, Зверь увидел Гота. Тот быстро шагал через летное поле.
Липа его еще не было видно, но  нетрудно  представить  себе  холодную  маску
снаружи и легкое раздражение: "ну, что на сей раз?" под маской.
   Лучше, однако, так, чем-то, к  чему  Зверь  готовился.  Он  полагал,  что
командир дождется, пока к нему явятся с докладом.
   Техники уже ждали, стояли поодаль, поглядывали на машину. Но  сержант  не
спешил выходить. Пока он остается в  кресле,  пока  "Мурена"  защищает  его,
огонь не сможет... Ничего не сможет. Правда, "Мурена", хоть и железная,  все
же не всесильна.
   Зверь открыл дверь. Стянул с головы шлем. Вдохнул запах нагретого солнцем
камня.
   - В чем дело? - поинтересовался, подойдя, Гот. Зверь спрыгнул на землю.
   Примерил улыбку. Получилось. Хотя впору было зубами  клацать  от  страха.
Своего и "Мурены".
   -  Боюсь,  какое-то  время  я  буду  недееспособен.  -  Мотнул   головой,
предупреждая все, что хотел сказать майор. - Это не заразно. Это не  лечится
лекарствами. Это опасно, так что, - Зверь кивнул в кабину: в кресле  второго
пилота лежали нож и винтовка, - считай, я сдал оружие. До лучших времен.
   - Ты можешь объяснить, что происходит? -  ледяным  тоном  поинтересовался
Гот. - Пендель доложил, что ты отключился на два с лишним часа.  После  чего
отказался от пилота и полетел сюда сам. Ты хотел угробить и себя, и машину?
   - Она меня сейчас держит, - Зверь вздохнул, - но надолго  ее  не  хватит.
Майор, ты сам или кто-нибудь... нужно дойти до моего жилого отсека и закрыть
дверь снаружи.
   Не дожидаясь ответа, он отправился к жилому корпусу.
   После секундной заминки Гот двинулся следом.
   - Не позволяй никому входить ко мне в течение  пяти  суток,  -  заговорил
Зверь на ходу, - и сам не вздумай. Даже если я буду  просить.  Я  могу  быть
очень убедительным, ты знаешь, ну так не забывай, что вся моя убедительность
- чистой воды вранье и работа на публику. Через пять  дней  я  либо  сдохну,
либо выздоровею, либо буду уже не в  том  состоянии,  чтобы  кого-то  убить.
Третье маловероятно, но кто его знает?
   - Что значит "кого-то убить"?
   - Я уже говорил тебе, - напомнил Зверь, - что убью любого, если это будет
необходимо для моего выживания.
   - Что, вопрос встал именно так?
   - Именно так.
   - Потому что ты вылечил тех четверых?
   - Тебя это не касается.
   Грубо и зло. Не лезь не в свое дело, майор. Твое  место  там,  куда  тебя
пускают. На большее  не  претендуй.  Полутемный  узкий  коридор  безразлично
вытаращился ровным рядом закрытых дверей.
   - Я думаю, что касается, - хмыкнул Гот. - Во-первых, командуешь здесь  не
ты;  во-вторых,  даже  к  рекомендациям  я  прислушиваюсь  исключительно   к
понятным. По боевому расписанию каждый боец обязан хранить личное  оружие  в
своем жилом отсеке. По уставу я не имею права запирать тебя  где  бы  то  ни
было, кроме как на гауптвахте. И даже для этого нужны веские причины,  а  уж
никак не твое пожелание. Соизволь объяснить свои требования, или я не  стану
их выполнять.
   Зверь рывком откатил в сторону дверь. Вошел в  узкую  комнату  и  сел  на
койку в нарушение всех правил субординации:
   - Времени мало, майор. Ладно, что тебя интересует?
   - Что произошло?
   - Я просчитался. Переоценил свои силы. По моим расчетам, меня должно было
хватить на четверых и еще бы осталось. Что-то не сошлось.
