ронен много
лет назад, но не умер и на основании этого посадить?

Только как доказать? С помощью горячего убеждения, красноречия и страшных,
имеющих отношение к ближним родственникам клятв? Или портретного сходства
того преступника и этого Главы, которое на первый взгляд уже не очень-то и
сходство? Или того круче - эксгумации трупа и сравнения его с живым
человеком? Но кого эксгумировать, если покойник не умирал? Скелет из
могилы? Если, конечно, он там найдется. Так ведь захороненный мертвец с
живым прототипом точно не совпадет. Потому что им не является.

Нет, это не подходит.

Тогда, может быть, сличения фотографий?

Это да. Это документ. И еще отпечатков пальцев, которые не меняются в
зависимости от занимаемой должности. Только как подозреваемого притащить на
сравнительную экспертизу? Как заставить сдать те пальчики?

Был бы беглый покойник бездомным бомжем, или рядовым отечественным
инженером, или доктором каких-нибудь теоретических наук. То есть совершенно
бесправным, с точки зрения высокопоставленных связей, гражданином. Тогда
его еще можно было бы припереть к тюремной стенке. Но вряд ли это удастся
сделать с Главой администрации, у которого полста служек на подхвате и не
считано друганов-приятелей в самых высоких, в том числе правоохранительных
органах! Тех, которые в обиду его дать могут и не пожелать! И скорее всего,
по причине дружбы и общих интересов, не дадут!

Как такого умудриться притащить на допрос или на экспертизу, когда он из-за
границы и из запредельно высоких кабинетов не вылазит? Попросить ныне
правящего Премьер-министра или мэра в ходе производственного совещания
поинтересоваться, не сидел ли их подчиненный лет так десяток назад в
колонии особо строгого режима? За убийство двух законопослушных граждан.

- Нет? Честное слово? Честное благородное?

- Конечно, честное! Конечно, благородное! Век воли не видать!

- Ну тогда все обвинения снимаются. Как не имеющие под собой никаких
оснований. Прозит!

Впрочем, и об этой малой услуге Премьера с мэром не попросить. Так высоко
допрыгивать Сан Саныч не умел, даже когда был в полной физической и
должностной силе "важняком". А теперь в гордом звании заслуженного, в
масштабах отдельно взятого района, пенсионера - тем более. Теперь он мог
только брюзжать и кропать жалобы на нерадивую службу продавцов ближайшего
продмага и пьянство в рабочее время и за его счет вызванных им же для
ликвидации аварии жэковских сантехников. Впрочем, без надежды на ответ и
устранение течи.

А может, действительно - писать. Бумага не человек - все стерпит.

Вот только кому писать?

Лучше бы Президенту страны. Или сразу Генеральному секретарю ООН. Об
отдельном должностном лице, как всеобщей экологической угрозе человечеству!
На такой высоте у подозреваемого покровителей, наверное, не найдется.

Хорошо бы в ООН. Но на масштабы человечества Глава не тянет. От силы на
район. В котором, правда, тоже отдельные представители человечества живут.
Его составляющие.

Тогда остается прокурору. Который на то и поставлен, чтобы... Тем более все
равно больше некому.

Сан Саныч взял чистый лист бумаги и написал все, что по данному вопросу
знает. И в довесок все, что по тому же вопросу думает.

Написал - и... выбросил в мусорное ведро.

Какой прокурор станет заниматься давно сданным в архив делом, когда у него
нераскрытых свежих "висячек" полный стол? Тех, за которые вышестоящее
начальство чуть не ежеминутно против шерсти гладит. И грозит форменную
фуражку вместе с головой отвинтить.

Никакой не станет. Тем более когда подозреваемый - из властей предержащих.
Глава администрации целого района! В котором тот прокурор, возможно, и
проживает.

Кому нужны лишние высокопоставленные враги?

Никому не нужны!

Кто станет заниматься делом, которое ничего, кроме должностных шишек, не
обещает?

Никто не станет...

И значит не станет!

На том аминь и отпущение всех грехов. Подозреваемый оправдан за отсутствием
присутствующих доказательств. Дело сдано в архив. Суд отправлен в
бессрочный отпуск.

Ну то есть полный аминь! Такой, что дальше ехать некуда.

Сан Саныч доел кашу и лег спать. На спину. И сложил руки на груди. И не
переворачивался всю ночь. Из принципа. В виде протеста против существующего
на этом свете порядка вещей. Вернее, беспорядка. Вернее, беспредела.


