такая, что несколько мгновений он ее просто не  чувствовал.
Лишь корчился на полу, хватая ртом воздух, задыхаясь от дыма. Следующий удар
был по лицу. В переносицу. И этот удар стал последним.

***

   Отец Алексий быстро обыскал тело. Оружия не нашел  и  вылетел  за  дверь,
захлопнул ее за собой, запер на два оборота. Он знал, конечно, что оставляет
в комнате труп. Уж сейчас-то бил наверняка. Осколки носовой кости ударили  в
мозг. С этим не живут. Даже Звери не живут. И все-таки запер дверь.
   По задымленной лестнице вниз. На улицу.
   Несколько секунд священник просто дышал. Он настолько свыкся с  мыслью  о
неизбежной смерти, пока лежал в горящей комнате,  ожидая  появления  убийцы,
что сейчас каждый глоток воздуха казался первым в жизни. Однако дом горел. И
следовало поспешить.
   Отец Алексий толкнул вверх выкрашенную под дерево дверь гаража. Здесь еще
работали осветители, и две машины сияли в  ярком  беловатом  свете  гладкими
боками, бессмысленными выпуклостями лобовых стекол.
   Какой-то американский внедорожник, судя по всему из  самых  последних.  И
российская "Нива". Священник быстро оглядел обе  машины.  "Ниву"  узнал.  Ее
заднее сиденье он не спутал бы ни с каким другим. Надо полагать, именно  эта
машина на ходу.
   Отец Алексий скользнул за руль. Не глядя, протянул руку  к  кармашку  для
ключей.
   Пусто.
   Еще не веря, священник пошарил там пальцами, заглянул даже.
   Пусто.
   Зверь не имел привычки оставлять ключи от  машины  в  этом  традиционном,
специально для них сделанном пластиковом кармашке.
   - Мать твою в бога душу, - яростно прошептал отец Алексий.
   У Зверя были в кармане какие-то ключи. Они попались под руку при  обыске,
но священник спешил, поэтому не обратил на это  внимания.  Искал-то  оружие.
Почему-то уверен был, что убийца шагу не сделает без  хотя  бы  простенького
пистолета.
   Значит, надо возвращаться. Нечего и думать завести машину  без  ключей  -
никогда это толком не получалось, сколько ни учился.  А  выбраться  из  этой
глуши без автомобиля можно и не успеть. Зверь говорил о церемонии. Вдруг  он
ожидал гостей? Они ведь могут появиться уже утром. Будут искать. Нет. Пешком
не уйти.
   Ладно, снять с  трупа  ключи  не  страшнее,  чем  сделать  трупом  живого
человека.
   Священник разыскал в наборе инструментов тяжеленную  монтировку,  глотнул
напоследок чистого ночного воздуха, вернулся  в  задымленные  сени  и  бегом
помчался по лестнице наверх, закрывая лицо мокрым обрывком собственной рясы.
***

   Олег дышал дымом. В ушах звенело, и  кружилась  голова.  Комната  горела,
волосы потрескивали, убийца чувствовал, как скручиваются  от  жара  брови  и
ресницы. Он закашлялся, выплевывая кровь, комком стоявшую в горле.
   Проклятый священник. Как  же  быстро  уходят  чужие  жизни.  Вчера  одна.
Сегодня другая...
   А дверь оказалась заперта.
   Олег взвыл от ярости, с размаху ударив плечом в  тяжелое  дерево.  Вот  и
попался, идиот. Давно ли смеялся, мол, проще стену сломать.
   Уже понимая бесполезность попыток, он снова ударил. Всем телом. Наверное,
этого делать не следовало, потому что удар отозвался болью в  черепе,  снова
потекла кровь,  заливая  и  без  того  перепачканную  рубашку.  Проскрежетав
ногтями по двери, Олег сполз  на  пол.  Остался  сидеть,  уронив  голову  на
горячие резные планки.
   Вот так и умирают...
   У него оставалась еще одна жизнь.  Еще  одна,  кроме  своей  собственной.
Значит, умрет он не скоро.  Не  быстро.  Не  задохнется  и  даже  сгорит  не
сразу... Может, получится потерять сознание от дыма?
   Нет! Нельзя! Нельзя умирать. Только не так, не в огне... Он не сгорит, он
не должен, не может...
   Ужас сменялся яростью. Бессмысленной, рычащей, безрассудной.
   Не огонь... Нет, только не огонь.
   Задыхаясь и кашляя, он вновь стал подниматься на ноги.  Цеплялся  руками"
за плачущую лаком резьбу. Пальцы липли...
   Дверь распахнулась неожиданно. И Олег, потеряв опору,  рухнул  на  колени
перед отцом Алексием.

