. Еще кое у кого имеются собаки - тоже  понятно.  Остаются  на  даче
собачка и сторож, он же домоуправляющий. Например, с женой, выполняющей роль
кухарки и горничной, когда приезжают хозяева. Но никакой серьезной охраны ни
в одном доме, кроме как у Дубовицкого, не было (я не считаю солдатиков).
   Все-таки это дачный поселок. Люди здесь  постоянно  не  живут,  приезжают
только отдохнуть, расслабиться. Приезжают и уезжают. Ничего ценного здесь не
держат.
   Для хозяев этих вилл мебельные гарнитуры за несколько тысяч баксов особой
ценности не представляют. Да и кто полезет сюда, например, воровать мебель?
   Брюлики, золотишко в слитках, "дипломаты" с пачками зелени тоже наверняка
в этих домах не лежат. То есть отсутствие специальной охраны вполне понятно.
   Крепкий забор, в крайнем  случае,  собачка.  И  хватит.  Тогда  почему  у
Дубовицкого по территории расхаживают молодцы в пятнистых комбинезонах?
   И забор у него самый высокий. Дядя Саша дал мне взглянуть в его  бинокль.
Я стала разглядывать кирпичный трехэтажный особняк и то, что  его  окружало.
При помощи  шестидесятикратного  бинокля  мне  удалось  рассмотреть,  что  и
заборчик у Гeннадия Павловича не простой: так просто не перелезешь.
   - Там у них ток проходит, что ли? - повернулась я к  дяде  Саше,  опуская
бинокль.
   -  Молодец,  Наталья,  -  похвалил  он,  -  сразу  сообразила.  По   всей
вероятности, да. А стеклышки по верху видела?
   Я снова  поднесла  бинокль  к  глазам.  Очень  мило.  Опасаются  незваных
гостей?
   - То есть можем идти  только  через  главные  ворота?  -  уточнила  я.  -
Проповедниками?
   Дядя Саша пожал плечами. Он пока  не  знал  точно  и  собирался  вечерком
подойти поближе к дому, как раз проверить надежность охраны, но склонялся  к
мысли, что завтра мы все-таки попробуем войти сквозь главный вход как  белые
люди. Как Дети Плутона.
   Марис очень  долго  разглядывал  виллу  Дубовицкого.  Наверное,  надеялся
выглядеть свою Руту в одном из окон. Царевну, заключенную  негодяем  в  свой
замок. Но где гарантия, что она там, - хотелось мне у него спросить.  Может,
вообще зря мы всю эту бурную деятельность развели. И мне-то зачем  эта  Рута
сдалась? Идти в дом, принадлежащий Геннадию Павловичу, мне с каждой  минутой
хотелось все меньше и меньше.
   Наконец мы поехали обратно в хоромы Ваxтанга Георгиевича.  Приближаясь  к
дому, Ваxтанг связался по рации с Ленькой, отвечающим за собак, и  велел  их
запереть. И тут у меня возник вопрос, который должен был  появиться  гораздо
раньше: а что эта свора охраняет у дорогого Baxташи? Эти четвероногие друзья
человека казались мне даже надежнее ребят в пятнистых комбинезонах, пусть  и
не были вооружены ни автоматами ни пистолетами, ни  гранатами.  Такой  зверь
вoпьется в горло - и объясняй ему потом, что  был  не  прав.  Скорее  всего,
объяснять придется у ангелам. Или чертям.
   Но что же все-таки имеется в доме у Вахташи, требующее такой  охраны?  Во
мне снова проснулось чисто женское любопытство, и я, зная себя, поняла,  что
не успокоюсь, пока не удовлетворю его. Наши планы на  остаток  дня  включали
непродолжительный сон, ужин, а потом разведывательные мероприятия, в которых
я ранее с энтузиазмом выражала желание участвовать. Теперь энтузиазма у меня
поубавилось,  а  желание  разведать  секреты   дома   Вахтанга   Георгиевича
усиливалось с каждой минутой.