Утром Сан Саныча вызвали в Совет ветеранов. И даже машину к подъезду
подали. Наверное, посчитав, что своими ногами три квартала пройти ему уже
будет не по силам.

- Зачем вызывают? - поинтересовался ветеран у водителя служебной "Волги".

- А черт его знает. Мне сказали привезти - я и везу. А кого и по какому
поводу - не моего ума дело.

В Совете Сан Саныча провели сразу к председателю. И затворили дверь.

- Рад вас видеть, - радостно признался председатель.

"А чего это он рад меня видеть, если до того знать не знал?" - удивился Сан
Саныч.

Но поздоровался. И руку пожал.

- Тут вот какое дело, - сказал председатель. - Мы ветераны...

Хорош ветеран, щеки, как у девицы на выданье. Впору спички об них зажигать,
подумал Сан Саныч. На таком бы ветеране да целину вспахивать Чтобы бригаду
тракторов "К-700" высвободить.

- Вы, извините, на каком фронте воевали7 - спросил Сан Саныч.

- Что?

- Я говорю, где воевали? На Втором Белорусском? Или, может быть, на Первом
Прибалтийском? Вы в Корсунь-Шевченковской операции не участвовали?

- Я, видите ли, не воевал, - слегка стушевался главный ветеран. - Вернее не
то, чтобы не воевал, но не воевал на фронте.

- А, так вы ветеран труда? Тот, который ковал победу в тылу.

- Не вполне так. Понимаете, я назначен, то есть выбран, председателем
Совета ветеранов нашего района, чтобы защищать их интересы в вышестоящих
органах...

- Ну и что, получается?

- Что?

- Защищать.

- Да. Конечно. Например, в прошлом месяце мы провели перерегистрацию всех
орденоносцев, награжденных в период...

Так, понятно, воевать не воевал, служить не служил, но зато умеет
перерегистрировать. И отчеты писать. Тоже дело. С которым дряхлый по
причине возраста, многочисленных ранений, контузий и старческого склероза
фронтовик, конечно, вряд ли справится. Обязательно что-нибудь перепутает
или в президиуме не то ляпнет.

- ...кроме того, имея льготное налогообложение, наш Совет пытается, силами
привлеченных ветеранов, зарабатывать некоторые суммы, направляемые на
улучшение их материального положения...

Вот это уже горячей. Насчет льготного налогообложения. Это уже понятней. На
льготное налогообложение стариков ставить нельзя. Впрочем, молодых тоже
нельзя. Которые со стороны. Только проверенных, своих в доску ребят. Тех,
что смогут использовать предоставленные им льготы с максимальной пользой.

- То есть, если я вас правильно понял, вы способны, когда появится такая
необходимость, выделить всякому проживающему в районе ветерану, из тех
заработанных средств, единовременную материальную помощь?

- Безусловно В том числе персонально вам. Причем в любой момент. Хоть даже
сейчас, - многозначительно улыбнулся председатель, и глазки его забегали,
как цифры на дисплее кассового аппарата.

- И сколько? - спросил Сан Саныч.

- Сколько пожелаете.

- У вас что, коммунизм, что вы каждому даете по потребностям?

- Не каждому. Только вам.

- Мне?

- Вам!

- А если я пожелаю слишком много?

- Сколько?

- Ну, например, трехкомнатную квартиру. С видом на мэрию.

- Квартиру? Трехкомнатную? Тогда мне надо посоветоваться... с членами
Совета.

Председатель вышел. Как ошпаренный.

И отчего это вдруг такое внимание к нуждам ветеранов? - задумался Сан
Саныч. Вернее, только одного ветерана? И почему именно его? Чем этот
ветеран лучше всех прочих, проживающих на территории района?

Чем?

Похоже, только одним - личным знакомством с Главой администрации! Очень
давним и очень близким знакомством.

Получается, что они вычислили его. Узнали.

Когда? На торжественном собрании? Или совещании ткачих, где он торчал, как
одетый в бане. Неужели Мокроусов вспомнил его? Неужели узнал через столько
лет? Тогда у него очень хорошая память.

В кабинет вернулся Председатель.

- Мы согласны. - сказал он. - Но только на двухкомнатную.

- Что от меня требуется взамен?

- Ничего. Ну то есть почти ничего. То есть форменный пустяк.

