своих... странностях какое мягкое слово! - нормален.
То есть он не сумасшедший. Вторые же просто не в состоянии представить  себе
подобных вывертов психики.
   Зверь - талантливый художник. Вообще, складывается впечатление, что этому
выродку удается все, за что он берется. Живопись - лишь одна из  граней.  На
его рисунках почти нет людей. Зато в изобилии  встречаются  портреты  машин,
самолетов, болидов, самых  разнообразных  домашних  роботов  и,  собственно,
домов. Да-да, портреты. Теперь понятно, что имел в  виду  Смольников,  когда
говорил, что Зверь одушевляет неживое.
   И  девочка.  Одна  и  та  же.  Великое  множество   набросков,   эскизов,
законченных полотен.  Она  взрослеет  на  этих  картинах,  меняет  прическу,
одежду, стиль макияжа и, кажется, поведения.
   Марина Чавдарова. Первая жертва Зверя.  Сестра  того  самого  священника,
которого Смольников застрелил полтора месяца назад. Чего добивался  магистр,
отправляя своего выкормыша на последнее задание? И в чем он ошибся?
   Был ли выбор жертвы предупреждением?
   Скорее всего.
   Зверь предупреждению не внял.
   Почему?
   Он  хочет  избавиться  от  всего  человеческого,  в  том   числе   и   от
воспоминаний. Что ж, он избавился. От воспоминаний. А заодно и от магистра.
   К вопросу об одушевлении. Или одушевленности? Сейчас  уже  и  не  скажешь
наверняка, ожившее неживое - фантазия Зверя или объективная  реальность.  Во
всяком  случае,  ни  в  один  из  его  домов,  из  тех,  что  были   указаны
Смольниковым, попасть незаметно не удалось.
   Замки не открылись. Пришлось ломать двери.  А  уж  что  началось  внутри,
стоило перешагнуть порог, - полтергейст это называется. Сказки  такие  есть,
для взрослых. Двери захлопывались сами по себе и норовили переломать пальцы;
розетки, стоило подойти чуть ближе, били искрами почти на метр. Прицельно. В
глаза. Пылесосы с отчаянной обреченностью кидались под ноги.  На  одного  из
оперативников обрушился книжный шкаф. Полки там, кстати, были из  настоящего
дерева. И не клееные -  сплошные  цельные  доски.  Тяжелые.  Да  еще  книги.
Поразвелось грамотеев!
   Апофеозом стала кухонная плита, которая, надо полагать, тихо и  незаметно
включилась сама по себе.  Когда  набралась  полная  духовка  газа,  вспыхнул
огонь.
   Ладно, не погиб никто. И слава богу, что квартира была  из  тех,  которые
называют на американский манер "пентхаузами". Взрыв ушел наверх. Треть крыши
превратилась в воспоминания, но хотя бы жильцы не пострадали.
   Впрочем, эта квартирка, хоть и со странностями, но не  идет  ни  в  какое
сравнение с домом в Средиземноморье.  Милым  таким,  сравнительно  небольшим
домиком из белого камня. Сад вокруг -  запущенный,  но  красивый.  Цветов  -
прорва. Двери, понятное дело, не открываются. Но  тут  уж  и  не  старались,
сразу выбили. А в доме - змеи. Гадюшник! Или как там они называются?  Кругом
змеи. На полу - целыми клубками, с потолка  свисают  гроздьями,  мебели  под
ними просто не видно. Зверь их что, вместо собак держал? Для охраны?  Да  на
хрена ему, спрашивается, охрана? Его дома сами себя прекрасно сторожат.
   Николай  Степанович  очень  живо  представлял  себе  ощущения  взломщика,
забредшего, скажем, в сгоревший пентхауз. До пожара, разумеется. К черту,  к
черту. Лучше уж в золотой фонд забраться. Там хотя бы понятно, как  охранные
системы работают.
   Что-то,  впрочем,  смогли  заполучить,  невзирая  на  помехи.   Отпечатки
пальцев. Вот, рисунки, опять же. Удалось изъять часть  библиотеки.  То,  что
было в городе, сгорело, конечно, а вот в змеином гнезде книги сохранились. С
книгами и картинами сейчас работают аналитики. Трудно  им.  Утверждают,  что
если рисунки все, без сомнения, сделаны одной  рукой,  то  библиотека,  если
судить по тематике и по заметкам на  полях,  собиралась  как  минимум  тремя
разными людьми. Уперлись - не сдвинешь. Может, и правда?
