нибудь?
   Бабка считала безобразием отмену статьи за тунеядство, потому что  таких,
как ее соседи, давно следовало посадить за колючую проволоку и заставить там
работать. Мамочка где-то то ли мыла полы, то ли махала метлой,  сожители  на
пару трудились грузчиками, а вдобавок ко всему вся  святая  троица  собирала
бутылки по микрорайону. Этакая дружная шведская тройка с рюкзачками. У  меня
мелькнула  мысль,  не  пристроить  ли  их  всех  в   какой-нибудь   Вахташин
подвальчик? И я вроде бы свой дочерний долг выполню, и  мамочке  с  хахалями
хорошо. Я решила, что вернусь  к  этому  вопросу  по  возвращении  в  Питер.
Конечно, если я сюда вообще когда-нибудь вернусь.
   - У вас случайно ключей от их квартиры нет? - спросила я у бабули.
   Соседка сообщила, что моя мамочка ни с ней, ни с кем другим  из  парадной
не дружит, ее тут не любят и будут очень рады, если ее выселят. Я  попросила
у бабки  дать  мне  ее  собственные  ключи  -  вдруг  подойдут  -  и  решила
попробовать свои собственные. Только взглянув на замок,  я  знала,  что  тут
сгодится любая проволочка, но при бабке ковыряться не хотелось.
   На мое счастье подошел бабкин ключ от почтового ящика.
   - Им замки не нужны, - заявила она. - Им все равно беречь нечего. И  воры
к таким не пойдут. Чего у них брать-то? Воры-то теперь умные.
   Откуда бабка знала про то, какие воры  теперь  и  какие  были  раньше,  я
уточнять не стала. Для отвода глаз  я  записала  фамилию,  имя,  отчество  и
телефон соседки и сказала, что в случае необходимости наш комитет свяжется с
ней. Вдруг нам понадобится какая-то информация, а ездить сюда  неудобно,  на
телефонные звонки  граждане  не  отвечают...  Соседка  с  радостью  выразила
готовность предоставлять нашему  комитету  любую  необходимую  информацию  -
только бы мы этих алкашей выселили.  Я  прошла  в  квартиру.  Бабке,  как  я
видела, очень хотелось пойти вместе со мной,  но  мне  ее  присутствие  было
совсем ни к чему. Я не  сомневалась,  что  она  будет  стоять  на  лестнице,
приложив ухо к двери, или слушать из своей  комнаты,  прижав  ухо  к  стене.
Пусть слушает. То, что мне нужно, я скажу на кухне, тихо и на ухо мамочке.
   Стоило мне открыть дверь, как мне тут же ударил запах мочи из незакрытого
туалета. Хотя в квартире были открыты окна и на кухне, и  в  комнате,  запах
дешевой бормотухи и какой-то затхлости не улетучивался.  Справа  от  входной
двери была прибита вешалка, на которой висели  какие-то  старые  пальто.  Ни
туалет, ни ванну, казалось, никогда не мыли. С момента переезда уж точно.  А
ведь когда мы жили все вместе, мать поддерживала порядок  в  доме.  Или  это
отец ее заставлял?
   Я надела специально приготовленные тонкие резиновые перчатки и  заглянула
на кухню. Грязная, по всей вероятности, никогда не  мытая  плита  в  дальнем
левом углу, незакрытое помойное ведро, от одного  вида  которого  у  меня  к
горлу подступила тошнота, остатки нехитрой закуски на столе, три табуретки -
и горы пустых бутылок.
   В комнате мамочка с сожителями уже успели учинить пожар. Может быть, даже
не один. Обгорели занавески и две стены, правда, несильно, но тем не  менее.
Единственная тахта тоже пострадала, но спать  на  ней  еще  было  можно.  По
крайней мере, в этот момент на ней лежали две фигуры в одежде  -  мужская  и
женская. Еще один мужичонка сладко посапывал под грубым  деревянным  столом,
положив под голову пиджачок. На столе тоже были остатки пира, гора окурков в
тарелке - и бутылки, бутылки, бутылки. "Да тут целое богатство,  -  подумала
я. - Интересно, на какую сумму можно их сдать?" Сдачей бутылок я никогда  не
занималась, просто выставляя их на лестницу, так что цен  на  стеклотару  не
знала.
   Бегло осмотрев этикетки, я  узнала  знакомые.  Здесь  была  продукция  по
большей части из запасников Вахтанга Георгиевича. Так вот для  кого  дорогой
господин Чкадуа изготавливает  пойло,  для  моей  дражайшей  мамочкой  и  ее
сожителей.
