ать
приказ словами было невозможно, но отчего не попробовать? Не  получилось?  И
не надо.
   Он успел  оторвать  лапы  аж  четырем  паукам,  прежде  чем  первые  тени
мелькнули за разбитыми воротами.
   Бросив  последнюю  жертву  беспомощно  крутиться  на  полу,  цепляясь  за
полированное дерево  двумя  левыми  ногами.  Николай  Степанович  присел  на
подоконник.
   Он наблюдал.
   Волки входили во двор. Кто-то - через разбитые  ворота.  Кто-то  -  лапой
толкая незапертую калитку. Кто-то просто перемахивал  через  низкую  ограду.
Красиво так. Бесшумно. Стремительно.
   Волки входили во двор. Входили. Входили. Входили. Их  было  очень  много.
Те, кому не хватило места,  окружали  дом  снаружи,  оставались  за  дощатым
забором.
   Волки молчали.
   Николай Степанович думал почему-то, что они будут хотя бы громко  дышать,
вывалив языки. На портретах, сделанных Зверем, таких  хватало.  Еще  генерал
ожидал, что волки начнут чесаться - у них ведь блохи  должны  быть.  Они  же
дикие. Волки, в смысле. Да и блохи, если уж на то пошло.  Еще  твари  должны
были бы рычать, или  скулить,  или  лаять...  ну,  хоть  какие-нибудь  звуки
издавать! Не бывает так,  чтобы  животные  просто  молчали.  И  даже  дышали
бесшумно.
   А еще... Николай Степанович не очень отчетливо представлял  себе,  каково
это - власть над огромной стаей хищников. Собственно, он потому и отправился
сюда, что очень хотел составить такое представление. В общем, ему  почему-то
казалось, что ощущение будет приятным, захватывающим, может быть.  Ну,  хоть
каким-нибудь. На деле же генерал ничего не чувствовал. Он сам по себе. Волки
сами по себе. Окно открыто. Низкое окно. Волчьи морды почти на уровне колен.
Глаза у них какие внимательные...
   Странно это. Зверь опять наврал. На сей раз - в портретах. Где он в  этих
желтых  буркалах  умудрился   разглядеть   обожание,   ехидство,   хитрость,
удивление, ленивое добродушие? Где? Где хоть проблеск разума?!
   "Их слишком много, - осознал Николай Степанович, - за  таким  количеством
трудно уследить". Неизвестно, как делал это Зверь, может статься, потом  это
будет понятно. А пока... Мелькнула мысль отослать часть стаи. Куда-нибудь.
   Ну, куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Но  не  совсем  ясно,  как  это
сделать Волки-то сами по себе.
   Впрочем, сюда они как-то пришли. Услышали приказ и...
   Следующая мысль была неприятнее всех предыдущих.
   Не слышали волки никакого приказа. На дворе май. Они  привыкли  за  много
лет, что именно в это время является сюда их обожаемый хозяин... Они пришли.
И увидели чужака.
   А ведь эти волки - людоеды. Зверь приучил их к человечьему мясу.
   Выдерживая маску ледяного спокойствия, Николай Степанович продумывал пути
отступления.
   Скатиться с подоконника.
   Захлопнуть окно.
   Сколько времени потребуется волкам, чтобы разбить  стекло9  Нет,  они  не
станут этого делать. Это же зверье, безмозглое зверье.
   И они до сих пор не напали. Почему? Ждут чего-то?
   Длинные когти громко и отчетливо простучали  по  половицам.  В  доме?  За
спиной? Конечно, ведь дверь не заперта...
   Николай Степанович резко обернулся. Встретился взглядом с  двумя  желтыми
огнями. Он успел разглядеть там, в янтарной  глубине,  откровенную,  ехидную
ухмылку.
   И ненависть.
