ет. Топор есть.
   - Ну тащи тогда топор.
   Подполковник поставил одну из канистр набок,  приподнял  топор  и  ударил
острием по шву. Посредине канистры пробежала трещина. Подполковник  сунул  в
нее топор и, надавив, развалил канистру на две половинки.
   В одной из них  с  помощью  припаянных  к  металлу  скоб  был  прикреплен
сверток.
   - Ото, - ахнул начальник сизо. - А мы оттуда пили. Подполковник вытащил и
развернул сверток. В нем лежали запаянные в  полиэтилен  пистолет  Стечкина,
патроны и две гранаты "РГД".
   - Давай вторую канистру.
   Во второй канистре был тот же набор плюс деньги. Дискет не было!
   - Вы его обыскивали?
   - Конечно!
   - Ну и что?
   - Ничего. Паспорт, деньги, личные вещи.
   - А дискет, дискет не видели?
   - Нет. Ничего такого.
   Куда же он дел дискеты? Должны же они были у него быть! Не могли не быть!
Если даже оружие...
   - Вспомни, что у него еще при себе было? Только точно вспомни!
   - Больше? Больше ничего. Канистры и сумка. Подполковник набрал  отделение
милиции.
   - Что было изъято сегодня утром при задержании гражданина Борца?
   - Что? Только канистры и сумка. А в сумке что? Понятно. Может,  еще  что?
Ну там еда в пакете, книги, газеты? Тоже нет? Тогда ладно. Ладно, говорю!
   Подполковник набрал номер отделения на вокзале.
   -  Вы  платформы  не  осматривали?  Потерянные  вещи  пассажиры  вам   не
приносили? Тогда осмотрите. И урны тоже. И вообще все скрытые места.  И  еще
обязательно бомжей потрясите. Да. На предмет обнаружения  вещдоков.  Которые
преступник мог при задержании... Что искать? Все  ищите.  И  обо  всем,  что
найдете, сообщайте мне.
   Подполковник положил трубку.
   - Давай сюда моего задержанного.
   - Охрана нужна?
   - Охрана? Здесь нет. Мне с ним с глазу на глаз  потолковать  надо.  А  за
дверью - обязательно.
   - А если он?
   - На случай "если" ты ему наручники надень. Пожестче.
   - Ну как хочешь.
   - Да. И еще надзирателям скажи, чтобы они при оружии были. А то  мало  ли
что...
   В замочной скважине заскреб  ключ.  Потом  загремел  засов.  Потом  дверь
открылась.
   На пороге стояли три надзирателя. С кобурами на боку.
   - Выходи! - скомандовал один из них. - Руки назад. Капитан соединил  руки
за спиной. Услышал, как щелкнули браслеты. Почувствовал, как холодное железо
больно впилось в запястья. - Пошел. Капитан пошел.
   - Направо. Налево. Стой. Надзиратель постучал в дверь.
   - Товарищ подполковник...
   - Введите.
   Капитана Борца бесцеремонно пихнули в комнату.
   - Если что, мы за дверью, товарищ подполковник. Капитан Борец стоял  там,
докуда его дотолкали.
   - Проходи, капитан. Садись, - предложил подполковник. - Меня  Александром
Владимировичем зовут. А тебя? Капитан прошел. И сел.
   - Не хочешь говорить?
   Капитан не ответил.
   Капитан выполнял инструкции, назначенные  для  рядового,  сержантского  и
офицерского состава, оказавшегося в плену  противника.  Капитан  отказывался
давать показания. В той форме, в какой его учили. В  общевойсковом  пехотном
училище. На курсах переподготовки. На спецкурсах. Во время учебных рейдов  в
тылу врага. И во время боевых рейдов.