   Моего присутствия никто не заметил, троица продолжала сладко  посапывать,
хотя ложиться было еще рано. Но у мамаши с друзьями был свой режим.
   Ладно, надо будить. Времени у меня не так много.
   Я направилась к тахте, задела по пути за колченогий  стул,  чертыхнулась,
стул с грохотом упал, но никто из троицы на шум не отреагировал.  Вначале  я
для порядка потрясла мамашу за плечо,  но  не  тут-то  было.  Она  промычала
что-то невнятное, попыталась меня оттолкнуть и снова погрузилась в  забытье.
Тогда я решила использовать старый испытанный способ. К мамочке я  заявилась
с подарками. Все-таки родная дочь, негоже к родительнице  с  пустыми  руками
приезжать. Вахтанг  Георгиевич  меня  по  моей  просьбе  обеспечил  товаром.
Чкадуа, конечно, хотел мне что-нибудь высококачественного предложить,  но  я
пояснила, что дама, для которой это предназначается, качество все  равно  не
оценит - это во-первых, во-вторых, ее организм качественную продукцию  может
и не  принять,  да  и  бормотуха  ей  как-то  роднее  и  привычнее.  Вахтанг
Георгиевич  выделил  мне  три  пол-литровые  бутылки  из   серии   фирменных
"коктейлей" Вадика с Ленькой.
   Я отвинтила пробку первой попавшейся бутылки, извлеченной из моей  сумки,
приподняла мамашу за шиворот (чтобы не захлебнулась), поднесла  горлышко  ко
рту - и стала ждать реакции. Испытанное средство подействовало. Не  открывая
глаз,  мамаша  подняла  руку,  ловко  ухватилась  за  бутылку  -  и   начала
заглатывать содержимое как воду. Выпив половину, она наконец разомкнула веки
и не совсем ясным взором уставилась на меня. Родную дочь мамаша не узнала.
   Я не стала терять времени и заявила:
   - Вставай и пошли на кухню. Разговор есть.
   - А? Чего?.. - промычала мамаша.
   Я показала ей содержимое сумки. Этот аргумент подействовал лучше всего.
   Мамаша тут же поднялась и,  пошатываясь,  двинулась  за  мной.  Я  плотно
прикрыла  дверь  в  комнату  -  на  всякий  случай.  Вдруг  все-таки  хахали
проснутся?
   - Погоди, пописаю, - сообщила мамаша и направилась в туалет.
   Я тем временем зашла на кухню  и  встала  у  раскрытого  окна,  чтобы  не
потерять сознание от запаха, исходившего от помойного ведра. Я старалась  ни
к чему не прикасаться - все в кухне было замызганным,  над  головой  жужжали
мухи и какие-то  мошки.  В  компании  с  тараканами  эта  компания  питалась
остатками закуски на давно не мытых тарелках. По  стенам  ползали  различные
домашние насекомые... Я не понимала, как можно жить в этой помойке. Я  лично
всегда любила чистоту. Да, в общем, раньше и у нас в доме было  чисто.  "Или
это отец требовал от матери соблюдения порядка? - опять подумала я. - И  как
человек мог так опуститься, тем более женщина?"
   Наконец появилась мамочка и плюхнулась на табуретку  рядом  с  плитой.  Я
стояла напротив входа в кухню у раскрытого окна, плита находилась в  дальнем
углу, так что мы оказались напротив друг друга.
   - Наташа? - удивилась она.
   Вот это да! Неужели узнала? Или забыла, как я выгляжу на  самом  деле,  а
увидев холеную высокую девушку, появившуюся у нее в квартире, пусть и рыжую,
пришла к выводу,  что  это  могу  быть  только  я.  У  меня  были  сомнения,
признаваться ей или нет. Пока я думала, мамаша продолжила:
   - А тебя туг искали.
   - Кто? - спросила я.
   -  Да  мужики  какие-то  молодые.  Выпить  нам  принесли.  Много  выпивки
притащили. Все допытывались, где ты. У меня, у Витьки с Сашкой.  Я  сказала,
что не знаю, ты ко мне не заходишь.  Ты  поэтому  пришла?  Не  бойся,  я  не
сказала, где ты живешь.
   Можно подумать, они этого не знают. Знают получше тебя. Просто  проверяли
все возможные места, но,  познакомившись  с  тобой,  дорогая  мамочка,  явно
решили, что я с родительницей связь не поддерживаю и туг прятаться не могу.
   - А как там Андрюша? - спросила мать, - Вы меня совсем  забыли.  Хоть  бы
заехали иногда... Дай еще глотнуть-то.
   Я протянула ей открытую бутылку, глядела на мать и  думала,  что  с  того
времени, как я ее видела в последний раз, она  постарела  лет  на  двадцать.