   Нет. Вряд ли. Эклектика в выборе книг объясняется очень легко -  в  Звере
одновременно уживается столько людей, что вкусы у него просто  обязаны  быть
разными. Взаимоисключающими? Вполне возможно. Почерк и  характер  заметок...
наверное, имеет смысл объяснять тем же самым. Но как,  скажите  на  милость,
можно представить себе ход мыслей человека, который даже в собственном  доме
не бывает похож сам на себя?
   А еще Казахстан покоя не дает. Смольников упоминал, что помимо двух,  уже
обысканных,  домов  у  Зверя  было  убежище  где-то  в  степи.  В  одном  из
заброшенных поселков. Сам магистр понятия не имел, что это за место. Он  был
там один-единственный раз  -  хотел  выяснить,  где  его  выкормыш  проводит
ежегодно весь май. Зверь привез его туда на болиде,  все  время  полета  вел
машину над облаками, да еще и  приборы  были  выключены.  Экстремал  хренов!
Больше Игорь Юрьевич в степь не рвался.
   Генералу не нужно было включать запись, чтобы вспомнить голос магистра:
   - Волки! Там кругом волки. И змеи. И пауки. Боже мой, я никогда не  видел
такого количества волков в одном месте.  Я  даже  не  знал,  что  они  могут
собираться в такие огромные стаи. Да  они  и  не  могут.  Не  должны.  Волки
снаружи. Змеи внутри. В доме. И пауки - те повсюду. Я там и  пяти  минут  не
пробыл. Не смог.
   Искать  один-единственный  дом  в  заброшенном  поселке,  каких   великое
множество в степи, - дело безнадежное. Вполне возможно, что Зверь скрывается
сейчас именно там, среди милых его сердцу пауков, волков и  змей.  Если  это
так, значит, рано или поздно его найдут. Но Николай Степанович полагал,  что
экзекутор, зная, что его разыскивают, не станет сидеть на одном месте.
   А куда он может податься? Куда угодно - слишком расплывчатый ответ, но, к
сожалению, так оно и есть.

Май. Степь. Казахстан

   Слухам не верили, но они продолжали расползаться, невероятные,  страшные,
зачастую  опровергающие  друг  друга.  Слухи  о  стае  волков,  которая   не
распадается даже весной. Об огромной стае - каких не бывает. Не может  быть,
хотя бы потому, что такому количеству хищников не найти себе пищи.
   Находили.
   Слухи приносили пастухи, пасшие коз и овец в предгорьях, где были вода  и
трава. Волки приходили туда. И убивали.  Не  только  коз  и  овец.  Пастухов
убивали тоже.
   - Их  водит  человек,  -  зудели  слухи,  -  светловолосый  оборотень,  в
полнолуние он превращается в белого волка...
   - В серебряного, - поправляли слухи, - в серебряного волка  со  стальными
зубами и медными когтями.
   - Это женщина, - возражали слухи, -  жызтырнак.  У  нее  медные  когти  и
медный нос, и водит она не волков, а демонов, которые притворяются волками.
   Слухам не верили. Но зверье действительно потеряло  всякий  страх.  И  за
хищников решили взяться всерьез.  Прошлогодняя  трагедия,  когда  на  берегу
Балхаша волки загрызли пятерых студентов,  разогрела  страсти.  Добровольцев
нашлось куда больше, чем обычно. Массовый отстрел хищников - дело нужное,  и
все охотники это понимают, но  далеко  не  все  способны  с  легким  сердцем
убивать беспомощных животных с вертолета.
   Тогда, в июне, стаю не нашли. Как будто и не было ее. Все волки жили, как
им и положено, законов природы не нарушали, от людей  предпочитали  убегать,
при виде вертолетов впадали в панику. И никакой стаи.  Пришлось  стрелять  в
тех, кого видели.
   Экологи встали на дыбы, но никто их не слушал. Систематические  нападения
на  людей  пострашнее  какого-то  там  нарушения   экологии.   Волки   новые
наплодятся. Нормальные. А людоедов нужно уничтожать.
   Зимой постреляли еще. Скорее, для порядка. Волков и в самом деле осталось
маловато. А в мае...
   К Григорию Ивановичу Мытицкому, егерю,  на  чьей  территории  были  убиты
студенты, пришел вечером гость. Худощавый, невысокий парнишка. Светловолосый
и черноглазый. Видимо, смесок. Тот редкий случай, когда русская и  казахская
кровь разделились ровнешенько  пополам.  Назвался  парень  Денисом.  Фамилию
говорить не стал, но кому они нужны,  фамилии,  в  такой  глуши?  Денис  так
Денис. Хорошее имя.
