,  а ради тепла на одну-две ночи  он маневренностью и безопасностью
группы жертвовать не  собирался. Костер тоже не разрешил разводить.  Хороший
нос дым в лесу чувствует как алкаш выпивку, а семнадцатый квадрат  -- рядом.
Да и на сон особо  не заглядывались --  часов в пять утра  желательно лежать
около  лагеря Волка и своими  глазами  следить,  сколько  человек  уходит на
железную дорогу, а в каких местах и кто остается в лагере.
     Дежурство после некоторого раздумья распределил так, чтобы  Волонихин и
Марина отстояли свое время до темноты. Еще приворкуются рядышком, согреются,
положат  головы  друг  другу на  плечики  и  прикорнут  в  блаженстве.  Дома
отоспимся.  Кажется,  Иван рассчитывал  как  раз  на  обратное,  хотел  даже
предложить  свои услуги  на  самое томительное  -- предрассветное время,  но
потом обмяк, все  же постеснявшись лишний раз вылезать со своей  симпатией к
Марине.  Могло  ведь  сложиться и  хуже, то  есть дежурство порознь, поэтому
лучше грызть семечки из кармана, нежели смотреть на орехи, висящие высоко на
ветках.
     Для влюбленных главное -- уединение. И когда группа улеглась в лежбище,
Дождевик  поменял  Марине  винтовку  на  свой  автомат,  девушка  и  Иван  с
удовольствием взяли оружие на изготовку, сняли его с предохранителя. Готовы.
Можете спокойно отдыхать. И нетерпеливо ушли в лес.
     -- Слушай, а ты можешь вспомнить, что делала  пять лет назад? -- сделал
попытку остановить вопросом девушку доктор.
     Полностью уловка не прошла, но Марина замедлила шаг:
     -- А зачем? --  Я ровно пять лет назад надумал  жениться. На  этот  раз
Марина остановилась, ожидая продолжения. И Волонихин торопливо завершил:
     Но никого не нашел. --  Пять... лет... назад...-- принялась  вспоминать
девушка.--  Я вообще-то служила  в женской  колонии,  но  вот пять лет назад
выезжала на  первенство Европы по  пулевой стрельбе среди правоохранительных
органов. Между прочим, заняла четвертое место.
     -- Жаль, что  не первое. Чемпионов показывают по  телевидению, я увидел
бы репортаж и сказал: "Беру в жены эту безумно симпатичную спортсменку".
     -- Конечно, а  не чемпионки вам  не  нужны!  -- Марина  попыталась идти
дальше, но Иван не позволил:
     -- Я только хотел сказать, что если бы  тебя показали по телевидению, я
увидел бы тебя гораздо раньше.
     --  Не надо, не  надо,-- выставила руку Марина, но сама же ею и провела
по груди доктора.-- А где сам-то хоть находился в это время, чем занимался?
     --  "Качал  маятник"  где-то  в  Азии. --  А что  это  ты  так  увлечен
ласточками? Извини, я подсмотрела, как ты их рисовал. Думала, может меня...
     -- Ласточки? -- переспросил  Волонихин. Он явно тянул время  и подбирал
ответ.--  Мечта  детства  --  сотворить  памятник  ласточке. Туманов,  между
прочим, неплохо рисует, обещался помочь.
     Марина глянула и хитро, наклонив голову, -- мол, не о пограничнике речь
-- вернула разговор обратно:
     -- Странное желание.  -- Да  нет, ничего странного,-- улыбнулся доктор.
Помолчал, вспоминая что-то или решаясь сказать  правду. Победило  второе. Он
разжал объятия.-- Просто... просто  мне нравилась одно время женщина с такой
фамилией -- Ласточки- на.-- Осторожно  посмотрел на Марину: обиделась? Но та
покачала в задумчивости головой, принимая признание. Помечтала:
     -- Хорошо, когда мужчины так вспоминают своих женщин.  Жаль, что у меня
другая фамилия и... что я не выиграла первого места.
     -- У тебя  прекрасная фамилия.  Ласточка --  она...  она  улетающая, --
почувствовав  грусть  в голосе Марины, принялся успокаивать  Иван.--  Она --
недоступная.  А ты --  земная. Тебя можно потрогать,  прикоснуться, ощутить,
обнять.
     Марина  подумала   над  сказанным,  выискивая   ступеньку,  на  которой
оказалась в раскладе Волонихина. В какой-то степени согласилась с отведенным
ей  местом, хотя зависть к  неизвестной  Ласточкиной  осталась.  Всегда так:
земным, тем, кто  рядом, -- не ставят памятников и  не сочиняют поэм. Но кто
знает, что лучше...
