еющими губами выговорил магистр.
   - Верю, - легко согласился Зверь, - но мне плевать.  Вы  просто  попались
мне под руку, Игорь Юрьевич.  Просто.  А  кроме  того,  вы,  как  ни  крути,
все-таки причастны к делу. Между прочим,  я  весьма  гуманен,  и  вы  умрете
быстро, совсем не так, как мне хотелось бы.
   - Но почему я? Почему не священник?
   - О-о, - протянул Зверь  мечтательно.  -  Священник  это  совсем,  совсем
отдельная песня. Он убивал меня трижды. Вы ведь знаете их  дурацкие  обычаи,
магистр, правда? Как там,  в  "Учительном  известии"?..  Жаль,  я  не  помню
дословно. В общем, кровь  на  руках  лишает  права  отправлять  литургию.  А
этот... продолжает служить в храме.
   Долгая-долгая пауза. Смольников молча ждал. Олегу совсем не  так  весело,
как может показаться. Олегу вообще не весело. Просто у него миллион  улыбок,
на все случаи жизни, для всех ситуаций, под любое настроение...
   - Он меня не убивал, - произнес наконец палач. -  Он...  таракана  давил.
Это не грех, это всему человечеству  только  на  пользу.  Все  так,  как  вы
говорили, Игорь Юрьевич, В отношении Зверя человеческая мораль не  работает.
Забавно, не находите?
   - Я предупреждал тебя.
   - Помню, - отрезал Олег. - Знаете, у меня была мысль приурочить все,  так
сказать, к годовщине. Однако я передумал. Не люблю символичности.
   - Ты ведь пожалеешь потом, мальчик. Ты пожалеешь. У тебя же никого, кроме
меня, нет. Никто больше не любит тебя, именно тебя, такого, какой  ты  есть.
Любят маски, а ты, ты настоящий, для всех остальных -  чудовище.  Монстр.  И
никому, кроме меня, ты не нужен. Твоя сила  -  да,  твои  способности,  твое
искусство убивать, твое умение перевоплощаться - на это всегда будет  спрос.
А ты? Станешь машиной? Совершенной машиной для убийств?
   - Вы много раз говорили об этом. - Зверь зевнул, - Теперь я знаю, что  вы
говорили правду. Ну и что? Расскажите-ка лучше, кому вы  меня  продали?  Кто
еще  знает  обо  мне?  Рассказывайте,  дорога  впереди  долгая,  хоть  время
скоротаем.
   - Это Весин, - грустно сказал Смольников, - министр внутренних дел.
   Зверь тихо присвистнул,  обернулся  и  внимательно  посмотрел  на  своего
пленника. Молча посмотрел. Потом так же молча отвернулся.
   - А что мне было делать?! -  взорвался  магистр.  -  Что  мне  оставалось
делать, скажи на милость? Он пришел ко мне однажды и сказал... он  рассказал
о тебе, понимаешь? Десять лет. Ты хорошо работал, Зверь, очень хорошо, но за
такой срок можно вычислить любого.
   - Что он рассказал? - спокойно спросил убийца.
   - О... о тебе. Все.
   - Что именно?
   - Все, Зверь, обо всех убийствах, обо всех жертвах, о том, как ты...
   - Почему вы не отвечаете на вопрос, магистр? Может  быть,  мне  заставить
вас?
   - Но... я не понимаю...
   - Я тоже. Вы можете вспомнить тот  разговор  во  всех  подробностях,  или
нужна моя помощь?
   - Нет. Я помню.
   - Ну так рассказывайте.
   - Он пришел. Он  сказал,  что  не  так  давно  один  его  человек  сделал
интересный вывод... Покопался в статистике  преступлений  за  десятилетие  и
заметил... заметил некую закономерность Он заметил... - Магистр искал слова,
мучительно соображая, как же ответить на вопрос Зверя, не  сказав  при  этом
правды, но и не солгав. Лгать сейчас не стоило.
   - Он заметил, -  помог  ему  убийца,  -  что  некоторые  из  преступлений
объединяет один человек, так?
   - Да, - выдохнул Смольников.
   - Он заметил, что четыре раза за эти десять лет  люди  умирали  очень  уж
вовремя. Для вас вовремя, правда, магистр? Ну? - Зверь вдруг резко остановил
машину. Смольникова бросило вперед, лицом в спинку переднего сиденья,  -  Он
рассказал вам о вас, Игорь Юрьевич, - тихо произнес Зверь. - О вас и о вашей
организации, о том, что вы  называете  Орденом,  он  рассказал  вам  многое,
что-то даже с подробностями, о которых вроде бы и не должен  был  знать,  он
напугал вас, но он ни слова не сказал обо  мне.  Скажите,  что  я  не  прав.
Скажите это, магистр, и, может быть... я ведь не хочу убивать  вас...  может
быть, я поверю. Ну, так кто из нас соврал? Отвечайте, только честно.
   - Я. - Болел ушибленный нос. - Но я не продавал тебя. Понимаешь, я понял,
что раз Весин пришел сам, лично, значит у него свой  интерес  в  этом  деле.
Интерес вполне понятный. Уничтожать Орден глупо, куда  разумнее  и  выгоднее
прибрать его к рукам. Но Весин хотел Орден без меня, все сразу и  бесплатно,
а мне он обещал взамен спокойную жизнь. Только жизнь. И ничего больше.
   Зверь молчал.
   - Тогда я и рассказал о тебе, - сообщил магистр. - О том, что ты  можешь.
И о том, что я знаю тебя и умею с тобой работать лучше, чем  кто  бы  то  ни
было. Весин поверил не сразу, и я его понимаю,  я  помню,  как  сам  впервые