   Его учили, что любое, самое нейтральное на первый взгляд слово, сказанное
врагу, может быть использовано им в пользу себе  и  в  ущерб  боеспособности
наших войск. Потому лучше молчать сразу и навсегда. И даже если будут пытать
- все равно ничего не говорить. А если терпеть будет невмоготу, то  говорить
много, но одни только матерные слова, которые, не подкрепленные другими,  не
несут никакой стратегической информации. Главное - молчать.
   - Ты хоть знаешь, зачем я вызвал тебя? Капитан молчал.
   - Ты думаешь, что хочу спросить тебя об угробленном тобою личном составе?
Который ты положил на известной тебе даче.
   Капитан молчал.
   - Или о твоем генерале? Который застрелился в собственном кабинете.
   Капитан молчал.
   - Нет. Я не буду тебя спрашивать о твоих  бойцах.  За  них  тебя  спросит
военная прокуратура. И не буду спрашивать о генерале. Я спрошу тебя совсем о
другом. Я спрошу тебя о дискетах.  На  которых  указаны  номера  счетов.  Ты
знаешь каких счетов?
   На лице капитана не дрогнул ни один мускул.
   - Ты знаешь каких счетов! Так вот мне надо знать, что  ты  знаешь  о  тех
счетах и о тех дискетах. Больше, в отличие от военной прокуратуры,  меня  не
интересует ничего. Если ты скажешь то, что ты знаешь, я  отпущу  тебя.  Если
нет... То не обессудь. У нас, как на войне. Скажешь?
   Капитан покачал головой.
   - А если бартером? Если услугой за услугу. Например, ты мне про  дискеты,
а я тебе... А я тебе обязуюсь достать Иванова. Который все ваши  планы...  И
твоих ребят...
   У капитана дернулся, метнулся в сторону подполковника взгляд.
   - Знаешь Иванова? Вижу, знаешь! И вижу, что не  любишь.  И  я  не  люблю.
Потому что он мой конкурент. Такой же, как ты. И даже больше. И очень обидно
будет, если ты здесь, в камере, сгниешь, а он золото твое получит.  И  будет
жить припеваючи. Обидно?
   Капитан Борец заиграл желваками.
   - Вот и я говорю - обидно. А вот если бы мы вдвоем...
   Мы бы того Иванова... И золото бы добыли. Хочешь ему отомстить?
   - Допустим, - сказал первое свое слово капитан. Словно ржавый, сто лет не
смазанный, ворот провернулся.
   - Тогда скажи мне, кто этот... Иванов? И где искать этого Иванова?
   - Не знаю.
   - Но хоть что-то ты о нем знаешь?
   - О нем никто ничего не знает.
   - Плохо, что не знает... Ну ничего,  вдвоем  мы  его  найдем.  Непременно
найдем. Я по своим каналам. Ты по своим. Капитан ничего на это не ответил.
   - Но только вначале... Вначале нам нужно закрепить с тобой союз.
   - Каким образом?
   - Демонстрацией  взаимного  доверия.  С  твоей  стороны  -  демонстрацией
дискет.
   Теперь капитан все понял. Капитан попался на типичную для  такого  случая
удочку. На надежду сохранить свою жизнь.  На  глупую  надежду.  Но  все-таки
надежду.
   - Ну что? Договоримся мы или нет?
   - Уймись, подполковник.  О  дискетах  ты  ничего  не  узнаешь,  -  сказал
капитан. И замолк. Теперь уже окончательно.
   - Значит, не хочешь по-доброму? - еще раз спросил подполковник.
   Капитан не ответил.
   - Зря ты, капитан, героя изображаешь. Здесь тебе не фронт. Здесь  орденов
не дают. Закрою сейчас тебя в камеру к уголовникам, по-другому запоешь.
   Капитан демонстративно отвернулся.
   - Эй. В коридоре! - крикнул подполковник. Дверь открылась.
   - Посмотрите за ним пока.
   - Здесь посмотреть?
   - Здесь.
   Подполковник прошел к начальнику сизо.
   - Слушай, у тебя камеры есть, где контингент побойчее?
   - Разговорить хочешь?