   - Чтобы выжить, тебе нужна чужая жизнь?
   - Боюсь, не одна. Слушай, - Зверь устало прикрыл глаза, - я не  собираюсь
высасывать "Мурену" досуха. Сейчас я от нее отключусь, и что будет потом, не
знаю. Хочешь пристрелить меня ради  собственного  спокойствия  -  давай.  Не
хочешь, уходи. И запри дверь.
   Гот кивнул, шагнул к дверям, на пороге остановился:
   -  Если  тебе  нужно  убить,  чтобы  выжить,  зачем  ты  меня   об   этом
предупреждаешь?
   - Вот дурной-то, - пробормотал Зверь, не открывая глаз, - четверо  лучше,
чем один. Стоило мне пластаться, твоих орлов с того света  вытягивая,  чтобы
потом стольких же угробить? Да, кстати, если я  выйду  раньше,  чем  ты  сам
двери откроешь... Стрелять надо  на  поражение.  Лучше  в  голову.  То,  что
останется, сожгите. Для верности. Все, иди.
   - Яволь, - невесело хмыкнул майор.
   Запирая замок, он подумал,  не  поставить  ли  в  коридоре  часового.  На
случай, если Зверь действительно выйдет раньше. Мысль была хорошая, но людей
маловато. Оставалось надеяться, что сержант, кем бы он  ни  был,  не  сможет
открыть замок изнутри.

Глава 5
ГРОБНИЦА

   ... Без приговоров и предисловий не годен в пишу лишь брат по крови...
   Светлана Покатилова

   Был черный тоннель, и ревущее за спиной пламя, и темнота впереди. Пути не
видно. Да и есть ли путь? Лишь слабое дуновение, что касается  иногда  лица,
указывает... нет, не дорогу. Этот умирающий ветер говорит, что есть еще куда
бежать. А вой наступающего огня хохочет: беги!! Тебе есть от чего убегать.
   Так было, когда уходило сознание. Вместо разума включались  инстинкты,  и
самый главный, основной, брал контроль над телом.
   Выжить.
   Любой ценой.
   Если любой, значит, нужно убивать. Чутье  обострялось  невероятно.  Зверь
слышал людей, слышал, как кровь бежит  по  их  жилам,  слышал...  он  слышал
жизнь. Чужую. Чужие жизни нужно забирать себе.
   Чтобы выжить.
   Любой ценой.
   Он вырывался из бреда и понимал, что ищет оружие. Хотя  бы  карандаш,  не
обязательно даже заточенный. Оружие.  А  еще  способ  открыть  дверь.  Дверь
мешала выйти к живым.
   Ускользая  из-под   контроля   разума,   тело   пыталось   спасти   себя.
Прямолинейно, бесхитростно, отыскивая самый простой и эффективный путь.
   К людям.
   На  это  уходили  силы.  Обычные  физические   силы.   Когда   их   запас
исчерпывался, возвращалось сознание, и Зверь доползал до койки, давая  зарок
удерживать себя в своей реальности. В своей, а не  в  той,  куда  затягивало
сумасшедшее желание жить.
   Не получалось.
   Стоило телу получить передышку, и все начиналось сначала.
   Зверь умирал. Но ему было смешно. Все не как у людей. Те теряют  сознание
от слабости, а он из-за нее приходит в себя.
   Потолок над головой. Качается. Холодно.  Ледяные  иголочки  смеха  пугают
больше, чем рвущийся по тоннелю огонь.
   И  снова  не   получается   удержаться.   Снова   распахивается   впереди
непроглядная тьма, а за спиной гудит, дышит жаром.
   Больно.
   В последний раз он осознал себя у двери. Сидел на полу,  прислонившись  к
стене, и бессмысленно разглядывал верхний угол дверного щита,  вырванный  из
пазов. В здравом уме проделать такое ему  было  бы  не  под  силу.  Толстый,
упругий пластик выгнулся наружу. Перекосило всю дверь.  И  слава  богу,  что
перекосило. Только поэтому она и не открылась.
