ыжженную пустошь. Это  со  своей  жизнью  можно  играть,  как
заблагорассудится, а за чужую надо отвечать. Ведь сам сделал все, чтобы  эта
жизнь себя осознала.
   Сил не прибавилось. Но  азарт  сменился  злостью.  Тупым,  нерассуждающим
бешенством. Не успеть? Хрен там! Крутись как хочешь, Зверь, но выбраться  из
клетки ты обязан. И, кстати, забудь о пяти часах. На то,  чтобы  подготовить
машину к взлету, нужно не меньше пятнадцати  минут.  Это  при  самом  лучшем
раскладе, при наличии команды техников, при... У тебя  на  это  уйдет  минут
сорок. Может быть, тридцать
   Весело тебе?
   Нет?
   Странно.

***

   - Пойдем, - приказал Гот, появляясь в дверях.
   Пижон даже не взглянул в его сторону, покрасневшие глаза не отрывались от
тусклых лампочек-индикаторов, рука мертво лежала на кнопке.
   - Сержант Хайруллин!
   - Да!
   Рефлексы сработали, Азат поднялся на ноги. Вытянулся.  -  Вперед.  -  Гот
кивнул на дверь. - Полетишь со мной, Потом отведешь вертолет в новый лагерь.
   - А я как же... - Пижон посмотрел на индикаторы, на Гота,  снова  перевел
взгляд на лампы.
   - Забудь. - Гот принюхался, поморщился брезгливо. - Он без тебя сдохнет.
   Вертолет был уже готов к вылету. Пижон, моргая  от  яркого  света,  долго
возился с ремнями, в конце концов кое как пристегнулся и тут же заснул, даже
не подключившись к рации. Гот толкнул его локтем. Поднял  машину  в  воздух.
Пижон не просыпался. Пришлось применить силу.
   В черных глазах, затянутых мелкой сеткой лопнувших сосудов, была смертная
усталость, но майор не почувствовал  и  намека  на  жалость.  Сам  удивляясь
собственной жестокости, он поднял лицевой щиток и прорычал:
   - Шлемофон подключи!
   Пижон кивнул. Зашарил руками. То ли не помнил, как это  делается,  то  ли
вообще уже ничего не соображал.  "Не  посадит  ведь  машину",  -  подумалось
мимолетно. Пижон сочувствия не вызывал, но вертолет было жалко.
   - Стимпаки в аптечке, - процедил майор. - Возьми один.
   - Ага.
   Стимулятор подействовал не сразу. Но все  же  подействовал,  и  в  глазах
Азата появилась осмысленность. До прежней живости, правда, было еще  далеко,
однако на то, чтобы продержаться без сна еще часа четыре-пять, Пижона должно
было хватить.
   К сожалению, едва начав соображать, он начал и разговаривать:
   - Гот, а записи?
   - Что записи? - спросил майор, раздумывая,  приказать  Пижону  заткнуться
или пусть его треплется, лишь бы не спал.
   - Ну, мои записи. - Азат вздохнул. - Ты же все забрал.
   - Скажи спасибо, что никто, кроме меня, о них не знает.
   - Ты их не отдашь?
   - Нет.
   - Гот! - Пижон жалобно поморщился. - Это же моя работа.  Я  ведь  не  для
себя это делаю, я для людей. Ну все же должны знать, как мы тут... Здесь  же
настоящие герои проявились. Обычные  люди,  понимаешь,  обычные  солдаты,  в
сверхтяжелых условиях... И Ула. Это обязательно нужно Всем.
   - Уле особенно, -  кивнул  Гот.  -  Слушай,  мне  давно  интересно  было,
идиотами рождаются или этому на факультетах журналистики учат?
   - Ты не понимаешь. - Кажется, Азат окончательно проснулся. - Если  бы  не
наш "идиотизм", в ту же армию никто бы не  пошел.  Никогда.  Без  информации