   Григорий Иванович,  без  вопросов,  впустил  позднего  гостя  в  дом.  Не
оставлять же человека ночевать на улице. Единственное,  чем  поинтересовался
егерь, где оставил парень свою машину. Сломалась она или как? Шума мотора не
было слышно, значит, пришел издалека.
   - Я без машины, - ответил Денис.
   - Пешком, что ли? - не поверил егерь.
   - Да.
   Собирая на стол, Григорий Иванович нет-нет  да  поглядывал  на  странного
гостя. Пешком пришел?  Откуда  бы?  Вряд  ли  издалека.  Одежда  у  паренька
пыльная, видавшая виды, видать, специально для походов. Но  уставшим  он  не
выглядит. Турист, может быть? Туристы -  они  все  странные.  Ходят  пешком,
непонятно куда, непонятно зачем. Бывает, что и в одиночку.
   Турист без рюкзака?
   Обычно гостю не задают вопросов. Гостя кормят, поят, а уж потом он,  если
сочтет нужным, может рассказать о себе, о своих делах, о том, что творится в
мире. Что в мире творится, Григорий Иванович  знал  и  сам.  Радиоприемники,
слава богу, никто еще не отменял. А вот выяснить  кое-что  хотелось.  Причем
так хотелось, что спрашивать егерь начал, в нарушение всех обычаев,  раньше,
чем предложил поужинать.
   - Рюкзак-то где потерял?
   - Я его не терял, - парень чуть улыбнулся, - я без рюкзака.
   - Выживальщик, что ли? - Григорий Иванович нахмурился,  выживалыциков  он
не любил. Глупостями занимаются. Ерундой. Делать им  больше  нечего,  только
без еды и огня по степи шляться. Словечко еще  придумали,  хрен  выговоришь:
"экстремальный спорт". Дурь одна!
   - Что-то вроде, - кивнул Денис.
   "А если ты выживалыцик, так хрена ли пришел?" - очень  хотелось  спросить
егерю. Но он воздержался. Мало ли,  не  сдюжил  парнишка,  и  такое  бывает.
Утром, поди, попросит к людям его отвезти.
   - Не страшно в степи одному?
   - Нет, - Денис пожал плечами, - чего здесь бояться?
   - Волки у нас.
   - Что, не всех перебили? - поинтересовался парень. "Эколог, мать его",  -
с раздражением понял Григорий Иванович, - "сейчас начнется".
   - Они людей убивали, - напомнил он.
   - А волчицы? - спросил Денис. - Тоже?
   - Волчиц не стреляли, - хмуро возразил егерь. Соврал,  конечно.  Стреляли
всех без разбору. Волков, волчиц, щенков даже. Злые были.  Стоило  вспомнить
разорванные трупы, как всякую жалость из души вышибало.
   - Стреляли, - вздохнул Денис, -  вы  мне  объясните,  пожалуйста,  зачем?
Волков - понятно. Среди них людоеды могли оказаться. Людоедов убивать нужно.
Но самки-то и детеныши, их зачем?
   - Слушай, - Григорий Иванович начал сердиться, - я тебя в дом впустил,  я
тебя накормлю, напою и спать уложу, я к тебе, мать  твою,  как  к  человеку.
Хрена ли ты мне тут проповедуешь?
   - Как к человеку? - переспросил  парень  и  странно,  по-волчьи,  склонил
голову, словно прислушиваясь к словам. - К человеку. Интересно.
   "Светловолосый... в полнолуние он превращается в серебряного волка".
   В сказки про оборотней Григорий  Иванович  не  верил.  Но  вспомнил,  что
сегодня никак не полнолуние, и почему-то захотелось вздохнуть с облегчением.
   Карабин хранился в спальне. Если что...
   Впрочем, этого и голыми руками заломать не трудно. Псих, наверное. Сказок
наслушался и съехал. Весна - для психов самое время.
   - Я не проповедую, - чуть удивился Денис, - я спрашиваю: зачем. Не за что
даже, а именно: зачем. Для чего, если вам так понятнее. Ищу  в  происходящем
рациональное зерно.
   -  Рациональное?  -  взъярился  егерь.  -  Ра-ци-ональ-ное,  -   повторил
насмешливо и зло. - Слово-то какое! А ты, смесок  долбаный,  ты  студентиков
этих видел? Молоденькие совсем. Младше тебя. Трое парней и девчонок две.  На
куски разорваны, Ты их видел? Как их в мешки  собирали,  видел?  По  частям,
твою мать... Рациональное тебе!
   - Я их видел, - спокойно ответил парень, - я видел, как  их  убивали.  То
есть,  вы  хотите  сказать,  что  дело  в  одних  лишь  эмоциях?  И  никакой
практической пользы в истреблении волчиц и щенков нет?