   За ужином я объявила мужскому большинству, что не пойду с ними.  Не  дело
молодой красивой женщине шляться ночью по лесу или, тем более, лежать где-то
на сырой земле?
   - Она сухая, - заметил Вадим. - Дождей-то уже сколько времени нет.
   - Все равно мне нечего делать в лесу. Не хочу кормить местных комаров.
   Я лучше телевизор посмотрю. Или почитаю. В этом доме  книги  какие-нибудь
есть?
   - Целая библиотека, - сказал Вадим без особого энтузиазма.
   Ему что, не хочется оставлять  меня  без  присмотра?  Не  доверяет  своим
дамочкам? Или считает что все бабы потрепаться любят, а тут  как  паз  новая
слушательница, которую можно считать своей? М-да,  ситуация  становится  все
интереснее.
   Меня поддержал дядя Саша.
   - Я тебе сразу же говорил, что нечего с  нами  ночью  идти.  Слава  Богу,
одумалась. Оставайся. Справимся уж как-нибудь без тебя.
   Марис кивнул.
   Никитин, Шулманис и Вадим стали собираться на дело в начале второго.
   Перед выходом дядя Саша  заглянул  ко  мне  в  комнату  -  вроде  как  бы
попрощаться - и недвусмысленно показал мне глазами и руками,  что  я  должна
делать. Наверное, он опасался подслушивающих устройств. Я поняла  его  сразу
же и так же жестами дала понять, что именно поэтому и остаюсь. Дядя Саша был
растроган (или восхищен?) моей сообразительностью, поцеловал меня в щечку  и
обещал особо не задерживаться. Я сказала, что не лягу, пока они не вернутся.
Глава 12
 
   Отбывающих на дело мужчин мы провожали на пару  с  Людмилой,  кухаркой  и
пассией (или сожительницей?) Вадима. Закрывая за ними ворота, Леонид, живший
вместе с Валентиной, горничной, над гаражом, крикнул  нам  с  Людой  (скорее
мне, чем ей), что выпускает собак  и  чтобы  мы  больше  носа  на  улицу  не
высовывали. Мы удалились в дом, плотно закрыв за собой дверь.
   Выглянув в окно, расположенное рядом с входной дверью в холле,  и  увидев
вылетающих во  двор  тварей,  засидевшихся  в  своей  конуре  (или  как  там
называется то место, где их держат), я еще раз убедилась в мысли, что  такие
охраннички здесь неспроста.
   - Проведи мне экскурсию по дому, - обратилась я к Людмиле.  -  Так  люблю
квартиры смотреть!
   - Это не совсем квартира, - заметила она. - Это загородный дом.
   - Да я понимаю! Просто люблю глазеть на всякие модные дизайны,  мебель  и
мечтать, что бы я сама сделала, если мы мне вдруг досталось такое жилье...
   Людмила внимательно посмотрела на меня, а потом поинтересовалась:
   - А сама-то где живешь?
   - У меня обычная однокомнатная в панельном доме, - махнула рукой я.
   Зачем  было  пояснять,  в  каких  хоромах  мне  довелось  пожить  у  моих
спонсоров?
   - Ты - модель? - уточнила Людмила.
   Я кивнула. По  моему  виду  (не  в  маскарадном  костюме)  это  сразу  же
становилось понятно: высокая, .худая, ноги растут почти от ушей. Людмила  же
была приземистой, с некрасивым, я бы сказала "крестьянским", лицом, в темных
волосах уже пробивалась седина.  Я  дала  бы  ей  лет  тридцать  восемь  или
тридцать девять. Сорока, пожалуй,  еще  нет,  но  около  того.  Наверное,  я
вызывала у нее чувство зависти, и она многое отдала бы, чтобы выглядеть, как
я. Но это подарок судьбы, спасибо маме с папой. Но каким-то образом я должна
была расположить Людмилу к себе.