   Паук все скреб и скреб двумя уцелевшими лапами, все вертелся вокруг себя,
как лодка по команде "правым табань!", может быть, пауку было больно,  может
быть - страшно. И может быть, он  даже  обрадовался,  когда  прямо  на  него
хлынул сверху поток горячей, липкой крови. Во всяком случае,  мучения  паука
на этом оборвались.

***

   Длительный  перерыв  почти  не  сказался  на  эффективности.  Тело   само
вспоминало, что и как нужно делать. Да и дел-то немного:  уронить,  связать,
привести в чувство. Два человека или пятнадцать - не  имеет  значения,  если
жертвы не сопротивляются, а жертвы не сопротивлялись. Единственный, кто  мог
не поддаться внушению, - это  Джокер,  поэтому  Зверь  вывел  его  из  строя
прежде, чем взялся за всех остальных. Джокер и Зверь - два полюса.  Силы,  к
которым обращался маленький колдун, полярны тому, с чем имел дело экзекутор,
поэтому ужас и боль Пижона Зверь отдал пигмею до последней капли. Не оставил
себе ничего. И то, что было для  него  источником  жизни,  Джокера  едва  не
убило.
   В другое время, в другой ситуации Зверь, пожалуй,  похвалил  бы  себя  за
верное предположение. Ведь действовать пришлось наугад. А ну как  все  вышло
бы совсем иначе и Джокер сумел использовать  чужую  боль  по  назначению?  В
другое время и в другом месте Зверь не преминул бы посмеяться над  собой  за
склонность к мистицизму. Никаких разумных объяснений тому, что делал пигмей,
он найти не смог, как ни старался. В другое время и в другом месте...
   Время и место не располагали.
   Автоматизм движений, навязчивое напоминание:  ничего  себе,  все  -  Ему,
привычная (а ведь думал, что  забыл,  как  это  бывает)  радость  от  чужого
смертного ужаса.
   Слабо трепыхающееся тело жертвы рывком - на один из столов.
   "...останки Пенделя здесь же осматривали..."
   Надеть перчатки.
   Разрезать одежду.
   Жертва  кричит.  Трудно  сдержать  улыбку.  Ласковыми   теплыми   волнами
накатывает сила, щекотно бежит по венам, колется  в  кончиках  пальцев.  Эти
волны - смешные, маленькие предвестницы шторма,  гонцы  огромных,  щерящихся
пеной валов, глашатаи урагана, неистового и сладостного урагана...
   Не сегодня. Нынче все - Ему. Пусть. Если Он поможет,  впереди  еще  много
убийств.
   Но тоскливое недоумение никак не исчезало,  накипью  осело  в  сердце,  и
веселые токи чужого страха не в силах были смыть эту дрянь.
   Недоумение.
   Зверь искал в себе  хоть  сколько-нибудь  сожаления,  хотя  бы  намек  на
нежелание убивать вот этого, дико вопящего под ножом... Кто это, кстати? Ах,
Петля... Что-то должно было мешать. Ведь отношение к этим людям  в  какой-то
момент изменилось, ведь было же время, когда он сам готов был умереть, чтобы
они выжили... Как раз Петлю он и лечил от заразы, принесенной Костылем.
   Зачем?
   Чтобы Петля не умер.
   Зачем?
   Надо полагать, для того, чтобы сегодня было кого убивать.
   Сохранял кормовую базу...
   Нет.
   Впрочем, причины не важны. Важен результат.
   Когда-то давно он распределял силу инстинктивно. Уверенность в  том,  что
жертва не должна умереть, пока ей этого не позволят, была всегда,  с  самого
первого убийства, а вот технологию он понял далеко не сразу. Позже  научился
четко отмерять количество капель, необходимых для поддержания корчащейся  на
алтаре жизни. Если жертв было несколько, он  подпитывал  их  же  собственным
страхом. Но чаще человек пожирал себя сам. Зверь забирал у него силу и  этой
же силой с ним делился.