   Вставать сил не было. Так что Зверь сидел и отвлеченно прикидывал,  каким
образом он сумел разблокировать запертый снаружи замок? Ведь  как-то  сумел.
Иначе запорные язычки -  еще  те  язычки:  десять  сантиметров  стали  -  не
позволили бы даже пошевелить дверь.
   Хорошо, что открывается она в сторону, как на кораблях. А то  ведь  выбил
бы, дури-то хватает.
   "Дури-то у нас хватает, - вспомнилось с ленивой усмешкой, - у нас ума  не
хватает". В оригинале было сказано как-то иначе, но дело не в том.  По  уму,
следовало сказать Готу, чтобы привязал спятившего сержанта к койке.  Да  как
следует. Тут банальными наручниками не отделаешься. Для Зверя  и  в  здравом
рассудке не составляет труда любой сустав в любую сторону  выкрутить,  а  уж
когда о работе мозга речи не идет...
   Кстати, думал бы головой, может, и вышел  бы.  Всего-то  дел  -  дверь  в
сторону катнуть. А вот сейчас все. Заклинило намертво. Если  у  Гота  хватит
ума оставить искореженный щит как есть, Зверю уже не выбраться. У  Гота  ума
хватит. Гот, он вообще умный.
   Интересно, сколько прошло времени? Если верить  хронометру  -  на  исходе
третий  день.  Если  верить  собственным  ощущениям  -  миновало  с  десяток
вечностей.  Вроде  было  врожденное  чувство  времени?  Где  ж  оно  делось,
родимое?
   Проторенным маршрутом к койке. Главное  что?  Главное,  на  ноги  встать.
Потому что даже самому  распоследнему  Зверю  не  пристало  перемещаться  на
четырех  конечностях.  Все-таки  сапиенс,  пусть   и   не   хомо.   Все-таки
прямоходящий. А от животного, которое не сапиенс, любого разумного  отличает
только количество амбиций. Зачастую необоснованных.
   Бред, бред, бред. Значит, тоннель вот-вот откроется. И что  еще  измыслит
возмущенное подсознание? Разумом Зверь понимает, что  силы  нужно  беречь  и
тратить их на бегство, только на бегство. Поиск  добычи  -  непозволительная
роскошь, потому что добыча недоступна.  Разумом  -  да.  А  тело  само  себя
убивает. И огонь все ближе. Сейчас очень хочется стать  таким  же,  как  все
люди. Ага. И сдохнуть тут же, потому что обычный человек только это и может.
   Темнота. Рев пламени...
   Жить!
   Люди. Люди совсем близко. Два шага. Или  три.  Сразу  за  дверью...  еда.
Жизнь.
   Гот.
   Нельзя убивать.
   И вместо тоннеля стена впереди. Ох, как оно... с разбегу-то. На мгновение
пламя настигает, волосы скручиваются от жара. Но тут же,  рывком,  прочь  из
заморочкой тьмы в холодный сумрак реальности.
   Спасибо тебе, майор. Вытащил.
   Ты рядом, ведь так? Ты там, в коридоре.  Что  ж,  подивись  на  дверь.  И
подумай хорошенько. Может, и вправду следовало убить Зверя?  Пока  еще  была
возможность.
   Возможность и сейчас есть. Но успеешь ли ты, герр Дитрих фон Нарбэ?

***

   А монтаж не то чтобы застопорился, он продвигался значительно  медленнее.
За те два дня, что Зверь был  в  кратере,  там  собрали  треть  паутины.  За
следующие два - не сделали и половины от этой трети.  Пендель  докладывал  о
результатах таким тоном, что впору было ему сочувствовать, а не понукать. Он
делал все, что мог. И работали его люди хорошо. Темп выдерживали. Нормальный
рабочий темп. Но за время жизни на Цирцее работать в  нормальном  темпе  еще
никому не приходилось. Отвыкли.
