о. И не будет, наверное.
Но это ведь не убийство.  Машина  останется  живой,  она  просто  перестанет
осознавать себя. Ей будет все равно. Просто.
   Проще, чем разбудить.
   И мягко, мягонько, ласково так, спокойно: спи...
   Чем-то сродни обыкновенному гипнозу. Ловишь взгляд, и даже приказывать не
надо - все получается само.  Это  легко.  Технически  легко,  а  как  оно  -
отправлять на покой живую душу, никого не касается.
   Ну вот. Она засыпает... Это небольно. Совсем небольно.  "Мурена"  была  и
перестала быть. Ее можно разбудить снова. Сейчас или чуть позже, но ты Зверь
этого не сделаешь. Ты уйдешь. Для тебя "Мурены" уже нет и никогда больше  не
будет. Последние дни вообще щедры на потери.
   Это небольно.
   Совсем небольно.
   И вертолет-разведчик  Ка-190  идет  на  посадку,  снижается  над  буровой
вышкой, легкий, послушный, маневренный.
   Тихо как...

Май. Казахстан

   - Тебя ищут, молодой господин, - сказала желмагуз кемпир.
   - Я знаю, - кивнул Волк.
   - Нет, - возразила желмагуз кемпир. - Ты знаешь, что тебя ищут  люди.  Ты
не знаешь, что тебя ищет Тот, кто над нами.
   Она была старой и уродливой. Сморщенные  груди  висели  почти  до  пупка,
желтые когти, длинные и грязные, закручивались в спирали,  а  зубы  казались
черными. То ли от табака, который она жевала не  переставая,  то  ли  зубная
эмаль была такого цвета.
   Она была старой, уродливой, семиголовой  демоницей.  Одна  голова  вполне
материальная - та самая, которой желмагуз кемпир говорила  и  жевала  табак,
остальные шесть - призрачные,  наслаивающиеся  друг  на  друга  изображения.
Разные лица. Разный цвет волос и глаз. Изредка мелькали даже красивые.
   Волк не присматривался. Демоница считала его своим хозяином. Может  быть,
она сошла с ума от старости, а может, это  он,  Волк,  свихнулся.  Здесь,  в
степи, это было не так уж важно. Вновь оказавшись  среди  людей,  он,  может
статься, задумается над странностями желмагуз кемпир и своими  собственными.
А пока... Волки не думают.
   - Тот, кто над нами, - это Сатана?
   - Ты  называешь  его  так.  Твои  волки  убили  слишком  многих,  молодой
господин. Ты залил кровью прошлую весну. Ты хочешь повторить это?
   - Нет, - Волк покачал головой, - не хочу. Я все сделал. Теперь  мы  снова
будем охотиться. Просто охотиться.
   - На людей.
   - Тебе их жалко?
   Желмагуз кемпир рассмеялась. Всеми головами сразу.  Смеялась  она  долго,
семь  голосов  сплетались  друг  с  другом,  скрипели,   каркали,   звенели,
разливались истеричными колокольчиками. Желмагуз кемпир любила посмеяться.
   - Я мать им всем, - сказала она наконец, - мать, советчица, убийца.  Нет,
молодой господин, мне не жалко своих детей. Они - моя жизнь. И я убиваю  их.
Так же, как ты. Так же, как любой из нас. Ты веришь мне, хозяин?
   - В то, что меня ищет Сатана? Да, верю. Он давно хочет встретиться.
   - Он перестал ждать. Теперь он будет действовать.  Ты  примешь  совет  от
старой, мудрой женщины?
   - Смотря какой.
   - Ах-ха-а, - выдохнула демоница и  улыбнулась.  -  Такой  молодой,  такой
смелый, не очень умный хозяин. Послушай меня - улетай. Прямо сейчас. Отпусти
стаю, оставь свой дом и улетай. Бойся Того, кто над нами. И  людей,  которым
веришь, тоже бойся. Сейчас тебе нужно бояться  всех.  Ты  -  владыка  и  сын
владыки - слишком слаб, чтобы спорить с судьбой. Ты можешь  только  убегать.