- Какой?

- Прекратить копать дело, которое давным-давно закрыто. И забыто.

Неужели они знают о моем визите к полковнику? И о фотографиях. Но откуда?

- О каком деле вы толкуете? В моей биографии было много запутанных дел.
Если Совету ветеранов интересны дела, которые я расследовал, то я готов...

- Я говорю об одном деле. О том, о котором вы знаете, - жестко сказал
председатель.

- Ну тогда я не против, - еще немного потянув кота за хвост, сказал Сан
Саныч.

Председатель облегченно вздохнул.

- ...Если вы обеспечите двухкомнатными квартирами всех нуждающихся в
улучшении жилищных условий ветеранов. Нашего района. А то неудобно как-то
одному...

Председатель сцепил скулы.

- Послушайте, вы, наверное, не вполне осознаете, о чем идет речь...

- А о чем, действительно? Я так понял, о моих боевых воспоминаниях? На
примере одного, отдельно взятого уголовного дела? Или о кампании по
оказанию материальной помощи ветеранам района?

- Сука плешивая! - тихо пробормотал председатель.

- Что, что? - поинтересовался Сап Саныч. - Я не расслышал. Вы, кажется,
хотели уточнить отдельные положения благотворительной акции вашего Совета?

- Сука старая! - повторил председатель, уже не шепотом, уже в полный голос.
И посмотрел в глаза Сан Санычу.

Значит, так? Значит, игра пошла в открытую. Без реверансов! Значит, все
можно называть своими именами? Тогда лучше на понятном им языке.

- Ты на меня, урка недозрелая, не зыркай, - спокойно сказал Сан Саныч. - И
зубками от злости не скрипи. А то ненароком сотрешь клыки до самых десен и
нечем станет тюремную пайку хавать. Придется на жидкий продукт переходить.
Который для авторитетного вора не в масть.

- Ах ты гнида!

- А ты что думал, "шестерка", что я твоего пахана испугаюсь? Что затрясусь
мелким бесом и из рук его поганых отступную приму? Пусть даже не деньгами,
а квадратными метрами. Так не приму. Потому что не надо. Ни к чему мне
лишние жилищные метры. Мне, в перспективе, двух аршин за глаза. Тех,
которые всем совершенно бесплатно положены. Уяснил?

- Дурак ты, дед! Тебе эти аршины райскими кущами покажутся. Если мы за тебя
всерьез возьмемся.

- Это я не спорю. В этом деле вы мастаки. Только едва ли у вас что
получится. Человек я старый, болезненный, чуть что в обморок падаю. Или с
сердечным приступом. Так что особо вам на мне не разыграться. Не по
возрасту мне с вами задушевные беседы вести.

- А это мы посмотрим.

- Пугаете?

- Предупреждаем. Или через два дня ты, дед, примешь наши условия или...

- Что или?

- Увидишь. Если успеешь...

- Все?

- Все!

- Ну тогда большое спасибо вашему Совету от лица ветеранов МВД и меня
лично, - душевно сказал Сан Саныч.

- Чего? - насторожился урка-председатель.

- Не чего, а за что. За заботу о нуждах и чаяниях бедствующих пенсионеров.
За самоотверженную работу в сфере распределения и перераспределения
принадлежащих им материальных благ. И еще за душевный разговор.

- Шут гороховый!

- А вы все-таки подумайте о моем встречном предложении, - напомнил Сан
Саныч.

- О каком это?

- Об улучшении жилищных условий ветеранов нашего района...

Спустя два дня Сан Саныча вызвали в жэк. По поводу задолженности по
внесению коммунальных платежей.

- Дронов? - строго спросила жэковская бухгалтерша.

- Дронов, - честно признался Сан Саныч.

- Что же вы, гражданин Дронов, вытворяете! А еще пожилой человек.

- Вообще-то я уже давно ничего не вытворяю. И именно по той самой причине,
о которой вы сказали выше.

- А какая была выше? - не поняла бухгалтерша.

- Та, о которой вы упомянули ранее.

- Что вы такое говорите? Что вы меня путаете. Тут все! - психанула
бухгалтерша. - И почему вы шесть месяцев не платите за квартиру? Вам что,
закон не писан!

- Здесь какая-то ошибка. Я не имею привычки задерживать с оплатой, -
попытался разъяснить истинное положение дел Сан Саныч.

- Все вы так говорите. И все равно не платите!