услышал о тебе, а ведь тогда ты мог и умел от силы десятую  часть  того,  на
что способен нынче... - Смольников сделал паузу, переводя  дух.  Он  говорил
очень быстро, неловко и тяжеловесно громоздя фразы, но искренне, потому  что
лгать сейчас не мог. - У меня была  поначалу  мысль  обратиться  к  тебе  за
помощью, - произнес уже спокойнее, - но, рассудив здраво, я решил, что будет
лучше, если все случится само. Как бы само. И следующей жертвой  был  выбран
Чавдаров. Однако ты не понял. И все пошло наперекосяк.  Я  переоценил  тебя,
мальчик, а  может,  недооценил.  Вместо  нормального  человеческого  страха,
вместо хотя бы нормального человеческого сомнения  я  получил  обычную  твою
безмолвную исполнительность. Ты не задал ни одного вопроса. Ты не потребовал
объяснений. Ты взялся убить этого человека так же спокойно, как убивал  всех
других. И не убил. Впрочем, этот твой промах все равно пошел мне на  пользу,
потому что сейчас я нужен Весину. лишь через меня он может отыскать тебя. И,
знаешь, он уже не мечтает о  поводке,  он  уже  готов  к  сотрудничеству,  к
сотрудничеству взаимовыгодному. Ты  подумай  об  этом,  Зверь,  подумай,  не
отмахивайся сразу. Ну сколько еще ты проживешь  в  бегах?  Год,  два,  может
быть, пять. Не больше. Как только министр решит, что пользы от тебя  ему  не
будет, за тобой начнется охота.  По  всем  правилам.  Ловить  будут  не  тех
многих, за кого ты так успешно себя выдавал, ловить  будут  не  десяток  или
полтора орденских убийц, ловить будут тебя, тебя лично, и как бы ни  был  ты
хитер, от этих охотников тебе не уйти.
   - Уже боюсь, - кивнул Зверь. - А себя вы видите  в  роли  егеря?  Знатока
животного мира, так?
   - Если ты не согласишься на сотрудничество, у меня не останется выбора.
   - Ну вы даете, магистр! Какой выбор?  Вы  умирать  едете,  не  забыли?  -
Убийца рассмеялся, автомобиль рванулся с места.
   У Смольникова потемнело  в  глазах.  Пятикратное  ускорение  придавило  к
креслу. А Зверь гнал, гнал послушную, радостно  урчащую  машину.  По  экрану
спидометра летели, сменяя друг друга, числа: 250, 270, 290...
   - Прекрати! - вскрикнул магистр, разглядев пугающие 320.
   - Ей нравится, - спокойно заметил Зверь.
   330, 350...
   Машина, как комета, неслась  сквозь  ночь.  Пальцы  Зверя  ласкали  руль,
скользили по кнопкам переключения передач.
   Совершенно не к месту и не ко времени, вместо того, чтобы искать выход из
безнадежно  опасной  ситуации,  Смольников  вспомнил  вдруг,  как   однажды,
один-единственный раз в жизни, спросил своего воспитанника, по каким дорогам
и за какой срок доберется  тот  из  Москвы,  скажем,  до  Владивостока.  При
условии, что пользоваться услугами  аэрокомпаний  нельзя.  Настроение  такое
было, хотелось как-нибудь пошутить, а  никого,  кроме  Олега,  под  руку  не
подвернулось.
   Тот задумался на секунду, а потом ответил совершенно серьезно:
   - Двенадцать часов.
   - Да? - хмыкнул Смольников. - Что ж не за десять?
   - Я доберусь за десять, - спокойно сказал Олег, - но вы-то не верите даже
в двенадцать, значит, мне придется взять вас с собой. Не люблю, когда мне не
верят. Вы по дороге раза четыре будете блевать с перепугу, и  на  то,  чтобы
привести вас в норму, уйдет время,  еще  вы,  конечно  же,  будете  пытаться
сбежать где-то на первой трети пути,  мне  придется  ловить  вас,  что  тоже
делается не быстро...
   Игорь Юрьевич скис от смеха и продолжал смеяться, пока не обнаружил  себя
сидящим в тесноватом салоне болида "Тристан-14". Легкая  машина  взвилась  в
небо. Смольников, еще не веря, глянул вниз, на слившиеся  в  зеленые  полосы
кроны деревьев, и тут же, с легким смешком, Олег  закрутил  болид  в  бочку.
Магистра вывернуло в невесть откуда взявшийся бумажный пакет, а дальше  было
несколько часов ада. Кромешного  ада.  Дважды  Смольников  пытался  сбежать,
когда "Тристан" опускался на  заправках,  но  на  смену  топливных  баков  у
техников уходило меньше минуты,  слишком  малый  срок,  чтобы  выбраться  из
ремней, открыть колпак и выскочить на благословенную землю.
   Полет до Владивостока занял десять часов двадцать семь минут.
   Обратно Смольников ехал монорельсом, и все четыре дня проклинал  себя  за
то, что не учел, подначивая Олега, его совершенно невероятные  для  обычного
человека взаимоотношения с машинами. Любыми. В том числе,  разумеется,  и  с
болидами.
   Экзекутор встретил его на  вокзале  в  Москве.  Осведомился,  как  прошла
поездка. Предупредительно распахнул перед магистром дверцу  очередной  своей
четырехколесной игрушки. Игорь Юрьевич глянул на  искреннюю  улыбку  убийцы,
покачал головой и вызвал собственного шофера.
   Олег не обиделся.

