оем  кабинете  будет  совещание,
приходите послушать.
   Малко согласился. У него было время вернуться в отель и  передохнуть.
Пять минут спустя он уже ехал в  полицейской  машине,  по  дороге  купил
последний  номер  "Сан-Франциско  кроникл".  Вся  первая  страница  была
посвящена волнениям под огромным заголовком: "Убийства и пожары на Юге".
   Передовица  рассказывала   о   "внезапном   безумии",   экстремистах,
несостоятельности  полиции.  Ни  слова  о  "коммунистической  эпидемии".
Беспорядки списывались на счет жары.
   В кабинете Худа было так накурено, что можно было вешать топор. Около
дюжины мужчин слушали сообщение человека в белой сорочке,  с  ежиком  на
голове и голубыми глазами. От него за версту разило ФБР.
   - Мы столкнулись, - говорил он, - с самой широкомасштабной  подрывной
акцией, когда-либо проводимой в нашей стране. Взгляните.
   На стене  висела  огромная  карта  Калифорнии.  Кнопками  и  цветными
стрелками обозначалась зона, охватывающая юг Сан-Франциско до Монтрэля и
часть Окленда на востоке.
   -  Внутри  этой  зоны,  -  продолжал  оратор,   -   нормальные   люди
превращаются в  коммунистов,  и  нам  ничего  не  известно,  почему  это
происходит. Мы располагаем сведениями, что эпидемией  заражено  двадцать
процентов населения.
   В напряженном молчании аудитории Малко поднял руку и спросил:
   - Распространяется ли эпидемия на детей?
   Человек из ФБР грустно кивнул.
   - Еще как, и это нас очень беспокоит.
   Худ представил Малко как ведущего расследование  от  Госдепартамента.
Малко не знал, клюнет ли на это ФБР, но ему было наплевать.
   Сотрудник ФБР в заключение сказал:
   - Мы вынуждены были отстранить от исполнения  обязанностей  некоторых
из наших агентов, зараженных "эпидемией".
   Тяжелое молчание повисло над присутствующими. За  тридцать  пять  лет
своего существования в ФБР было только два предателя,  один  из  которых
оказался негром.
   Малко прокашлялся.
   - Я только что приехал,  -  сообщил  он,  -  поэтому  не  удивляйтесь
наивности моих вопросов. Сегодня я  разговаривал  с  человеком,  который
производил впечатление  убежденного  коммуниста.  Речь  идет  о  Лестере
Уайте. Что показало расследование?
   Человек с засученными рукавами стал рыться в кожаном портфеле.
   - Вы попали в самую точку, - сказал он. - Моя команда занималась этим
типом в течение шести месяцев. Я зачитаю отчет, и вам все станет ясно...
   Он взял кипу бумаг.
   "Уайт Лестер. Сорок восемь лет, женат, имеет ребенка.  Предшествующая
деятельность: воевал в Европе в первой моторизованной дивизии,  сержант.
Награжден орденом. Имеет хорошие отзывы. Ранен под Бастонью.
   После выздоровления находит работу,  которую  выполняет  в  настоящее
время. Люди, знающие его в течение двадцати  лет,  единодушно  заверяют,
что он никогда не был замешан в сомнительных делах.
   В предыдущий арест мы практически разобрали  его  дом.  Единственное,
что нам удалось найти, это копировальную машину, листовки,  отпечатанные
на ней, и список  людей,  уже  нам  известных,  зараженных,  как  и  он,
"эпидемией".
   За Уайтом была установлена слежка днем и ночью. Его новая  секретарша
находится на службе у нас. Он не получал никаких денег.
   Ничего! Нет ничего, что могло бы объяснить превращение Лестера Уайта.
Впрочем, нигде мы не напали на след какого-нибудь просачивания  агентов.
В любом случае их понадобилось  бы  столько,  что  они  не  остались  бы
незамеченными".
   Малко спросил:
   - Вы говорите, что не напали на след ни одного пропагандиста.  Однако
сегодня днем я видел людей, открыто ведущих пропаганду...
   Мужчина прервал его:
   - Минутку! Я говорил  о  пропаганде  извне.  В  действительности  все
происходит  таким  образом,   что   однажды   утром   люди   просыпаются
коммунистами. В этом все дело. Мы не знаем, почему они  ими  становятся.