- То есть вы хотите сказать, что я вас обманываю?

- Я ничего не хочу сказать. Я вижу вас в списке должников. И все!

- Но я же не должник.

- А кто вас разберет!

- И что мне в данной ситуации делать?

- Ничего. Придите сегодня к концу рабочего дня, часов в шесть. Я попробую
разобраться.

В шесть часов Сан Саныч стоял перед бухгалтершей. Как лист перед травой.

- Дронов?

- Дронов.

- У вас все в порядке.

- Что?

- То, зачем вы приходили. В общем, все в порядке.

- Откуда вы знаете, что в порядке?

- Потому что у меня здесь отмечено. Галочкой. Против вашей фамилии. У вас
все в порядке.

- Но вы же говорили, что у меня шестимесячная задолженность.

- Ах, задолженность? Точно! Нет, нету задолженности. Это ошибка получилась.
Вас не в тот список внесли.

- Но как же так?

- Все, Дронов. Идите. Не до вас мне, - замахала бухгалтерша руками и, когда
посетитель вышел, пожаловалась соседке по столу: - Ходят тут по два раза на
дню, работать мешают.

- Это точно. Вообще кабы не эти жильцы... Сан Саныч шел домой тихо, про
себя возмущаясь плохо организованной работой жэковских служб. То чуть не
повесткой вызывают, то говорят, все в порядке.

Перед аркой, ведущей в его двор, он придержал шаг.

Что-то ему не понравилось в окружающем пейзаже, но, что конкретно, он не
понял. Возможно густой, на всем обозримом пространстве, сор.

- Лучше бы за дворниками следили, чем жильцов туда-сюда без толку гонять, -
проворчал под нос Сан Саныч, входя под свод арки. - Тоже мне работники.
Скоро в дом, не имея болотных сапог, пройти будет невозможно. А квартплату
им выдай. Дня не просрочь!

Сзади поперек входа в арку, чуть не вплотную к стенам домов, притерлась
грузовая машина. И встала.

И эти туда же. Ездят, где захотят, встают, где придется, проходы
перегораживают...

Ну вот зачем он тут остановился? Ведь поблизости нет ни одного магазина,
куда можно было бы разгрузить товар. Он что, специально посреди дороги
встал? Чтобы пешеходам жизнь усложнить? Чтобы досадить им лишний раз?

Навстречу Сан Санычу с другой стороны арки двинулись двое молодых парней.

"Вот как они теперь будут обходить этот грузовик? - пожалел незнакомых ему
ребят Сан Саныч. - Он ладно, успел пройти, а вот как им из положения
выходить? В обход идти? Или под днищем на брюхе проползать? В чистой
одежде".

Парни приближались, оживленно и весело о чем-то переговариваясь.

Черт, может, я зря брюзжу? Может, это просто возраст сказывается? Эти вон,
которые лет на сорок помоложе, идут и в ус не дуют. Плевать им на нерадивых
водителей и поставленные поперек дороги машины. Не раздражают их такие
пустяки.

Парни подошли вплотную.

- Папаша, у вас закурить не найдется? - спросил один из них. - Согласны
даже на "Беломор".

- Нет, ребятки. Я с куревом завязал. Лет двадцать назад.

- Ну тогда извиняйте за беспокойство, - сказал парень и засунул правую руку
в карман. И быстро оглянулся по сторонам.

"А зачем он оглянулся? И руку сунул? - вдруг подумал Сан Саныч. И посмотрел
не вперед, туда куда собирался идти и где машина выход перекрыла, а назад.
- И зачем машина встала там, где нет магазинов?.."

Со стороны входа в арку показалась еще одна фигура. И остановилась. И еле
заметно кивнула головой.

Так: машина перекрывает вход, отсекая тем случайных прохожих. Другой вход
блокирует "наблюдатель", двое - ладят дело - совсем в другом свете увидел
Сан Саныч выстроенную грузовиком и тремя случайными фигурами мизансцену.

И что они хотят? Кошелька? Или жизни? Если кошелька, то это ни к нему. Чем
можно разжиться у престарелого пенсионера, кроме пенсионной книжки? Значит,
за жизнью. За его жизнью! Значит...

- Ну, прощевай, папашка, - сказал ближний к нему парень и быстро, без
замаха, ударил кулаком в лицо. Кулаком левой руки.

Левой! Значит или левша, или...