Просто старуха, сухая, жилистая, вся  седая,  опустившаяся.  Одно  хорошо  -
полнота мне не грозит. Опять же если верить в наследственность.
   - Деньжат не подкинешь? - спросила мать.
   - Взамен на информацию, - ответила я, не желая терять время.
   Мамаша посмотрела на меня довольно осмысленным взглядом.
   - Где ты брала яд? - Я глядела ей прямо в глаза. - Которым отравила отца.
   Мамаша расхохоталась и долго не могла успокоиться.
   - Тоже кого-то травануть решила? Мужик тебя бросил? К другой стерве ушел?
И от тебя, от красивой? Это все не  просто  так,  Наташка.  На  нашей  семье
проклятие. Родовое проклятие. На семь поколений.
   - Чего? Чего? - Я ошалело посмотрела на мать.
   - Да, дочка. Не будет тебе счастья с мужиками. Не будет.  Уходить  будут,
бросать, гулять. Может, и замуж выйдешь, и дите родишь, а счастья не будет.
   Внезапно за плитой послышалось какое-то шуршание. Я подпрыгнула на месте.
Мамаша меня успокоила, сообщив,  что  там  у  нее  тоже  проживают  домашние
животные.
   - Хоть бы кота завела, что ли, - заметила я.
   - А чем его кормить-то? - искренне удивилась мать.
   Я не нашла, что ответить, и поинтересовалась:
   - А кто нас проклял?
   - Твою прабабку ее несостоявшаяся свекровь. Это мне моя мать  рассказала,
когда я еще за твоего отца замуж собиралась. Говорила  мне:  не  выходи,  не
выходи, не будет тебе счастья. Роди просто ребенка, вырастим. Я же  выходила
уже беременная Андрюшей. И вышла. А твой папочка сразу  же  от  меня  гулять
начал. Я тебя-то знаешь, почему родила? Думала его удержать.  Двумя  детьми.
Думала, что от двух-то детей он никуда не денется. Он и жил с нами, семью не
бросил, потому что вас любил, а на меня внимания не обращал. Я же в  доме  у
вас была как прислуга.
   Мать расплакалась. Мне стало ее жалко, потому что я понимала:  многое  из
того, что она говорит, - правда. Она была в нашем доме прислугой.  Готовила,
стирала, убирала, молча сносила измены отца, да и мы с братом на нее никогда
серьезно не смотрели... Принимали все как должное. Но слова матери меня  еще
и возмутили. Как вы думаете, приятно узнать,  что  тебя  родили  только  для
того, чтобы удержать мужика? Я высказала мамаше, что о ней  думаю  по  этому
поводу. Она пожала плечами и продолжала:
   - Все были против твоего рождения, Наташка. Моя мать, отцовские родители,
да и я тебя не хотела, если честно. Если бы твой отец меня тогда послал куда
подальше, я бы тебя в роддоме оставила. Отец-то твой  тебя  тоже  не  хотел.
Потом только, когда ты родилась, он тебя обожать стал. Ты ведь на  него  как
две капли воды похожа. Ты была его любимой женщиной. Единственной  женщиной,
которую он любил. Своих бл... он не любил, только трахаться к ним бегал... И
ты его обожала. Я же знаю. Меня ты  никогда  не  любила,  а  папочку  своего
боготворила. Знаешь, как мне тяжко было? Я спину гнула на вас, на детей,  на
него, на кобеля, а не получала от вас  ни  ласки,  ни  теплого  словечка,  а
папочка ваш придет от очередной бл... - и вы с Андрюшей в нему несетесь и  с
колен не слезаете. Знаешь, каково мне было на это смотреть?
   - Но отец же тебя не бросил, - заметила я  сквозь  зубы.  -  Это  ты  его
отравила.
   Мать пожала плечами.
   - Лучше бы бросил, - сказала она на удивление твердым голосом - словно не
вылакала только что пол-литра бормотухи. - Может, жизнь  бы  у  меня  совсем
по-другому сложилась.
   - А как же родовое проклятие? - поинтересовалась я, не очень  верившая  в
подобные дела. - Что там прабабка-то учудила?
   - Хочешь знать? Испугалась? -  Мать  зло  посмотрела  на  меня,  прищурив
глаза. - Ну так слушай.
   Прабабку хотели выдать замуж за нелюбимого,  но  богатого  жениха.  Семья
наша тогда влачила жалкое существование,  и  этот  брак  решил  бы  проблемы
прапрадеда. Прабабка с судьбой не смирилась,  а  убежала  из  дома  и  тайно
обвенчалась с самым красивым парнем  на  деревне.  Несостоявшаяся  свекровь,
которую в деревне считали колдуньей, прокляла прабабку. До седьмого колена.