     _Только давай без обид, ладно? -- попросил совсем по-детски Волонихин.
     -- Все это жизнь, Ваня,--  успокоила его Марина.-- Что ж я, не понимаю?
И тогда текла жизнь, и сейчас,-- она погладила автомат, стволом вынюхивающий
землю.
     Тот благодарно прильнул к мягкому боку хозяйки, замер.
     -- Я тоже так хочу,-- кивнул на оружие Волонихин.
     Сопротивлялась Марина слабо, и он  обнял девушку. Автоматы  соскочили с
их плеч и ревниво ударили по ногам, забыли,  мол, за любовью самых преданных
и верных друзей.
     --  Я  хо-чу  к  те-бе,--  добравшись сквозь  локоны к ушку,  прошептал
доктор.
     -- На посту не разрешается,-- так же на ушко ответнла Марина.-- Вы что,
не знаете Устава гарнизонной и караульной служб?
     -- Ой, что-то ведь помню. Кажется, так: "Услышав лай караульной собаки,
немедленно доложить дежурному по караулам" Но у нас, между прочим, ни собак,
ни начальника караула. Так что...
     -- ...Так что будем вдвойне бдительны. Нельзя,-- повторила она.-- Давай
вернемся, а потом, если захочешь, обдумаем наши отношения.
     -- А здесь у нас не отношения? Мы сейчас что, роботы? Не человеки?
     -- Мы сейчас на посту. Ребята спят,  надеясь, что мы их охраняем,-- она
поправила куртку. Увидев,  что  Иван опустил руки, подмигнула: -- Давай хотя
бы обойдем вокруг.
     -- А потом? -- с надеждой посмотрел Волонихин.
     --  А потом... -- Марина сама прильнула к нему, замерла на груди.  -- Я
несколько раз уже пожалела,  что согласилась лететь. Но мы оказались вместе,
и  я забываю о  своих сомнениях.  Знаешь,-- торопливо остановила она  Ивана,
который подался к  ней.--  Знаешь, чего  только  боюсь? Убить человека. Даже
боевика. Как бы я не хотела этого делать! Всю жизнь занималась стрельбой, но
представить, что мишенями станут люди...
     -- Авось  все  обойдется.  Заремба  у  нас спец.  А что  здесь  у тебя?
Погоди-ка, что  за жук? -- Иван  испуганно-дурашливо  наклонился к девушке и
принялся торопливо расстегивать пуговицы на куртке. Марина, веря и не веря в
сказанное,  стала  брезгливо отряхивать "пятнашку" и одновременно отбиваться
от рук Ивана. Потом вдруг насторожилась:
     -- Тихо! Не только Иван, и лес замер, послушавшись просьбы.
     -- Показалось, кто-то прошел. --  Показалось. Так куда у нас уполз жук?
"Показалось",-- мысленно успокоил их  и Семен Дождевик, беззвучно отступая в
лес. Когда  он, проворочавшись в лежбище, встал и взял  снайперскую винтовку
Марины, Заремба разрешительно кивнул: подстрахуй, ежели не спится.
     Подстраховал.  Не  хотел  натыкаться  на  парочку,  но  в  то  же время
забеспокоился: если он смог неслышно  ходить вокруг лагеря, то почему на это
не способен противник?
     Про отношения Марины и Ивана думать не хотелось -- все взрослые люди. А
что  ему самому нравится девушка -- так то блажь. Он перетерпит, не впервой.
Не впервой и кого-то прикрывать.
     --  Не  спится. Я пока похожу, посмотрю,-- соврал Зарембе, когда пришел
поменять винтовку на автомат.
     Подполковник, приученный дорожить каждой минутой отдыха,  молча прикрыл
глаза -- смотри сам.
     Как тяжело глядеть  со  стороны  на амурные похождения  того, кто  тебе
нравится -- это Семен помнил еще по курсантским временам и особенно во время
восхождения  на  двухсотгысячник советских  Карпат  -- Говерлу.  Восхождение
планировалось  массовым  --  по  всей  видимости,  это  считалось  одним  из
достижений Прикарпатского военного округа в развитии спорта.
