ческим причинам. На земле мы будем совсем недолго. Вы даже не покинете самолет. Конечно, это немного задержит нас. У вас в Вене пересадка? Я могу послать телеграмму через командира корабля.
     Малко отрицательно замотал головой.
     - Нет. Благодарю вас.
     Советский генерал закрыл глаза и дышал слишком размеренно. Неестественно. Малко повернулся к нему.
     - Нечего опасаться. Это не ловушка госбезопасности. Техническая проблема. Румыны ведь не знают, что вы на борту. Даже если болгары объявят розыск, пока они будут связываться с Румынией, мы уже улетим.
     Генерал снисходительно взглянул на него.
     - Вы совершенно не знаете нашей системы... Все спецслужбы социалистических стран предельно интегрированы на уровне командования и оперативной связи. Начальник органов госбезопасности в Софии может отдать приказ румынской службе, и тот будет исполнен, как если бы он был дан с площади Дзержинского...
     - Во всяком случае, мы не будем выходить. Это австрийский самолет. Румыны не имеют права действовать на чужой территории...
     От такой наивности генерал Сторамов воздел очи к небу. Подозвал стюардессу.
     - Фрейлейн, пожалуйста, водку без воды. Со льдом.
     Получив свою порцию, он приподнял рюмку, приветствуя Малко.
     - За ваше здоровье! Думаю, что я пью в последний раз.
     - Не будьте пессимистом! Пока нет причин для беспокойства.
     ДС-9 летел на высоте двадцати четырех тысяч футов над Трансильванией.
     Менее чем через час они сядут в Бухаресте.

***

     Сильвана Васлец посмотрела на двух милиционеров, которые стояли справа и слева от нее. Враждебные и неумолимые. За столом сидел человек в гражданском и непрерывно записывал ее показания.
     В кабинете министерства внутренних дел, куда ее доставили после задержания, было холодно.
     - Вы довольны? - спросила женщина. - Я рассказала вам интересные вещи.
     - Добре, добре. Вы исполнили долг болгарской гражданки. Если следствие докажет, что вы были не в курсе преступных действий вашего мужа, вас выпустят и предоставят новую квартиру. Это награда за разоблачение. В противном случае сообщенные вами сведения явятся лишь смягчающими обстоятельствами, что позволит вам воспользоваться сокращенной мерой перевоспитания.
     - Спасибо, - тихо сказала женщина.
     На ее губах появилась ироническая усмешка.
     На секунду она закрыла глаза, вспомнив о Тодоре. Они даже не позволили ей взглянуть на тело. Но она знала, что он убит и все кончено. Они никогда не будут жить на Западе. Именно поэтому она рассказала все.
     Нельзя допустить, чтобы этот подлый советский генерал, после всего того, что он сделал, наслаждался спокойной жизнью. Она все еще ощущала, как он ее пронзал, грубый, настойчивый, горячий. Последний мужчина, который обладал ею. Это ужасно...
     Она сделала несколько шагов по кабинету. Агенты отстранились. Какое удовольствие арестовывать людей, что сами приходят, рассказывают, раскрывают факты, о которых не имеешь ни малейшего представления!
     Неожиданно для всех Сильвана Васлец бросилась к окну. Никто не успел остановить ее. Она со всего размаха ударилась лбом в стекло, которое разлетелось на куски. Тело женщины с разгона пролетело через образовавшееся отверстие и исчезло в снежном буране.
     Сотрудники бросились к разбитому окну. Но Сильвана, пролетев пять этажей, уже ударилась о крышу "волги" замминистра комитета госбезопасности и тяжело скатилась на землю.
     К безжизненному телу уже подбегали милиционеры. Начальник отдела, побелев от гнева, пробормотал:
     - Эта дрянь даже не подписала своих показаний. Почему вы не помешали? Это же ваша работа!..
     Агенты молчали, обескураженные. Им теперь за все отвечать. Они даже не рискнули намекнуть, что их начальник виновен не меньше, чем они.
     Никто не ожидал, что эта женщина, такая мягкая, понятливая, покорная, решит выброситься в окно.
     - Черт возьми, я ничего не понимаю, - сказал один из них, самый смелый. - Ей же сказали, что ее участь будет облегчена...
     - Проверьте, может, она еще жива, - сухо приказал начальник.
     Он взял трубку. Полученная от женщины информация ценна сама по себе. Он получит за нее благодарность.