   Чтобы все женщины в  нашем  роду  были  несчастливы  в  любви.  Ведь  сын
колдуньи любил мою прабабку, а она его отвергла, вот мать  и  решила,  чтобы
последующие поколения в семье изменщицы  страдали  из-за  ее  поступка.  Муж
прабабки через год бросил ее с маленькой дочкой и ушел к другой.  Потом  она
еще раз вышла замуж - и опять неудачно: второго мужа вскоре убили в драке. У
бабки муж погиб в войну, не прожив с ней и двух месяцев, моя  мать  родилась
уже после гибели деда. Мать вышла замуж за моего  отца,  но,  как  мне  было
известно, жили они плохо. Мне, откровенно говоря, в детстве было  хорошо,  и
безрадостным я его назвать никак не могу. Ярким лучом  был  отец,  обожавший
своих детей. Но не жену.
   Как призналась мне мамаша, она не покупала яд на рынке, как в свое  время
сказала нам с Андрюшей, а  ходила  к  бабке-колдунье,  чтобы  снять  родовое
проклятие. Бабка и дала ей зелье, которое следовало  подлить  отцу  в  вино.
Бабка говорила, что выпив этого заговоренного зелья, отец перестанет  бегать
по женщинам. Он и перестал - вообще куда-либо и бегать, и ходить.
   Когда мать закончила свой рассказ, я долго молчала. По-глупому умер отец,
по-дурацки. Отравился какой-то пакостью. Видите ли, мамаша его от других баб
отвадить решила. Но меня интересовал другой вопрос  -  вдруг  во  всем  этом
что-то есть?
   - А проклятие-то родовое бабка сняла?
   Мамаша опять рассмеялась.
   - А вот не знаю, дочка. Не знаю. Что, бросил тебя твой благоверный?
   Я внимательно посмотрела на мать. Она не могла знать, замужем  ли  я  или
нет - сколько времени она меня не видела. И вообще меня никто еще не бросал:
моего предыдущего убили... а Волошин меня проиграл...
   - Дай адрес бабки, - попросила я.
   Мать объяснила мне, как к ней проехать, - помнила, несмотря  на  то,  что
прошло уже немало времени.
   Больше говорить нам  было  не  о  чем.  Я  оставила  матери  две  бутылки
бормотухи, вынула из кошелька несколько купюр. На прощание  я  попросила  ее
никому - совсем никому! - не упоминать, что я к ней заходила.
   - Не бойся, - ответила мать. - Не хочешь - не скажу.
   - И соседям тоже.
   - Я не общаюсь с соседями, - отрезала мать, помолчала и добавила:
   - Но ты. заезжай иногда все-таки, Наташа...
   Я кивнула. У меня на глаза навернулись слезы, я наклонилась и  поцеловала
морщинистую щеку. Если бы кто-то увидел нас вместе, никогда  не  сказал  бы,
что мы - мать и дочь. Передо мной стояла древняя старуха...
   - Ой, подожди! - воскликнула мамаша и полезла в стенной шкаф у двери.
   - Что ты ищешь? - спросила я. Мать не отвечала, а выкидывала в коридорчик
какое-то тряпье, наконец она нашла то,  что  искала.  Это  была  потрепанная
белая папка с завязочками.
   - Вот, Наташа, возьми. - Она протянула ее мне.
   - Что это? - не понимала я и тут же с  брезгливостью  стряхнула  с  папки
рыжего таракана, показавшегося изнутри.
   - Квартира завещана тебе, - сообщила мать. - Я хоть и пьянь  подзаборная,
но ты же все-таки моя дочь...
   Мы обе разрыдались. Я смогла уехать только минут  через  двадцать,  более
или менее приведя себя в порядок. Мне было очень жаль оставлять мать,  но  я
обещала ей заехать, как только вернусь в Петербург. Если вернусь.  Если  она
тогда еще будет жива.
 
Глава 20 
 
   К бабке я не поехала. Посмотрела на  часы  и  решила,  что  не  успею,  а
звонить дяде Саше и объяснять, что мне нужно задержаться, тоже не следовало.