***

   Кажется, его кости ломались под ударами. Череп, во всяком  случае,  точно
треснул. Потом снова пришли темнота и ночная тишь. Здесь не было места  жару
и пламени. Огонь не успел. Опять не успел.

***

   Выдергивая  из  кармана  убийцы  простенький  брелок  с  двумя   ключами,
священник увидел, что Зверь улыбается. Эта улыбка на  обожженном,  разбитом,
залитом кровью лице была  настолько  жуткой,  что  отец  Алексий,  сам  себе
удивляясь, ногой отпихнул тело Зверя обратно в комнату. И вновь закрыл дверь
на ключ.
   Выбраться из дома во второй раз оказалось сложнее. И  все-таки  священник
нашел выход на улицу. Вернулся в гараж. Убедился, что  "Нива"  действительно
на ходу. После чего, оставив мотор включенным, он разлил по полу, расплескал
по стенам содержимое трех больших бочек с  горючим,  опустошил  бак  второго
автомобиля.  И,  выезжая,  с  силой  приложился  бортом   своей   "Нивы"   к
металлическим несущим, по которым поднималась  и  опускалась  дверь  гаража.
Искры брызнули радостной, слепящей дугой.
   Он успел. Успел вынестись за ворота. Красивый терем за спиной  священника
застонал протяжно, охнул,  просел,  и  пламя  грохочущим  бесом  взвилось  к
черному небу.
   Живой или мертвый, Зверь получил могилу, которой заслуживал.
   "В конце концов, - холодно сказал себе отец Алексий, он погиб именно  при
пожаре, еще десять лет назад. И все это время жил по ошибке.  Кто-то  должен
был восстановить справедливость".

