х,  магистр!  Даже  сдохнуть  так,  чтобы
проблем не доставить, он не может. Теперь его приятель, Весин, потенциальный
работодатель, чтоб ему, вполне способен поверить в  рассказы  Смольникова  о
посмертных  дарах.  Только  теперь.  Ни  один  здравомыслящий  человек   без
доказательств подобную лабуду не воспримет.  А  доказательство  -  вот  оно,
лежит себе  в  реанимации,  и,  если  верить  в  меру  трагичным  сообщениям
новостей, врачи за голову хватаются, пытаясь понять, каким же чудом  удалось
выжить этому человеку, устроившему кровавую бойню  в  церкви,  а  под  конец
взорвавшему себя самого.
   До  чего  же  заманчивая  штука  -  бессмертие!  Неуязвимость,  здоровье,
бесконечная молодость. Сколько людей мечтает об этом! Даже те, у кого  жизнь
не удалась, любовь не сложилась, денег нет и не будет никогда, даже  они  не
хотят умирать и уж тем более не хотят стареть. А что говорить о  таких,  как
Весин, многого достигших и еще большего достигнуть желающих?
   Зверь хмыкнул задумчиво. Если министр  поверит  в  посмертные  дары,  это
станет дополнительной гарантией того, что орденского экзекутора будут  брать
живым. Обязательно живым. И это же послужит  стимулом  в  поисках.  Все  как
всегда. Если что-то плохо, оно же обычно хорошо. А если все хорошо,  значит,
"плохо" просто не бросается в глаза Сразу не бросается. Зато потом  мало  не
покажется.
   Уже  лучше.  Намного  лучше.  Рассуждать  получается  спокойно   и   чуть
отстраненно, а боль забилась куда-то в далекий уголок души  и  тихонько  там
себе поскуливает. Ноет. Наберись смелости, убийца,  и  разложи  по  полочкам
все, не только дальнейшие свои действия, не только ситуацию - темный лес, по
которому  с  собаками  и  фонариками  мечутся  очумелые  охотники.  Во  всем
разберись. Плохо тебе, убийца? Грустно тебе? Страшно, может быть?
   Да. И нет. На все три вопроса три одинаково дурацких ответа.
   Год назад, когда вместе с домом в  лесу  сгорела  и  рухнула  вся  жизнь,
действительно было и плохо, и грустно, и страшно. Все было.  И  еще  раньше,
десять лет назад... уже одиннадцать... Тогда умерла Маринка...
   Умерла?
   Зверь улыбнулся.
   И тогда, давно,  и  год  назад,  было  желание  действовать.  Нужно  было
убегать, прятаться, менять имена и личины. Не до мыслей с такой жизнью. И уж
тем более не до переживаний. Злости хватало на десятерых, и было на кого эту
злость выплеснуть. А сейчас все сделано. Виноватых нет.  Виновные  наказаны.
Магистр умрет. Сегодня же и умрет. Его охраняют,  конечно,  но  ведь  нельзя
охранять пациента от всех вообще.  К  Смольникову  врачи  ходят,  медсестры,
санитарки. Ну, от  санитарок  пользы  никакой,  а  вот  врач  или  медсестра
поспособствуют нынче ночью святому делу воздаяния.
   И с Орденом покончено.
   Мелькают на экране знакомые лица, одурелые от  кровавого  хмеля  взгляды,
мечутся тени, отбрасываемые факельным пламенем.
   Дикость какая, прости господи! А уж как пришлось повозиться с  настройкой
камер, дабы записи Ритуалов получились  хоть  сколько-нибудь  качественными.
Про монтаж и  говорить  не  приходится.  Но  ведь  не  поставишь  же  в  зал
операторов, и софиты не включишь. Не поймет публика.
   Публика, впрочем, и так не поймет.
   Потрясающий сюрприз для орденских  шишек!  Для  благополучных  дядечек  и
блистательных тетечек, для  стаи,  жадной  до  крови,  до  боли,  до  криков
распятой на алтаре жертвы. Как они  смотрят!  А  вон  и  мадам-кинодива,  по
обыкновению присевшая у  кровостока.  Окунает  в  желоб  точеный  пальчик  и
облизывает с томной хищностью. Нельзя не  уважать!  Так  привыкла  красавица
работать на публику, что даже во время  Ритуалов,  где  остальные  полностью
теряли контроль над собой, она вела себя так, словно за ней следила камера и
миллионы поклонников.
   И ведь камера действительно следила.