   Сейчас в его распоряжении было тринадцать людей. Тринадцать, без  Джокера
и Улы, которую Зверь почел за лучшее усыпить. Почти полтора десятка.  И  все
они боялись. Их страх, такой чудесный на вкус, кажется, можно  было  черпать
руками прямо из воздуха. Зверь не успевал забрать все. И усилием воли гнал с
лица счастливую  улыбку.  Ну  не  пристало  палачу  улыбаться.  Что  это  за
безобразие, в самом деле! Палач должен быть серьезным и сосредоточенным.
   Страх он оставлял. Жизнь Петли  пропустил  сквозь  себя  и  выдохнул  под
высокие своды зала.
   Следующий.
   Все еще пытаясь отыскать в  себе  остатки  недавней  человечности,  Зверь
вспоминал имя каждого из бойцов. Никаких чувств имена в душе  не  будили,  и
следовало бы этому порадоваться, но не получалось почему-то.
   За Петлей последовал Башка
   Потом был Синий. Потом - Кошмар. Ярко-рыжий и высокий,  почти  как  Лонг.
Лонг на столе не поместился, и Зверь,  недолго  думая,  отжег  ему  ноги  до
колен. Потом...
   - Ты все-таки решился на Ритуал, - задумчиво констатировал Он,  появляясь
прямо посреди зала. Ни огненных вспышек, ни серного запаха, ни даже хотя  бы
туманного облачка, из которого  сформировалась  бы  Его  невысокая,  изящная
фигура. Зверь, разумеется, не ожидал никаких декораций, но и на явление  Его
во плоти он тоже никак не рассчитывал.
   - Не останавливайся, - Тот, Кто пришел, кивнул на Зиму, -  продолжай.  По
обычаям твоего народа, гостей положено кормить.
   И крик Зимы забился в воздухе, захлебываясь,  но  не  прерываясь,  лаская
слух. Зиму сменил Лис. Потом Зверь бросил на стол Гада, но Тот, Кто  пришел,
покачал головой и поднял палец:
   - Достаточно. Садись, побеседуем. Время еще есть.
   Он выкатил на середину зала два кресла. Зверь стянул перчатки,  брезгливо
оглядел заляпанную броню, но снимать ее не стал.
   - Ну что? - Его гость устроился в кресле, откинувшись на спинку и  удобно
вытянув ноги. - Кто первый будет задавать вопросы?
   - Ты уже начал. Хотя странно, что у Тебя есть вопросы.
   - Я  не  всеведущ,  -  пришелец  улыбнулся,  расправил  высокий  воротник
средневекового плаща, - особенно если дело касается таких, как ты.
   - Вот это и странно. Как мне Тебя называть?
   - Демиром. Это имя, по крайней мере, не очень затаскано. Устраивает  тебя
такое обращение?
   - Вполне. Ты зачем-то хотел видеть меня. Что за интерес может быть у... -
Зверь задумался, подыскивая определение, и Демир рассмеялся. Сложил  пальцы,
взглянул на собеседника поверх ладоней:
   - У правителя моего масштаба. Ты это хотел сказать?
   - Приблизительно.
   - Я отвечу. Но сначала ты скажи мне, почему так Избегал  встречи.  Десять
лет - немалый срок для смертного
   - Боялся,
   - Чего же?
   - Тебя. Я не знал и сейчас не знаю, чего Ты хочешь.
   - А чего хотели от тебя все остальные?
   - Люди?
   - Ну да.
   - Чтобы я убивал для них, - задумчиво ответил Зверь. - Сначала  это  было
уничтожение тех, кто мешал, потом убийства ради  убийств,  для  того,  чтобы
убедиться в своей безнаказанности, потом... сила, которую я забирал...  Тебе
это зачем? Конкуренты завелись? Или своих сил не хватает?
   - Конкуренты, - кивнул Демир. - Вот ты сам и  ответил.  Вас  очень  мало,
таких, а мне нужен каждый.
   - Нет, - Зверь поморщился. - Мне десяти лет на всю жизнь хватило.
