овую массу.
     Обмакнув в нее тряпицу, подполковник  и почистил  носки ботинок. Себе и
капитану.
     -- Клево болеть,--  слабо  улыбнулся  Туманов.--  Тебя бреют,  штопают,
чистят обувь.
     --  Заправляют,--   поддержал  Заремба,  в   самом   деле   перетягивая
пограничнику ремень и убирая складки.
     Орлы не орлы, но смотрелись как перед утренним  осмотром. Военные -- но
не агрессивные.
     С тем  и  вышли к дороге. Подполковник стал на обочину, капитан остался
чуть в глубине:
     вроде и виден, и непонятно, сколько в лесу еще народа.  Заодно, может и
прикрыть.
     Первые   несколько   машин   Заремба   пропустил,анализировал   реакцию
водителей. В целом  нормальная.  Настороженность, конечно, чувствуется,  так
как шофера по газам давали сильнее обычного и глаза старались не косить.  Но
на то и фронтовая дорога.
     Теперь оставалось выбрать не самую роскошную иномарку, и чтобы в кабине
находился  один  водитель.  Желательно  средней  комплекции,  вдруг  одежкой
поделится.  И действовать побыстрее, здесь  не демонстрация чистых ботинок и
брадоб-реевского мастерства.
     -- Тормозни, тормозни,-- увидев подходящее авто, Заремба рукой попросил
водителя съехать на обочину. Автомат демонстративно отбросил за спину.
     Туманов, молодец, тонко подыграл: перепрыгнул через канаву, приблизился
с другой стороны:
     лучше в самом деле остановись. Если  командир и убрал оружие, то у меня
оно под рукой.
     Редко  видел Заремба, чтобы в Чечне  да еще чеченцы  соблюдали  правила
дорожного движения. А  тут  и  скорость  сбавили,  и  подфарником  помигали:
останавливаюсь, только не  стреляйте. Водитель, чечен лет сорока с  такой же
небритой  мордой, как и у  офицеров, торопливо, боязливо и  заранее виновато
вылез  из машины.  С надеждой обернулся назад, на идущую следом "вольво". Но
ей Заремба дружески помахал рукой -- счастливого пути, и надежда попавшегося
в капкан водителя унеслась на предельной скорости вниз.
     -- Садам алейкум, брат,-- подполковник, демонстрируя уважение к местным
обычаям, обхватил водителя за талию и коснулся его плечом.--  Не  подбросишь
нас маленько?
     -- Пожалуйста, пожалуйста. А куда вам?
     -- Мы скажем, где остановиться.
     -- Пожалуйста,-- продолжал переводить  дух чеченец и даже открыл дверцу
Туманову.
     Перед тем, как сесть на заднее сиденье, тот предложил командиру:
     --   Тебе  надо   подумать   насчет  театрального.   Комбинат  бытового
обслуживания в твоем исполнении, конечно,  бесподобен, но истинный талант не
пропьешь.
     Водитель сделал  вид, что его совершенно не интересует разговор русских
офицеров.  К  тому  же в  услышанных  словах  не усмотрел для  себя  угрозы.
Суетливо занял место за рулем. Раз уж нежданные попутчики сели в автомобиль,
надо  быстрее ехать, чтобы опять  же  быстрее добраться  до нужного  места и
высадить  их.  Избавь  нас, Боже, от тех, кто  имеет право  останавливать  и
приказывать.
     -- Дом ездил смотреть,-- сам, не дожидаясь вопросов и боясь наступившей
тишины,  стал  объясняться  чеченец.--  Когда  война началась,  мы  уехали к
родственникам в Назрань. И вот иногда езжу смотреть дом.
     --Цел?
     -- Слава  Аллаху,-- вырвалось у  водителя, и он тут же боязливо  скосил
глаза на сидящего рядом Зарембу: как тот относится к его богу?
     -- Хорошо,-- успокоил его подполковник, больше наблюдая за дорогой.
     Скоро  должен появиться  блокпост,  опасность там,  а  не  на  соседнем
сиденье.
     -- Четверо малых детишек у меня,-- на всякий случай сообщил водитель.--
Им нужен дом. А меня Ваха зовут.
     Свои имена  попутчики не назвали, но это не вызвало  у чеченца тревоги:
на войне первым представляется слабый. А слабый -- тот, кто без оружия.
     Приближение  поста  Заремба  почувствовал по поведению  Вахи: тот  стал
усаживаться  поудобнее,  беспричинно  браться  за  синюю,  с  цветком внутри
пластмассовую  головку  переключателя  скоростей.  Конечно,  кто  их  знает,
вышедших из  леса.  Когда  надо ехать  -- обнялись,  а  на  блокпосту скажут
вылезай и  марш в  фильтрационный лагерь. А  там  доказывай:  что бежишь  от
войны, а не на войну...