Если хочешь жить.
   - О чем ты?
   - Мы, демоны, никогда не говорим понятными  словами.  -  Желмагуз  кемпир
перекинула табачную жвачку с одной стороны рта в другую, сплюнула на  жухлую
траву. - Ты можешь умереть и стать другим. Если хочешь этого  -  делай  так,
как велит Тот, кто над нами. Ты можешь остаться жить... Нет, не верно...  Ты
можешь попробовать сохранить  свою  жизнь.  Тогда  беги.  Это  все,  молодой
господин. Это все. Удачи тебе. Мы не увидимся больше.
   Она  вновь  рассмеялась   на   разные   голоса.   Невесело   рассмеялась.
Пронзительно и зло. Поклонилась и исчезла в темноте.
   А утром Волка поднял на ноги тихий писк телефона:
   -  Олег,  -  послышалось  в  трубке.  Знакомый  голос...  Волк   медленно
становился  человеком.  Вспоминал  себя.  По  частям.  Тяжело  и   неохотно.
Вспомнил... Олег - это имя. Его имя.
   - Да, - хмуро сказал он.
   - Есть работа.  В  Екатеринбурге.  Ты  должен  провести  Ритуал.  Извини,
мальчик, отпуск закончился... Вылетай немедленно.

***

   -  Пижон,  -  деловито  распорядился  Лонг,  -  бери  легкий  вертолет  и
отправляйся с Пенделем в гнездо... в смысле, на буровую.
   - Понял! - откозырял Азат. И рысью помчался в ангар. В лагере он  за  три
дня засиделся, так что вертолетная прогулка к морю пришлась очень кстати.  В
пилотском гнезде какие-то неполадки, но Кинг сказал, что ничего  серьезного.
Во всяком случае, если верить записи, так он  сказал  Лонгу.  А  раз  ничего
серьезного, значит, полет и вправду будет просто прогулкой.
   Пендель,  недовольно  бурча,  вошел  в  ангар,  когда  Пижон  уже   начал
пританцовывать от нетерпения:
   - Отправить больше некого, - бормотал Пендель, влезая в вертолет, - я ему
что? У меня, что, дел других нет? Кинга бы отправлял...
   Пижон знал, что Кингу некогда. Проблемы были не только на буровой:  после
переезда барахлила почти вся техника. Неполадки, каждая по отдельности, были
несущественны, но  в  общем  картина  получалась  безрадостная.  Потому  что
десяток маленьких проблем хуже, чем одна большая. Если верить тому же Кингу,
все решалось в течение нескольких дней, и тем не  менее  великан-электронщик
не мог пока выкроить время на то, чтобы заниматься еще и буровой. А  Пендель
- универсал, вот пускай он везде и успевает.
   Рассказать об этом Пенделю Пижон не мог все по той же  извечной  причине:
информацию он получил совершенно незаконным способом. Пара выбитых  зубов  и
три кошмарных дня на гауптвахте заставили  было  задуматься.  Но  ненадолго.
Пижон выспался, отъелся, перестал бояться Зверя. И вернулся к работе. Кто-то
же должен. Восстановить записи, увезенные Готом, уже не  получится,  значит,
нужно хоть как-то компенсировать потерю.
   Пендель побулькал-побулькал и успокоился. Заснул. Назвать его  отходчивым
было трудно, но надо отдать Пенделю должное: он умел переключаться  с  одной
проблемы на другую, не забивая голову  лишними  мыслями.  Сейчас  вот  спит,
хорошо так спит, душевно. Потом будет работать. А претензии  к  Лонгу  будут
высказаны самому Лонгу. Да и то лишь в том случае, если тот не напомнит, кто
теперь главный.
   Море внизу блестело. Солнце наверху  слепило  даже  сквозь  светофильтры.
Летать над морем неинтересно. Над  джунглями,  кстати,  тоже.  Горы  -  дело
другое. Все-таки разнообразие.