   - Если бы ты пошел  на  контакт  сразу,  многое  сложилось  бы  иначе.  -
Пришелец вздохнул:
   - Я и  не  предполагал,  что  ты  продержишься  так  долго.  Десять  лет.
Упорство,  которое  было  бы  достойно  уважения,  не  будь  оно  совершенно
неоправданным.
   - Я и сейчас не в восторге. - Зверь смотрел в пол,  крылья  тонкого  носа
чуть вздрагивали. - Извини уж.
   - Но выбирать тебе не приходится, - хмыкнул Демир. - еще бы! У меня  было
десять лет на то, чтобы организовать эту  встречу.  Причем  так,  чтобы  она
прошла на моих условиях. Должен признать,  это  было  нелегко.  В  последние
месяцы с тобой происходят  странные  вещи.  Мне  приходилось  корректировать
ситуацию едва ли не поминутно.
   Зверь поднял глаза:
   - О чем ты?
   - О твоем желании стать человеком. - Демир пожал плечами.  -  Глупо  это,
можешь мне поверить. И о том, что  все  твои  беды,  начиная  с  продажности
магистра, - моих... ну, не рук, конечно, но, в общем,  моя  работа.  Падение
"Покровителя" можешь смело записывать туда же... И позволь выразить тебе мое
восхищение - ты сделал  невозможное,  выдернув  целый  корабль  на  планету,
пригодную для людей. Кстати, именно я навел твоего приятеля Азата  на  мысль
установить камеру в твоем жилом отсеке.
   Зверь глубоко вздохнул. Пальцы стиснулись на подлокотнике с такой  силой,
что пластик жалобно хрустнул.
   Демир  без  улыбки  наблюдал,   как   облачными   тенями   пробегает   по
выразительному, скуластому лицу весь спектр чувств и эмоций.  От  ярости  до
беспомощного удивления. И снова ярость. Жгучая, бессильная злость.
   - Зачем?  -  спросил  наконец  палач.  Отпустил  несчастный  подлокотник,
откинулся на спинку кресла. - Я не спрашиваю, зачем ты это устроил, объясни,
для чего ты об этом рассказываешь?
   Демир поднял руки - не  то  жест  примирения,  не  то  символ  чистоты  и
открытости:
   - Я не хочу обманывать тебя. Природа моя лжива или  так  принято  думать,
что в общем равнозначно, но отношения, начавшиеся  с  обмана,  заканчиваются
еще большей ложью. Ты был нужен мне, экзекутор. Ты отказался от встречи.  Ты
вынудил меня вынудить тебя, прости за тавтологию, и вот наконец-то мы оба  в
одной точке пространства. Я частично. Ты - весь целиком.
   - И деваться мне некуда, - продолжил Зверь. Кивнул задумчиво.  Порылся  в
памяти, подыскивая  улыбку,  подходящую  к  ситуации.  Нашел.  Чему  приятно
удивился.
   - Я не человек и не предаю своих, - заметил гость. - А  еще  я  не  люблю
сражений, в которых  одна  сторона  заведомо  слабее.  У  меня  есть  на  то
основания. - Он потянулся в кресле, наклонился чуть  вперед.  -  Все  должно
быть честно, правда,  Зверь?  Поэтому  я  выслушаю  твои  условия.  Предложу
встречные и обещаю, что, если они тебя не устроят, я сделаю то, чего  хочешь
ты. Это достаточная компенсация за неприятности, в которые  я  тебя  втянул?
Из-за твоей же, напомню, глупости.
   - Нет, - без раздумий ответил Зверь. - Но  коли  уж  Ты  честен,  я  буду
великодушен.
   Несколько секунд они улыбались друг другу. Демир  -  задумчиво.  Зверь  -
вызывающе. Потом гость хмыкнул:
   - "Безумство храбрых сродни психозу" - так у вас говорят? Ладно,  с  этим
разобрались. Давай к делу. Что нужно тебе?
   - Уйти отсюда.