     Пост  оказался как  пост -- несколько бетонных плит на дороге, делающих
лабиринт-змейку для  уменьшения  скорости машин.  Два бравых контрактника  в
распахнутых до  пупа  маскхалатах. Раз  не одеты бронежилеты,  значит, здесь
давно  не стреляли.  И  Заремба приветливо поднял перед  ними  руку, покивал
головой на вопрошающий взгляд: у нас тоже все нормально.
     У кого "у нас" -- про  то пусть не  думается.  Спокойствие --  половина
успеха там, где  все напряжены.  Солдаты  тоже на всякий  случай кивнули:  у
рядовых каждый  ефрейтор  начальник,  не  говоря  уже об  офицерах.  Труднее
оказалось  понять водителя, радуется он  или  печалится, что не остановился.
Через  километр  могут остановить свои, чеченцы,  и  им уже  доказывай,  что
везешь  обыкновенных попутчиков, а не помогаешь федеральным  войскам воевать
против собственного народа.
     Плохо, ох, плохо гражданскому человеку в районе боев.
     -- Сколько  до Назрани-то пилить? -- безобидно поинтересовался Заремба,
на самом деле не думая там показываться.
     -- На моей развалине часа три, не меньше,-- осторожно сообщил водитель.
И все-таки счел  нужным предупредить  заранее: --  Если  не  остановят.  Тут
иногда свои, то есть дудаевцы, тормозят.
     --  А вот  это  нам  ни  к чему,--  взялся  за  автомат подполковник.--
Добавь-ка оборотов.
     Туманов, отодвинувшись за спину Вахи, делал какие-то знаки,  и Заремба,
повертев головой по сторонам, остановил взгляд на нем. По губам понял: можно
пристукнуть, взять одежду, машину и выбирать маршрут и скорость самим.
     Ваха  словно  почувствовал напряжение  в  машине, сжался,  не  в  силах
что-либо изменить. Прошептал срывающимся голосом уже знакомое:
     -- Я дом ездил смотреть. Четверо девочек у меня...
     -- Не бойся,-- поняв состояние водителя, успокоил Заремба.-- Доедешь до
своих девочек.
     -- Дай Аллах.
     Подполковник  не  стал смотреть, как разочарованно  откинулся на спинку
сиденья пограничник. Гражданская одежда, конечно, не помешала бы, я особенно
при выходе  из Чечни,  но не мясники же они в конце  концов,  чтобы  убивать
направо  и   налево  правых   и  виноватых.   Чеченская  война  даже   таких
спецназовцев,  как  Заремба,  не закаляла,  а  превращала  в просто  усталых
офицеров. Хоте могла списать многое, если не все... :
     -- Можно попросить, брат?
     -- Да,-- с готовностью повернулся Ваха к соседу.
     -- Нам нужна гражданская одежда. ;
     --  Куртка,  вот только куртка,-- водитель ука-1 зал на заднее сиденье,
где в уголке, прижатая Тумановым, серела ветровка.-- Пожалуйста,  забирайте,
если надо.
     -- Да нет, мы купим. Гена,--  оглянулся на Туманова с первым попавшимся
на язык именем подполковник.-- Достань бумажку.
     Пачки  денег  от   Вениамина  Витальевича,  аккуратненько  перевязанные
резиночками, как пучок волос у Волонихина, хранились в рюкзаке капитана. Тот
молча  вытащил  сто  тысяч  и  без  одобрения  протянул командиру.  Куртку с
остатками денег засунул в рюкзак.
     -- Нет-нет, зачем деньги,--  отмахнулся от них, как от проказы, Ваха.--
Ты -- человек, я -- человек, надо помогать друг другу, а не воевать. Не надо
денег, так бери.
     Заремба распахнул  бардачок,  сунул  купюру  в  остатки  пищи,  которые
почему-то хранились там.
     Поверил,  поверил  Ваха, что в самом  деле может остаться в живых, и ко
второму  посту  подъезжал  без  суеты.  Однако  именно  здесь  ему  показали
резиновой дубинкой  --  на  обочину.  Остановишься,  потому  что  название у
дубинки в  полном соответствии  с милицейским юмором  --  "Аргумент".  А еще
более весомый  аргумент висит на  шее...  Здесь службу несли более  справно.
Двое часовых взяли на прицел, а к автомобилю подошел сержант.
