруг гигантскими
тропическими листами. Он вытащил бинокль и санмым внимательным образом
осмотрел дорогу в двух направлениях.

Он обращал внимание на все: на сорванные с венток, нависающих над колеђй
листки, на обломанные сучья, разбросанные камни, подсохшие лужи, пыль на
придорожных кустах... Он изучил каждую выбоинну, каждую ямку, каждый
отпечаток протекторов конлес. И пришел к выводу, что по этой дороге уже
много часов никто не ездил и не ходил. Пыль слежанлась, оборванные листья
пожухли, брызги подсохли, кое-где по обочинам колеи полезла молодая поросль
травы...

Вывод вроде бы благоприятствующий выполненнию задания, потому что дороги с
интенсивным двинжением, в отличие от этой, замершей, пересекать крайне
опасно. И одновременно рождающий тревонгу. Отчего это вдруг дорога
опустела, если до того по ней в немалых количествах передвигалась
самоходнная техника. В подавляющем большинстве колесная, но в том числе и
гусеничная. Куда она подевалась?

Сильных дождей, способных затопить колею и по той причине прервать
движение, в последнее вренмя не наблюдалось. Землетрясений - тоже.
Выхондит, где-то просто перекрыли дорогу. Шлагбаумом. А зачем перекрыли?

И еще настораживало отсутствие в колеях остатнков помета домашних животных.
Ни вьючные мулы, ни ослы, запряженные в повозки, по этой дороге не ходили.
По меньшей мере две недели. Получается, что эта дорога имеет военное
назначение? Или даленко отстоит от гражданских селений?

И отчего так густо усыпаны пылью ближние кусты, если машины здесь не
ходят...

Сплошные неясности! А то, что неясно, - понтенциально опасно. Иногда даже
более опасно, чем явная угроза. Лучше было бы эту дорогу пересекать ночью.

Но время, время! Время диктовало иные решенния. Высидев здесь десять часов,
можно было не уснпеть к контрольному сроку...

Капитан вернулся к своим бойцам.

- Ну что?

- Ничего хорошего! Но и ничего явно плохого. В общем, так. Лишних часов на
ожидание у нас нет Того и гляди погоня поджарит пятки. Перекидыватьнся
будем днем. Прямо сейчас. Ты, капитан, пойдешь первым. Мы прикроем. Дорогу
переходи рывком, на одном дыхании. Приказ ясен?

- Ясен.

- Ну тогда действуй. Капитан...

Разведчик отполз к дороге. На секунду задержалнся, чтобы поправить оружие,
потом вскочил, пересек обочину и сделал шаг к середине дороги...

Всего один шаг.

Второй он сделать не успел. Потому что перестал жить.

Сильный взрыв выворотил у него землю из-под ног, подбросил вверх, развернул
в воздухе и уронил к дальней обочине.

- Мать вашу!!! - выругался "замок". - Суки консоглазые.

Так вот почему по дороге никто не ездил! Потому что по минам много не
наездишь!

Вот почему близкие кусты были припорошены толстым слоем пыли. От взрывов
мин, на которые напарывались переходящие дорогу дикие животные!

- Сашка!

Второй боец рванулся из убежища на помощь ранненому товарищу.

- Назад! - крикнул капитан. - Назад!!! - схвантил и резко дернул
вскочившего бойца за ногу, больнно уронив на землю. Навалился, прижал
сверху. - Ты что делаешь?!

- Но там же... Там...

- Что там?

- Там... Он,..

- Там уже никого нет! Только мины.

- Но он же жив!

Подорвавшийся разведчик действительно был жив. Он молча корчился на
обочине, пытаясь дотяннуться до разбитых осколками ног. Которых уже не
было. Ступни, обутые в разорванные в клочья башнмаки, лежали в другом
месте.

- Он все равно не жилец, - жестко сказал капинтан. - Ему оторвало ноги. Он
умрет через несколько минут.

- Мы бросим его?

- Нет! Мы не можем оставить его. Мы должны убрать его останки и собрать его
оружие. Но мы не должны повторить его глупость. Мы должны вначале найти
мины... А это долго. Он не дождется. Он умрет раньше. Пошли.

Капитан встал, шагнул вперед и тут же останонвился.

- Черт!

- Что случилось?

- Слышишь?

- Нет, не слышу...

- Мотор! Мотор на тропе!

Где-то далеко по дороге шла машина. Шла по занминированной колее! Не боясь
подорваться!

- Все, боец. Похоже, мы сели в дерьмо! По самые уши! И похоже, нам оттуда
не выбраться!

- Что произошло?

- Произошло то, хуже чего не бывает! Даже в кошмарном сне!

- Но что? Что обозначает этот мотор?!