человечество бы из  каменного  века  до  сих  пор  не  вылезло.  Моя  работа
необходима. Она тебе и таким, как ты, грязной кажется, потому  что  вы,  дай
вам волю, вообще все от людей спрячете, засекретите, уничтожите. Ты даже  не
представляешь, насколько ценно то, что отснято на Цирцее. Ты...
   - Заткнись.
   Пижон замолчал. Застыл в  кресле,  напряженно  вытянувшись.  Ноздри  чуть
раздувались. Похоже, он злился,  и  это  казалось  странным.  Раньше  Гот  с
журналистами не сталкивался. Одно дело знать, что есть такие люди,  мыслящие
совершенно недоступными простым смертным моральными  категориями,  и  совсем
другое дело живьем такого лицезреть.
   С полчаса царило молчание. В конце концов майор даже слегка обеспокоился,
не заснул ли Пижон. Если заснет, его уже не  разбудишь.  И  тут  Азат  подал
голос:
   - Он быстро умрет. Это плохо.
   Рука на штурвале дрогнула. Неслыханное дело.
   - Это ты про Зверя? - уточнил Гот, прикидывая, как бы сподручнее  двинуть
Пижона локтем в зубы. Ему, видимо,  одного  раза  не  хватило.  А  рисковать
целостью пальцев перед самым "прыжком" совсем не хотелось.
   - Да. За что ему легкая смерть? Это же несправедливо, он...
   - Он умирает уже восемь дней, - майор пожал плечами, - и  ты  сам  видел,
насколько это легко. Кстати, Пижон, три дня из этих восьми его убиваем мы  с
тобой. Сам Зверь с жертвами управлялся максимум за несколько часов, так  что
ты куда круче его.
   - Это не убийство, - буркнул Азат, - и если бы я камеру в его комнате  не
поставил, у нас сейчас на двух человек меньше стало бы. А  тебе  его  жалко.
Думаешь, Зверь бы тебя пожалел? Ему две жизни нужны "про запас". Попадись ты
первым, знаешь, что бы он с тобой сделал? Резчика помнишь?
   Вот погань самопишущая! И ведь верит,  похоже,  в  то,  что  говорит.  Он
действительно не понимает, что значит для Зверя это трехдневное, бесконечное
ожидание Смерти.
   "Пожалуйста, Гот, не убивай так..."
   - Слушай, Пижон, мне вот  что  интересно.  -  Майор  искоса  взглянул  на
собеседника.  -  А  за  что  ты  Зверя  убиваешь?  За  то,  что  он  тебя  с
"Покровителя" живым вытащил? За то, что на Цирцею посадил? Или  за  то,  что
через джунгли провел?
   - Ты не правильно вопрос формулируешь.
   - Да нет, - Гот покачал головой, - как раз правильно. Просто  у  тебя  на
этот вопрос ответа правильного нет.  И  не  будет  никогда.  Джокер  вот,  в
отличие oт тебя, понимает, почему Зверя убивать нельзя.  Хотя  знает  о  нем
больше, чем ты или я А ты, если выживешь, лучше каждый день его  в  молитвах
вспоминай. Благодарственных.
   - Я его за Тихого еще тысячу раз убил бы. И не так, как ты хочешь. А так,
как он сам убивал.
   - Ах вот как! - хмыкнул майор. - Что ж, вполне понятно. Будь  с  вами  на
"Покровителе" Тихий, а не Зверь, ты, Пижон, подох бы еще в космосе. Это, без
сомнения, лучше, чем так, как сейчас.
   - Я...
   - Все. Умолкни.
   До самого кратера оба не произнесли больше ни слова.

***

...Вновь свои девизы поменяла знать - С "Veni, vedi, vici" на "fuck твою мать" - Западные кляксы по восточной степи
   Слякоть ликованья на дежурных щеках,
   Если им еще по кайфу, значит, рано пока,
   Спи, моя нездешняя религия, спи...