Но начиная с этого момента, они действуют в  открытую.  Лестер  Уайт,  к
примеру, начал открыто изучать в библиотеке все труды по коммунизму, там
познакомился с другим человеком, посоветовавшим ему слушать на  коротких
волнах коммунистические радиопередачи. И так далее. Поскольку  эти  люди
проживают в одной зоне, они могут быть знакомы, иметь  контакты,  вместе
путешествовать... Они создали ячейки и издают подпольные газеты. Один из
наших агентов обнаружил в Монтерэй штаб-квартиру, на  которой  слушались
сводки  агентства  ТАСС,  передаваемые  на  английском   языке.   Логика
нарушается тем, что двадцать процентов населения  этого  штата  внезапно
становятся убежденными коммунистами. Можно  привести  десятки  примеров,
повторяющих случай Уайта.
   Он сел  и  нервно  закурил.  Один  за  другим  агенты  ФБР  оставляли
помещение, унося свои папки. Остался лишь человек,  представивший  карту
местности. Он подошел к Малко и отрекомендовался:
   - Я капитан Грэй из ФБР, слышал о вас. Вы SAS, не так ли?  Вы  влипли
здесь по уши.
   Малко прищурил золотистые глаза и приветливо улыбнулся.
   - Я не собираюсь с  вами  соперничать,  -  сказал  он,  -  просто  не
понимаю, что я могу сделать?
   Грэй пожал плечами.
   - Старина, даже если бы вы были самим чертом, вы были бы кстати, если
бы смогли нам помочь.
   - Я полагаю, что  вы  проверили  деятельность  известных  иностранных
агентов, - сказал Малко.
   - Конечно. Впрочем, на Западном Побережье  их  немного.  Сеть  быстро
прослеживается, а мы не напали ни на какой след.
   Малко верил ему. У ФБР была хорошая репутация.
   Капитан Грэй надел куртку и вышел, оставив  Малко  озадаченным.  Хотя
ФБР и не вышло на след, какое-то объяснение всему этому должно быть.
   Малко был счастлив выйти на свежий воздух после  удушливой  атмосферы
кабинета Худа. Он находился  в  двух  шагах  от  Калифорния-стрит.  Часы
показывали половину одиннадцатого. Малко расстроился: Лили Хуа не станет
ждать столько времени. Но после такого  напряженного  дня  ему  хотелось
расслабиться. Завтра он поедет в Лос-Анджелес к другу  адмирала  Миллза,
майору Фу-Чо. Может быть, тот наведет его на след.
   Малко вошел в "Марк Хопкинс" в мрачном настроении. Такси не  было,  и
головокружительный Калифорнийский склон показался ему  Эверестом.  Вечер
все  равно  был  потерян.  Беглый  взгляд  в  холл  вернул  ему  хорошее
настроение.
   Погрузившись в созерцание витрины обувной лавки, спиной к нему сидела
Лили Хуа.
   Он тихо подошел к ней и сказал:
   - Добрый вечер. Прошу прощения, что заставил вас так долго ждать.
   Таитянка резко обернулась. Ее лицо светилось неподдельной радостью.
   - Я так боялась, что вы не придете...
   Она сменила форму "Герца" на китайское платье с разрезом сбоку.  Стоя
на очень высоких каблуках, она все же едва доходила до плеча  Малко.  Ни
слова упрека за двухчасовое опоздание. Она искренне радовалась встрече.
   - Но что же вы делали эти два часа? - спросил он.
   - Рассматривала обувь, - ответила Лили. Она рассмеялась. -  Я  обожаю
обувь. Когда я разбогатею, то куплю себе туфли из крокодиловой кожи, как
на витрине. На Таити я всегда мечтала о красивых туфлях.
   Они вошли в гараж, Малко открыл ей дверцу "мустанга".  Спустя  десять
минут  они  уже  сидели  в  ресторане  "Гротто".  Лили  расправлялась  с
бифштексом, в то время как Малко  ел  жареного  омара,  запивая  розовым
калифорнийским вином.
   В конце ужина Малко  знал  о  Лили  Хуа  все.  Даже  имя  ее  первого
любовника, француза Марка. Ей было в то время только пятнадцать лет. Она
говорила о любви с непринужденностью, и выражение  ее  больших  ореховых
глаз заставляло думать,  что  ее  поступки  не  расходятся  со  словами.
Закончив свой рассказ, она засыпала Малко вопросами о его жизни.  Узнав,
что он холост, она улыбнулась.
   - В вашем возрасте, - сказала она, - все американцы либо женаты, либо
разведены. У всех проблемы. Мне не нравятся мужчины с проблемами.
   Малко с серьезным видом согласился. Он сказал  Лили,  что  приехал  в
Сан-Франциско по делам.
   Выходя из ресторана, Лили взяла Малко за руку.
   - Пригласите меня танцевать, - попросила она. - Мне очень  хочется  с
вами танцевать. От вас приятно пахнет.