   - Хочу.
   - Есть у меня такие камеры. Для особо упорствующих молчунов.  Куда  я  их
суток на двое...
   - Помогает?
   - Как аспирин. Который на все случаи жизни. -  Ну  тогда  и  моего  тоже.
Начальник сизо набрал номер на внутреннем телефоне. - Кравчук! Приведи  сюда
Носатого. Сейчас приведи. - Звал, гражданин начальник? - спросил, появившись
в двери, уголовник в наколках.
   - Как стоишь? - закричал сопровождавший его надзиратель.
   Носатый лениво подобрал ноги. И, кривясь, посмотрел на  начальника  и  на
сидящего рядом с ним мента.
   - Ну чево надо?
   - Ты как разговариваешь! - опять заорал надзиратель. - Давно в карцере не
был?
   - Вы свободны, - отпустил начальник надзирателя.
   Дверь закрылась.
   Носатый сел на стоящий у стены стул.
   - Закурить есть?
   Начальник сизо бросил ему пачку сигарет. Которую тот, не спросясь,  сунул
в карман.
   - Зачем я тебе?
   - Затем, зачем обычно. Тут одного фраера воспитать надо.
   - Из наших?
   - Нет, не из ваших. Военный. Офицер.
   - Бить можно?
   - Можно, - кивнул начальник.
   - Только не до смерти! - встрял подполковник. - Он мне живой нужен!
   - Обижаешь, начальник,  -  ухмыльнулся  уголовник.  -  Мы  по-мокрому  не
работаем.
   - Ну все, иди. Предупреди в камере.
   - А когда он будет?
   - Скоро будет. Через пять минут будет... Носатого увели.
   - Вот такой контингент, - пожаловался начальник сизо.
   Потом встал, открыл дверь и громко крикнул в конец коридора: - Кравчук!
   - Я!
   - Веди этого, новенького, в камеру... как его... в общем Носатого.  Через
пять минут веди.
   И вновь повернулся к своему приятелю.
   - Да не дрейфь ты. Заговорит твой  молчун.  Еще  так  заговорит,  что  не
уймешь...
   Глава 38
   - Ничего не выйдет! - сказал Папа. - Он отказался от встречи с тобой.  Он
сказал, что не видит в ней смысла.
   - Но ты обещал!
   - Я - обещал. А он - нет! Я свое обещание сдержал. Передал ему то, о  чем
ты меня просил. Я сказал, он послушал. А за то, что ты ему неинтересен, я не
отвечаю. Так что давай считать, что мы квиты...
   Майор Проскурин досадливо, но  совершенно  бесшумно  хлопнул  кулаком  по
столу и, бесшумно шевеля губами, выругался матом.
   Генерал Трофимов, прослушивающий телефонный разговор в соседней  комнате,
тоже ударил по столу и тоже высказался, но вслух.
   - ...его раздери!
   Второй помощник атташе по культуре посольства США Джон Пиркс отказался от
предложенного  ему  контакта.  Поставив  под  угрозу  всю  разработанную   и
проводимую генералом в жизнь многоходовую  комбинацию.  Видно,  Джон  Пиркс,
проходящий по документам, как  Дядя  Сэм,  что-то  заподозрил.  Или  проявил
чрезмерную осторожность. Или...
   Или плохо сыграл отведенную ему роль Корольков. Вполне  может  быть,  что
Корольков! Он в этой связке самое слабое звено. Его  ни  проинструктировать,
ни проконтролировать, ни наказать .нельзя. Он  сам  по  себе.  И  преследует
собственные цели. Поди решил приберечь полезные связи для  себя.  Тем  более
что его услуги уже оплачены. Смертью Туза.
   Отсюда нельзя  исключить,  что  при  передаче  информации  он  что-нибудь
упустил. Или исказил. Или  вообще  ничего  не  сказал,  когда  встречался  с
Пирксом. Потому что встречался - точно...