   Григорий Иванович не успел в спальню. Не  дотянулся  до  ружья.  На  свою
беду, он заглянул в глаза гостя, в черные, мерцающие глаза  с  вертикальными
щелями зрачков.
   На следующую ночь погибли двое рыбаков. Их загрызли волки. Но сделали все
так тихо, что даже те, кто был относительно близко по берегу, не услышали ни
звука. Только утром, увидев полуупавшую  палатку,  люди  подошли  предложить
помощь. Помогать оказалось некому. В маленьком лагере нашли два  истерзанных
тела и пожилого, совершенно седого человека, который, стоя на  четвереньках,
плакал и грыз сырое мясо.
   "Оборотень, - тут ж сообразили рыбаки, - попался, гад!"
   Сами ловить страшную  тварь  они  не  рискнули.  Вызвали  милицию  И  чем
закончилась эта история так и не узнали.

Глава 2
РОЖДЕННЫЕ ПОЛЗАТЬ

   Чем больше людей станет пилотами, тем меньше в мире останется дерьма
   Неизвестный авиалюбитель

   Третий месяц на Цирцее. Десятая  неделя.  На  шельфе  заканчивали  монтаж
нефтяной вышки. Гот, выслушивая ежедневные отчеты, сжимал  губы,  безуспешно
пытаясь скрыть сияющую улыбку.  Проблема  с  горючим  еще  не  встала  перед
колонистами во весь рост, но уже скалилась  издалека,  приветливо  помахивая
ручкой. Когда буровая заработает, проблему можно  будет  посылать  далеко  и
по-немецки лаконично.
   "Покровитель" оправдывал свое имя, продолжая снабжать лагерь все новыми и
новыми полезными мелочами.  В  большинстве  своем,  конечно,  полезными  эти
мелочи  становились,  пройдя  через  руки  Кинга  или  Пенделя,  которые  из
отдельных кусков непонятно чего умудрялись собирать оружие, роботов, приборы
для Улы. Даже нефтеперерабатывающую установку делали  из  "лишних"  деталей.
Айрат и Зверь додумались,  как  заставить  ее  работать  непосредственно  на
буровой, в автоматическом режиме, так что Зверь давно уже не летает. С  утра
до вечера и с вечера до утра торчит на шельфе, поскольку  Гот  переложил  на
него все тамошние дела и свирепствует, по рассказам, ужасно Зато и  работают
теперь на вышке не то что на совесть - как черти в аду работают. Откуда силы
взялись?
   Вообще не так уж все  плохо.  Ремонтный  цех  давно  запустили.  Периметр
усилили. На плато пытались  нападать  летающие  твари,  и  первый  их  визит
заставил поволноваться, однако теперь ящеров снимали на подходах.  И  каждый
визитотмечался, как отдельный праздник. У тварей оказалось  съедобное  мясо,
что было немаловажно, учитывая однообразие армейских пайков. Ула, спасибо ей
большое, отыскала-таки на проклятой богом планетке растения  не  то  что  не
хищные, а вполне даже полезные. Рацион обогатился  местными...  овощами  или
фруктами - так вот сразу и не скажешь. В общем, обогатился. Пока лагерь  жил
за счет "охоты и собирательства", но ясно было, что, если люди задержатся на
Цирцее, им придется заняться и земледелием и скотоводством.
   Если задержатся... "Если" можно опустить.
   И это было особенно обидно, учитывая то, что в кратере  бесполезно  стоял
"глубинный" двигатель. Тот огромный резной шар, что привлек  внимание  Гота,
когда он просматривал сделанные Зверем снимки, оказался именно  им.  Пендель
опознал. И даже объяснил, как работает эта штука. Но, во-первых, ни Пендель,
ни кто-либо другой  не  могли  сказать,  насколько  поврежден  двигатель.  А
во-вторых, далеко ли упрыгаешь на нем, понятия  не  имея  ни  о  координатах
Солнечной системы, ни о собственном местонахождении?
   И Резчик умер. Это было плохо. Тем более что умирал он,  судя  по  всему,
очень тяжело. Когда Ула утром  вошла  в  палату,  тело  Резчика  успело  уже
закостенеть, и  Гот  до  сих  пор  вздрагивал,  вспоминая  выкаченные  глаза
мертвеца, его судорожно оскаленные зубы. Что-то увидел парень перед смертью.
Что-то, чего нельзя видеть живым. Может, для него и лучше оказалось умереть.