***

     - Начинаем посадку в Бухаресте, пристегните ремни, - объявила стюардесса.
     Генерал Федор Сторамов пристегнулся, но продолжал сосать сигарету с золоченым концом. Его пальцы нервно с шумом открывали и закрывали массивный золотой портсигар.
     - Никто не знает вашей нынешней внешности. Только я и Самия.
     Генерал повернулся к нему с обреченным видом.
     - И Сильвана Васлец.
     Это правда. Малко вспомнил молодую женщину с бледными глазами, потом ее умирающего мужа.
     - Да. Это так. Но я не думаю, что она выдаст нас, даже если захочет отомстить за смерть мужа.
     Генерал не ответил. Он смотрел на заснеженные поля.
     Колеса коснулись полосы, и самолет слегка вздрогнул. ДС-9 стал резко тормозить, поднимая вокруг себя снежный вихрь. Они пронеслись вдоль строя румынских военных самолетов, потом мимо "ИЛов" компании "Таром". Остановились довольно далеко от аэровокзала.
     - Это мне совсем не нравится, - прокомментировал генерал.
     - Они сказали, что пассажиры не будут покидать самолет, - ответил Малко. - Еще двадцать минут, и все будет в порядке.
     Внизу уже копошились механики. Передняя дверца самолета открылась, к ней подвезли трап. Холодный воздух ворвался в салон. Немного в стороне солдат ходил вокруг ТУ-144. Аэродром окружали унылые заснеженные поля. Медленно тянулись минуты. Генерал постоянно курил.
     Взгляд его был неподвижен. Неожиданно к самолету подъехал автобус.
     - Ну, вот и пассажиры на Вену, - сказал Малко. - Теперь уже скоро возобновим полет.
     Но из остановившегося автобуса никто не вышел. Малко тоже стал испытывать какое-то смутное беспокойство. Он пытался утешить себя тем, что в таких обстоятельствах все может показаться подозрительным...
     Через стекла автобуса он уже начал различать лица прибывших пассажиров. Он встал и подошел к стюардессе.
     - Что происходит? Почему мы стоим?
     Она успокоила его улыбкой.
     - Все в порядке. Мы ожидаем полетных документов. Это займет всего несколько минут.
     Малко вернулся к генералу. И тут сердце его упало. Через открытую дверь самолета он заметил советский джип, подкативший к самолету. В нем сидели офицер и три солдата в фуражках с зелеными околышами.
     Машина остановилась у трапа. Офицер поднялся по лестнице, громко стуча подковами по железным ступеням. Этот звук показался Малко зловещим.
     Он повернулся. Генерал Сторамов сидел совершенно серый и непрестанно курил.
     Офицер подошел к стюардессе и спросил по-немецки:
     - Будьте любезны, попросите пассажира Омара Румели встать.
     Стюардесса застыла.
     - Извините, я не могу этого сделать без разрешения командира корабля.
     Она отправилась в кабину и некоторое время спустя вышла оттуда с командиром. Тот подошел к румынскому офицеру, и между ними завязалась оживленная дискуссия.
     - Если вы откажете, - вдруг послышался голос румына, - я не разрешу вашему самолету взлететь и очищу его от пассажиров, чтобы найти того, кого мы разыскиваем.
     - Вы не имеете на это никакого права, - возразил командир. - Вы даже не имели права подниматься на борт. Немедленно покиньте самолет!
     Румынский офицер пожал плечами.
     - Идите вы к черту! Жалуйтесь своим властям. Я лишь выполняю приказ. Это опасный преступник.
     Он вернулся к двери и прокричал какую-то команду.
     Снова на лестнице послышался шум шагов. В кабину вошли два солдата с "Калашниковыми". Офицер опять отдал распоряжение, и солдат стал толкать командира автоматом в живот.
     Тот не переставая кричал:
     - Это воздушное пиратство! Вы не имеете права!
     Но солдат запихнул его в кабину и захлопнул дверь.
     Стюардесса побелела и молчала.
     Румынский офицер извлек пистолет Токарева и стал обходить кресла с пассажирами, вглядываясь в лицо каждого. Наконец он остановился возле Сторамова.
     - Встаньте и следуйте за мной, товарищ генерал-лейтенант!
     Что мог сделать Малко, сидящий рядом с генералом?
     Федор Сторамов оказался прав. Но кто их выдал?
     Малко ожидал протеста, возмущения. Но советский генерал медленно встал прямо перед румынским офицером. Они смотрели друг другу в глаза несколько мгновений. Потом Сторамов направился к трапу и, тяжело ступая, спустился на землю. У Малко было такое ощущение, что генерал шел по его груди. Румынский офицер оглядел салон и сухо сказал:
     - Теперь можете осуществить посадку ваших пассажиров.
     Он повернулся и пошел к выходу, сопровождаемый солдатами.
     - Сейчас диспетчер даст разрешение на взлет. Ауф фидерзейн!
     Спустившись по трапу, он сел в джип. Сразу же дверцы автобуса раскрылись, и новые пассажиры направились к самолету.
     Джип сделал разворот. Федор Сторамов сидел сзади, прямой, бледный. Как на параде. Он посмотрел на иллюминаторы. Из-за его контактных линз невозможно было определить, смотрел ли он просто на самолет или искал своего попутчика. Малко словно не замечал новых пассажиров, которые рассаживались на свободные места. Наконец дверь самолета захлопнулась.
     Усаживаясь в кресло, он нащупал под собой что-то твердое: массивный золотой портсигар генерала Сторамова.
     Самолет взлетел. Малко открыл портсигар. Тот оказался пустым, но внутри виднелась надпись по-русски: дата - 28 декабря 1981 года - и имя генерала. На этот раз он отметит день рождения в подвалах Лубянки.
     ДС-9 летел над Дунаем. Малко машинально положил портсигар в карман. Тот имел такой же вес, что и пистолет. Потом закрыл глаза, опустошенный.
     Он один возвращался в Вену, оставив после себя столько убитых. Федор Сторамов ехал навстречу своей судьбе... КГБ успел наложить лапу на последнего свидетеля, способного раскрыть тайну покушения на папу римского.