   Зачем, чтобы все остальные меня ждали? Если бы какая срочность... Остатки
зелья, которое мать подлила в вино  отцу,  хранились  у  меня  в  рюкзаке  с
другими вещами, которые сейчас путешествовали в багажном отделении цистерны,
- на крайний случай. Я решила, что обойдусь без больших запасов яда, -  если
что, у дяди Саши найдутся средства для устранения противников. В этом  я  не
сомневалась. Да и вообще мне может не понадобится никого  отравлять.  Это  я
так, на всякий случай, беспокоилась. Впитала с молоком матери,  что  следует
делать запасы, потому что завтра может не быть или быть  дороже.  Кстати,  а
мамаша  грудью-то  меня  кормила  или  как?  Но  это  не  важно.   Почему-то
необходимость запасаться всем необходимым надолго вперед была  мною  глубоко
осознана. Как и быть готовой в любой момент сорваться  с  места  ,  что  уже
пошло мне на пользу.
   К бабке я решила наведаться по возвращении, если оно вообще состоится.
   Разберусь со старой каргой. Обойдусь я без ее  приворотных  и  отворотных
зелий, а вот за отца  она  мне  ответит.  Если,  конечно,  с  нею  до  моего
появления никто не разберется. Ладно, посмотрим, как карта ляжет.  А  может,
она в состоянии устроить мне сеанс  встречи  на  астральном  уровне  с  моим
предыдущим? Тогда я бы ей все простила. Но об этом потом...
   Теперь я ехала проститься с  Сергеем.  Это  было  последнее  мероприятие,
запланированное у меня в Питере. Да и  что  мне  еще  туг  делать?  Поеду  в
Латвию, оттуда куда-нибудь в Скандинавию, начну новую жизнь... И снова одна.
Ну ничего, найдется какой-нибудь добрый  человек,  который  подберет  бедную
девочку. В общем, все равно, кто - раз это не Сережа.
   Я поставила машину  за  оградой  перед  неприметной  калиточкой  -  зачем
привлекать к себе внимание? Именно поэтому я не пошла через главный вход  по
центральной аллее, а двинулась по боковым тропинкам. Дорогу я знала хорошо.
   Последнюю часть пути следовало двигаться вдоль центральной аллеи -  иначе
было не пройти к нужному месту. Как вы догадываетесь, Сергей  был  похоронен
на престижном месте. Здесь, на кладбище, есть и свой центр, и свои  окраины,
Престижные и непрестижные места, свои порядки, правила, уклад.
   Неравенство после смерти проявляется так же,  как  и  при  жизни:  кто-то
нашел последний приют у центральной аллеи, кто-то у  самой  ограды,  кого-то
кладут в землю в картонной коробке, кого-то - в хрустальном  гробу,  кому-то
даже не ставят никакой таблички, кому-то воздвигают памятники в  натуральную
величину,  специально  заказанные  известным  скульпторам.  Я,  естественно,
двигалась  в  сторону   коммерческой   части   кладбища,   или   престижного
центрального района - как вам больше нравится.
   Я не знала, хорошо это или плохо, что я одета на этот раз не старушкой, а
современной  молодой  женщиной.  С  одной  стороны,  старушка  на   кладбище
привлекла бы меньше внимания, с другой - я ведь шла не на могилку у  ограды,
а в ту часть, где лежат сильные мира сего, - вернее, бывшие сильные. Кстати,
а где родители  Сергея?  Я  об  этом  раньше  никогда  не  задумывалась.  На
похоронах их не было.
   Может, они давно умерли? Вообще-то он был не питерский, а откуда-то то ли
из Свердловска, то ли из Сургута.
   Мне стало грустно. Вот ведь как получается: умер человек и  никого  после
него не осталось.
   Женат он не был, детей не народил, фирма перешла к двоюродному  брату.  И
почему я, идиотка, не родила от него ребенка? Память бы  осталась...  Но,  с
другой стороны, что бы я сейчас делала с ребенком? И кто бы из мужиков  стал
меня  содержать?  Нет,  кто-то,  конечно,  стал  бы,  но  младенец  был   бы
осложнением.
   В это мгновение мне очень захотелось ребенка от Сергея, вообще впервые  в
жизни захотелось ребенка. Вот если бы мой  предыдущий  воскрес  из  мертвых,
возродился бы как птица Феникс...
   Из раздумий меня вывела спешащая по центральной аллее фигура.  Я  бросила
на нее беглый взгляд - и тут же моя мысль заработала в  другую  сторону.  По
центральной аллее к выходу спешил Волошин.
   Так, Олег Николаевич, куда же это вы,  интересно?  Вернее,  откуда?  Кого
навешали? И почему один, а не в сопровождении охраны. Небезопасно  одному-то
по кладбищам разгуливать, да и вообще где угодно.
   Мне, правда, тоже было небезопасно. Но меня вряд ли кто  узнает  в  таком
виде. Разве только мать и признала.  Я  сама  себе  казалась  незнакомкой  в
зеркале, тем