   Наконец далеко впереди и внизу показалась вышка.  Пендель  как  почуял  -
проснулся, завозился в кресле. Пижон сделал над буровой круг, так, на всякий
случай. Порядок есть порядок. Тишина, конечно, что внутри, что снаружи.  Что
и следовало доказать.
   Вертолет опустился на посадочную площадку.
   Пендель, который уже успел расстегнуть ремни, тут же выскочил из кресла и
поспешил к лестнице, бросив на бегу: займись машиной.
   Все правильно. У него свои дела, у Пижона - свои. Ладно, займемся.
   Азат выключил двигатели, дождался, пока  остановятся  винты,  неторопливо
вылез из кабины, пошел по палубе, потягиваясь на ходу.  Благодать-то  какая!
Солнышко светит. Море шумит. Пендель работает.
   Из чистого любопытства, Пижон откатил в сторону  дверь  небольшого  -  на
одну  машину,  ангара.  И  остановился,  помаргивая.  В  душном  сумраке,  в
мятущейся пляске пылинок, в шумящей  волнами  тишине  он  увидел...  призрак
вертолета. Призрак. Потому что настоящая "Мурена"  осталась  на  плато.  Она
сгорела. Превратилась в пепел вместе со своим хозяином...
   За спиной негромко присвистнули.
   Пижон обернулся...
   Винтовка осталась в вертолете. Зачем  оружие  на  защищенной  автоматикой
буровой?
   - Привет! - улыбнулся Зверь. - Пижон, ты даже не представляешь, как я рад
тебя видеть!

***

   Ближе к вечеру Лонг начал беспокоиться. Пендель не выходил на  связь  уже
несколько часов. Кинг на вопрос командира о том,  нормально  ли  это,  пожал
плечами:
   - Работает.
   И Лонг попытался сам связаться с буровой.
   Несколько раз подряд получив стандартный  ответ  автомата,  Лонг  снял  с
работ Пулю, Крутого и Джокера и отправил их в  пилотское  гнездо.  Какая  бы
дрянь ни завелась на буровой вышке, троих бойцов такого уровня  было  вполне
достаточно, чтобы разобраться с любой напастью.
   Тяжелый вертолет грузно  поднялся  с  поля  и  полетел  на  восток.  Лонг
провожал машину взглядом, пока она не скрылась из виду. Сейчас он  завидовал
Готу. Не потому, что тот сумел выбраться с Цирцеи,
   "или погиб?"
   А потому, что майор в подобных ситуациях не чувствовал  ни  беспокойства,
ни  тягостной  тревоги.  Гот  всегда  знал,  что   и   как   нужно   делать.
Ответственность за людей его не угнетала. Кажется, отвечать за своих  бойцов
было для Гота чем-то совершенно естественным.  Словно  он  с  этим  родился.
Кстати,  когда  во  время  строительства  вышки  связь  с   ней   неожиданно
прервалась, Гот отправил туда не трех человек, а одного  Зверя.  Почему?  Он
выбрал не лучшего бойца и не лучшего стрелка, он выбрал хорошего водителя...
точнее, тогда все еще думали, что Зверь классный водитель и  очень  неплохой
техник. И тем не менее Гот выбрал именно его.
   Он уже тогда что-то знал?
   Откуда бы?
   Со Зверем, между прочим,  Готу  тоже  повезло.  Лонгу  сейчас  совсем  не
помешал бы такой советник. Джокер может кое-что и в чем-то,  пожалуй,  Зверя
превосходит, но... с Джокером тяжело общаться. А со Зверем было легко.
   Что с Пижоном? И с Пенделем? Они живы еще? Хочется думать, что живы. Этих
двоих трудно застать врасплох, у них есть оружие и вертолет...