***

   "Паутина", закрепленная на поверхности двигателя,  выглядела  устрашающе.
Висящий в переплетении тонких "нитей" болид казался крохотным. Он походил на
застрявшую в ловушке осу. Именно осу. Сильную и  злую.  Паутина  не  удержит
такую тварь. Стоит рвануться чуть сильнее,  и  прочные  путы  лопнут.  Зверь
объяснил, что нужно сделать, чтобы крепления  распались  и  машина  получила
свободу. Пендель, помнится, пока объяснения слушал,  только  хмыкал  и  губу
оттопыривал. Нижнюю. Ему за оттопыренную губу проще пальцами хвататься.
   Потянуть. Шлепнуть. Хмыкнуть. Потянуть. Шлепнуть.
   Ритуал!
   Жертвоприношения, которые Зверь проводил, так  и  назывались.  Ритуал.  С
большой буквы.
   Гот настроил автопилот. Повернулся к Пижону:
   - Вертолет до лагеря сам долетит. Если трогать ничего не будешь,  времени
как раз хватит, чтобы успеть. Через два часа пятьдесят минут я стартую, ты к
этому моменту должен быть уже в ущелье. Не  успеешь  -  твои  проблемы.  Да,
командует теперь Лонг Имей в виду
   Майор выпрыгнул из кабины. Отошел, пригибаясь,  от  машины,  взметывающей
бурю лопастями винтов. Вертолет замешкался на секунду, потом рванулся вперед
и вверх. В небо
   "По машинам!"
   Звенят серебряные струны, звенят натянутые, как  струны,  нервы,  и  небо
звенит. Все так, как должно. И все будет, как будет.
   Аминь
   Зазор между дверью и косяком стал больше на четыре сантиметра.

   Девять грамм любви с хрустом между бровей,
   Слышишь, не зови меня, не пой, соловей.
   Мне все равно не хватит силы, чтоб платить эту дань.
   В день, когда известен час твоих похорон.
   Звонкую улыбку - как в обойму патрон,
   Встань, моя латунная религия, встань!

   Пижон посадил вертолет и остался сидеть в кресле. Сил не было шевелиться.
К нему уже бежали. Со всех сторон Чьи-то  руки  расстегивали  ремни.  Кто-то
отключал гермошлем от рации.
   - А-а... где Зверь? - жалобно спросила Ула.
   - Гот на связи! - заорал из дверей рейхстага Кинг.
   Пендель взял Пижона под мышки и  поволок  в  административный  зал.  Азат
покорно обвис. Даже ногами  перебирать  не  пытался.  Он  вполне  готов  был
заснуть в таком неудобном положении, если бы не мучило любопытство:  что  же
скажет Гот?

***

   Дверь поворачивалась. Ничего не осталось в мире, кроме кричащих  от  боли
рук и медленно, страшно медленно увеличивающегося проема. Волки... отгрызают
лапы. А Звери так и подыхают...
   Не-ет. Не дождетесь!

   Рясы и погон, кривые хари святых,
   Буквы и экраны, скользкий ком правоты,
   Катится повальная похабная хворь
   Праведное слово, как тифозная вошь, -
   Если ты опасен, значит, ты не живешь,
   Спорь, моя неверная религия, спорь!
   О том, что если выбрал поле, так на нем и стой,
   Не меняйся в цвете, коль билетик пустой, -
   Пусть меняет место, кто пойдет за тобой
   О том, что лучше задохнуться, чем вдыхать этот дым,
   О том что лучше быть коричневым, чем голубым,
   Пой, моя упрямая религия, пой!

   - За преступления, совершенные на  Земле,  и  за  убийство  бойцов:  Отто
Ландау, Григория Вархадзе, Мишеля Кароне, сержант...
   ...как назвать его? Он давно уже  не  Азамат.  А  настоящее  имя...  нет,
незачем им знать его имя, уж эту-то малость он заслужил...
   - ... Зверь приговорен к высшей мере наказания. Приговор будет приведен в
исполнение немедленно.