   - Ладно, пошли, - сказала кухарка. - Только... не говори  Вадиму,  что  я
тебя по дому водила, ладно?
   - А зачем мне ему вообще что-то говорить? - искренне удивилась я.  -  Кто
он мне такой? Сват, брат? - Я помолчала немного и добавила:
   - А здесь что, какой-то скелет в шкафу живет?
   Людмила рассмеялась.
   - Вот чего нет - того нет. Скелетов не держим. Просто... Ну даже не знаю,
как тебе объяснить...
   - А как можешь. Дом с привидениями? С Тайной? Остров  сокровищ  в  дачном
поселке? Построен на месте найденного клада?
   Я несла еще какую-то чушь, пытаясь создать у  Люды  впечатление  ветреной
особы, которая в самом деле хочет просто прогуляться  по  всем  комнатам  из
чисто женского любопытства. Я  видела,  как  она  постепенно  расслабляется,
начинает смеяться вместе со мной, улыбаться моим шуткам. Вообще улыбаться ей
следовало чаще. Улыбка здорово преображала  ее  лицо  -  в  лучшую  сторону.
Грубые черты смягчались, в глазах загорались лукавые огоньки, и она  уже  не
напоминала суровую крестьянку, вымотанную работой в поле.
   На  первом  этаже  находились  огромные  гостиная,  столовая   и   кухня,
снабженная мыслимой и немыслимой техникой, с  двумя  шкафами-холодильниками,
комодом-морозильником, пеналами и кладовкой,  где  хранились  многочисленные
заготовки. Я поняла, что Людмила - прекрасная хозяйка. Может, в  самом  деле
родилась в деревне?
   Нам с Марисом были отведены покои на втором этаже (две соседние  спальни,
как я и просила).  Там  же  располагалась  спальня  Вахтанга  Георгиевича  с
огромным сексодромом, на котором могли бы уместиться четыре пары,  не  мешая
друг другу, а также кабинет хозяина, который был заперт.
   На третьем этаже одну из спален отвели дяде Саше, одна пустовала, за  ней
шел кабинет Вадима (он был заперт, как и кабинет хозяина), далее  -  спальня
Вадима и Людмилы и комната, где хранились простыни,  полотенца,  скатерти  и
тому подобное.
   Осмотрев дом, мы спустились вниз.
   - Давай чайку попьем? - предложила я. - Или ты спать хочешь?
   - Вадим велел его дождаться, - ответила Люда, направляясь в кухню.
   Она сказала это таким тоном, что я поняла: приказы дражайшего  Вадика  не
обсуждаются. Интересно, почему молодой, симпатичный мужик спарился с  Людой,
а не с Валентиной, которой лет двадцать пять, если не  меньше?  Да,  тайн  в
этом доме немало.
   - Тебе в гостиную принести, когда вскипит? - обратилась ко мне Люда.
   Я удивленно посмотрела на нее.
   - А ты что, не будешь? Я думала, мы  вместе  попьем.  Или  ты  собиралась
что-то по дому сделать?
   Люда молчала, словно прикидывая, отвечать мне или  нет.  Я  тем  временем
снова открыла рот:
   - Людочка, что-нибудь не так? Ты прости, я вашего уклада не  знаю.  Я  же
тут в первый раз и, наверное, в  последний.  Мы  с  Марисом  и  дядей  Сашей
свалились на вашу голову, я  понимаю,  что  некстати.  Не  обращай  на  меня
никакого внимания!
   Занимайся своими делами. Хочешь  -  ляг,  я  тебя  разбужу  через  часик.
Раньше-то мужики в любом случае не вернутся. А хочешь, пошли в мою  комнату,
у меня поспишь. Услышим, как они приближаются - и встанешь. А я  почитаю.  Я
привыкла под утро ложиться.