- То, что заминирован только этот участок донроги. Один только этот!
Который мы не могли минонвать! И который мы не миновали! Они не
преследонвали нас! Знаешь, почему они не преследовали нас? Потому что
знали, что этот перешеек мы не минуем. Они не утруждали ног. Они нас просто
ждали.

Капитан лихорадочно расправлял на коленях карту.

- Здесь находимся мы. Здесь болото. И здесь бонлото. С берегами в форме
воронки, упирающейся в дорогу. Единственный проходимый участок - седнловина
гряды. По которой мы сюда и пришли. Сзади они наверняка поставили несколько
засад. Которые среагируют на взрыв немедленной облавой. А по донроге пустят
"бээмпэшки". Мотор которых мы навернняка и услышали. Мышеловка захлопнулась
- пожанлуйте забирать улов. По-русски это называется - полный п... Все,
боец! Приплыли! Сзади облава, спенреди мины, с боков топи. А крылья нам по
штатному расписанию не положены!

- Неужели нет никакого выхода?

- Один. Через дорогу. Это единственный путь к спасению. Если он, конечно,
есть...

Капитан встал, подобрал с земли толстый поднгнивший сук и, размахнувшись,
бросил. Не на доронгу, за нее, за дальнюю обочину.

Палка упала в траву. И тут же раздался взрыв!

Получается, подходы тоже заминированы! Дальнние. С той стороны дороги. А с
этой - нет. С этой свободны. Значит, визитеров ждали именно отсюда. И
значит, ждали очень конкретных визитеров. Которые и заявились. Ждали тех,
кто пришел! Теперь это было абсолютно ясно. Теперь это не вызывало никанких
сомнений!

- Густо насажали! Земли за железом не видать!

- Может, разминировать?

- Можно было бы. Кабы время было бы... Но только они нам его не оставляют.
Ни секунды. Еще четверть часа, и машины будут здесь! Так что, как ни крути,
придется возвращаться! И придется стыкнуться... Грудь в грудь.

- С облавой?

- С ней самой, с облавой... Боишься?

- Нет, не очень...

- А я очень. Потому что в таком дерьме еще не бултыхался. Не приходилось.
Так-то, боец... Ну да ладно, авось прорвемся...

"Замок" отстегнул, осмотрел и снова поставил на место рожок автомата.
Передвинул на живот поднсумки с гранатами. Расстегнул пеналы с запасными
обоймами. "Замок" не спешил. Потому что спешить уже было поздно...

- Ну что, боец, двинулись? - сказал он и, не оборачиваясь, пошел от дороги.

- А Сашка? - тихо спросил боец.

- Ну ты где там? Ты идешь или собираешься сдаваться на милость победителя?
- обернулся канпитан.

- Там Сашка, - показал глазами боец, - ждет.... Сашка был все еще жив. Он
лежал в пыли и в луже крови, сочащейся из обрубков его ног. Лежал и смотрел
на своих товарищей. Возможно, он смотнрел не на них, а просто в никуда. Но
глаза его были направлены в их сторону. И выражали боль. И нандежду.

- Ему надо помочь. Неужели мы...

- Пошли!

- Но там...

- Там нет никого! - отрезал капитан.

И, повернувшись и вскинув автомат, выпустил короткую очередь в сторону
раненого. В грудь и в лицо.

Пули попали по назначению.

- Пошли! Я помог ему. Как сумел...

Больше капитан не оборачивался. Его впереди ждала работа. Возможно,
последняя в его жизни.

Возможно, самая главная...


- Товарищ командир! Разрешите обратиться?

- Валяй.

- Тут такое дело... не очень понятное...

- Какое дело? Говори вразумительно.

- Американцы, которые с нами идут...

- Что американцы? Утомились? Не хотят нести носилки?

- Нет, не это. Мне кажется, что они знают наш язык.

- Какой наш?

- Ну, в смысле русский.

- Американцы?! Ты чего здесь ерунду городишь? Откуда они могут знать
русский?

- Мне так кажется. Я еще раньше заметил, что если мы что-то говорим, то они
слушают...

- Ну, естественно, слушают. Они же не глухие.

- Да, но не только слушают, но и понимают! Понимают, о чем мы говорим.

- Как ты это узнал?

- По глазам.

- По каким глазам?

- По их глазам. У них глаза другие становятся, когда они слушают. Совсем
другие. Осмысленные. Когда люди не понимают, о чем идет речь, они смотнрят
совсем по-другому. Растерянно. Ну вот, напринмер, как мы, когда они
говорят.

- И как я?

- И как вы.

- Понятно... Ты часом не шутки со мной игранешь? Насчет растерянности в
моих глазах?

- Нет. Я серьезно. Я за ними наблюдал. Все это время.

- И что увидел? Если кроме глаз...