***

   - Олег... Олежка...
   Голос был  знакомым.  И  он  был...  прохладным,  в  нем  звенели  капли,
прозрачные, ледяные капли, что падают весной  с  тонких  сосулек  в  звонкие
зеркальца воды.
   - Олежка, вставай. Ну, вставай же. Ты можешь.
   Встать? Куда там! Даже думать  о  том,  чтобы  пошевелиться,  и  то  было
больно.
   Но голос звенел, просил, настаивал. Голос не давал соскользнуть обратно в
гулкую темноту. Олег не видел, кто говорит с ним, но ему  и  не  нужно  было
видеть. Это лицо он знал, знал во всех мелочах и подробностях, знал глазами,
цепкими,  памятливыми  глазами  художника,  знал  руками,  чуткими  пальцами
музыканта, губами знал робкую теплоту и нежность ее губ, бархатную  мягкость
кожи, он знал ее запах и вкус, он знал ее дыхание...
   Он встал, почти ослепший, рыча от боли, но встал. Сначала  на  колени,  а
потом на ноги. Постоял, качаясь.
   Двери не было. Было много дыма, был огонь, укусов которого  Олег  уже  не
ощущал, были грохот и треск, но  двери  не  было.  Она  успела  прогореть  и
выпасть из косяка. Зверь шагнул в дымную пасть дверного проема. Помнил,  что
впереди лестница. Оступился и скатился по горящим ступенькам.
   Потолок наверху полыхнул и перекосился. Тяжелые деревянные балки  рухнули
на лестницу, сминая ее, словно ломкий картон.
   - Иди, - настаивал голос. - Иди, Олег. Ну же, Зверь, иди. Ты должен идти.
Ты не можешь умереть. Тебе нельзя умирать.
   И он пошел.  Медленно,  спотыкаясь,  едва  не  падая.  Десять  метров  от
лестницы до дверей показались десятками километров. Здесь бушевал огонь.  Но
пылающие стены, корчащиеся от жара половицы, трещащие  перекрытия  держались
еще. Держались, чтобы дать ему, человеку, хозяину, возможность уйти.
   А ночная прохлада обожгла  люто,  до  вскрика.  Олег  сам  не  знал,  как
выбрался за ворота, в лес, подальше от пламени. Он почти  ничего  не  видел,
что-то случилось с глазами, зато слышал хорошо. Лучше, чем хотелось  бы.  Он
слышал страшный крик погибающего  в  огне  дома,  своего  дома.  Он  уходил.
Уползал. В землю готов был зарыться, лишь бы кончилось все поскорее. Сколько
жизней у неживого? Одна. Всего одна, но как надолго хватает ее.
   Голос исчез.  Так  же  неожиданно,  как  появился.  Голос  давно  умершей
девочки. Первой отнятой им жизни.
   Олег лежал, скорчившись, под корнями широкой сосны, рядом  с  шумящим  по
камням темным ручьем, трясся от холода и мечтал о том, чтобы ушла боль. Хотя
бы ушла боль. Ни о чем больше он не мог и думать.
   Поэтому без всякого интереса посмотрел он из своего укрытия  на  зависший
над пожарищем пятнистый вертолет. На ловких  парней  в  пятнистой  форме,  в
масках, с короткими ручными  парализаторами.  Парни  оцепляли  горящий  дом.
Появился второй  вертолет,  ярко-красный.  Пляшущее  пламя  задохнулось  под
мощными потоками белоснежной пены. Осназовцы врывались в еще живой терем.
   Зверю не хотелось ничего. Вообще ничего. Лишь бы не было боли. Однако  он
шевельнулся, до хруста сжав зубы, выбрался из  своего  укрытия  и  пошел,  а
потом и побежал к далекой, даже ночью весьма оживленной трассе.
   "Спасибо, магистр, - отстраненно думалось на бегу. -  Спасибо,  что  учил
правильно. Не скажу, что я был готов к такому, но  и  не  скажу,  что  очень
удивлен. Тебе придется поскучать без меня какое-то время, магистр.  Недолго.
Надеюсь, что недолго. А потом я припомню тебе сегодняшнюю ночку".
   Перед ним остановилась первая же машина. Сердобольные люди ездят ночью по
накатанным трассам. Забрав жизни водителя  и  его  костлявой  болтушки-жены,
Зверь  почувствовал  себя  лучше.  Настолько  лучше,  что   нашел   в   себе
благодарность даже к  Сашке  Чавдарову.  Если  бы  не  его  выходка,  сейчас
пришлось   бы   иметь   дело   не   с   дружелюбными,   легко   сломавшимися
путешественниками, а с двумя десятками стрелков  осназа.  С  теми,  пожалуй,
пришлось бы повозиться. А если честно, так это им пришлось бы повозиться  со
Зверем. И результат подобной "возни", как ни крути, был бы не в его пользу.