   Сейчас, впрочем, уже можно было не спешить. Спасать никого не  надо.  Все
живы. Все здоровы.
   Все?
   А Зверь не в счет. Вот уж о ком беспокоиться не стоит. Он выкрутится сам.
Если выкрутится.
   Еще бы спросить с него за все сложности, что по его милости возникли. Как
прикажете  объяснять  бойцам,  по  какой  причине  сержанта  заперли  в  его
собственном жилом отсеке, да еще и запретили кому бы то ни  было  даже  мимо
проходить?
   Гот ничего объяснять не стал. Командир он  и  есть  командир.  Его  право
спрашивать объяснения, а не давать их. Так Ула насела:
   - Как это, он сам сказал? Да мало ли  что  он  сказал?  Ему  и  здоровому
верить нельзя, а уж больному... Господи, у меня в голове не укладывается.
   Можно подумать, у нее раньше Зверь в голове укладывался. Ула слегка не  в
себе после того, как ее пациенты из мертвых восстали. Ее понять можно.  Всех
понять можно. Сами воскресшие и не помнят ничего. Лонг  припоминает  смутно,
что да, Зверя видел. И все. Тот ему велел спать, Лонг и заснул. Масса ценной
информации.
   М-да. Вопросы, вопросы. Покореженная дверь  на  одни  ответит,  а  другие
спровоцирует.  В  этот  пластик  из  пушки  стрелять  можно.  Кстати,   если
действительно из пушки,  -  дверь  примерно  так  и  покорежится.  С  одного
выстрела. Вторым-третьим ее, скорее всего, вышибет. Но у Зверя-то пушки нет.
Он это руками учинил.
   Зачем?!
   Он каким-то чудом разблокировал замок, а потом, вместо того чтобы  просто
открыть дверь, вырвал край щита из пазов и сам перекрыл себе путь наружу.
   Честно говоря, жуть берет. Что же там такое сидит, за  этой  дверью?  Все
еще человек до абсурда не человек или?
   Продолжения "или" не было.
   Вот и пойми его. Зверь делит все на "правильно" и  "не  правильно".  А  в
какую категорию отнести самого Зверя? Он-то в этом отношении  придерживается
совершенно определенной точки  зрения,  а  вот  Гота  кидает  из  стороны  в
сторону.
   Отбрось эмоции, майор.
   Вот в этом вы со Зверем схожи.
   Просчитался он. Бывает же. Верится с трудом,  но  это  больше  похоже  на
правду, чем предположение, что Зверь сознательно пошел на риск ради спасения
кого-то.
   Рационалист хренов.
   Четверо лучше, чем один.
   И даже сейчас он исходит из тех же соображений. Страшно представить,  что
мог бы натворить тот, который сейчас за искореженной дверью. "Стрелять  надо
на поражение. Лучше в голову". Здравая рекомендация, если забыть, что  совет
этот Зверь давал в отношении себя самого.
   Лучше, конечно, что-нибудь одно. Либо совершенно однозначно расставленные
приоритеты: моя жизнь важнее всего. Либо предупреждение:  убей,  пока  я  не
убил. Но со Зверем что-нибудь одно никак не получается.
   Убийца.
   Пилот.
   Чувствам верить нельзя, но на  удивление  мало  трезвой  расчетливости  в
растерянной, чуть смущенной улыбке:
   - Я люблю ее, Гот... Все другие машины спят, им  все  равно,  а  "Мурена"
проснулась. Она стала сильнее, но теперь ее так легко обидеть.
   Чувствам  верить  нельзя.  Гот  поверил  тогда,  а  потом  неловко   было
вспоминать о собственной доверчивости. Стыдно.
   Все другие машины спят, а "Мурена" проснулась...
   Если Зверь лгал, то чем объяснить странности...  в  поведении?  В  общем,
странности, что происходили с "Муреной"?