   Я изображала саму заботу, с беспокойством смотрела Люде в глаза,  пытаясь
добиться хоть какого-то ответа. Вадим велел за мной следить, чтобы не пошла,
куда не следует? Вадим чем-то держит Людмилу, и она его боится?
   Внезапно кухарка разрыдалась горючими слезами. Я тут же кинулась  к  ней,
обняла и принялась утешать, как могла. Мне стало ее  жалко.  Хотя  не  знаю,
нужно ли ее жалеть. Здесь явно что-то было не так. Для ее слез  должна  быть
еще какая-то причина.
   - Пойдем на кухню,  -  еще  раз  позвала  я.  -  Посидим,  чайку  попьем,
поболтаем. Пойдем, Людочка.
   - Господи, - причитала Людмила, - ты первая, кто со мной как с  человеком
заговорил! Я для них - только прислуга. Подай,  принеси.  Вот.  А  ты...  ты
правда со мной за один стол сядешь?
   "Ну ничего себе", - подумала я. Я ведь ничего такого и не сказала.
   Только предложила вместе попить  чайку  или  дать  ей  поспать,  а  потом
разбудить, когда надо будет.
   Я отвела Людмилу на кухню, обнимая  за  плечи,  и  усадила  за  стол,  за
которым определенно ела прислуга, потом  включила  электрочайник,  спросила,
где чашки. Людмила кивнула на один из многочисленных шкафов.  Сама  она  тем
временем утирала слезы, пытаясь успокоиться,  что  у  нее  не  очень  хорошо
получалось.
   Я накрыла на стол,  поставив  французское  печенье  и  банку  клюквенного
варенья (явно Людмилиного производства). Сама кухарка тем  временем  встала,
отошла к пеналу, расположенному у  той  стены,  у  которой  стояла  огромная
электроплита, открыла пенал, вытащила снизу банку с мукой, пошарила рукой  и
извлекла початую бутылку "Абсолюта".
   - Будешь? - спросила она меня. Я кивнула: надо было  устанавливать  более
тесный контакт, а как его лучше всего установить, если не за  бутылкой.  Про
виски со сливками я пока решила помолчать.
   - Ты не волнуйся: это  настоящий,  а  не  тот,  что  хозяин  по  подвалам
разливает, - сообщила мне Людмила.
   "Интересное сообщение, - отметила я про себя. -  Значит,  Марис  с  дядей
Сашей  не  зря  говорили  про   подпольные   цеха.   Один   официальный   на
металлопрокатном заводе и  несколько  подпольных,  где  разливают  непонятно
что".
   - Я была на заводе Вахтанга Георгиевича, - сообщила я, чтобы  еще  больше
расположить Людмилу к себе.  Ведь  если  не  предоставишь  человеку  никакой
информации, ничего и не получишь взамен. - Вернее, я была не у Вахтанга, а у
другого человека... Как раз тогда стрельба и началась.
   - Какая стрельба? - Людмила смотрела на меня широко открытыми глазами.
   - Ты что, не в курсе? - Тут уже я сделала большие глаза.
   Людмила хлопнулась на стул, поставила с грохотом "Абсолют"  и  уставилась
на меня.
   - А что случилось-то? - тихо спросила она, помолчала несколько  секунд  и
добавила:
   - Мне вообще ничего не говорят. Держат тут, как в золотой клетке.
   Никуда не выпускают и ничего не говорят.
   "М-да, Интересное кино получается",. - подумала я.
   - Давай-ка выпьем, - предложила я - тогда легче говорить будет.
   - Ой, стаканы-то! - спохватилась Людмила, вскочила, достала два  граненых
из шкафа и поставила на стол. - Ты из таких можешь пить? - обратилась она ко
мне. - Я вот из таких предпочитаю, а не из хрустальных рюмочек-стопочек.
   Тьфу, интеллигенция!
   - Из любых могу, - сказала я. - Университетов  я  не  кончала  и  в  люди
выбилась только благодаря своей внешности. Живу за счет особей мужского пола
- самцов одним словом. Чтоб их всех инопланетяне кастрировали!