     -- Здравия желаю. Извините,  проверка машин,-- отдал  он честь Зарембе,
но от дверцы не отошел.
     Ваха торопливо протянул ему пачку -- все, какие  имелись -- документов.
Сержант  бегло  осмотрел  их,  заранее  зная,  где какие  печати  и  подписи
смотреть, попросил открыть багажник. Пока
     напарники осматривали машину, он наклонился к Зарембе:
     --Товарищ...
     -- Подполковник.
     --  Товарищ  подполковник, с  частными  лицами  офицерам  не  разрешают
ездить. Я не могу вас пропустить.
     --  Да  нам  на   соседний  блокпост,  там  наша  группа  собирается,--
подполковник протянул дотошному сержанту свои удостоверения и предписание.
     Часовой не  отмахнулся,  не заробел,-- изучил их даже чуть  тщательнее,
чем у чеченца. Глянул на Туманова, и тот тоже отдал свои бумаги.
     Они не вызвали у сержанта никакой тревоги, хотя Заремба и  не  сводил с
него глаз и любую тень сомнения уловил бы. Однако часовой, взяв под козырек,
опять повторил:
     -- Очень  опасный участок,  товарищ  подполковник.  Нельзя  на  частной
машине, только в сопровождении.
     Прислушивавшийся к  разговору Ваха оказался  не  таким уж  и лохом, как
прикидывался. Безобидно вклинился в беседу с вопросом:
     --  Скажите,  товарищ  сержант, участок  все  такой же опасный,  как  и
раньше?
     --  Да,  ехать  надо  поосторожнее,-- ответил сержант, но "Аргумент"  с
капота не снял, не разрешая двигаться. Будь Заремба как встарь комбригом, он
самолично разыскал  бы  этого сержанта и забрал  к себе в спецназ. Сейчас же
готовился одним ударом ноги  отбросить  его в  канаву  и умчаться вдаль.  Да
только два черных цыганских глаза, два дула автоматов стоявших позади солдат
диктовали другое поведение.
     -- А кто дает разрешение? Кто командир у вас?
     -- Старший лейтенант Приходько. Олег, позови командира.
     Старший  лейтенант,  двухметровый  верзила,  вышел  сам  из  обнесенной
мешками с цементом, приютившейся под боком у пыльного танка землянки. Цыкнул
что-то проходившему мимо  солдату, тот  заправил  ремень,  и  Заремба  вновь
подумал:  старшего  лейтенанта он  тоже забирает  к  себе в спецназ. Пока же
Приходько  взял у  него  документы, прочел их от корки  до  корки, но словно
повторяя сержанта, отдал честь и развел руками:
     -- Товарищ подполковник, приказ. Не могу пропустить.
     Заремба  вылез из машины, размялся. Указал на танк и на открывшегося за
ним маленького, такого же пыльного и железного, теленочка -- БТР.
     --  Ну  так  дай   сопровождение.   Приходько,  даже  не  оборачиваясь,
отрицательно помотал головой и негромко пояснил:
     -- Ноль. Аккумуляторы сели. Ни ходу,  ни  связи, ни света. А бэтр, сами
понимаете,  на  крайний  случай.  Подождите   немного   у   нас,  кто-нибудь
обязательно будет ехать, подсадим.
     -- У меня товарищ заболел,-- Заремба кивнул на  капитана.-- Может, пока
суть да дело, медицина какая-нибудь найдется?
     -- С медициной поможем. У  меня  здесь племяш санинструктором. Семейный
подряд, так сказать: я воюю, он лечит.
     --  Извините,  дорогой  товарищ  старший лейтенант, я  могу  ехать?  --
попросил разрешения Ваха.-- Дорога дальняя...
     --  Василий, мы  остаемся,-- позвал  Туманова из  машины Заремба.  Ваха
удивленно  вскинул голову,  припоминая,  что  минуту  назад попутчика  звали
Геной. Но промолчал от греха подальше:
     пусть федералы разбираются между собой сами. Лично  он знает свое имя и
имена своих четырех девочек; И, слава Аллаху, дом еще не разрушен...
     -- С'пасибо, Ваха, счастливой дороги,-- искренне пожелал ему Заремба.
     Чеченец торопливо  закивал и столь же торопливо взял с места. Наверное,
боялся смотреть и в зеркальце заднего вида, не веря, что инцидент завершился
благополучно. А то вышли из леса, купили куртку, вези -- сами не знаем куда,
имена разные...