   Все очень непонятно. Гот, без сомнения, знал, что делал. Он всегда  знал,
что делал. И если решил майор,  что  один  из  его  подчиненных  заслуживает
смерти, значит, так оно и есть. Зверь убил Фюрера - это всем известно.  Было
за что, надо сказать. Но Гот  сказал,  что  Зверь  убил  еще  и  Резчика.  И
Костыля. И на Земле... А Пижон, тот и вовсе говорил о "русском ковене"... Но
Пижон тоже не может объяснить, откуда у него эта  информация.  Ссылается  на
Гота, на то, что тот предоставил убедительные доказательства.
   С одной стороны, конечно, это Лонга интересовать уже не должно  -  и  без
того забот хватает. С другой... Нет, Зверь  мертв.  Вопрос  нужно  поставить
иначе: должен ли командир утаивать  от  своих  подчиненных  жизненно  важную
информацию? Гот именно так и поступил. Он каким-то  образом  узнал  о  Звере
правду, заманил его в жилой отсек, запер там, а  потом  убил.  В  объяснения
командир не вдавался, да никто и не расспрашивал. Было не до того. К тому же
все почему-то пребывали в уверенности, что Зверь болен, и ему  нужно  время,
чтобы выздороветь. Интересно, что ни у кого не возникло вопроса,  почему  же
заболевшего не отправили в лазарет. Зверь есть Зверь,  он  странный.  А  Гот
есть Гот. Он лучше знает.
   Вот где высший пилотаж!
   И ведь действительно командир выбрал оптимальный способ решения проблемы.
Опасность нейтрализовал, а  затем  уничтожил.  Никого  больше  под  удар  не
подставил. Проблем в подчиненном ему подразделении не возникло. А  принимать
решения наверняка приходилось на ходу. Времени подумать у Гота не было.
   Лонг спросил себя, сумел бы он поступить так же?  У  него  ни  с  кем  не
сложилось отношений столь же близких, как у Гота со  Зверем,  но...  скажем,
смог бы он взять и убить того же Пижона? Молча.  Никому  ничего  не  сказав.
Оставив при себе все чувства и переживания. Приговорить Пижона  к  смерти  и
восемь дней потом делать вид, что все идет  как  нужно,  что  не  происходит
ничего из ряда вон выходящего, что...
   Нет уж. Слава богу, Пижона убивать не за что.
   Господи, скорей бы уж боевая группа добралась до  буровой!  Хоть  узнать:
как там дела и что с ребятами? Самому  бы  полететь!  Но  командиру  нельзя.
Командир собой в последнюю очередь рисковать должен.
   Удивительно, но тяжелые  раздумья  нисколько  не  мешали  работать.  Люди
приходили  и  уходили,  докладывали  о  выполненных  заданиях,  сообщали   о
проблемах, спрашивали указаний - жизнь кипела, и Лонг ни на миг  не  выпадал
из этого кипения. Как Гот!  Да,  здесь  он,  пожалуй,  майору  не  уступает.
Удивительно только, откуда взялся  вдруг  такой  талант?  Ведь  всего  опыта
работы на командирской должности - три дня с небольшим.
   - Крутой на связи, - сообщил дежурный.
   - Пусти-ка меня. - Стараясь казаться спокойным. Лонг надел наушники, взял
микрофон:
   - Крутой? Что там у вас?
   - Пендель мертв. - Узнать севший, вздрагивающий голос было очень  трудно.
- Пижон исчез. Их вертолет здесь, но кроме нас на буровой никого нет.  Склад
боеприпасов вычищен.
   - Как погиб Пендель? - как можно хладнокровнее спросил Лонг. Черт побери,
черт побери, черт побери... хотелось кричать и биться головой о стены, но...
нельзя. Ему - нельзя.
   Рация молчала. Только тихонько потрескивал здешний безжизненный эфир.
   - Крутой?! - окликнул Лонг. - Как слышишь?
   - Слышу хорошо, - глухо отозвался  боец.  -  Лонг,  Джокер  говорит,  это
сделал Зверь. И еще... он говорит, что Зверь придет за всеми.
   - Возвращайтесь, - приказал сержант по-прежнему спокойно.