   Людмила восприняла мою идею с огромным энтузиазмом и разлила "Абсолют" по
граненым стаканам. Никакой запивки не предлагалось.
   - А огурцы у тебя есть?  -  спросила  я,  глядя  на  печенье  и  варенье,
которыми мне совсем не хотелось закусывать. - И хлебца черного бы, а?
   Соленые  огурцы,  конечно,  нашлись,  черного  хлеба  не   было   -   эти
"интеллигенты"  (имелись  в  виду  Вадим,  Леня   и   Валентина)   почему-то
предпочитали белый и Вадим закупал только его.
   - По магазинам Вадим ездит? - удивилась я.
   - Меня отсюда не выпускают, я же говорю, - угрюмо сказала  кухарка.  -  Я
ему список продуктов пишу, он все зaкyпит в любом случае, я машину водить не
умею, а отсюда иначе как на тачке никуда не доберешься. Ладно, поехали!
   Мы чокнулись, я сделала пару глотков и взялась за огурчик. Люда выхлебала
все, что было налито, резко выдохнула воздух, понюхала согнутый указательный
палец, откусила "попку" у одного огурца.
   - Ой, у меня же маринованный чеснок есть! - вспомнила она. -  Хорошо  под
водочку.
   - Давай, - кивнула я, понимая, что чаепитие на сегодня накрылось.
   Людмила поставила на стол  банку  с  маринованным  чесноком,  за  которым
последовала еще и маринованная морковь.
   Кухарка  практически   сразу   раскраснелась,   подобрела,   видно,   что
живительная влага быстро растекалась у нее по телу. Да тут еще и собеседница
заинтересованная и сочувствующая под боком  оказалась...  Я  превратилась  в
одно большое ухо.
   - Так что же тебя взаперти здесь держат? - осторожно спросила я, добавляя
"Абсолют" в наши стаканы. - Что за тюрьма такая?
   Людмила грязно выругалась.
   - Это не тюрьма, - подняла она на меня глаза. - Ты в настоящей  не  была,
поэтому и говоришь так. - Людмила опять разрыдалась.
   Я вскочила, обняла ее, принялась утешать. Она  дала  волю  слезам,  потом
сказала:
   - Эх, Наташа... Мне и поплакаться-то некому. А с  тобой  почему-то  легко
говорить. Может, потому что видимся в первый и последний раз?
   Я тем  временем  судорожно  размышляла:  "Людмила  сидела?  Тогда  почему
Вахтанг взял ее к себе на работу? Не знает об этом? Или знает, и поэтому  ее
из дома не выпускают? Держат рабыней и относятся как к  скотине...  Так  что
же, и Вахтанг Георгиевич - нехороший человек?"
   Люда помолчала несколько секунд и заговорила, пересказывая свою  грустную
биографию:
   - Дура я была. Мужика выгораживала. Вот. Он  говорил:  вытащит,  если  на
себя убийство возьму. Он убил, гнида.  А  меня  уговорил  его  выгородить...
сука!
   Ну что у меня вроде как самооборона... Ну что этот, Васька, ко мне  полез
пьяный, не понимал по-хорошему, ну, я будто бы его ножиком и пырнула. Вот. А
это у них своя разборка была. Из-за бабок, ясное дело. Ну денег, в смысле.
   Говорил,  гнида:  самооборона,  честь  свою  защищала...  Ну  да  я   еще
беременная была. От Гришеньки, чтоб  его  инопланетяне  кастрировали!  Давай
выпьем за это!
   Речь у Людмилы была несвязная, она явно не привыкла четко  выражать  свои
мысли, но суть мне была ясна.