ОРУЖИЕ ДЛЯ ХАРТУМА

Жерар ДЕ ВИЛЬЕ
Перевод с французского А. Воронова. OCR Денис






Литературный ПОРТАЛ 


http://www.LitPortal.Ru


Глава 1

     Тед Брэди смотрел на солнце, которое медленно спускалось к далеким гребням гор Марра, окаймлявших пустыню на западе, и старался ни о чем не думать. Тревога, сжимавшая его сердце, заставила почти забыть о жгучей жажде, превратившей язык в толстую сухую губку, а кожу на губах - в пергамент. Ему давали пить лишь дважды в день, хотя температура воздуха с одиннадцати часов до трех поднималась выше сорока градусов, полностью обезвоживая все, что оставалось на солнце. Тед Брэди был привязан в стороне от стоянки, словно зачумленный пес. Он попробовал шевельнуться, но его запястья, прикрученные к столбу, вбитому в каменистую почву, так одеревенели, что малейшее движение причиняло мышцам невыносимую боль. Он закрыл глаза, и красные круги затанцевали под опущенными веками. Тед Брэди слишком долго смотрел на солнце. В мозгу внезапно всплыла фраза, прочитанная когда-то: "Никто не может смотреть прямо в лик смерти или солнца". Он постарался прогнать из сознания слово "смерть" и не думать о том, что она возможна.
     Спину нестерпимо жгло. Он попробовал согнуть ноги, связанные у лодыжек, но поза не стала удобней. Его "нанизали" на столб рядом с загоном для верблюдов, поодаль от палаток и "лендроверов", спрятанных в колючих зарослях. "От кого?" - подумал он. Стоянку устроили в центре пустыни Кордофан, на полпути между Хартумом и Эль-Фашером, к северу от караванных троп, в русле пересохшей речки. У суданских военных самолетов нет столько бензина, чтобы прогуливаться в небе над этим глухим углом. Впрочем, воздушный наблюдатель увидел бы здесь лишь небольшую стоянку, где остановилось полдюжины автомобилей, несколько верблюдов да полсотни людей. Их могли бы принять за пастухов одного из кочевых племен Дарфура или торговцев, направляющихся в Ньялу или Эль-фашер.
     Солнце постепенно скатывалось на запад, за край горной цепи, окрашивая в сиреневый цвет каменисто-плоскую бурую пустыню. Тишину скал нарушали только звуки арабской музыки, выплеснутые транзисторным приемником, хриплые крики верблюдов и редкие людские голоса.
     Присев перед палатками на корточках и неподвижно глядя в пустоту, как насекомые, или растянувшись прямо на земле в обнимку с ружьями, воины в тарбушах <Разновидность тюрбана.> и бежевой полувоенной форме почти сливались с каменными глыбами. Они словно являли собой образ бесконечной терпеливости жителей пустыни.
     Постепенно приятная прохлада сменяла жгучий зной. Тед Брэди считал минуты: ему давали пить после четвертой дневной молитвы. Но может быть, эти сумерки принесут что-нибудь новое?
     Американец закрыл глаза, пытаясь найти какую-либо утешительную мысль. Хартум, этот безобразный, плоский, пыльный город посреди пустыни, в месте слияния Белого и Голубого Нила - город без асфальтированных улиц, больших магазинов и ресторанов, вообще без всего, что положено иметь столице, если не считать прогулочной набережной вдоль Нила, окаймленной высокими бананами, - теперь казался ему недоступным раем. Уже три дня он оставался привязанным к этому столбу, получая на обед немного дураза <Сорго.> и несколько бананов. Он смирился с тем, что справлять нужду приходилось прямо под собой, и его стражников это нисколько не смущало. Они были не очень жестоки, но покрыты коркой того равнодушия к страданиям, которое нередко встречается в Африке.