     --  Да, здесь  серьезно,-- на  этот  раз о  Туманове  заговорил старший
лейтенант,  увидев  его, шатающегося и  бледно-розового.  -- Костя,-- позвал
племянника.  А  когда тот,  высокий  и  пока  еще  худой, но  в  перспективе
обещавший во всем повторить дядьку, выбежал из-за танка, кивнул на больного:
-- Срочно в землянку и первую помощь. И чай на всех.
     Землянка тоже  оказалась на славу -- достаточно просторная  оттого, что
не поленились взять лишний штык. Нары на четверых и кровать в  углу отдельно
для Приходько. Печь-буржуйка, столик, на нем рация и керосиновая лампа.
     Санинструктор принялся укладывать Туманова  на  нары, а Заремба, сложив
рюкзаки у входа, с удовольствием набросился на чай:
     -- Блаженство. Спасибо.
     --  С вашими связаться?  -- проявил учтивость Приходько.-- Где они, как
позывной?
     -- Да у  нас  сам видишь  какое  задание. На  месте  не  сидим,  ездим,
выясняем, кто где какие захоронения делал или видел.  Частенько и с местными
жителями в контакт  входим, куда без этого,-- оправдал Заремба задним числом
свое беспечное катание на машине с Вахой.
     --  Мои,  слава  Богу,  все  живы,--  с  гордостью  сообщил  старлей  о
подчиненных.-- Не стыдно будет домой возвращаться, тьфу-тьфу-тьфу. Погодите,
командованию все же сообщу, что вы у меня.-- Никак не мог понять,  что своей
исполнительностью обрекает себя и солдат на неприятности.
     -- Да  мы из МВД, армии  не  до нас,-- как можно  спокойнее  отмахнулся
подполковник.
     Но  рация ожила  и потребовала  к себе  сама. Щупленысий связист  тенью
прошмыгнул с улицы в землянку, хотя  старший  лейтенант  сам взял тангенту и
наушники.   Надевать  на  голову  поленился,  и   присутствующие   прекрасно
расслышали голос:
     -- "Седьмой", как у тебя?
     -- Я -- "Седьмой", все  в норме.-- Намерился  доложить о гостях, но его
перебили:
     -- К вечеру действуй по усиленному варианту. Район наполняется нохчами,
так что повнимательнее.
     --  Понял вас.  Действую  по усиленному. Заремба прикусил губу: по  чью
душу боевики стягиваются в район, ясно. Надо ускользать. Не успел.
     --  И еще,--  продолжал  вытекать  из  черного  круга  наушников  голос
начальника.-- Внимательно посматривай и на наших,  где-то у тебя  в тылу под
видом похоронной команды шляется группа наемников...
     Заремба опередил старлея. Остатками  чая плеснув  в поворачивающееся  в
догадке лицо офицера, прыжком сбил со стола автомат и сам передернул затвор.
Парнишка-связист,   оказавшийся   напротив  ствола,   рухнул   на   пол,   а
племянник-санинструктор засипел от приставленного к горлу ножа Туманова:
     --А-а-а-а...
     --  Це  двигаться,--  зло  приказал  Заремба,  поднося   ствол  ко  лбу
Приходько.-- Если ты все еще хочешь спокойно вернуться домой со всеми своими
подчиненными, то тихо и без дураков.
     --  "Седьмой",  конец  связи,---  не стал  вмешиваться  в  происходящее
командир в рации и, не дождавшись подтверждения, отключился.
     -- Еще раз предупреждаю, всем спокойно,-- повторил подполковник.
     Туманов тем  временем подвел под взгляд Приходько племянника с ножом  у
горла, что подействовало сильнее слов.
     --  Слушая меня,  командир,-- вернул к себе его внимание Заремба. Глаза
старлея  налились  кровью,  он  держался  из  последних  сил, и  спецназовец
поспешил  объясниться: -- То, что тебе передали, -- почти правда. Но не вся.
Мы не наемники. Нас подставили, понял? Так же, как по большому счету и тебя,
и всю армию. Мою группу  по каким-то причинам загоняют в угол и убивают  как
свои,  так и чечены. Я понимаю, что в это трудно поверить. Но ты умный мужик
и  должен  хотя бы  знать, что  в каждой  войне  есть  изнанка.  Лежать!  --
прикрикнул на связиста, попытавшегося пошевелиться.
     -- Не стреляйте солдат,-- попросил Приходько.
     -- Не будем. Я  сам два месяца  назад еще  командовал  здесь спецназом.
Поэтому слушай меня и делай то, что прикажу. Не вынуждай применять оружие.
     -- Говорите,-- постепенно приходил  в себя Приходько, выигрывая время и
пытаясь понять ситуацию.