   Тебя это не пугает, командир, ты знаешь, что делать, все  знают,  что  ты
знаешь, что делать...
   "Боже, но что?!"
   В первую очередь вернуть всех  людей  в  лагерь.  Потом  выяснить,  каким
образом Зверь выжил. И как его убить? А  потом  -  сделать  то,  что  скажет
Джокер.
   На периметр надежды нет. Автоматика не сработает,  надо  приказать  Кингу
стереть Зверя из памяти орудийных установок...  Толку  от  этого  не  будет.
Проклятие! Но все равно лучше сделать,  чем  потом  пожалеть.  Людей,  чтобы
контролировать все подходы  к  лагерю,  недостаточно.  Следовательно,  нужно
выбрать самое удобное для обороны укрытие. В  принципе  для  этого  пригоден
любой из  корпусов,  но  оптимальным  решением,  наверное,  будет  рейхстаг.
Одна-единственная дверь. Других  входов  нет.  Двадцать  бойниц  расположены
почти идеально. Стены не пробить даже из пушки...
   Выгнутая дверь жилого отсека
   К черту дверь! Орудия периметра до  рейхстага  не  достанут  -  на  линии
выстрела находятся другие здания. Да и
   Мощности им не хватит. Пластикат - это все-таки не ящеры и не древопрыги.
   Вертолеты?
   Да. Это проблема. Пары ракет хватит, чтобы разнести рейхстаг в брызги.  А
вертолет у Зверя наверняка есть. Иначе как бы он смог попасть в гнездо?
   Зверь-то? Да кто же знает, на что он способен?!
   Значит, отсидеться не получится. Но что  в  таком  случае  делать?  Может
быть, встретить его в воздухе?
   Черт, черт, черт! Господи  боже,  Гот  наверняка  решил  бы  этот  вопрос
самостоятельно. Но Гот знал Зверя.  Кто  еще  знает  Зверя?  Пижон...  Пижон
исчез. Ула? Нет, с ней об этом лучше даже  не  заговаривать.  Джокер...  Да,
Джокер. Нужно расспросить его. И тогда уже принимать решение.
   Но, если Зверя нет на буровой, значит, он вот-вот будет здесь...

   Под сенью деревьев проносится тенью
   Живое до самых когтей наважденье,
   И те, кто видит его скольженье,
   Спешат помолиться вслух.
   Но что богам до бегущих мимо,
   До тех, в ком бьется неистребимый,
   Свободой вскормленный в злую зиму
   Живучий бунтарский дух
   А в кровь разбитых губ
   Усмешки жарче нет.
   На просьбы слишком скуп
   Молчания обет.
   Меня обложили, как зверя в норе,
   Мне бросили жирный кусок.
   Но ни для кого уже не секретДороги ведут на Восток

   Группа Джокера вернулась раньше. Где  бы  ни  был  Зверь,  он  не  спешил
появиться в лагере. В прозрачных сумерках  грузовой  вертолет  опустился  на
площадку. К нему,  вопреки  обыкновению,  не  направилась  группа  техников.
Машину окружили бойцы из пятерки, что  была  когда-то  в  подчинении  Лонга.
Очень быстро, в полной тишине, из  вертолета  выгрузили  носилки  с  длинным
пластиковым пакетом, и, молча, бегом, восемь человек направились в рейхстаг.
   - Он будет убивать сам, - сообщил Джокер на ходу, - руками или ножом, или
словами.
   Тяжелая дверь с глухим рокотом прокатилась в пазах Щелкнул замок.
   Два стола поспешно освободили от компьютеров, переложили на них  носилки.
Ула еще натягивала перчатки, а бойцы уже вернулись  на  свои  места.  Гад  и
Кинг, занимавшие позицию рядом с импровизированной прозекторской, сместились
чуть в сторону.
   - Уверен? - спросила биолог, когда Лонг предложил ей свою помощь.
   Он пожал плечами:
   - Конечно.