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ

   Олег в некотором роде анимист. То есть он одушевляет многие из окружающих
его предметов: оружие, машины, свой дом... и  не  только  свой.  Собственно,
потому он и не любит брать жертву в ее... гм, логове. Поговорку насчет того,
что в своем доме и стены помогают, мальчик воспринимает вполне  серьезно,  и
мне кажется, у него есть на это основания. Да-да. Я не  суеверен  и  уж  тем
более не склонен к анимизму, но как прикажете расценивать  то,  что  дома  у
Олега  никогда  ничего  не  ломалось.  У  него  три  убежища,  так  сказать,
официальных, тех, о которых мне  известно,  и  по  крайней  мере  за  них  я
ручаюсь. Никогда. Ничего.
   А его автомобили? А болиды?  Последнее  приобретение  -  всеми  проклятый
"Тристан-14", самая капризная модель... Что? Дорогая? А сколько,  по-вашему,
стоит подобный специалист? Разумеется, я платил.  Кстати,  Олег,  во-первых,
стоит таких денег, а во-вторых, цену его работы всегда определяю я сам, и он
не спорит. Хотя мог бы. Да.
   Что с болидом? Да ничего с болидом,  я  просто  привел  его  как  пример.
Модель экспериментальная, самая сложная, про четырнадцатые  "Тристаны"  чего
только не говорят. Вы знаете, как  Олег  любит  развлекаться?  Он  летает  в
грозовом фронте. Так-то вот. А на машине хоть бы краска поцарапалась.
   И с автомобилями то же самое. Ведь невозможно по нашим дорогам ездить под
четыреста километров... Нет, извините, я к  преувеличениям  не  склонен.  Вы
поймите: эти твари его любят. Твари - определение  неуместное,  но  как  еще
прикажете называть предметы, недвусмысленно выражающие свою привязанность? Я
это слово использую для доступности, для яркости образа, если угодно.
   Вы вот высказывали претензии по поводу того, что  у  меня  нет  ни  одной
фотографии  Олега,  ни  одного  его,  так  сказать,  реального  изображения.
Полагаете, я ни  разу  не  пробован?  Пробовал.  Поначалу.  Но,  знаете  ли,
постоянно что-то мешало. То пленка засветится. То батарейки вдруг сядут.  До
смешного доходило: я забывал снять крышку с объектива. М-да.