   А дамочке и невдомек, сколько на самом  деле  дерьма  и  грязи  течет  по
кровостоку, пока экзекутор работает с жертвой. Ведь  не  зря  же  он  всегда
перчатках. Гигиена, знаете ли, прежде всего.
   М-да. Был Орден. Вообще, нашли кому доверять проверку ритуальных залов на
наличие записывающей аппаратуры! Это ж додуматься надо было -  отдать  столь
важное дело человеку, на котором крови раз в  десять  больше,  чем  на  всех
остальных, вместе взятых. Да для такого же ничего святого нет.
   Разве хоть кто-нибудь об этом подумал?
   Куда там!
   Думали как раз о том, что тот, кто больше всех  запачкан,  должен  больше
всех и о безопасности думать.
   С монтажом,  конечно,  пришлось  повозиться,  изымая  куски,  на  которых
попадал в камеру палач. Не так-то легко  все  время  держаться  вне  фокуса.
Работая с жертвой, на одном месте стоять нельзя, алтарь  -  не  операционный
стол, а экзекутор не хирург. Можно качественно  работать  и  с  миллиметрами
человеческого тела, но Ритуал требует зрелищности.
   Молодцы господа-журналисты, состряпали  из  полученных  материалов  блюдо
лакомое и жуткое на загляденье. Кровищи немного, а ту, что есть,  показывают
мельком. Зрелище завораживающее и отвратное, но не до тошноты.  А  вот  звук
дали напрасно. Ой напрасно. Нормальные люди, такое послушав, ночью спать  не
смогут.
   Сегодня запись Ритуала пустил в эфир один-единственный  городской  канал.
Остальные, получив документы, задумались тяжко. Стоит  ли  овчинка  выделки?
Они чуют,  что  называется,  нутром;  стоит.  Но  нутряному  чутью  доверять
опасаются. А промах в такой, ситуации может обойтись ой как дорого. С учетом
того, какие  люди  запечатлены  бдительным  оком  камеры,  промах  обойдется
дороже, чем способны представить даже самые осторожные.
   Ладно, сегодня они еще боятся. Завтра будут оглядываться друг  на  друга.
Послезавтра  начнут  перешептываться.  А  дней  через  пять  начнется  такой
скандал, что записи Ритуалов покажутся детскими фильмами.
   Ну что, Зверь? Ожил? Вспомнил, кто ты есть? Был тебе магистр  папой-мамой
и школой со всеми университетами. И продал  тебя  магистр.  И  нету  у  тебя
больше ни папы, ни мамы, ни любящего наставника. Плохо тебе, убийца? Грустно
тебе?
   Плохо и грустно может быть человеку. Зверю - не может.
   Нельзя быть зверем и человеком одновременно.
   Страшно тебе?
   Зверь может бояться. Но темен лес, и очумело носятся по нему  охотники  с
собаками, а фонарики им только мешают. Нечего  бояться  зверю.  А  вот  пара
часов сна ему совсем не помешает. И проснется зверь голодным. И  сам  начнет
охоту.

ЗА КАДРОМ

   Тяжелые настали времена. До того тяжелые, что  генерал-майор  Весин  иной
раз ловил себя  на  желании  отдать  приказ  об  уничтожении  Зверя.  Убийца
заслуживал того, чтобы быть убитым.  То,  что  он  устроил,  не  поддавалось
разумному  объяснению,  противоречило  всему,  что   рассказывал   о   своем
воспитаннике  покойный  Смольников,  и  отравляло   существование   министру
внутренних дел.
   Зверь разрушил Орден. Своими руками уничтожил организацию,  которая  дала
ему жизнь. Видеозаписи Ритуалов сами по себе были не опасны: волшебное слово
"монтаж" заставляет усомниться  даже  в  самой  достоверной  информации.  Но
приложенные к записям комментарии, места  для  сомнений  не  оставляли.  Все
данные о жертвах, даты их  исчезновения,  время  смерти  и,  главное,  места
захоронения. Это, последнее, оказалось лучшим доказательством того, что  все
записи подлинные.
   Орден не был оригинален в способах сокрытия  трупов.  Не  так  уж  сложно
спрятать тело, если  привлечь  к  сотрудничеству  работников  крематориев  и
похоронных контор. В основном, конечно, сжигали, но  некоторые  были  просто
похоронены в чужих могилах. И  если  к  первой  эксгумации,  проведенной  по
настоянию  родственников   погибших,   эксперты   подходили   с   брезгливой
недоверчивостью, то все последующие прошли, если можно так  выразиться,  "на
ура". Скандал набирал обороты. Да так стремительно, что те, кому не оторвало
голову, хватались на всякий случай за шапки Что-то еще будет?