   Генералы и майоры расстраивались, матерились и портили кулаками  казенную
мебель. Иван Иванович был спокоен. Он с отсутствующим видом держал возле уха
гудящую длинными гудками трубку и ждал. Его эти игры волновали мало. Ему что
велели, то он и говорил. Если не велели - ничего не говорил.  Сейчас  ничего
не велели.
   - Жди здесь! - крикнул майор и как  ошпаренный  выскочил  из  комнаты.  В
соседнюю комнату. - Он отказался!
   - Слышал.
   - Почему? Ведь должен был. По всем статьям должен!
   - Это по-нашему - должен. А по его, выходит, нет!
   - И что теперь будем делать?
   Делать было нечего.  Агент  внешней  разведки  чужого  государства  -  не
девушка, отказавшая кавалеру в свидании. К ней второй раз не  придешь  и  не
извинишься за то, что не понравился в первый.
   - Если это Корольков, то можно попробовать надавить.
   - А если не Корольков?
   - Тогда Пиркс обрубит хвосты.
   - Может, с другой стороны зайти?
   - С какой?
   - Например, со стороны швейцарского консульства.
   - Это  надо  всю  игру  переиначивать...  И  зачем  тогда,  спрашивается,
Королькову с Тузом помогли?
   - В виде шефской помощи над криминальными структурами!
   - Да-а, наделали делов. Вместо дела...
   - Так, давай сначала. Нам нужен Пиркс.  Подвести  к  нему  Иванова  может
только Корольков. Иванов силовыми методами  вынудил  Королькова  довести  до
сведения Пиркса его просьбу о визе и его готовность оплатить визу  услугами.
На нашу приманку в форме Иванова  Пиркс  не  клюнул.  И  встретиться  с  ним
отказался. Почему - мы не знаем. Корольков, являющийся связным между  ним  и
нами звеном, нам неподконтролен. Что он говорил и чего  не  говорил,  мы  не
знаем. Отсюда вопрос, кто фактически отказал Иванову во встрече - Пиркс  или
Корольков? Как это можно проверить?
   - Продублировать информацию.
   - С тем же результатом?
   - Продублировать на новом качественном уровне. Так, чтобы быть уверенным,
что отказник не Пиркс.
   - То есть поманить Дядю Сэма сладкой косточкой? Такой, от которой  он  не
сможет отказаться?
   - Точно!
   - А не рискованно? То, что легко идет в руки, вызывает подозрение. А он в
нашем деле не новичок. Начнет по своим каналам проверять.
   - Ну и пусть проверяет. Что он может узнать? Про кровь,  что  тянется  за
Ивановым? Очень хорошо, что узнает. Мокрые дела - лучшая характеристика  для
разрабатываемого агента. Потому как компромат. За который уцепить  можно.  А
здесь компромата на десятерых хватит! А больше  того  он  ничего  узнать  не
может. Потому что больше этого никто ничего  не  зна-бт.  У  нашего  Иванова
такая репутация - не подкопаться.  Хоть  проверяй,  хоть  не  проверяй.  Его
мертвецы его рекомендуют лучше, чем президент  их  Штатов.  Ну  что,  может,
попробуем?
   - Может быть... В конце концов, терять нам, похоже, нечего.
   - Чем поманим?
   - Чем-нибудь таким, что он проверить сможет. Чтобы убедиться  в  реальной
полезности Иванова.
   - Агентурой? Или, может, техническими разработками?
   - Нет, здесь проверка на недели растянется.
   - А если... А если мы им что-нибудь под спутник подложим? А?
   - Под спутник? Это конечно... Спутники, они каждый день летают.
   - Подсунем им оружие. Ракетку какую-нибудь среднего радиуса  действия.  И
тоща они... И тогда он...
   - А ну давай дуй к Иванову. Иванов как сидел, так и сидел.
   - Сейчас будем звонить Королькову. Скажешь ему...  Иван  Иванович  поднял
трубку.