   В машине она прижалась к нему, поцеловала его в шею и  сказала:  "Мне
хорошо".
   Малко  подумал,   что   это   очень   повышает   репутацию   розового
калифорнийского вина.
   Лили привела Малко в дискотеку, расположенную в  огромном  подвале  с
темно-красными стенами. Вдоль  перегородок,  отделяющих  кабины,  стояли
низкие диваны. Около пятидесяти пар танцевали почти  в  полной  темноте.
Портье, которому Малко протянул пять долларов  за  вход,  попросил  Лили
предъявить ему удостоверение личности, чтобы удостовериться, что ей  уже
исполнился двадцать один год.
   Надо сказать, что каждое воскресенье проповедники  ирландской  церкви
ставили  дискотеку  на  второе  место  после  ада,  но  она  была  самым
привлекательным местом в Сан-Франциско.
   - Трудно поверить, что сегодня днем в десяти милях отсюда шли бои,  -
заметил Малко.
   - Какие бои? - спросила Лили.
   Он вкратце рассказал ей. Вероятно, она была единственным человеком  в
Сан-Франциско, который этого не знал. Но  Лили  не  читала  газет  и  не
смотрела телевизор.
   Через  полчаса  Малко  окончательно   забыл   об   адмирале   Миллзе,
коммунистах и манифестантах. Лили  танцевала,  как  на  Таити,  то  есть
старательно имитировала любовь под все  убыстряющиеся  ритмы.  Медленные
танцы она танцевала, прильнув вплотную к своему кавалеру,  спрятав  лицо
на  его  груди.  Что  касается  Малко,  он  заранее  проиграл  битву  за
сохранение приличия. Лили, почувствовав это, еще  больше  прижималась  к
нему. Малко  был  вынужден  чуть-чуть  отстранить  ее,  ибо  способность
человека к сопротивлению имеет свои пределы.
   Рядом с ним умопомрачительная блондинка так высоко положила  ногу  на
ногу, что были видны трусики  в  цветочек.  Она  сидела  с  американским
студентом с бритой головой. Они не танцевали, не разговаривали, а только
опрокидывали скотч за скотчем. Избавившись от комплексов, они  пойдут  в
машину заниматься любовью. Лили догадалась, о чем думал Малко.
   - Вам нравится эта красивая девушка?  -  тихо  спросила  она.  -  Она
высокая и светлая, а я маленькая и черненькая...
   - Нет, - искренно ответил Малко.
   Он обнял Лили за плечи и поцеловал ее.  Лили  неловко  вытянула  свой
острый язычок, ее движения  были  очень  порывисты,  от  этого  приятное
ощущение прошло по спине Малко.
   Вокруг них пары танцевали и целовались.
   Малко первым пришел в себя. С  минуту  они  молча  смотрели  друг  на
друга. Он оставил на столе пятидолларовую бумажку и взял Лили за руку.
   Прохладный воздух не нарушил очарования.
   Усевшись  в  "мустанг",  Лили  поцеловала  его,  обогнув  со  змеиной
гибкостью переключатель скоростей, разделявший их. Руки Малко скользнули
вдоль тела Лили. Когда  он  нащупал  разрез  ее  платья,  Лили  тихонько
оттолкнула его.
   - Не здесь, - сказала она. - Я не люблю  заниматься  этим  в  машине.
Поедем к тебе.
   Машина тронулась. Малко испытывал странное  и  приятное  ощущение.  В
доступности Лили не было ничего вульгарного.  Она  сказала  ему,  что  в
Сан-Франциско у нее еще не было любовника, и он ей верил.
   Они доехали молча до гаража отеля. У Малко был ключ, и  ему  не  надо
было обращаться к администратору. Лили чувствовала себя прекрасно, у нее
было ощущение, что она знает Малко уже лет десять.
   Окно в комнате было открыто. Лили пришла в восторг от вида.
   - Как красиво, - сказала она. - Мне хотелось бы здесь жить.
   Малко уже налил две рюмки водки и протянул одну Лили. Она улыбнулась,
взглянув на него, и, приподнявшись на высоких каблуках, сказала:
   - Ты настоящий американец. Тебе нужно  выпить,  прежде  чем  заняться
любовью. Это для храбрости?
   Малко смутился. Женщины всегда его чему-нибудь учили.
   - А как делают на Таити? - спросил он, ставя на место рюмку.
   Лили подошла к нему и обняла его.