   Если тогда он говорил правду, если  он  действительно  был  открыт  перед
лицом неба, значит, лгал в последние дни, перед тем, как улететь в кратер.
   Чему верить?
   Зачем он делал это?
   "Потому что чувствам верить нельзя", - напомнил себе Гот.
   Потому что Зверь читает мысли, ну, или почти читает.  И  потому,  что  он
уверен: садиться в машину можно лишь с чистым  сердцем.  Не  важно,  что  ты
несешь, добро или зло, двойственности в тебе быть не должно. А ты  тяготился
собственным недоверием, господин майор. Говорил одно,  думал  другое,  знал,
что Зверь знает, - и знал, что он знает, что ты знаешь...
   Самое мерзкое, что  Зверь  ведь  даже  не  удивился.  Воспринял  все  как
должное. Господин майор наконец-то изволил "посмотреть на  землю",  забыл  о
собственном обещании всегда смотреть в небо, о боях над морем забыл, о  том,
сколько раз Зверь, на себя наплевав,  спасал  драгоценную  майорскую  шкуру.
Господин майор наконец-то изволил испугаться. Все  правильно.  Поигрались  и
хватит.
   А вот то, что у майора остатки совести никак угомониться не хотят, -  это
проблема. Майор из-за своей совести  взорваться  может  к  чертовой  матери.
Потому что небо его, такого, не примет. Сам господин фон Нарбэ свои проблемы
решить не может. Значит, помочь нужно.
   Зверь и помог. По-своему. Стал  тебе  отвратителен.  Гаже,  чем  Костыль,
помнишь? Если он умеет располагать к  себе,  логично  предположить,  что  он
может и вызывать отвращение.
   Зверь ошибся.
   Не в Готе, в себе самом.
   А не свались он, взяв на себя слишком много, переоценив собственные силы,
и сейчас уже  почти  закончена  была  бы  паутина.  Лагерь  бы  перенесли  в
найденное Джокером безопасное ущелье.  И  ты  улетел  бы,  майор,  с  чистым
сердцем, без всякой двойственности. Еще и чувствуя себя  благодетелем  из-за
великодушно подаренной убийце недели.
   Целой недели.
   В глазах Зверя это и вправду роскошный подарок.
   Чего ты желаешь ему сейчас, Гот? Жизни? Счастливой жизни, пока не обложат
со всех сторон, не затравят собаками, не посадят на цепь?
   Или смерти? Легкой смерти, не  человека,  не  Зверя  даже,  невообразимой
какой-то твари, которая рвется на свободу, чтобы убивать?
   Он не открыл дверь. Не открыл, потому что... потому что не знал, как  она
открывается. Два в одном, черт бы его побрал. Разум, презирающий даже  намек
на эмоции, и безрассудная сила. Открытый замок и  сломанная  дверь.  Вот  он
Зверь во всем своем великолепии. Банальное утверждение, что все люди разные,
в его лице обрело вызывающее подтверждение.
   Кстати, еще несколько подобных атак - и  дверь  не  выдержит.  Менять  ее
сейчас  рискованно.  Кто  его  знает,  может,  тварь  внутри  не   настолько
безмозгла. Точнее, может быть, у Зверя сейчас период  здравомыслия.  В  этом
случае он как раз ремонта и ожидает. Как ни жаль, но  придется  поставить  в
коридоре часового.
   Со станковым лучеметом?
   Идея богатая, но для лучемета места  мало.  Лучше  с  тяжелой  винтовкой.
Посменно Пулю, Крутого, Башку и Синего.
   А смогут они выстрелить? В Зверя?
   Что, майор, трудно с детишками? Все они выполняют приказы безукоризненно,
и ни разу не было в лагере проблем с дисциплиной, за исключением того случая
с Фюрером. Умирать мальчики пойдут, не задумываясь. А убивать?  Их  ведь  не
стрелять в людей учили - защищать.