     Имелась   одна  особенность   --  в  команде   курсантов  числилась   и
преподаватель русского языка Ирина, сама сиявшая  для курсантов неприступной
вершиной. Из-за нее и полез мять горные бока и бить ноги он, без двух  минут
лейтенант Семен Дождевик. Этой малости до офицерского чина так ему все же не
хватило.  Именно  у  подножия  Говерлы  в  ночь  перед  началом  восхождения
заместитель  начальника  училища,  сам  положивший  глаз  на  преподавателя,
принялся  считать  курсантов.  Чисто  дисбатовская  привычка,  тем более что
полковник прибыл в училище, откомандовав дисбатом несколько лет и выведя его
чуть  ли не в  отличные.  Самая  верная примета --  негнущийся  указательный
палец, которым он безапелляционно тыкал в каждого встретившегося на
     Он и обнаружил отсутствие Ирины и... Нет, не его, Дождевика. Проведи он
ту ночь с Ириной, пошел бы на  все  и ни о чем бы не  пожалел. Преподаватель
отсутствовала  вместе с его  другом  Ива- ном  Щербаком. А он,  проклиная  и
ненавидя  себя, подсматривал за  их  поцелуями  со  стороны.  Интересно, где
сейчас Щербак? Его, как сироту, в отличие от Семена после разборок в училище
оста- вили, а перед самым выпуском он женился. Конечно, не на Ире. Ее увез с
собой  в Москву,  в  Академию  Генерального штаба  тот  самый  замначальника
училища.
     Но полюбила ли его  Ира?  Восприняла  ли ее нежная и  распахнутая  душа
негнущийся указательный палец бывшего командира  дисбата? Несколько  месяцев
назад, уже  в  генеральских  погонах, тот  мелькнул на  экране телевизора  в
репортаже из Чечни; как всегда, распоряжался и  указывал. Значит, такие, как
он, и ведут эту дурацкую войну. Неосознанно, по-детски даже позлорадствовал,
в чеченской войне  нет побед  и  она получается именно  потому, что во главе
армии стоят подобные генералы.
     Однако, когда предложили слетать в Чечню, согласился мгновенно и именно
из-за генерала: вдруг удастся ненароком столкнуться со своим обидчиком! Сцен
и выяснения  отношений не  случится, не те ранги. А вот  каким-либо  образом
узнать, где осталась  Ира... Потому и не спится. Из- за нее, а теперь еще  и
из-за Марины. Неудачник, наверное, он по жизни, вот и все объяснения.


Глава 6. "Задание выполнено. Мы возвращаемся"



     -- Подъем, мужики. Встаем. Будил группу  Заремба, хотя крайним в списке
охраны стояли Дождевик и Работяжев.
     Те  колдовали  над  брикетиками  сухого спирта, подогревая  баночки  из
сухпайка над синеватой дерганой головкой пламени.
     -- А кофе в постель? -- с полным  пониманием невозможности подобного  и
заранее  без  претензий,  но  с  долей  женского  каприза  и  мечтательности
потянулась Марина.
     И  ошиблась в своем неверии!  Семен протянул ей хотя  и не  горячий, но
достаточно  теплый стаканчик кофе. Остальные выпили свои  порции из  термоса
еще вчера, а вот он свой глоток не только сберег, но и успел подогреть.
     Марина  посмотрела  на  него  пристально,  и  Семен  смутился,  впервые
удостоившись такого внимания. Вздохнул  зато  Заремба, краем глаза поймавший
все   эти  молчаливые   знаки  внимания.   Его   беспокоила  эта   атмосфера
влюбленности.
     Один Иван ничего не понял, уверенный в своей неотразимости и в том, что
Марина отдает ему предпочтение, Тоже протянул руку.
     --  А  остальным? --  Кто п-первым встал, т-того  и  т-тапки,--  давней
солдатской присказкой оградил  Семена  и его  чувства Работяжев. Поддержал и
Туманов:
     -- Нас послали решить проблему,  но кто сказал,  что  кормнть будут? Из
ассортимента  -- лишь радость от нового дня. Утро только начиналось. Что ему
до  людских  слабостей  и  тонкостей:  не  спеша,  с  невероятной  выдержкой
размывало черную  пустоту, а  в  ней,  в  постепенно проявляющейся  туманной
бледности уже  сам по себе прорисовывался лес. Хороший художник одним мазком
восстановил бы порядок на холсте, а рассвет суеты не любит. Рассвет мудр, он
знает,  что после его воцарения  мир опять помчится  в  своем  угаре впереди
паровоза...  А из Москвы  паровоз вышел еще  вчера, и  сейчас тянет за собой
состав где-то в пределах Ставрополя. В  силах  Зарембы сделать так, чтобы он
беспрепятственно, по графику дошел до места назначения. Но...
     О попавших  на войну людях рассуждать труднее, чем о  явлениях природы.
Здесь действуют другие категории. Какие-то документы в сейфе Одинокого Волка
стоят  дороже  содержимого  вагонов, которые  ограбят через несколько часов.