   - Если мужчина нравится, с ним идут купаться, потом танцуют, а  потом
занимаются любовью. На следующий  день  все  повторяется.  Если  мужчина
приятен и  хорошо  это  делает,  его  любят  и  выходят  только  с  ним.
Библейская простота.
   - Расстегни мне молнию, - попросила Лили, повернувшись спиной.
   Приятное  скрежетание,  и  Лили  осталась  в   голубых   трусиках   и
бюстгальтере. Она сама сняла бюстгальтер, освободив тяжелые  и  торчащие
груди, и прижалась  к  Малко.  Он  почувствовал  два  твердых  и  теплых
островка через костюм, и ему показалось, что  на  его  спину  опрокинули
ковш горящей лавы. Малко не мог  бы  сказать,  как  оказался  голышом  в
постели. Лили легла  подле  него.  У  нее  была  нежная  кожа,  пахнущая
миндалем. Несколько минут он ласкал ее, прежде чем снять трусики.  Затем
стянул их и, уже плохо соображая, со стоном  бросился  на  нее.  Она  же
вонзила в его затылок коготки,  вздрагивая  всем  телом  через  короткие
промежутки.
   После этого она высвободилась из объятий Малко и стала  целовать  его
тело.
   - Это гораздо более эффективно, - прошептала она, - чем весь алкоголь
американцев.
   Размякший, Малко уснул. Было четыре часа утра. Лили выдавила из  него
последнюю  частицу   эротики   с   неожиданной   непосредственностью   и
искусством.  Она  спала,  приоткрыв  белые  зубы,  ее   торчащие   груди
будоражили его.
   Он вновь стал ее ласкать, и она свернулась  в  клубок,  прижавшись  к
нему. Он закрыл глаза, испытывая благодарность.
   Как жаль, что нужно вставать в восемь часов и ехать в Лос-Анджелес  к
Фу-Чо!..

Глава 4

   Майор Фу-Чо отрыгнул, выплюнув рисовые зерна  на  стол  и  в  тарелку
своего визави.
   Ловким жестом подцепив палочкой последнего лангуста, он обмакнул  его
в соус, обильно орошая  скатерть.  Приподняв  миску  с  рисом,  принялся
сосредоточенно его поглощать, отправляя рисовые зерна в рот  скрещенными
палочками. Однако большая часть риса ускользала от него и  приклеивалась
на грязную  скатерть.  Это  не  мешало  Фу-Чо  сопровождать  прием  пищи
довольным хрюканьем.
   Майор проглотил бамбуковый росток, отхлебнул глоток  чая,  урча,  как
старый котел, положил на стол палочки. Его толстые губы  были  испачканы
жиром.
   Уже в течение двадцати лет проживая в Лос-Анджелесе, Фу-Чо  продолжал
есть на китайский манер.
   Малко, наблюдая эту  картину,  испытывал  отвращение.  Он  не  снимал
черные очки, которые позволяли ему сохранить аппетит.
   Уже  сам  вид  ресторана  не  внушал   доверия:   облупленный   фасад
деревянного сарая с грязной витриной на авеню Ла Бреа. Интерьер был  под
стать: около дюжины расшатанных столиков, покрытых бумажными скатертями,
под неоновым освещением  и  таинственными  рядами  китайских  иероглифов
красного цвета на стенах. Дверь в кухню оставалась открытой, и  то,  что
можно было увидеть, не вызывало аппетита.
   Однако, по словам Фу-Чо, это был один из лучших китайских  ресторанов
в Лос-Анджелесе.
   С набитым животом, Фу-Чо быстро мигал глазами, как сова.
   Малко наблюдал  за  ним  сквозь  очки.  В  Лос-Анджелес  его  привела
интуиция. На первый взгляд не было никакой  связи  между  документом,  о
котором ему должен был рассказать Фу-Чо, и  "эпидемией".  Но  Малко  был
убежден, что за всем этим стоит Китай (а Фу-Чо был китайцем).
   Кроме того, он не  знал,  с  чего  начать  расследование,  касающееся
собственно  "эпидемии".  Все  поиски  ФБР  до  сих  пор  результатов  не
принесли.
   Если он увидит, что ошибся, у него всегда будет время  признать,  что
адмирал Миллз оказался прав.
   - Пойдемте ко мне, - предложил китаец,  -  там  нам  никто  не  будет
мешать.
   Малко не стал возражать. Он провел уже два часа с Фу-Чо, но  пока  не
имел возможности вставить слово, чтобы сказать, что его  привело.  Когда
говорят об азиатском терпении,  то  скорее  речь  идет  об  удивительном
терпении людей, имеющих дело с азиатами...