   Зверь сам, кстати, не сомневался в том, что  стрелять  будут.  Видимо,  у
него были на то причины.
   Гот провел ладонью по  выгнутому  пластику.  Попытался  представить  себе
существо, которое сделало это. Зверь не мог. Просто не мог. Он тонкокостный,
легкий и скорее гибкий, чем сильный. Значит ли это, что там, внутри,  сейчас
не Зверь?
   Вполне  возможно.  То  есть  невозможно  абсолютно,  если   опираться   в
предположениях на привычный набор аксиом, но со Зверем этот  набор  себя  не
оправдывает.
   Вот зараза!
   Тот отвернулся от двери и направился к выходу из корпуса. Улыбнулся  едва
заметно.
   Основная проблема со Зверем  не  в  том,  что  непонятно,  чего  от  него
ожидать. Проблема в том, что от него  все  всегда  чего-то  ожидают.  И  ты,
майор, единственный, кто ждет равно плохого и хорошего. Все другие ни о  чем
плохом даже не помышляют.
   Значит ли это, что ты умнее всех, Гот?
   Предположение приятное, но... увы, раз на раз не приходится.

***

   - И вообще, у меня такое чувство, что я здесь  совершенно  бесполезна,  -
сердито сказала Ула. Мрачно проводила взглядом Крутого,  который  отправился
сменить Пулю на боевом посту.
   - Зря, - Гот пожал плечами.
   Они выбрались поужинать на свежий воздух, на немецкую  скамейку.  Вообще,
неметчиной в лагере попахивало ощутимо.
   - Ты в самом  деле  думаешь,  что  Крутой  или  Пуля  будут  стрелять?  -
поинтересовалась Ула.
   - У них приказ.
   - Там сейчас совсем не Зверь, да? - Она привычно забралась на скамейку  с
ногами. - Интересно, те, кто его ищет на Земле, хоть чуть-чуть представляют,
с чем они могут столкнуться.
   "Думаю, как раз они и представляют".
   - Это не наши проблемы.
   - Да? - Ула пытливо заглянула снизу вверх. - А ты сам его не боишься?
   - Пока он заперт, нет.
   - И никто не боится, - она  кивнула.  -  Странное  дело,  Дитрих.  Я  вот
разумом понимаю...  разумом,  хотя,  казалось  бы,  посмотри  на  дверь  эту
несчастную, и без всякого там разума все ясно.  Бояться  надо.  Но  ведь  не
боюсь.
   - Чего бояться, пока он за дверью?
   - Да я вообще не боюсь, понимаешь? Ты, между прочим,  единственный,  кому
Зверь оставил свободу выбора.
   - То есть? - Гот нахмурился. - О чем ты?
   Ула поставила миску на колени и задумчиво прикусила вилку.
   - Я так и думала, что ты не заметил, - сказала,  поразмыслив.  -  Мужчины
вообще странно устроены, не видят того, что на поверхности. Знаешь,  на  что
это похоже? Как будто ты единственный здесь, кто неприкосновенен.  Со  всеми
остальными он поступает, как ему заблагорассудится. Не экспериментирует,  не
думай. Эксперименты здесь я устраиваю. Он заставляет человека жить так,  как
нужно. Ему, Зверю, нужно. А в отношении тебя  пустил  ситуацию  на  самотек.
И... как будто ждет. Что ты  выберешь?  -  Ула  снова  примолкла,  подбирала
слова. - Вы оба странные, - сказала наконец. - И я ведь  говорила  уже,  что
какой-то  гранью  вы  безумно  похожи.  Мне  сначала  казалось,  это   Зверь
подстраивается. Он умеет. А потом я поняла,  что  ничего  подобного.  С  кем
угодно, только не с тобой. - Долгая  пауза,  длинные  тени  расползаются  по
земле, думать не хочется совершенно. - Я  сказала  как-то,  что  вы  двое  -
уникальный случай в истории армии. Что