   - В ад?
   - В рай, - рыкнул Зверь, не склонный сейчас к шуткам, - куда угодно, лишь
бы отсюда. На планете со дня на день может появиться человек, который  убьет
меня сразу, как увидит.
   - Только в этом зале таких восемь. - Демир сосредоточился  на  секунду  и
усмехнулся чуть удивленно. - Нет, шесть. Девушку и колдуна можно  исключить.
Или проблема в том, что этих ты и сам можешь убить,  а  тот,  летающий,  под
запретом?
   - Именно.
   - Ты так и не разобрался в себе? Не понял, почему не можешь  забрать  его
жизнь?
   - Это имеет значение?
   - Может быть. Откуда у тебя привычка отвечать вопросом на вопрос?  Ладно,
забудь, это я и так знаю. А твой летун будет здесь не со дня на  день,  а  в
течение часа или двух.
   Зверь дернулся в кресле, жутко блеснули в полумраке зала зрачки.
   - Ему повезло, - как ни в чем не бывало продолжил  гость.  -  У  вас  там
грядут какие-то  перевыборы,  и  власть  имущие  из  кожи  вон  лезут,  дабы
подданным  понравиться.  Гражданам,  то  есть.  В  кои-то  веки  польза   от
демократии, и то, извольте видеть, боком вышло. В общем, помощь идет, и идет
быстро. Тянуть с этим не стали, дабы не возбуждать электорат  и  не  ставить
себя в неудобное положение, если вдруг спасаемые перемрут  раньше.  -  Демир
сверкнул зубами, оглядев внушительную труду из семи выпотрошенных тел.
   -  Час  или  два?  -  уточнил  Зверь,  оглядывая  зал  и  краем  сознания
прикидывая, сколько времени он продержится здесь в одиночестве. - Значит, он
уже на орбите?
   - Он? Они, так будет вернее. Да, уже на орбите. Вот-вот попытаются  выйти
на связь. Но время по-прежнему есть.
   Я по природе своей, как ты знаешь, коварен и лжив, натура у меня  подлая,
а нрав змеиный, так что давай-ка я попытаюсь тебя искусить,  обольстить  или
как там  это  лучше  сформулировать  с  учетом  того,  насколько  склонен  к
двусмысленностям стал в последнее время человеческий разум. Я  попытаюсь.  А
ты, надеюсь, прислушаешься и  примешь  мое  предложение.  -  Демир  нагнулся
вперед, поймав взгляд Зверя. Какое-то время  они  смотрели  друг  на  друга,
глаза в глаза. Потом гость вздохнул и снова откинулся на спинку кресла. - Ты
дорогого стоишь, - прошептал он, глядя в лицо собеседника - в зеркало глядя.
Острые скулы, брови - стрижиными крыльями, тонкие, бледные губы и, главное -
пылающие странным, страшным, властным и болезненным огнем глаза.
   Зверь мотнул головой, потер лицо, словно снимая чужую маску, и вновь стал
собой. Поежился зябко:
   - Ты не человек.
   - Ты тоже. - Демир был серьезен, словно вся  легкомысленность  сгорела  в
пламени чужого - его - взгляда. - Человек  бы  умер.  Итак,  -  он  взмахнул
рукой, - вот тебе портал. Откроется он не сразу, я не хочу  причинять  этому
миру лишней боли, но через час ты сможешь уйти.  В  рай.  Твой  собственный.
Хотя, возможно, оказавшись там, ты сильно в нем  разочаруешься.  А  вот  мое
предложение: оставайся.
   - И умирай. Благодарю покорно.
   - Ты можешь сдаться без боя. Вопрос не в этом, Зверь. Ты нужен мне здесь,
и я уже объяснил зачем. Но нужно это не только мне, тебе - тоже.
   - Да? - Зверь слушал гостя и раздумывал над небрежно  брошенным:  "можешь
сдаться без боя". Ему самому такая простая мысль не пришла бы в голову.