***

   Лето на Урале в этом году выдалось жаркое. Еще теплее, чем  прошлогоднее.
Тридцать пять градусов в тени - метеорологи диву давались, а похолодания все
никак не предвиделось.
   Небо над Екатеринбургом было темно-синим и вязким, как гуашь. Между небом
и крышами дрожало мерцающее марево.
   - Дышит город, - заметил Зверь, останавливая машину и кивая на  призрачно
трепещущий воздух, - греется. Знаете, сколько людей умирает  в  такую  жару?
Города любят, когда люди дохнут. Выметайтесь, магистр. Спуститесь  по  улице
вниз и, через сад, к церкви. Когда войдете в молельный  зал,  вспомните  то,
что я приказал вам, и выполните приказ. Вперед.

***

   Смольников медленно шел по аллеям старинного сада. Мимо огромных деревьев
с густой, темной листвой по  берегу  неглубокого,  гладкого  пруда  с  белой
ротондой, молча застывшей над водным зеркалом. По узкой аллее, чуть в  гору,
к синеющей за белым приземистым дворцом златокупольной церкви.
   Было тихо. Почти безлюдно. В прохладной  тени  звенели  робкие  городские
комары.  Никому,  кроме  них,  не  было  дела  до   главы   государственного
департамента,   неспешной   походкой   идущего   под   шепчущимися   кронами
старых-старых лип.
   Мощенная плитами  площадь  перед  папертью  тоже  была  безлюдна.  Только
побирушки выжидательно крестились, опустив глаза, не глядя  на  импозантного
мужчину в дорогом длинном плаще.
   А тот оглянулся на город, скользнул  взглядом  по  памятнику  покорителям
космоса, что мирно соседствовал с церковью на вершине одного холма. Взглянул
на купола. Поднял руку. И перекрестился. Неуверенно, медленно, словно  делал
это в первый раз или вспоминал, как кладется крест после очень-очень долгого
перерыва. Решительным шагом миновал нищих, игнорируя негромкую скороговорку:
"подайте-Христа-ради-храни-вас-Бог", толкнул высокую резную дверь и исчез  в
полутьме храма.
   Он поднялся на второй этаж, в  молельню,  в  самый  разгар  торжественной
службы. Постоял за спинами тесно набившихся  людей.  Оглядел  поверх  голов,
поверх полотняных платков и кисейных шарфов, поверх тусклых лысин  и  густых
шевелюр, поверх свечного мерцания, бликов на окладах темных  икон,  тяжелого
сладкого запаха - поверх добрых сейчас к себе  и  ближнему  людей  молельный
дом, тускло улыбнулся и достал из  подмышечной  кобуры  древний  австрийский
автомат.
   Стрелять Смольников начал молча. Да если бы и крикнул он что-нибудь,  все
равно грохот выстрелов заглушил бы его крик, так же как  заглушил  он  крики
гибнущих в храме людей.

***

   Ох, и тошно же было!
   Столько жизней впустую. Души уходили, улетали себе в небеса или куда  там
им положено, а посмертные дары десятков запертых в храме жертв оставались  в
церковных стенах. Зверь  физически  чувствовал,  как  оседают  они  на  пол,
растекаются по окнам,  о  купола  размазываются,  выхода  не  найдя.  Потом,
значительно позже, когда понаедет в церковь священников, когда проведут  все
обряды, очищающие от того страшного, что происходило сейчас в стенах  храма,
сколько молящихся чудом избегнут смерти или увечий!  Понахватают  посмертных
даров, сами того не почуяв, и вот вам, пожалуйста: поскользнется кто-нибудь,
не успев шагнуть на проезжую часть, а мимо пролетит взбесившийся автомобиль;
или задержится незадачливый путешественник на контроле багажа,  опоздает  на
самолет, а тот грохнется где-нибудь посреди океана; или... Да  мало  ли  что
случается с людьми? Мало ли идиотов, готовых чудом считать  то,  что  смерть
миновала, на волосок не задев?
   Много.
   Почти все.
   Может, не стоило отправлять магистра в храм?
   Да нет, что за глупости, стоило, именно в храм и стоило. Во-первых, из-за
Сашки Чавдарова, с которого Смольников должен был начать. Во-вторых... из-за
Сашки Чавдарова.
   А доблестная полиция опоздала на какие-то минуты. И  ведь  все  правильно
они сделали. Город оцепили - мышь не проскочит. К церкви такие силы  стянули
- на маленькую войну хватит. Ждали в полной боевой готовности... чего?
   Чего они ждали, идиоты? Появления Зверя во всей красе, на любимом  болиде
с кустарно приваренным бортовым  вооружением?  Спятившего  Вольфа  Мессинга,
одержимого жаждой убийства? Да кто их поймет? Из короткой телефонной  беседы
Зверя и магистра они получили всю информацию и стали  действовать  так,  как
привыкли, так, как требовалось от них, так, как... как надо.
   Все идет как надо.
   И воют сирены на маленькой площади перед  разом  опустевшей  папертью.  И
пятнистые стрелки штурмуют церковь, натянув черные эластичные маски.  И  нет
больше Сашки Чавдарова, и магистра... вот он взрыв,  ахнуло,  аж  земля  под
ногами вздрогнула тяжело... нет больше магистра,  никто  не  выживает  после
того, как взрываются обвязанные вокруг тела тротиловые шашки.  Все  сделано.
Все сделано как надо, как хотелось, черт побери, ведь  хотелось  же,  Зверь?
Ведь так и нужно было? Ну? Ну, ответь! Сам себе ответь!
   Да.
   Отчего же так тоскливо на  душе?  Отчего  выть  хочется,  в  темный  угол
забившись? Жизнь закончилась, как заканчивается она для ребенка, за  которым
слишком долго не приходит в детсад задержавшаяся на работе мама.
   Глупо это, Зверь. Глупо. Все человеческое  должно  быть  чуждо  тебе.  Ты
сделал то, что хотел? Ну так уходи. Жизнь продолжается.  Другая,  Чужая.  Не
твоя, но она продолжается, и ты, кажется, уже нашел в ней свое место. Уходи.
Убегай. Пока  не  начали  шерстить  здесь  всех  без  исключения,  спрашивая
документы, задерживая до выяснения, пока одурело выносят  из  церкви  трупы,
трупы, трупы... Уходи.