Дороже людей,  сопровождающих состав и  подвергающихся риску. Без бумажки ты
букашка...
     --  А мне-то какой сон  снился,--  вернул внимание  к себе не  думающий
сдаваться Волонихин.--  Сплю среди  чего-то воздушно-легкого,  рядом скрипка
играет. Запах кофе  опять же.  Все,  думаю,  в  раю.  Открываю  глаза,  вижу
Работяжева и  понимаю,  как  глубоко прокололся: не  может быть  Юры в  раю.
Значит, это я в Чечне.
     -- И п-правильно понял,-- не обиделся сапер.-- Спать б-будешь в раю.
     Подергались,  разминаясь  и  согреваясь. Зарембы  даже  почистил  зубы:
разжевал  маленькую веточку,  посыпал ее  солью и с  натужным  удовольствием
освежил  рот.  Куда там  "Блендомексам",  "Диролам"  с  кселитом и щеткам  с
нестандартной поворачивающейся головкой из телевизионных роликов! Заремба на
войне -- лучший рекламный ролик года.
     Марина к  радости спецназовцев разрешила каждому отпить по полглотка из
свалившегося с неба стаканчика. Не досталось, как водится, самому Семену, но
он купался в счастье из-за того, что сумел угодить девушке.
     Логово разворошили, остатки пищи прикопали -- не было здесь никого. Нет
никого в тылах Ичкерии, пусть до поры  до времени успокоится и упьется своим
снобизмом.  Все  равно  придет  час,  когда и  хвост  подожмется. и  коготки
обломаются.  Комар  слону тоже  ничего не  может  сделать, а вот  ежели  сам
попадет  под  гнев великана  -- ни  мокрого места, ни пыли, ни воспоминаний.
Вообще-то счастье  всех маленьких и злющих в  том, что исполины толстокожи и
добры по своей сути...
     --  Попрыгали,--  традиционно  заставил подчиненных подполковник, когда
все собрались и приготовились к возврату в семнадцатый квадрат.
     Кое-что  подтянули, перепроверили -- и вот теперь в самом  деле в путь.
Оружие на изготовку. Охота пошла...
     А птицы свиристели так, будто не существовало никаких артобстрелов, воя
авианалетов, взрывов  и  стрельбы. Солнце  незащищенно --  без  бронежилета,
каски и маски-чулка -- развалилось в поднебесье, совершенно не боясь, что  в
такую-то мишень самый плохонький солдат и то не промахнется. всадит  пулю из
любого положения точнехонько в лоб.
     И лес, неженка, все никак не мог  окончательно сбросить с себя дремоту.
Как и Волонихин, видимо, не веря в то, что просыпается не в раю.
     Заремба  ткнул  пальцами в  разные стороны,  рассредоточивая  отряд  на
видимое расстояние.  Подозвал  к себе  Марину, которая  могла  пригодиться в
первую очередь со  своим знанием  языка. Вениамин  Витальевич все  же не зря
хлеб свой  жует: как  бы  то ни было, а группу подобрал не с  бухты-барахты,
каждый получается при деле.
     Как и  вчера,  сначала  учуяли дым костра,  а  затем  стали различать и
негромкие голоса часовых. Марина остановилась, вслушалась:
     -- Через пять минут собираются будить отряд.
     -- Быстрее,-- поторопил своих подполковник.
     Позицию  требовалось занять  до того,  как начнется  хождение в лагере.
Только  бы артиллерия  не села  на любимый конек: "боги  войны"  подгадывали
время   первого  утреннего   намаза  и  начинали  стрельбу-разминку.  Заодно
проверяя, что важнее чеченцам: летящий снаряд на земле или Аллах в небе. Как
правило,  выходил снаряд, потому  что молитвы забывались на  первых секундах
свиста и боевики разбегались по  норам  и щелям. Им же, спецназовцам, сейчас
бежать некуда. Да  и  не  великое  это  счастье  -- попадать  под собственый
артобстрел.  Если Вениамин Витальевич такой уж всесильный, может, догадается
и сумеет предотвратить стрельбу хотя бы в семнадцатом квадрате,
     Сумел.  Не стреляли.  И  Зарембе сквозь деревья отчетливо  стали  видны
боевики на противоположном  склоне  оврага.  Чеченцы  выбирали себе местечко
около  ручья, чтобы  подмыться  перед совершением молитвы,-- к Аллаху  можно
обращаться только чистым.