   - Я хочу рассказать тебе одну историю, мальчик. - Демир  поднял  глаза  к
низкому потолку, улыбнулся с легким злорадством. - Спешит  твой  летун.  Они
всегда спешат. Люди. И так часто опаздывают. Так вот, история не о людях.  О
нелюдях. А правильнее будет сказать, о не человеке, который  когда-то...  по
твоим меркам  очень-очень  давно,  полюбил  человеческую  женщину.  Это  был
мезальянс столь откровенный, что ни у кого  не  возникло  сомнений  -  связь
недолговечна, и так оно и получилось. Но остался ребенок.  Один-единственный
ребенок, да еще и с плохой кровью. О  нем  предпочли  забыть.  Когда  ангелы
сходили  к  дочерям  человеческим,  от  них  рождались  не  только   титаны.
Попадались и выродки. Просто о титанах помнят,  а  выродки...  зачем  о  них
вспоминать?
   Зверь разглядывал трупы на полу. Пересчитывал, словно сомневался, хоть  и
помнил прекрасно, что убил семерых. На взгляд казалось, что больше. Очень уж
грязно... Стрелять будут сразу. Ни один  человек,  узрев  этакую  бойню,  не
сможет удержаться. Убьют. Не задумываясь. Не тратя времени на переговоры.
   Заложники? Восемь живых и Пижон. Тоже.  Живой.  На  Земле  это  могло  бы
сработать. Но не здесь. Отсюда деться некуда. Значит, убьют.
   - А ребенок жил себе, - Демир хмыкнул, - и жил хорошо. В те времена  люди
позволяли себе куда больше, чем нынче,  а  благодаря  отцовской  крови  этот
человек мог  не  бояться  ни  болезней,  ни  бессильной  старости,  ни  даже
насильственной смерти. А вот сам он убивал. Ему нравилось  убивать.  И  жил.
Жить ему тоже нравилось. В отличие от тебя, он любил женщин.
   Зверь покривил губы.
   Его гость улыбнулся в ответ:
   - О женщинах я вспомнил не в укор тебе, а для того, чтобы стало  понятно,
как получилось, что капли нечеловеческой крови можно найти  в  жилах  многих
людей. Понятия не имея о своем родстве, люди эти иногда встречаются,  у  них
тоже бывают дети.  А  чужая  кровь  сильна.  Сильнее  человеческой.  Как  ни
разбавляй ее, что-то да останется.
   Он замолчал, пошарил пальцами в воздухе, вытянул бутылку темного  стекла.
С удовольствием сделал глоток:
   - Люблю пиво. И знаю, что плебейство, а все равно. Эх, Зверь,  женщин  ты
сторонишься, не куришь, даже вина не пьешь, и зачем все это?  Чтобы  убивать
эффективней?
   -  Чтобы  жить  спокойней.  -  Зверь  поморщился.  -  Зачем  ты  все  это
рассказываешь?
   - Неинтересно?
   - Непонятно.
   - Ну, тогда слушай дальше. Итак, нечеловеческая  кровь.  Представь  себе,
дитя мое, что по какой-то нелепой случайности несколько поколений  подряд...
Нет, пожалуй, даже много поколений  подряд  люди,  в  чьих  жилах  есть  эта
зараза, заключают между собой браки и рожают детей. Повторюсь, они не  знают
о своей исключительности. Все действительно происходит случайно.  Во  всяком
случае, настолько, насколько я могу быть в этом уверенным. А если не  я,  то
кто? Что мы получим в итоге, Зверь?
   - Вырождение, - буркнул убийца, почему-то с необыкновенной  отчетливостью
представив себе длинную цепочку близкородственных связей.
   - Именно! - удовлетворенно кивнул Демир. - Вырождение всего человеческого
и, - он многозначительно поднял указательный палец, - возвращение к норме не
человеческого. Женщина, которая родила тебя, и мужчина, который тебя  зачал,
были