- Они очень часто готовы к действиям раньше, чем им об этом сказали. Чем
перевели. Например, слышится Команда "подъем!", и они начинают собинраться.
Ну в смысле шевелиться, смотреть по стороннам, поправлять одежду. Хотя им
никто ничего не говорил.

- Может, они просто догадываются, что будет дальше? Не так уж много у нас
команд. Сесть да встать...

- Нет. Не догадываются. Я очень внимательно наблюдал за ними. Они вначале
встрепенутся, а понтом, словно опомнившись, опять замирают. И до перевода
уже не шевелятся.

- Точно?

- Точно! А вот только что один из них, когда с дерева сухая ветка упала, на
окрик "берегись!" прингнулся и отпрыгнул в сторону.

- Пригнулся и отпрыгнул, говоришь?

- Отпрыгнул...

- Очень интересно... А откуда им знать русский язык? Как ты думаешь?

- Не знаю. Может, в школе учили...

- Русский? Зачем им в школе русский, если они к нам почти не приезжают?
Если бы учили, то учили немецкий или французский. Или мексиканский.
Мексика-то у них под самым боком. А мы вон где.

- А может, они не в школе учили? А еще где.

- Может, и не в школе. Может, и еще где... Вот что, ты за ними понаблюдай
повнимательней. И я понаблюдаю. И подумай, как бы их можно было на чистую
воду вывести. Если, конечно, их полиглотство не плод твоего разболевшегося
воображения. Зандачу понял?

- Понял, товарищ майор.

- Ну вот. Да, и еще всем нашим скажи, чтобы язычки попридержали. Насчет
того, куда мы идем, что делаем и кто мы такие. Так, на всякий пожарный
случай...

Глава 28

Капитан шел бесшумно, как подкрадывающийся к жертве зверь. Весь он был
устремлен вперед. Туда, откуда должна была прийти опасность.

- Внимание! - поднимал он вверх руку.

- Сядь! - опускал ладонь горизонтально.

- Замри, где сидишь! - сжимал ее в кулак. Потом тыкал себя отставленным
большим пальнцев в грудь:

- Я, - вытягивал в сторону указательный, - оснмотрюсь в том направлении.
Поворачивал палец:

- Ты, - показывал им вниз на землю, - будешь ждать меня здесь...

- И чтобы тихо! - демонстрировал здоровеннный, как футбольный мяч, кулак.

И шел дальше один. Крадучись. Так, чтобы ни одна травинка, ни один листок
не шелохнулся.

И через несколько минут возвращался обратно.

- Все чисто. Можно идти. Только тихо... Так бесшумно, по полшага, по шагу
разведчики удалялись от дороги. Каждый новый метр расширял горло воронки.
Каждый добавлял шансов на спасенние и усложнял работу возможной облаве. Чем
шире подлежащее прочесыванию расстояние, тем больше требуется ловцов, тем
реже им приходится идти, тем значительней становятся ячейки образуемой ими
ловчей сети. В такую, глядишь, можно и проскочить. Если умеючи; Если не
лезть на рожон...

- Внимание...

Замри, где сидишь...

Работаю один. В том направлении...

Ты ждешь меня здесь...

Новая разведка. Согнувшись корпусом, стелясь над самой землей, не трогая,
не раздвигая, не обланмывая, а только обходя встретившиеся на пути кунсты,
замирая при каждом подозрительном звуке - сделать несколько шагов.
Осмотреться. Сделать еще несколько шагов...

И еще несколько...

И еще... Главное, не спешить. Лучше пройти меньше, но не напороться на
чужие глаза...

Еще шаг...

Еще...

Прислушаться - не хрустнет ли под чужой подоншвой сучок.

Принюхаться - не потянет ли дымком чужого костра или табачным душком чужой
сигареты.

Осмотреться сквозь редкие сквозные пустоты в густой листве тропической
растительности.

Осмотреться... И увидеть!

Вон они... Все-таки они... Все-таки они есть!

Небольшие фигурки в защитных комбинезонах, с автоматами наперевес медленно
шли навстречу. Шли развернутым фронтом. В пределах видимости один другого.
Медленно, потому что внимательно смотрели себе под ноги, и по сторонам, и
впереди сенбя и задирали головы, рассматривая стволы и кроны деревьев...

Облава! Вот она и облава!

Капитан замер, пытаясь рассмотреть фланги нанступающего строя. И не увидел
их. Фланги были где-то там, в недоступной ему дали. Где-то возле топи
болот.

Живая сеть двигалась к дороге, все плотнее смынкая свои ряды. Возле дороги,
где будет самое узкое место, они встанут вплотную, плечо в плечо. В этом
капитан был уверен.

Если пытаться просочиться сквозь ячейки этой сети, то это надо делать
сейчас, не откладывая, пока ловцы не сблизились. И, значит, отступать,
пытаясь избежать возможной встречи с той