     Ухо вдруг уловило какой-то новый звук: это был шум мотора. Его сердце забилось чаще. Автомобиль приближался к стоянке с восточной стороны. Теду Брэди удалось повернуть голову, но он ничего не увидел в белесом сумеречном тумане. Он попытался определить источник звука. Если это грузовик, то он спасен.
     Машина подъезжала ужасающе медленно. Почти свернув себе шею, Тед Брэди различил горбатый силуэт, какой часто можно встретить в пустыне: сероватый "лендровер". Он подумал, что медлительные грузовики, наверное, отстали где-то позади. Въехав на территорию лагеря, "лендровер" остановился. Два солдата поднялись и направились к нему, лениво таща за собой свои автоматы Калашникова. Из кабины вылез человек, которого Тед Брэди сразу же узнал по круглой голове, покрытой короткими курчавыми волосами. Он был одет в бежевую, хорошо скроенную легкую куртку, и в руках у него не было никакого оружия, - оно ему не требовалось, ибо это был главарь.
     Тед Брэди напрасно напрягал слух. Никакой другой звук мотора больше не нарушал тишины пустыни. Он понял, что грузовики не придут. Сперва ему захотелось кричать от отчаяния. Несколько слезинок выкатилось из его опухших и красных глаз, но чувство жажды заставило его забыть о своей тревоге. Он сомкнул веки, снова впав в оцепенелое забытье, одолеваемый смутными кошмарами. Спустя какое-то время он услышал звуки приближающихся шагов и приоткрыл глаза.
     Хабиб Котто, человек, похитивший его, элегантный в своей куртке, с тщательно ухоженными руками, бесстрастно смотрел на него, куря по своему обыкновению английскую сигарету. Среднего роста, с очень темной кожей, он обладал тонкими чертами лица, как многие арабы на севере Чада.
     - Ваши друзья не явились на встречу, - сказал он по-английски медленно и внятно.
     Тед Брэди закрыл глаза и прошептал:
     - Пить... Я хочу пить...
     Хабиб Котто сделал вид, что не слышит, и повторил:
     - Никто не пришел. Срок истекал сегодня.
     Тед Брэди сделал огромное усилие, чтобы открыть глаза. Ему хотелось кричать, что он ничего не может сделать, что это не его вина, что он находится не в Вашингтоне, а в глубине Сахары, откуда много часов езды до более или менее цивилизованных мест. Но слабость не давала ему сказать это. Он повторял только:
     - Пить... Пить...
     Это было наваждение, вызывавшее спазмы всех мускулов лица, опустошавшее мозг. Машинально он открывал и закрывал рот, как рыба, вытащенная из воды. Его собеседник не обращал на это никакого внимания. Он присел на корточки напротив пленника и тихо сказал:
     - Они ошибаются, думая, что я блефую. Мне нужно оружие, и я его получу.
     Голова Теда Брэди упала на грудь. Он понял, что участь его решена. Хабиб Котто поднялся и пошел к палаткам неторопливым шагом. Через некоторое время один из его людей принес узнику миску дураза и тыквенную флягу с водой. Ему развязали руки. Тед Брэди оставил миску с дураза на коленях и осторожно прикоснулся губами к воде, стараясь продлить наслаждение. Для него ничего больше не существовало, кроме этой тепловатой воды, смочившей иссохший рот. Он мог бы выпить десятки литров. Но, увы, ее было всего с поллитра, которые он проглотил за пять минут. Он съел еще горсть дураза, и охранники снова привязали его. С полчаса Тед Брэди чувствовал себя хорошо, но затем все во рту опять стало деревенеть. К счастью, похолодало, и от усталости он впал в благодатную дремоту.