     Подполковник отодвинул от края  оврага Марину, ограждая ее  от мужского
утреннего  быта,  а  сам  принялся  считать  людей,  угадывать  их  возраст,
фиксировать  оружие  и  отмечать  места,  откуда слышатся  голоса.  Хотелось
подойти как можно ближе к отряду: при мелкой суете легче спрятаться.
     Поэтому,  когда  чеченцы помолились и  поползли вверх, жестом  приказал
оставаться  всем  на месте,  а сам вместе  с  Мариной  и Дождевиком вслед за
последним боевиком  перемахнул через речушку  по  узкому  бревнышку, легшему
затылком и пятками в песчаные подмытые берега.
     А  все  же хорошо, что сюда  хоть изредка, но постреливает артиллерия и
залетают "верхушки". Берег, то  ли, чтобы перекрыть путь к лагерю, то ли для
защиты  от  осколков,  огородили   плетнем,  и  именно  за   ним  и  залегли
спецназовцы, спрятав  лица под  зелеными  масками. Сколько воевал  Заремба в
Чечне, а получилось так. что лагерь боевиков видел в первый раз.
     Пять-шесть землянок  были  вырыты прямо  под деревьями,  ходы сообщения
между  ними --  тоже  среди  деревьев, что маскировало  лагерь от  обзора  с
воздуха. В самом большом котловане под масксетью стояли "уазик" и санитарная
"таблетка"  --  машина  для  перевозки раненых. Около  огороженного  плетнем
закутка,  у самого мощного дуба  лениво  полоскался в тумане  зеленый  флаг.
Здесь  же,  но с другой  стороны дерева, горел костер.  Над пламенем  гасила
искры и рассеивала дым подвешенная вверх дном металлическая лодка. Два парня
орудовали у казанка, пробуя варево.
     В ожидании завтрака около тридцати боевиков крутились на поляне. Убивая
время,  несколько  человек  пытались  помочь  молодому пареньку  сделать  на
турнике "солнышко".
     -- Хлест нужно делать,-- тихо подсказал Заремба.-- Подмахни задницей.
     Но у гимнаста уже ослабли руки, он что-то  кричал помощникам, но его не
отпускали и раскачивали  как  сосиску  снова  и снова. Рядом таскали штангу,
сооруженную  из двух насаженных  на  кол  траков,  и  поднимали  траковые же
гантели. Под- битая российская техника снабжала боевиков спортинвентарем.
     Но все  эти кашевары, гимнасты,-- шелупонь. Пехота. Заремба высматривал
и  пытался  определить  Одинокого Волка. Собственно, тот  тоже совершенно не
нужен, и  никакой роли в  предстоя- щей операции ему не отводилось. Его путь
лежал  на  железнодорожный  перегон.  Но командир  всегда ищет  командира  у
неприятеля -- так  уж  повелось у  тех,  кто скрещивает  оружие.  Нашел.  По
уверенной походке,  по  тому,  как  при  его приближении боевики почтительно
замирали, Заремба узнал Волка. А главное, успел ухватить, из  какой землянки
тот  вышел.  Центральной.  Самой  недоступной,  расположенной  недалеко   от
турника, костра и флага. При любом расчете -- всегда под присмотром.
     -- С именем Аллаха садятся кушать,-- пояснила Марина действия в лагере.
     --  Вижу часового.  Слева.  Мелькнул на  тропе,--  выдал  более  ценную
информацию Дождевик.
     Тропа --  да, тропы нельзя  забывать. Любая дорожка, ведущая к  лагерю,
или охраняется, или утыкана минами для непрошеных гостей.
     -- Смотрите,-- отрывая пристальное внимание командира от Волка,  внесла
свою лепту в осмотрительность и Марина.
     С другой стороны лагеря  на поляну выехал  на белой  лошади паренек лет
тринадцати. Он ловко спрыгнул с коня, хлопнул того по крупу -- иди пасись, а
сам, прихрамывая, поспешил к костру. В  отряде паренька  наверняка любили --
каждый,  мимо  кого  проходил,  норовил  потрепать  его  по  черным  кудрям,
что-нибудь  сказать.  Так,  окруженный  всеобщим  вниманием,  он  подошел  к
Одинокому Волку и что-то доложил. Скорее всего, весть  привез не удручающую,
потому что командир тоже потрепал связного по голове и пригласил к столу.
     -- Что-то насчет машин сказал, -- дотягивалась ухом до слов Марина.
     -- Машины подойдут к поезду,-- догадался сам и успокоился Заремба.
     Неизвестная весть,  принесенная противнику  пусть даже  на  белом коне,
настораживает. Особенно накануне собственного прыжка.
     --  Всем  строиться. Об очередном намерении банды можно было догадаться
теперь и без слов,  по  од