   Непонятно было еще и то, почему жертвами для  убийств  выбирались  вполне
благополучные люди, иногда  даже  люди  заметные,  то  есть  такие,  которых
обязательно начали бы искать.
   Их и искали, надо сказать. Другой вопрос, что  не  находили.  Но  к  чему
нужны были Смольникову - ведь именно он выбирал жертв - лишние проблемы?
   Зверь, правда, не работал в каком-то  одном  регионе  или  даже  в  одной
стране.  Он  не  ограничивался  Россией.   Или   его   хозяин   Россией   не
ограничивался. Не суть важно. Но до появления видеозаписей никому  в  голову
не приходило связывать исчезновения в одну цепочку.  Люди  пропадают  -  это
естественно и, увы, необъяснимо. То, что  пропадают  богатые  люди,  так  же
ожидаемо, как исчезновения  разного  рода  нищих  и  бродяжек  А  вот  когда
открылась кошмарная правда, общество залихорадило куда серьезней,  чем  если
бы речь шла о никому не нужных отбросах.
   "Зачем? -  недоумевал  Николай  Степанович  Весин.  -  Зачем  нужно  было
уничтожать Орден?"
   Работы невпроворот, и сил  уже  нет  слышать  один  и  тот  же,  набивший
оскомину вопрос: "Куда  же  вы  смотрели,  господин  министр?"  Где  уж  там
"остаться в белом"? Тут не утонуть бы вместе с остальными.
   Куда смотрели?
   Разве объяснишь сейчас, что Смольников  начал  свою  деятельность  еще  в
бытность Весина простым  лейтенантом?  Как  рассказать,  что  Ордену  больше
тридцати лет? Что начиналось  все  с  сети  совершенно  невинных  молодежных
группировок, замешанных в криминал не намного больше, чем любые другие  стаи
молодняка?  Да,  именно  сеть  группировок,  да,  разумеется,  слово  "сеть"
подразумевает организованность. Да. Да. Но это, слава  богу,  не  запрещено.
Орден не был  зарегистрирован  официально,  и  это  единственный  повод  для
придирок. Господи, да Смольников просто играл во власть. Дергал за ниточки и
с умиленной улыбкой наблюдал, как реагируют на рывки  отдельные  детали  его
огромной, но рыхлой и совершенно бесполезной организации.
   Да, самому себе можно признаться, что не так уж она  была  и  бесполезна.
Дети вырастали, но  не  забывали  тех,  кто  наставлял  и  воспитывал  их  в
экзотическом и романтичном  поклонении  злу.  Дети  становились  кем-то  или
оставались никем - так или иначе  возникала  система  над  системой.  Вторая
ступенька Ордена. Была и третья. А как же без третьей? За  три  десятка  лет
можно вырасти ой как высоко. Третья ступень  Ордена  -  те,  кто  пришел  во
власть. В любую, пусть даже самую махонькую  властишку.  И  наконец  ступень
четвертая - круг Мастеров.
   Самому себе можно признаться и в том, что вопрос на зубах навязший: "Куда
же вы, господин министр, смотрели?" - вполне  правомочен.  Насколько  велико
было влияние Ордена? Что в действительности мог круг Мастеров? Был ли вообще
предел его возможностям? Был, конечно. За тридцать лет можно сделать многое,
но ведь не все же. За тридцать лет. А программа-то была долгосрочной.
   Пятая ступень Ордена  -  магистр.  Отец,  творец,  идейный  вдохновитель,
организатор и, если верить самому Смольникову, гениальный педагог.  Он  ведь
действительно рассчитывал жить если не  вечно,  то  очень,  очень  долго.  А
дураком при этом Игорь Юрьевич не был. И в избытке фантазии его никак нельзя
было обвинить. Однако, создавая Орден, Смольников сумел убедить тех, кто был
с ним тогда, в том, что бессмертие возможно.
   Каким образом?
   Эти люди верили, что продляют свою жизнь за  счет  жизни  жертвы.  Трудно
сказать сейчас, насколько оправданна была их  вера.  В  какой-то  степени...
дожил ведь Игорь Юрьевич до семидесяти лет, сохранив при этом цветущий вид и
здоровье  пятидесятилетнего.  Не  на  пустом  же  месте   такое   долголетие
строилось.  А  с  появлением  Зверя  полусказка  неожиданно  и  сразу  стала
реальностью. Если верить Смольникову.