***

   Пластикат ломается в руках.
   Не успел.
   Зверь  рванул  с  себя  форменную  куртку.  Он   пройдет,   проскользнет,
просочится, если нужно. Зря, что ли, постился восемь  дней?  Время...  вышло
время.
   Не успел.

***

   Отсчет времени  Гот  вел  молча.  Десять  секунд.  Извини.  Зверь,  ждать
пришлось долго. Девять. Но сейчас все закончится. Восемь. Семь. Шесть...

***

   Любой сустав можно выкрутить в любую сторону. Золотое правило, но  далеко
не всем оно известно. Крысы, если надо, становятся почти абсолютно плоскими.
Чем Зверь хуже крысы?

***

   Пять. Четыре. Три...

***

   Все! Черт бы их всех подрал! Все!!! И по темному коридору к выходу. Туда,
где небо. Где "Мурена". Земля еще не горит под ногами, но уже сейчас, уже...
***

   Старт.

***

   В великом множестве фильмов используются  очень  зрелищные  кадры,  когда
герой - черный силуэт на оранжево-багровом фоне - сломя  голову  несется  от
ревущей пламенной волны. Жизнь спасает.
   Зверь бежал навстречу взрыву. К ангару. Бежал так, словно снова убегал от
огня.
   Время вышло. "Мурена" не взлетит больше.
   Куда попадают души погибших машин?
   Глаза слезились от  яркого  дневного  света,  и  Зверь  успел  улыбнуться
забавному мороку. Ему  показалось,  что  лопасти  вертолета  вращаются,  все
быстрее набирая обороты.
   Рев двигателей он услышал мгновением позже.

   Под глубоким морем, под высокой горой
   Рой, моя подземная религия, ройЗначит, небо близко, если пальцы в крови.
   Жиденькие корни разрешенных надежд
   Режь, моя булатная религия, режь,
   Рви, моя звериная религия, рви!
   Стекла на глазах и ничего впереди,
   Но жди, моя гремучая религия, жди -
   Мало ль что возможно, когда кончится век.
   Языческий блюз иди космический бриз,
   Или восходящий кондор, не умеющий внизВверх, моя небесная религия, вверх!

   Растаял в "прыжке" и выскользнул в обычный  космос  боевой  болид  класса
земля - орбита - земля.
   Хохочущее пламя неслось по Цирцее, оставляя за собой спекшуюся, блестящую
корку земли.
   На гребне огненной волны человек и машина ворвались в распахнутое настежь
небо.
   И человек кричал от счастья,  и  ненависти,  и  страстного,  невыносимого
желания убивать. И машина вторила  ему  ревом.  И  небо  вокруг  смеялось  и
звенело, и бессильный огонь бесновался у подножия  скал,  в  ярости  пожирая
себя самое.
   Все так, как должно. И все будет, как будет. Хоть и не может быть так.
   Невозможного нет.
   Аминь!

Глава 6
РИТУАЛ

   Люди - враги всех затруднительных мероприятий
   Пикколо Макиавелли

   Как они долетели до буровой, Зверь помнил.  Помнил,  что  взрыв  повредил
"Мурену" и пришлось включаться в сложный организм машины, отдавая ей остатки
сил. Хватило в обрез. Добрались. Сели. И все. Дальше - провал.
   Поздней ночью Зверь проснулся и обнаружил себя лежащим  на  металлическом
полу под шасси "Мурены". Машина  дремала.  Лопасти  винтов,  чуть  обвиснув,
черными тенями пересекали звездное небо. И море шумело.
   Буровая.
   Пилотское гнездо.
   Зверь  рассмеялся,  протянул  руку,  ласково  погладил   холодную   броню
вертолета, свернулся в клубок и заснул снова.
   Все закончилось.
   Все еще только начиналось.