     -- Ты нам сейчас дашь БТР, чтобы проскочить несколько постов. Племянник
и  связист поедут  с  нами. Считай,  что в качестве заложников.  Не  вздумай
никуда  ничего  передавать  до тех  пор,  пока  они  не  вернутся,-- Заремба
приблизился к рации, принялся отворачивать клеммы, винтики, снимать лампы.--
Рацию не уничтожаю, потом соберешь -- без связи на войне тоскливо.
     -- Я все равно должен буду доложить руководству о происшедшем.
     -- Это твое дело, но когда -- я сказал. Санинструктор!
     -- Я,-- отозвался Костя из-под ножа.
     -- Все лекарства против простуды берешь с собой.  И пару сухпайков, раз
здесь не успели пообедать.
     -- Хорошо.
     --  Выходим  все  вместе. Командир,  спокойно  отдаешь приказ  водителю
бронетранспортера и уводишь всех любопытных сюда в землянку. Понял?
     --Да.
     -- Согласен?
     --Н...нда.
     --  И  не терзай свою совесть. Мы в самом деле  не наемники.  Мы просто
выходим из войны.
     Но   сначала   требовалось  выйти  из  землянки.  Первыми   Туманов   с
санинструктором,  потом дрожавший  от  бессилия Приходько  и  от  страха  --
связист,  а замыкал  процессию державший  всех на  мушке  Заремба. Постовые,
увидев  заложников,  замерли  в  напряжении,  но старший  лейтенант  властно
приказал:
     --  Выполнять мои команды. Всем  выполнять только  мои команды, Володя,
заводи бэтр, довезешь,-- тут он  запнулся, не зная,  как назвать свалившихся
на его  голову  гостей,--  довезешь  группу до  следующего блокпоста.  И без
фокусов. Потом сразу назад.-- Повернулся к Зарембе: -- А  я могу вместо них?
-- кивнул на подчиненных.-- Один?
     -- Нет,-- сразу отрезал подполковник.-- Один ты можешь натворить никому
не  нужных героических  глупостей.  Руководи людьми здесь, банды из-за нас в
самом деле наводнили район.
     Бронетранспортер оторвался от танка, а отъехав  от старшего собрата,  и
вовсе показался нормальной самостоятельной боевой единицей, Володя высунулся
из люка, напряженно посмотрел на командира.
     -- Все  в порядке, здесь небольшое недоразумение,-- попытался успокоить
водителя старший лейтенант.-- Довезешь и вместе с нашими,-- кивнул  опять на
заложников,-- назад.
     -- Остальных -- в  землянку,--  напомнил  Заремба,  видя,  что уже весь
блокпост глядит на происходящее со всех щелей и через прорезь прицела.
     --  Всему личному составу зайти в землянку,-- распорядился Приходько.--
Никому не предпринимать никаких действий, пока... пока я жив.
     --  А  нам?  --  подал голос сержант  с дороги.  Приходько посмотрел на
Зарембу.
     -- Пусть несут службу.
     Непонятые    действия    налетчиков    мешали    старшему    лейтенанту
сосредоточиться   и   предпринять  какую-то   более,   как  сказал  Заремба,
"героическую глупость".
     Когда уселись на броню, подполковник кивнул ему:
     --  В этой жизни еще много  чего непонятного встретится, лейтенант.  Не
обессудь, что так вышло. Когда бронетранспортер вернется, можешь докладывать
руководству все, как было или как посчитаешь нужным. Но доложить надо, иначе
не быть тебе капитаном. Да, и вот что еще,-- Заремба спрыгнул с брони, отвел
офицера  в сторону, чтобы  никто не слышал: -- Начальства нынче  здесь много
дурного, на людей кому-то может оказаться и наплевать.  А тебя за то, что не
принял бой, могут погнать и из армии.
     -- Мне люди важнее,-- упрямо повторил Приходько.
     -- Этим ты мне и нравишься. И я бы хотел, чтобы такие, как ты, служили.
Забрось  в БТР пару  автоматов и  шепни  солдатам, чтобы, когда мы скроемся,
немного постреляли нам вслед. Вроде как и повоюете.
     --  Я  ничего  не  понимаю,--   наконец  откровенно  признался  старший
лейтенант.
     --  Авось когда-нибудь встретимся, и  я все объясню.  Удачи тебе. Давай
автоматы.
     Когда Приходько подал принесенное за  шиворот  оружие, Заремба приказал
водителю:
     -- Трогаем.

Глава 11. "Шерше ля фам"


     В  новый кабинет своего бывшего шефа Вениамин  Витальевич входил не без
любопытства, перемежающегося, однако, с робостью. Хотелось,  конечно, никоим
образом больше не касать