ЗА КАДРОМ

   - Ну и как вы объясните всю эту чертовщину?
   - Именно что чертовщину. - Человек потер пальцами виски.
   К  этому  жесту:  "боже-мой-как-я-устал-от-чужой-тупо-сти"  генерал-майор
Весин давно привык и обычно не обращал на него внимания. Но иногда случалось
так, что он действительно чувствовал себя непроходимым тупицей, не способным
понять  элементарных  вещей.  Тогда  кажущееся   превосходство   собеседника
вызывало раздражение. И приходилось напоминать себе, что тот, при всем своем
уме, все-таки проиграл. Сейчас была как раз такая ситуация.
   Весин подавил раздражение, но заговорил более напористо, даже чуть зло:
   -  Слушайте,  Игорь  Юрьевич,  не  начинайте  все  с  начала.  Мне  нужны
объяснения, внятные объяснения, а не мистика.
   -  Николай  Степанович,  я  уже  много  раз  говорил  вам,  что  "внятных
объяснений", которых требуете вы, у меня нет и  не  может  быть.  Вы  своими
материальными лапами влезли в очень тонкую сферу. И еще удивляетесь,  почему
потерпели неудачу?
   Он опять за свое! Как взялся с  самого  начала  сбивать  с  толку  всякой
метафизикой, так и продолжает в том же духе. И, к сожалению, верит в  то,  о
чем говорит. Шизофреник, самый настоящий. Уму непостижимо, как он оказался в
правительстве?! Однако шизофреник или нет, но  Игорь  Юрьевич  Смольников  -
единственный человек, который может хоть как-то объяснить, почему  сорвалась
продуманная, поминутно рассчитанная операция. Куда делся Зверь? Где хотя  бы
его тело?
   - Каким образом ваш исполнитель это устроил?
   - Господин министр!  -  Смольников  упорно  цеплялся  за  остатки  былого
высокомерия. - Я не знаю ситуации  в  подробностях.  Все,  что  вы  изволили
рассказать, сводится к  трем  фактам:  Олег  исчез,  дом  сгорел,  священник
умудрился сбежать.
   - Я, знаете ли, не веду по этому делу никакой письменной документации.  -
Генерал сдержался и не стал копировать снисходительный  тон  собеседника.  -
Что именно вас интересует? Спрашивайте.
   - Священник.
   - Добрался до ближайшего полицейского поста. Выглядел ужасно, но  говорил
вполне  связно,  хотя  и  нес  какой-то  бред.  Так  показалось   дежурному.
Разумеется, в указанное место выслали опергруппу. Слава богу,  что  осназ  к
тому времени закончил все дела и убрался с пожарища.
   - Ну, богу не богу, однако здесь вам действительно повезло. Какой  именно
бред нес священник? Что он рассказывал?
   "А что, по-твоему, он мог  рассказать?"  -  Николаи  Степанович  мысленно
скрипнул зубами:
   - Большую часть вы знаете и так. Его похитил и держал на какой-то  лесной
даче убийца-сатанист. Священник даже имя назвал: Зверь Олег Михайлович. Этот
ваш исполнитель, он что совсем кретин? Зачем он представился?
   - Я не всегда знаю, что и  зачем  делает  Олег.  Но,  обратите  внимание,
обычно то, что он делает, дает положительные результаты.
   - Сомневаюсь, -  хмыкнул  генерал,  -  вряд  ли  он  планировал  то,  что
получилось. Жертва оказалась вашему исполнителю не по зубам.
   - Да? - ирония в голосе Смольникова была вполне искренней. -  Вы  забыли,
наверное, что, окажись жертва "по зубам", Олег попал бы в  очень  неприятную
ситуацию. А так... - Игорь Юрьевич развел руками, - сорвались не его  планы,
а ваши.
   - Наши, - Генерал позволил себе вежливую улыбку. - Наши  планы,  господин
магистр.
   Каждый раз, когда  Смольникова  удавалось  поставить  на  место,  Николай
Степанович переживал коротенькое мгновение радости. И это при том,  что  оба