Сан Саныч отшатнулся. Но не лицом, не так, как подвергшийся случайному
нападению прохожий, а как бывший фронтовой разведчик - корпусом назад и
вбок. Как разведчик, который участвовал не в одной рукопашной схватке на
нейтральной полосе и имел возможность на практике усвоить простейшее
правило, гласящее, что прямая угроза это не всегда основная угроза, а
иногда только отвлекающий маневр. А кто того правила не понял, тот остался
лежать на той нейтральной полосе с эсэсовским кинжалом в подреберье.

Сан Саныч правильно рассчитал прием противника, но не рассчитал своего
возраста. У нападавших на него молодых ребят реакции были лучше.

Сверкнувший в полумраке арки нож достал его раньше, чем он успел уйти
из-под его удара. Стальное лезвие пробило ткань плаща и ткань и подкладку
пиджака и рубаху и вонзилось в тело. В тело Сан Саныча. Глубоко. Туда, где
должно было располагаться сердце.

Где-то далеко закричала женщина. Но ее голоса Сан Саныч уже не слышал. Он
почувствовал разрывающую грудь боль, увидел падающую навстречу его глазам
мостовую и больше не видел и не чувствовал ничего.

Он стоял на лесной поляне, в армейском, второго срока ношения
обмундировании пред строем своих, давно погибших товарищей. Стоял нынешний,
семидесятилетний. Пред ними, навсегда молодыми. Стоял и чего-то ждал.
Наверное, команды.

- Рядовой Дронов! - окликнул его подошедший сбоку старшина Дзюба, погибший
в сорок третьем при переправе через безымянную белорусскую речку.

- Но я не рядовой. Я подполковник, - хотел поправить его Сан Саныч. Но не
поправил. А ответил коротко и точно. Как предписывалось Уставом. - Я!

- Встать в строй!

- Есть!

И Сан Саныч шагнул. И встал в строй. В строй давно умерших и все еще
молодых однополчан. И почувствовал там себя очень хорошо. Своим среди своих.


Сознание возвращалось долго. И с болью.

- Саныч, ты слышишь меня? Ты слышишь? - доставал, тревожил его чей-то
далекий голос. - Ну скажи что-нибудь.

Его строй, его рота уходила куда-то вдаль. Он тянулся за ней, он пытался
бежать, но не успевал, но пробуксовывал вдруг ставшими неподъемными ногами.
Его рота уходила. Уходила без него.

- Ну Сан Саныч. Ну открой же глаза. Ну скажи хоть что-нибудь.

- Надоели вы мне все. Липучки!

- Ну вот видишь! Видишь, как славно! Видишь, как хорошо! - затараторил
голос. Знакомый голос. Голос Бориса.

- Ну что? - спросил кто-то еще.

- Очнулся.

- Ну и слава богу.

Больничная палата. Белые стены. Белые халаты. Склоненные лица.

- Где я?

- На этом свете.

- Это я понял. Где конкретно?

- Вторая городская больница. Хирургическое отделение.

- Сколько я здесь?

- Трое суток.

- Выпить есть?

- Чего выпить? - не понял стоящий в изголовье доктор.

- Лучше бы спирта.

- Не обращайте внимания. Госпитальные рецидивы, - попытался замять
возникшую неловкость Борис.

- Это когда это в госпиталях послеоперационным больным спирт давали?

- Давно. В сорок втором.

Сан Саныч попытался приподняться, но лишь застонал от боли и осел обратно
на подушку.

- Эй, вы что это делаете, больной, - забегали, засуетились вокруг койки
сестры.

- Доктор, когда я смогу выписаться?

- Экий вы быстрый. У нас более молодые пациенты неделями лежат.

- Я неделями не могу.

- Почему это?

- Доктор, можно вас на минутку, - тронул врача за локоть Борис.

- Зачем?

- Хочу попросить вас об одной услуге.

- Какой?

- Оставить нас с больным вдвоем. С глазу на глаз. Очень надо.

- Что вы здесь за комедию такую устраиваете, - возмутился доктор. - Зачем
мне уходить? Зачем оставлять одних?

- Для конфиденциальной беседы. Понимаете, я его единственный наследник...

- Что?!

- И меня не вполне устраивает составленное им на мое имя завещание. Так
вот, я хотел бы кое-что уточнить по данному вопросу. Пока еще есть
возможность. Но так, чтобы посторонн