***

   Высокий светловолосый мужчина неспешно шел по  набережной.  Жизнь  кипела
вокруг, вспыхивала яркими пятнами летних кафе, бликовала  водой  на  солнце,
вскрикивала и смеялась бездумно-веселыми голосами молодежи. Жизнь  обтекала,
не касаясь, не осмеливаясь задеть.
   Задумчивая смерть отрешенно глядела на воду. Смерть удивлялась. Даже  ей,
оказывается, может быть больно.
   А выпуски новостей ничем не радовали. Ну нисколько не радовали.
   "Игорь Юрьевич Смольников, глава государственного департамента по  работе
с молодежью... бывший глава"... каким-то чудом он остался жив.
   "Невероятный  по   жестокости   террористический   акт,   совершенный   в
Вознесенской церкви города Екатеринбурга..." слова,  слова.  Невероятный  по
жестокости. Как же он выжил?
   Господи, да понятно как! Зверь ожидал  этого.  Точнее,  он  был  к  этому
готов. Ведь сам же щедро, не скупясь, делился с наставником силой, отнятой у
жертв. Сорок Ритуалов за десять  лет.  Сорок  раз  магистр  получал  немалую
толику от посмертного дара распятого на алтаре человека. И он, в отличие  от
Зверя,  силу  попусту  не  тратил.  Да  что  там  "попусту"!  Он  вообще  не
растрачивал полученного. Копил. Берег. Жить хотел если и не  вечно  -  вечно
жить никому не дано, - то, по крайней мере, очень, очень долго. И жил  себе.
Скромно так. Потихонечку.
   Сколько жизней у него было в резерве? Ну, не сорок, конечно, что-то Зверь
и себе оставлял, да еще и с остальными,  допущенными  до  Ритуала,  делиться
приходилось. Не сорок. Однако их хватило, чтобы  пережить  взрыв  и  падение
огромной храмовой люстры.
   Стоит сделать паузу в унылых размышлениях и порадоваться тому, как точно,
до секунды, были  рассчитаны  действия  магистра.  К  моменту  взрыва  Игорь
Юрьевич действительно оказался в самом центре молельного дома,  и  рухнувшая
люстра накрыла то, что осталось от главы департамента.
   Да. А после  паузы  стоит  вспомнить,  что  даже  это  не  убило  мудрого
наставника.

***

   Зверь лежал  на  ковре,  закинув  руки  за  голову,  и  смотрел  в  экран
телевизора, уже не видя и не слыша ведущих, в должной мере сознающих трагизм
ситуации, в должной мере оживленных, в должной мере испуганных.  Не  до  них
было. Эти люди свою работу начали, и они ее продолжат  уже  помимо  всего  и
всех.
   Что дальше?
   Вопрос неуместный. Год назад он и вовсе показался бы смешным. Что дальше,
если все разложено по полочкам, все действия продуманы на неделю  вперед  до
мелочей, а на год вперед - менее подробно, но не менее жестко.
   До появления на сборном пункте еще три дня. Три дня до конца  отпуска.  В
первоначальные планы входило  на  это  время  исчезнуть  совсем,  отлежаться
где-нибудь, ничего не делая и, по возможности, ни о чем  не  думая.  Что  ж,
планы придется подкорректировать. Э