***

   На ремонт "Мурены" должно было уйти дня три. Роскошная жизнь закончилась,
запаса сил нет, и работать круглые сутки  уже  не  получится.  Следовало  бы
удивиться тому, как они вообще долетели. Но Зверь исчерпал свои  способности
удивляться, когда "Мурена" сама рванулась ему навстречу из ангара.  Так  что
все остальное он воспринимал без эмоций. Ну, должны были разбиться.  Ну,  не
разбились. Ну, непонятно, как это получилось. И что?
   Три дня на ремонт.
   Еще машину нужно было заправить и вооружить.  И...  усыпить.  Вот  почему
лучше не удивляться. Не задумываться. Вообще ни о чем. "Мурена"  проснулась,
осознала себя. Обычное дело, но  ни  одна  из  машин,  которые  Зверь  будил
раньше, не была самостоятельна. И то, что сделала  "Мурена",  было...  черт,
это было неожиданным, нереальным подарком. Не потому, что она спасла  Зверя.
А потому, что такого полного, абсолютного единения с машиной у него не  было
никогда в жизни. Он умел понять неживое, мог почувствовать то, что чувствует
машина, мог перевести это на  человеческий  уровень  восприятия.  И  неживое
точно так же чувствовало Зверя, чувствовало и понимало. По-своему.  Но  этот
привычный диалог был лишь отдаленным  подобием  слияния  двух  душ.  И  душу
машины придется усыпить. Так лучше. Для самой  "Мурены"  лучше,  потому  что
Зверь уйдет, а она останется, и если она не заснет, ей будет... больно.
   До сих пор тошно вспоминать об оставшемся на Земле болиде.
   Ладно, хватит об этом. Хорошо уже то, что можно  обойтись  без  тестов  и
работать наверняка.
   В пилотском гнезде было все необходимое для жизни и людей, и  вертолетов.
Запасная база. Зверь обустраивал ее на всякий случай - от Цирцеи можно  было
ожидать любой гадости - и, честно  говоря,  никак  не  думал,  что  все  это
пригодится ему самому. Чтобы спастись от  людей.  Да  и  вообще,  буровая  -
хорошее место. Она спит, но будить ее нет нужды, здесь и так все  понятно  и
просто. Все-таки вышка построена отчасти руками Зверя, и отношения с  самого
начала сложились замечательные.
   Итак, три дня на ремонт, а потом сигнал в новый лагерь. О  неисправности.
Лучше какие-нибудь мелкие  неполадки  с  электроникой.  На  буровую  пришлют
Пенделя или Кинга, вертолет и пилота к нему. В  компьютере  машины  найдется
карта, где отмечено местонахождение лагеря. Два человека  -  два  посмертных
дара. Один, правда, почти полностью уйдет на восстановление формы, но тут уж
никуда не денешься. Нельзя экономить на здоровье. Непорядок это, когда не то
что шевелиться - дышать больно. Ноют все мускулы, даже те,  о  существовании
которых и не задумывался никогда. Бардак. А вертолет, к сожалению,  придется
оставить на вышке. Может быть, потом найдется время перегнать его в  ущелье.
А если не найдется, так все одно - пропадать машине.
   Да. И еще нужно вымыться, побриться и поесть.
   Молиться будем позже.