   Ула хмыкнула и расстегнула "молнию" на пакете... Лонг  увидел,  что  там.
Услышал, как икнул и исчез за дверью туалета Гад.
   - Отойди, - негромко сказала биолог, - помощничек  Джокер,  придержи  вот
здесь...
   Может быть, это было не правильно, но Лонг порадовался, что не ему  нужно
рассматривать то, что осталось от Пенделя. Он устроился  рядом  с  Кингом  и
принялся внимательно разглядывать дверной проем.
   - Где сердце и печень? -  негромко  спросила  Ула.  Кинг  начал  молиться
шепотом.
   - Я думаю в море, - так же тихо и спокойно ответил Джокер.
   - Лонг, - биолог застегнула пакет,  -  Пендель  умер  от  того,  что  ему
вырезали сердце. Перед этим  с  него  содрали  кожу.  Не  всю.  Чуть  меньше
половины. Вырезали печень...
   - И выкололи глаза, - продолжил Лонг, мечтая о том,  чтобы  его  вырвало.
Тошнило все сильнее.
   - Глаза выжгли потом, - возразила Ула, - он...  Зверь  всегда  делал  это
после того, как вырезал сердце. - Она сдернула с  рук  грязные  перчатки.  -
После того, как вырезал сердце,  но  перед  тем,  как  жертва  умирала.  Еще
что-нибудь тебя интересует?
   - Н-нет.
   Ула держится лучше всех. Чего ей стоит это спокойствие? Когда Гот огласил
приговор, она сорвалась в истерику Тогда в ступор впали все остальные, а Ула
плакала и кричала сквозь слезы:
   - Убийца! Проклятый убийца! Он же верил тебе!
   Она не Зверя, она... Гота убийцей назвала.
   Пижон потом, уже позже, объяснил, что Зверь умел подчинять людей. С  этим
трудно было поспорить. Лонг сам никак не мог  поверить...  ни  во  что.  Все
происходящее казалось абсурдным сновидением. Разумом он понимал: Гот  сделал
все, как нужно. Разумом понимал: Пижон знает,  о  чем  говорит.  Разумом  же
осознавал: Зверь смертельно опасен. Но вот поверить в это не получалось.
   Зверь спасал их трижды. Весь отряд. И один  раз  Лонга  персонально.  Это
Лонг помнил прекрасно, но ни с кем не делился воспоминаниями. Слишком  много
было там  боли,  боли,  боли,  до  тихого,  животного  скулежа.  А  потом  -
раскаленная, твердая ладонь на лбу.  Чуть  царапаются  мозоли.  И  взгляд  в
глаза. Взгляд, где огоньки мерцают, вспыхивают, тянут куда-то. Боль уходила.
Оставалась слабость, холодный пот по всему  телу,  звон  в  голове.  А  боль
уходила. Как хорошо! Только непонятно было,  почему  уходящая  боль  смотрит
теперь из чужих мерцающих зрачков. Но тогда это не имело значения.
   А сейчас?
   Сейчас - тем более.
   А Ула - женщина. Она  так  устроена,  что  чувствам  и  эмоциям  доверяет
больше, чем здравому смыслу. За три дня она так сильно изменилась, и внешне,
и,  наверное,  внутри.  Стала   очень   спокойной,   очень   рассудительной.
Очень-очень занятой. Что на самом деле творилось у  нее  на  душе,  Лонг  не
знал. Понимал, что нужно бы выяснить. Гот, например, уделял Уле очень  много
внимания, и уж он-то, наверное, сумел бы  ее  разговорить.  А  Лонг...  Лонг
попробовал.  Маленькая  рыжая  немка  послала  его  по-русски  да  с   таким
загибом... Больше к ней не  совались.  Никто.  Даже  Пижон,  хотя,  кажется,
раньше Ула с ним дружила.
   И вот сейчас Пендель. Замученный насмерть, живьем освежеванный. И  сделал
это Зверь, в смерти которого Ула обвиняла Гота.
   В первый р