   Но Фу-Чо был  важной  птицей,  поэтому  адмирал  советовал  Малко  не
наседать на него.
   - Он - персона грата самого  Чан  Кай-Ши  и  всего  китайского  лобби
Вашингтона,  связан  со  всем  бизнесом
Шанхая.
   Официально майор Фу-Чо занимался торговлей жемчугом. Он был  хозяином
двадцати китайских работниц, нанизывающих разноцветные жемчужины  восемь
часов в день. Несмотря на то, что Фу-Чо в течение двадцати лет не  носил
форму, он был офицером китайской националистической армии,  а  именно  -
командующим на Западном побережье США "вторым ЦУ", то  есть  управлением
контршпионажа маршала Чан Кай-Ши. В этом качестве он сотрудничал с ЦРУ и
иногда с ФБР.
   Он  имел  большую  власть  над  азиатским  населением  Сан-Франциско,
Лос-Анджелеса и Сан-Диего; время от времени выдавал  подстрекателя  ФБР,
но в основном составлял таинственные доклады для своих  прямых  шефов  в
Формозе; жил зажиточно  в  большом  доме,  расположенном  на  холме  над
Голливудским бульваром. ЦРУ было известно, что он получает  максимальную
прибыль от своей синекуры и живет без проблем.
   Злые языки утверждали, что Фу-Чо организовал агентурную сеть, которая
просачивалась в коммунистический Китай через Гонконг или Кантон. Ни один
из его агентов никогда не возвращался. К счастью, это были китайцы, и на
Формозе считали, что все в порядке.
   Малко думал об этом, следуя из ресторана за круглым  силуэтом  Фу-Чо.
Китаец производил на него странное впечатление.  Внешне  он  походил  на
жирный шар, его руки наводили на мысль о медузе,  а  ворот  его  сорочки
скрывали шейные складки. Однако маленькие черные глазки светились  умом.
От всего его облика исходило впечатление энергичности, что расходилось с
его репутацией.
   Они прошли пешком сто метров и оказались перед выкрашенной  в  черный
цвет лавкой, витрина которой играла разноцветным жемчугом.
   Фу-Чо указал Малко на винтовую  лестницу,  ведущую  на  второй  этаж.
Поднявшись в комфортабельный кабинет Фу-Чо, они  опустились  в  глубокие
плетеные кресла. Малко не снимал очки. Он позволил себе начать беседу  с
бестактного вопроса:
   - Отчего поседели ваши волосы, майор?  Фу-Чо  поморщился,  его  глаза
заморгали еще быстрее, но улыбка оставалась приветливой:
   - Я перенес очень сильное потрясение. Это было давно. Тогда я поседел
за одну ночь...
   Это случилось в Шанхае в 1938 году. Для Фу-Чо это потрясение едва  не
стало последним в его жизни. Армия Чан Кай-Ши  захватила  город.   Началось вылавливание всех  коммунистов  и  милиции.
Фу-Чо был арестован шанхайской полицией и приговорен к смерти.
   Чтобы внушить сочувствующим коммунистам спасительный  ужас,  изобрели
специфическую  казнь:  захваченных  в  плен  бросали  пачками  в   котлы
локомотивов... Метод позволял  казнить  человека,  не  оставляя  никаких
следов, и поражал воображение.
   Фу-Чо держался до тех пор, пока не увидел, как белый пар  поднимается
над люком, в который его собирались бросить два гиганта.
   На каждой экзекуции присутствовал офицер Чан Кай-Ши. Фу-Чо,  которому
отчаяние придало храбрости, удалось подойти к офицеру. Он поклялся,  что
знает сеть коммунистических минеров и может навести  полицейских  на  их
след. Так он искупит свои заблуждения.  Офицер  мешкал,  и  глаза  Фу-Чо
застилал уже обжигающий пар, когда  его  отбросили  от  котла...  В  эту
секунду он побелел.
   Дальше дело пошло. Он привел специальный отряд  в  бедный  квартал  и
указал на молодых людей; их было около двадцати. Всех арестовали. В  тот
же день они оказались в котле. Только Фу-Чо было известно, что  ни  один
из них не был коммунистом. Все они были его однокашниками. Он оправдывал
себя тем, что во время наводнений Янцзы погибало гораздо больше людей.
   Чтобы выиграть время, он стал стукачом. Его подсаживали  в  камеру  к
другим  заключенным,  и  он  выуживал  у  них  информацию.  Для  большей
достоверности агенты Чана наносили ему небольшие  телесные  повреждения.
Несмотря на эти издержки, Фу-Чо остался в живых. У него появилось  много
врагов в то время, но его рвение было оценено. И