   - Это снова я.
   - Чего надо?
   - Нужна встреча с человеком, который делает визы.
   - Я же сказал тебе, что он не хочет.
   - Может, ты ему плохо про меня объяснил?
   - А ты поди проверь.
   - Я не шучу! Я сделал то, что ты просил. А ты...
   - Я тоже сделал. И тоже то, что ты просил. Только тоя кому я передал  то,
что ты меня просил, - до лампочки.
   - Значит, плохо передал.
   - Как сумел.
   - "Как сумел" меня не устраивает.
   - Опять стращать будешь? Своим винтарем.
   - Не только.
   - А чем еще?
   - Тем, что если ты нас не сведешь, я до него сам доберусь. И сравню,  что
говорил тебе я и что говорил ему ты.
   - Не доберешься!
   - Доберусь!
   - Как?
   - Посольство Швейцарии одно. Отдел, где визы в  паспорта  проставляют,  -
тоже один. И работает в нем не так много народу, чтобы не отыскать  того,  с
кем ты дружбу водишь.
   - Кто же тебе скажет...
   - Мне... скажут!
   - Ну и глупо будет, - забеспокоился Папа. - Потому что тогда ни  мне,  ни
тебе.
   - А тебе уже не надо.
   - Почему?
   - Потому что покойники в Швейцарию не ездят. Они не выездные.
   - Пугаешь?!
   - Ты же знаешь, я не пугаю. Я делаю. Если обещаю. Тебя  убить  -  тебе  я
обещаю. Твердо, - раздельно проговаривая  слова,  сказал  вошедший  в  образ
Иванов. Так сказал, что даже майор Проскурин поежился.
   - При чем тут я? Если это он, -  поддался  на  угрозу  Папа.  Потому  что
исходила она из уст человека, который уже убивал. Умел убивать.  И  которому
терять было нечего. - Это же он не согласился, а не я. Его и мочи.
   - Кого? Ты мне скажи, кого...
   - Он все равно не согласится встречаться.
   - А ты ему скажешь, что мне есть чем его заинтересовать.
   - Я говорил.
   - Еще раз скажешь. И еще назовешь ему один номер.
   - Какой номер?
   - Не важно какой. Он поймет,  какой.  Скажешь,  что  за  гражданство  его
страны я выложу еще больше.
   - Гражданство? Ты говорил - за визу.
   - Было - за визу. Теперь - за  гражданство.  Эти  цифры  меньше,  чем  на
гражданство, не тянут. Мне не нужна виза. Мне нужно гражданство.
   - Зачем?
   - Мне в этой стране тесно жить.
   Папа  замолк.  Заявка  на  гражданство  была  серьезной  заявкой.   Очень
серьезной заявкой. Миллионной заявкой. Потому что когда Папа, по случаю, вел
толковище  за  чужой  паспорт,  меньше  миллиона  баксов,  вложенных  в   их
экономику, с него не запрашивали.
   Раз Иванов замахнулся на гражданство, значит, у него есть товар.  Который
тянет на зеленый "лимон". И та виза была не более чем  туфтой.  Поводом  для
встречи. На которой он начал бы базар за гражданство. Использовав его, Пану,
как повод для знакомства с Импортным. С Джоном.
   А теперь, когда Импортный дал от ворот поворот, Иванов  выложил  козырную
карту, которую берег на конец игры.  Но  не  последнюю,  потому  что  другие
приберег для встречи...
   - Потревожь его, - показал на Трубку майор Проскурин.
   - Ну ты что там, умер? До меня, - спросил Иванов.
   - А если я откажусь? - снова спросил Папа. - Я его  все  равно  найду.  И
скажу, что ты был испорченный телефон. Между мной. И им. И из-за этого он не
узнал то, что очень хотел узнать. И  он  сильно  тебя  за  это  не  полюбит.
Впрочем, тебя это волновать уже не будет... Круто Папу взяли. За  жабры.  Не
дохнуть.