***

   Зверь не торопился. Неспешно  ремонтировал  "Мурену",  оживал  потихоньку
сам, спал по шесть часов,  а  на  третий  день  утром  даже  рискнул  поесть
по-человечески. И ничего, получилось.
   Жизнь налаживалась.
   Привычная, звериная жизнь, когда нет людей, когда  вокруг  только  ровное
дружелюбие неживого и небо совсем  рядом.  Еще  на  буровой  были  орудийные
установки, что  в  понятия  привычной  жизни  не  очень  вписывалось,  но  с
системами защиты вышки Зверь сдружился, еще  пока  они  жили  тут  с  Готом.
Хорошее было время.
   Сейчас, впрочем, не хуже.
   Наоборот.
   Ремонт он закончил вечером, уже на закате, а потом сидел рядом  со  своей
машиной и смотрел на медленно темнеющее море. Вертолет нужно было заправить,
подвесить бортовое вооружение, взлететь, наконец.  Зря,  что  ли,  небо  так
близко?
   Потом,
   Позже. Чуть позже. Еще немножко, еще самую капельку подождать...
   Волны светились на сгибах, а черное  небо  казалось  куполом  планетария,
когда "Мурена" поднялась над буровой вышкой. Вверх, вверх,  вверх.  К  чужим
звездам. Вверх, в безлунную пропасть, в холодную пустоту,  вверх,  дальше  и
дальше от беззаботного моря, от горячей земли, от влажного леса. Вверх.
   А боевые болиды умеют вылетать за пределы атмосферы. У них  хватает  силы
отрываться от планет, уходить в такой полет, какой и не снился Зверю.
   Если Гот выжил, значит, он уже три дня как на Земле Целых  три  дня.  При
самом лучшем раскладе на то, чтобы вернуться сюда,  уйдет  неделя,  от  силы
полторы. В худшем случае - дней пять. Исходить  надо  из  худшего.  Времени,
впрочем, хватает с избытком.
   Заманить сюда людей. Убить. Добраться до  лагеря.  Убить  всех  там.  Это
будет настоящий Ритуал. Такой, каких  Зверь  всю  жизнь  боялся.  Такой,  на
который даже магистр ни разу  не  осмелился.  Потом  договориться  с  Ним  и
уходить. У Него есть возможность вытащить Зверя с  Цирцеи,  и  не  только  с
Цирцеи. Вытащить. Куда? Да кто ж Его знает? Там и  посмотрим.  Говорят,  что
безвыходных  положений  не  бывает.   Собственно,   недавние   события   это
утверждение прекрасно иллюстрируют, но, если честно, чудес  уже  достаточно.
Хочется чего-нибудь простого и легко объяснимого. Вызова дьявола,  например.
Будь у него возможность, Зверь помолился бы еще у себя в отсеке, вместо того
чтобы впадать в прострацию и безропотно ожидать смерти.
   Значит, Ритуал. Ничего для себя, все -  Ему.  В  обычных  условиях  вовне
уходила лишь малая толика посмертного  дара,  но  даже  при  таком  раскладе
больше шести жертвоприношений в одном помещении проводить не стоило. Если же
отдавать все полностью, то  после  второй-третьей  жертвы  Он  вполне  может
явиться во плоти.
   Страшно?
   Уже нет. Способность бояться исчерпана так  же,  как  умение  удивляться.
Довели люди бедного Зверя. У-у, сволочи!
   Но даже если б и было страшно,  деваться  все  равно  некуда.  Гот  скоро
вернется, и, надо думать,  он  будет  очень  недоволен  тем,  что  орденский
экзекутор, вопреки ожиданиям, здравствует по сей день. Вернется Гот не один.
И возможностей довершить начатое у него будет предостаточно. Вот и  выходит,
что нужно бежать.
   Ну  что  за  жизнь?  Сколько  романтических  придурков  мечтают  покинуть
навсегда холодный и неласковый к ним родной  мир.  Хреновы  неудачники!  Они
всерьез полагают, что где-то в другом месте им  обеспечены  слава,  почет  и
всеобщее  уважение.  Вот   только   возможности   уйти   таким   обычно   не
представляется. А тому, кто на это способен, и здесь  хорошо.  Если  бы  еще
убить не пытались...
   Ладно, пора.
   К черту сожаления. К черту... Все к черту! Ничего нет, только  две  живые
души и темное небо вокруг. И  доверчивое  сердце  машины  чутко  бьется  под
пальцами.
   "Мурена", девочка, прости...
   Впрочем, за что извиняться? Что с тобой, Зверь, ты же раньше делал это не
задумываясь. Сколько их было, разбуженных и снова отправленных в сон?  Таких
разных. Таких... Таких, как "Мурена", никогда не был