   А как ему не верить? После того что случилось в церкви, как не  верить  в
бредовую правду этого сумасшедшего? Магистра должно было разбрызгать по полу
и стенам, ровным слоем размазать так, чтоб и хоронить оказалось нечего, а он
умер в реанимации.  Умер  в  результате  трагической  ошибки.  Невыспавшаяся
медсестра перепутала лекарство в капельницах. Да уж. Сам факт того, что  там
было куда ставить капельницу, говорит о многом.
   То, что происходило  сейчас  в  Екатеринбурге,  не  поддавалось  никакому
объяснению. Точнее, генерал мог бы объяснить многое, но это обошлось бы  ему
слишком дорого.
   Люди  умирали.  Умирали  сами.  От  несчастных  случаев,  от  хронических
болезней, которые обострялись внезапно; люди  совершали  самоубийства;  люди
словно задались целью так или иначе свести счеты с опостылевшей жизнью.
   Ни одна из смертей не вызывала подозрений.  Все  вместе  они  становились
страшными  числами   в   статистических   сводках.   А   сводки   заставляли
генерал-майора Весина сжимать пальцами ноющие от боли виски. Орденский палач
превратил город в огромную... кормушку. Именно кормушку,  другого  слова  не
подобрать. Он прятался где-то там, страшный, жадный и, видимо,  очень  злой.
Он скрывался в городе, но скрывался нагло,  каждый  день  демонстрируя  свою
силу тем, кто пытался найти и поймать его. И сила  эта  была  велика.  Зверь
дразнил охотников. Весин понимал, что дразнят лично его  -  наверняка  перед
смертью Смольников выложил своему палачу все. Зверя словно и не было  нигде,
но люди-то умирали. Снова и снова. И никакого воображения не  хватит,  чтобы
понять, насколько полезна была бы генерал-майору эта впустую  растрачиваемая
сила.
   Искали.
   Вообще,  ситуация  была  нетипичной.  Обычно  при   вскрытии,   серьезной
организации работать приходилось начиная с низов,  с  простых  исполнителей,
через которых осторожно-осторожно можно было выйти на кого-то посерьезней, а
там, если повезет, добраться и до настоящей верхушки. С  Орденом  все  вышло
наоборот. Реальный глава погиб.  Генерал  Весин  ни  на  грош  не  верил  во
врачебную ошибку, знал прекрасно, или не знал, а чуял, но  уж  так,  что  не
сомневался: Смольникова убил Зверь. От этого не спасет никакая охрана. Убил,
разумеется, не сам. То есть не своими руками, но разве это что-то меняло?
   Зверь был в Екатеринбурге. Но  где?  Город  прочесали  частым  гребнем  -
обыскивали все, начиная с гостиниц и сданных в  найм  квартир  и  заканчивая
всякого рода притонами. Сколько дерьма всплыло, вспомнить страшно. И  только
экзекутор как сквозь землю провалился.
   Под землей, кстати, тоже искали. Хотя, если верить магистру,  туда  Зверь
не подался бы даже под страхом смерти. Как же! Оттуда неба  не  видно.  Бред
полнейший, до неба ли, когда весь город на ушах стоит? Катакомб  особых  под
Екатеринбургом отродясь не водилось.  Разве  что  под  Ипатьевским  дворцом,
который как раз рядышком с церковью стоит. Ну, плюс еще метро и канализация.
Обшарили добросовестно каждый сантиметр. Впустую. Так  что  и  этот  вариант
отпал.
   Члены Ордена, бывшего Ордена, особы, особо допущенные, в общем,  те,  кто
принимал участие в Ритуалах, вели себя очень странно.  Для  начала  пытались
взять всю вину на себя. Это при том, что знали прекрасно: никому они уже  не
помогут, магистр и так мертв, а остальная  верхушка  они  же  сами  и  есть.
Рассуждали арестованные, надо отдать им должное, очень логично. Обвинения на
себя возводили - не придерешься. Впору верить, если не знать точно,  что  на
самом деле все обстоит иначе. И если забыть, что обвиняемые тоже знают,  что
полиция знает...
   Голова шла кругом.
   Зверя, кстати,  помнили  только  женщины.  У  мужчин  же,  как  отрезало.
Ритуалы, да, были. А как же! Четырежды в год. О, это  было  прекрасно.  Ради
этого стоило жить! Палач? Какой палач? Экзекутор? Ну да, понятно, экзекутор,
значит, исполнитель, это мы знаем, люди образованные,  но  при  чем  тут...?
Ритуалы проводил? Что это вы такое говорите? Кто, если  не  он?  И  в  самом
деле, кто же?