прекрасно понимали, кто из них победил, а кто  лишь  цепляется  отчаянно  за
последние позиции.
   - Хорошо, - покорно кивнул Игорь  Юрьевич,  -  наши  планы.  Продолжайте,
пожалуйста. Что именно предприняла жертва?
   Опять смена ролей. Но сейчас наблюдать за магистром даже забавно. Николай
Степанович сделал паузу, вспоминая детали:
   - Отец Алексий устроил в доме короткое замыкание и пожар.  Убийца,  желая
сохранить свою жертву в целости,  кинулся  вытаскивать  его  из  комнаты.  И
подставился.  -  Право  же,  некоторые  подробности  вспоминать  совсем   не
хотелось, они не вписывались в привычную реальность.  -  Самое  странное,  -
Весин сжал на мгновение губы, - даже, я бы сказал,  самое  дикое:  священник
утверждает, что убивал Зверя трижды.  В  третий  раз  он  пробил  ему  череп
монтировкой и основательно переломал все кости.
   - Священник! - Магистр восхищенно покачал головой. - Я не отказался бы от
такого боевика.
   - Он и был когда-то боевиком, - сообщил генерал, - служил в "Скифе".
   - Это отряд десанта с "Маршала Сталина"?
   - Именно.  Вам,  Игорь  Юрьевич,  следовало  бы  повнимательнее  выбирать
жертву.
   -  Отец  Алексий  интересовал  меня  в  первую   очередь   как   человек,
заработавший определенную известность. Он всего за...
   - Будьте любезны не перебивать, - рявкнул генерал. И  магистр  заткнулся,
словно его выключили.
   - Священник оставил труп Зверя в комнате на втором этаже. Дверь он  запер
на ключ. К приезду опергруппы второго этажа в  доме  уже  не  было.  Выгорел
начисто. Но какие-то останки должны были найти не полиция, так  осназ.  Хотя
бы обгоревшие кости.
   - Не нашли?
   - Ничего не нашли. Я не знаю, какой из отца Алексия священник, но убивать
он, как вы понимаете, умеет. И если он говорит, что оставил труп,  заметьте,
труп, а не тело в бессознательном состоянии, значит, так оно и есть.
   - М-да. - Смольников вздохнул и достал сигареты. - Теперь я понимаю,  что
вас смущает.
   Николай Степанович удержался от смеха. Даже не улыбнулся.  "Смущает"!  Да
магистр просто мастер смягчать выражения.
   Игорь Юрьевич прикурил, глубоко  затянулся,  выдохнул  в  потолок  тонкую
струйку дыма:
   -  Помнится,  я  посоветовал  вам,  Николай  Степанович,   запросить   из
Екатеринбурга информацию по убийствам за последние трое суток.
   - Да, - согласился генерал, чуть морщась от табачного запаха, - и я  даже
последовал вашему совету.
   - Неужели? - хмыкнул магистр.
   Он как-то слишком осмелел всего за несколько дней.  Надеется  на  что-то?
Или... на кого-то? Ждет Зверя? Ну, так не он один его ждет. Все, кому  надо,
жаждут с экзекутором увидеться.
   - Список убийств вы тоже будете зачитывать  наизусть?  -  поинтересовался
Смольников, включая дымоуловитель.
   - Как раз его не буду. - Генерал побарабанил пальцами по папке на  столе.
- Здесь распечатка.
   - Позвольте ознакомиться.
   Николай Степанович открыл лежащую на коленях папку, вытащил  отпечатанный
листок:
   - Пожалуйста. Здесь имена, адреса, способ убийства. Думаю, разберетесь.
   - Надеюсь. - Магистр чуть  повернул  лампу,  надел  очки  и  углубился  в
чтение.
   Генерал откинулся на спинку кресла. Молча ждал. Смотрел в окно.
   Там, снаружи, уже поздний вечер. Темно. Пахнет  сиренью,  но  запах  этот
можно почувствовать, только отправившись на прогулку.  Где  взять  время  на
подобную ерунду? А здесь настольная лампа освещает лишь стол с тихо  гудящим