Вскрытие  показало  необратимые  изменения   мозговой   коры,   произошедшие
непосредственно перед тем, как остановилось сердце.
   - Я думаю, у Резчика была галлюцинация, - сказала  Ула,  -  галлюцинация,
напугавшая его до смерти. Может  быть,  кто-то  вроде  тех  тварей,  которые
осаждали складской модуль, добрался до плато?
   Ни охрана, ни автоматы периметра не поднимали тревоги той ночью,  но  это
еще ничего не доказывало.  На  людей  могли  повлиять  те  же  скорпионы.  А
автоматы... Вот с автоматами было неясно.
   К счастью, у большинства бойцов  не  было  времени  задумываться  ни  над
смертью Резчика, ни над ее причинами. Болел. Умер. Что там ему перед смертью
привиделось - кто знает?  А  вот  Зверь  напрягся.  Он,  похоже,  успел  уже
привыкнуть, что его  предчувствие  опасности  не  подводит,  и  вдруг  такая
неприятность: смерть человека в самом центре тщательно охраняемого лагеря. И
ведь никто не гарантировал, что это последняя смерть.
   Гот и Зверь с воздуха засеяли пространство вокруг плато  минами,  оставив
полосу безопасности для отрядов, время от времени  направляемых  в  джунгли.
Мины сработали лучше, чем  орудия  периметра.  Взрывы,  загремевшие  однажды
ночью, загодя предупредили лагерь о  нашествии  все  тех  же  скорпионов.  К
сожалению, остановить текущую к плато волну мины не смогли, но проредили  ее
изрядно. До периметра докатилась от силы четверть нападавших. Лучи их  броню
не брали, зато плазменные орудия себя  оправдали.  И,  кстати,  стало  ясно,
почему лучеметы, которые устанавливали  вокруг  складского  модуля  в  лесу,
оказались бесполезны.
   Вообще, с налетами на лагерь понятно было далеко  не  все.  За  прошедшие
месяцы у Гота успело сложиться впечатление, что Цирцея может работать в двух
режимах, как штурмовая винтовка: широкий луч и импульсный огонь, когда после
каждого выстрела аккумулятору нужно время, чтобы подзарядиться. Сейчас  люди
столкнулись со вторым. Раз в четыре дня лагерь атаковали  либо  ящеры,  либо
большие деревья, с трудом  перемещавшиеся  по  каменистой  почве,  либо  еще
какие-нибудь большие  и,  в  общем,  неприятные  твари.  А  сначала  планета
попробовала другую тактику: тогда лагерь, с воздуха и  по  земле,  атаковали
непрерывно в течение двух дней. Атаковали так, словно вся живность (или  вся
растительность) на Цирцее  взбесилась  разом  и  задалась  целью  уничтожить
пришельцев.
   Пользы это не принесло никому. Нападающие погибали сотнями,  а  в  лагере
люди не высыпались: периметр не всегда мог справиться  с  таким  количеством
целей. Тогда пришлось приостановить работы, в том числе и разведку.  И  даже
Улу поставили под ружье - на счету был каждый боец. Она хорошо стреляла, эта
рыжая малявка. Конечно, не дело, когда глаза женщины становятся холодными  и
одновременно очень веселыми, а именно такими становились  зеленоватые  глаза
Улы, когда она нажимала на курок. Нет, не дело. Но, во-первых, ей очень  шел
этот бесшабашно-убийственный прищур.  А  во-вторых...  будь  у  него  выбор,
многих из своих знакомых мужчин Гот отдал бы за Улу в соотношении  десять  к
одному. К одной. И не только в том дело, что биолог была  здесь  незаменима.
Дело еще и в том, что она эту  незаменимость  прекрасно  сознавала.  Поэтому
работала с невероятной отдачей, словно спешила, очень спешила оставить после
себя как можно  больше  данных,  которые  смогут  использовать  другие.  Она
понимала, что может умереть. И относилась к этому со спокойствием,  которому
следовало бы поучиться кое-кому из десантников.
   - Ула не женщина, - заявил Кинг однажды, когда Костыль  предложил  вместо
посменного дежурства по кухне предоставить эту честь даме, ей, мол положено,
- Ула - боец.
   Хорошо сказал, громила. Хотя в других условиях на подобное заявление  Ула
имела полное право обидеться. В других. Не будет их больше  никогда,  других
условий... Впрочем, не время сейчас думать об этом. Об этом вообще лучше  не
думать.
   А на кухне лучше всего было бы Зверя  прописать.  Ему  вместо  десанта  в
кулинары бы пойти. Такой талант пропадает! Ну да. А еще в автосервис. Или  в
пилоты. Или в электронщи