   На этом месте воспоминания обычно заходили в тупик.  Отчаявшись  добиться
результатов  обычным  путем,  генерал,  скрепя  сердце,  вступил   на   путь
необычный. Подобные методы, если приходилось к ним  прибегать,  вполне  себя
оправдывали, но у Николая Степановича была на  всякого  рода  заумь  стойкая
идиосинкразия. Лишь после долгих размышлений, после хмурого  убеждения  себя
самого в том, что необычную тварь и искать нужно по-особому,  Весин  решился
обратиться  за  помощью  к  штатным...  колдунам.  Сам  Николай   Степанович
произносил это слово именно после многоточия. Да еще  и  вставлял  в  начале
многозначительное и брезгливое "гхм". В общем, обратившись к помощи... "гхм,
колдунов", генерал-майор запил.  На  целые  сутки.  По  истечении  же  оных,
переживая легкое похмелье, окончательно сумел уверить  себя  в  том,  что...
гхм, и им подобные Зверя разыщут. Должны разыскать. Обязаны.
   А на кого еще надеяться? В случае с экзекутором бесполезно развешивать на
всех углах  его  портреты  -  внешность  Зверь  меняет  проще,  чем  одежду;
отпечатки пальцев штука, конечно, полезная, но и с них толку пока  никакого;
группа крови у поганца самая, что ни на есть,  распространенная.  Первая.  А
больше никаких данных о нем нет. Аналитики пока лишь  тихо  ворчат,  пытаясь
разобраться в мешанине информации, что свалилась им  на  головы.  Все  связи
Зверя с человечеством начинаются и заканчиваются мертвым магистром.
   Последнее утверждение, правда, очень и очень  сомнительно.  Чтобы  менять
внешность, документы, образ жизни и  собственную  личность,  нужны  довольно
обширные связи. В совершенно, кстати, определенных кругах.
   Круги прошерстили - только пух полетел.
   Только пух и полетел. Не было там  Зверя.  И  ведь  не  объяснишь  людям,
которые ведут поиски, что разыскивают они незаурядного гипнотизера,  который
без всякого  труда  кого  угодно  заставит  забыть  обо  всем...  вплоть  до
необходимости дышать, например.

***

   Весин  прослушивал  дневники  магистра.  Полтора   десятка   аудиодисков,
спокойный,  почему-то  кажущийся  старческим,  голос,  резкие  переходы   от
эмоциональных всплесков к холодным рассуждениям.
   У Смольникова была интересная манера вести  дневник:  он  беседовал  с...
кем-то. С невидимым и, скорее всего,  несуществующим  собеседником.  Николай
Степанович живо представлял себе магистра, почему-то  в  строгом  костюме  -
может быть, потому что никогда не видел Смольникова одетым иначе  сидящим  с
чашечкой черного кофе в руках перед равнодушным цветком  микрофона.  Одиноко
сидящим. И ведущим диалог. Зрелище жутковатое, однако в сравнении с тем, что
еще творил магистр, мирное и какое-то даже успокаивающее.
   Интересно было то, что дневниковые записи  Смольников  начал  десять  лет
назад. Когда попал к нему в руки Зверь. О более  ранних  событиях  вспоминал
лишь  мельком,  как  о  фактах  неинтересных  и  достойных  упоминания  лишь
постольку, поскольку они могли объяснить что-то, собеседнику непонятное.
   Ему  хотелось  выговориться.  Страшно  хотелось  рассказать,  поделиться,
похвастаться. Некому было. Желающих узнать  о  Звере,  конечно,  нашлось  бы
предостаточно, но магистр ведь понимал прекрасно, что ни один человек о  его
воспитаннике узнать не должен.  Слишком  велик  шанс  потерять  и  Зверя,  и
надежду на бессмертие, и саму жизнь.
   Весин прослушивал дневники и постепенно приходил к выводу,  что  покойный
магистр был  действительно  незаурядным  педагогом.  Может  быть,  педагогом
гениальным.  Гений  и  злодейство  в  жизни  совмещаются  с   необыкновенной
легкостью, и сколько же страшных дел может совершить гениальный злодей.

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ

   Кое-что человеческое ему действительно  чуждо.  Так  что  называть  Олега
человеком я бы не стал.  Биологически  он,  разумеется...  и  то,  знаете...
Впрочем, если подходить с медицинской точки зрения, да, он человек.
   Я нашел этого мальчика, я вырастил его, воспитал, дал ему образование,  и
не одно, предоставил ему возможность жить так,