компьютером,  да  самым  краем  касается  световой  круг  человеческих  лиц.
Наверное, обычно в этом кабинете очень уютно. Тяжелая мебель, темные  стены,
высокие шкафы с книгами - все внушает покой и некое умиротворение.
   Приятное  место.  Николай  Степанович  не  возражал  бы  и  свой  кабинет
обставить в таком же стиле. Если верить Смольникову, обстановку подбирал все
тот же Зверь. И его же рукой  выполнен  портрет  магистра,  что  смотрит  со
стены. Смотрит внимательно. Мудро. Чуть устало.
   Мастерская работа. Весин  не  разбирался  в  живописи,  но  этот  портрет
нравился ему, несмотря на то что отношения  с  оригиналом  не  заладились  с
самого начала. Зверь, надо полагать, трепетно относится к своему наставнику,
если сумел разглядеть в холодном, почти змеином взгляде Смольникова  доброту
и любовь.
   Игорь  Юрьевич   отвлекся   от   чтения,   потянулся   стряхнуть   пепел.
Дымоуловитель явно не справлялся с задачами. Или магистр просто  издевается,
зная, что генерал терпеть не может табачной вони?
   Да, здесь было бы уютно, если  бы  не  напряжение,  что  ощущалось  почти
физически. Казалось, стоит поднять что-нибудь металлическое, нож или хотя бы
вилку, тут же  затрещат,  разбрызгиваясь  в  воздухе,  синие  искры.  Вилке,
впрочем, взяться неоткуда. Что до ножей, то на специальной  подставке  лежит
странного вида кинжал, но он, кажется, каменный. Ритуальный, надо  полагать.
Дикость какая все-таки.
   Смольников докурил. И почти тут же кивнул:
   - Да вот же оно! Рылины, Вероника Романовна и Георгий Иосифович.
   - Вы уверены? - уточнил генерал.
   - Абсолютно. Олег жил в соседней квартире. И  способ  убийства:  у  обоих
сломаны шеи Мальчик любит иногда развлечься таким образом.
   - Он у вас вообще ничего не  боится?  Магистр  слегка  удивился.  Покачал
головой:
   - Он, заметьте, знал, что исчезнет из города. И  исчез.  Оттого,  что  вы
теперь в курсе, кто убийца, ничего не изменится.
   Два трупа. Весин понял наконец, о чем говорил собеседник. Поверить - нет,
не смог. В такое поверить трудно. Но хотя бы понял - уже хорошо.
   - Вы хотите  сказать,  -  уточнил  он  на  всякий  случай,  -  что  здесь
получилось то самое... как вы это назвали?
   - Не я  -  Олег.  Он  называл  это  "посмертный  дар".  -  Игорь  Юрьевич
удовлетворенно хмыкнул. - Да. Теперь мы с вами знаем, что две жизни у него в
запасе были Видимо, нашлась еще одна, как минимум  одна,  если  святой  отец
утверждает, что убивал трижды.
   - Бред какой-то. - Николай Степанович раздраженно  выпрямился  в  кресле.
Магистр окончательно свернул в область метафизики, теперь  от  него  внятных
объяснений не  дождаться.  -  Ладно,  что,  по-вашему,  Зверь  будет  делать
сейчас?
   - Это зависит от того, сколько жизней у него осталось. Если  ни  одной  -
убивать.
   - Значит, есть шанс вычислить его по  убийствам  за  ближайшие  несколько
дней.
   - Именно шанс, а не возможность.
   - Это я, Игорь Юрьевич, понимаю и  без  ваших  комментариев.  -  Черт  бы
побрал всех сатанистов, особенно сумасшедших.  -  А  если  у  него,  как  вы
выражаетесь, "в запасе" есть другие... гм, жизни?
   - Тогда он спрячется.
   - И от вас тоже?
   - А это будет зависеть от того, видел ли  он  осназ.  -  Смольников  снял
очки, убрал их в футляр и  устало  потер  переносицу.  -  Если  видел,  сами
понимаете, верить мне он больше не сможет.
   - Месть?
   - Нет. Это не  в  духе  Олега.  Он,  знаете  ли,  больше  пр