   - Ладно, я понял. Я попробую поговорить с ним еще раз. Говори цифры.
   - Ноль. Двенадцать. Сорок один. Запомнил?
   - Запомнил.
   - Повтори.
   - Ноль. Один. Два. Четыре. Один.
   * * *
   - Ноль. Двенадцать. Сорок. Один, - сказал Папа.
   - Куда вы звоните?
   - На вокзал. В пригородные кассы, - сказал Папа.  Что  означало,  что  он
будет ждать у пригородных касс.
   Так его учил Импортный. Чтобы на "хвост" не сели менты. Вернее,  чекисты,
которые в сто раз хуже ментов.
   Похоже, Джон клюнул. Потому что сказал "Куда вы звоните". Если бы  он  не
захотел встречи, он сказал бы "Вы не туда попали". Как говорил почти всегда.
   Видно, те цифирьки не простые. Видно, они  что-то  значат.  Что-то  такое
особенное...
   - На вокзал, - сказал Папа водителю. - Остановись здесь.
   - Но до вокзала еще...
   - Не базлай. Вставай где сказали.
   Машина припарковалась в неположенном месте. Но это было неважно. Папа  не
парковался там, где надо. Папа парковался где удобно.
   - Жди здесь. И вы ждите, - остановил Папа охрану.
   - Мы не должны...
   - Вы не должны делать, чего я вам не сказал. Я не сказал идти.  Я  сказал
ждать. В машине.
   Охрана захлопнула дверцы.
   Папа пошел один.
   Папа редко ходил один. Обычно Папа ходил с  охраной.  Либо  под  конвоем.
Один он ходил только на сходки авторитетов. Так было положено. Ходить одному
и пустому, без шпалеров и перьев. И еще ходил один сюда, на  вокзал.  Но  не
из-за того, что уважал Импортного так же, как авторитетов. И не из-за  того,
что за Импортным стояла самая богатая в мире страна.  Просто  Импортный  был
выгоден Папе. Потому что согласился на условия Папы. На  розницу.  Когда  ты
мне, я тебе. Без всякого протокола и росписей в ведомости.
   А еще за Импортным стояли новые возможности. Которых Папа не понимал,  но
чуял нутром. Папа всегда чуял опасность  и  чуял  выгоду.  И  потому  принял
правила  предложенной  игры.  Со  звонками,  перезвонками,  объявлениями   в
газетах, контрольными, когда никуда не идешь, но идешь,  где  надо  и  когда
надо, встречами и прочими заморочками.
   И еще с пригородными, как сегодня, кассами.
   Папа шел не спеша, мелким ровным шагом. Как ходят в  камере  и  ходят  на
прогулках. Потому что ходят не на расстояния, а на время. На срок.
   Вот они, пригородные кассы. Вход. Пятое окошечко. Здесь, надлежало ждать.
Но не более пяти минут. Потом уйти. Но если уйти, то обязательно пройти мимо
газетного киоска.
   Мудреные у них правила. Не как у людей.
   Папа не ждал пять минут. Папа ждал  две  минуты.  Потому  что  через  две
минуты через зал, ни на кого не глядя, проследовал Джон. Не тот Джон. Другой
Джон. Которого тот обычно посылал на встречи вместо себя. Джон купил билет и
прошел на платформы.
   Папа тоже купил билет и тоже прошел на платформы.
   Затем они  стали  ждать  электричку.  Сели  в  электричку.  Проехали  две
остановки. Сошли с электрички.  И  снова  стали  ждать  электричку,  которая
должна была проследовать в обратную сторону.
   Стали ждать, сев на одну скамью и читая газеты.
   Детский сад какой-то! Игра в казаки-разбойники.
   А может, и нет; Потому что раньше за такой  детский  сад  прокурор  лепил
вышак. А Папе, за все его грехи, по совокупности, давали максимум  червонец.
Так что, может, и верно