   Мы снова приняли: я -  пару  глоточков,  потому  что  пила  не  виски  со
сливками, Людмила - полстакана,  утерлась  рукавом,  на  этот  раз  откусила
большой кусок огурца и продолжала:
   - Я подумала: быстро меня выпустят, ну, там задержат на  пару  дней  -  и
домой отправят. Вот. Тем более, Гриша так все толково объяснял. Самооборона,
беременная, ну и так далее. Адвоката самого лучшего обещал. Ну  я  и  решила
его выгородить... Любила я его.  Ему-то  знаешь,  сколько  могли  дать?  Или
вообще вышак получил бы. Я тогда и мысли такой допустить не могла... Вот.
   Как только Людмила оказалась  в  ИВС,  взяв  вину  на  себя,  милый  друг
Гришенька  от  нее  тут  же  отказался.  Люда  была  деревенской  девчонкой,
приехавшей в большой город поступать в педагогический институт - хотела быть
учительницей.
   Провалилась  на  вступительных  экзаменах,  домой  ехать   было   стыдно,
осталась, устроилась посудомойкой в ресторан, там и познакомилась с  Гришей.
Милый как она потом поняла, фарцовал по-крупномy- валютой баловался -  в  те
времена, когда законом это было строго запрещено, а с убитым  его  связывали
какие-то опять же валютно-фарцовочные дела. В Людмилиной  квартире,  которую
ей  снимал  Гриша,  нашли  много  интересного  для   следственных   органов:
иностранные шмотки, валюту ее Людмила в жизни никогда не  видела.  Свидетели
какие-то показания давали про их совместные дела с Василием, а  она  сидела,
раскрыв рот, когда их слушала, ничего не понимая. И молчала, все верила, что
любимый Гришенька ее вытащит. Но он, сволочь, не то что  ее  вытаскивать  не
собирался, а свалил на нее совершенное им преступление.
   Когда это наконец дошло до Людмилы, было уже поздно. Родственники от  нее
отвернулись. За все восемь лет, что она провела за  колючей  проволокой,  ей
даже передачки никто ни разу не прислал...
   - Тяжко на зоне было? - спросила я, искренне сочувствуя Люде.
   - Поначалу, - кивнула она, снова отхлебывая водку. - Ну  да  я  к  работе
привычная. Строчила там наволочки-простыни, потом на кухню взяли... Но  зона
- это зона... Годы мои лучшие ушли... Здесь, конечно, все по-другому, хоть и
за забором, и лямку тяну, но тут я в доме хозяйка. Вот. В таких хоромах живу
- ну как в царском дворце... И мечтать не могла... Одета, обута, ем  досыта,
пью...
   Вот. Вадим меня одергивает, терпеть не может пьяную...
   - А почему тебя не выпускают? - не унималась  я.  -  Если  тебя  здесь  в
принципе устраивает, ты же не станешь сбегать? Я не понимаю, Люда.
   - Слушай дальше. Когда я вышла, податься мне было некуда. Вот. На  работу
не устроиться. В деревеньку свою тем более стыдно ехать: там  все  на  виду.
Решила, что затеряюсь в большом городе. Но жить-то на что-то надо было...
   Я  подумала,  что  Людмиле  пришлось  выйти  на  панель,   но   она   так
возненавидела мужиков после своего Гришеньки, что  не  могла  отдаваться  им
даже за деньги. Стала искать работу. Наконец нашла: в  одном  из  подпольных
цехов по розливу паленой водки. Но стала пить. От  горя,  от  безысходности.
Благо  что  этой  дряни  было  в  достатке,  да  и  с  рабочими   ею   часто
расплачивались. Рабoтала она хорошо, когда один цех накрывали, ее хозяин тут
же переводил в другой. Потом ею почему-то заинтересовался главный  хозяин  -
Вахтанг Георгиевич. Ее привезли в этот дом, когда строительство  еще  только
начинали. Она здесь все убирала, прибирала, потом стала еще  и  готовить,  а
вскоре в горничные взяли  Вальку.  Но  Людмиле  все  равно  и  уборку  часто
приходится  на