***

     Спину припекло, и американец проснулся. Было всего семь часов утра, а лучи солнца уже стали горячими. Он с трудом открыл веки, слипшиеся от слез и гноя. Каждый мускул его тела причинял ему боль. Его элегантный синий костюм из куртки и брюк потерял свой цвет. На исхудавшем лице отросла борода. Тед Брэди, блестящий шеф отделения Центрального разведывательного управления США в Хартуме, любимец всех посольских жен, стал всего лишь бесформенным куском плоти, высушенным ветром и солнцем пустыни.
     Из-под приспущенных век он видел, как люди Хабиба Котто сворачивают палатки. Взревел мотор "лендровера". Его сердце забилось сильнее. Наконец-то он сможет двигаться. Пусть будет все что угодно, но только не эта пытка палящим солнцем. Один из солдат подошел к верблюдам и освободил их от пут, за исключением одного, спокойно пережевывающего свою жвачку и привязанного к столбу. Как Тед Брэди.
     Снова мучимый жаждой, он смотрел на приготовления к отъезду, раздираемый тревогой и любопытством. Куда его увезут? Наверное, на запад, к границе с Чадом, где находятся их самые крупные базы. Ему придется еще несколько бесконечных дней провести в пути под палящим солнцем, привязанным к спине верблюда. Он проклинал свое легкомыслие. Больше никогда он не станет доверять ни одному африканцу. А ведь он уже третий раз занимал такую должность на континенте и думал, что знает их. И особенно этого Хабиба Котто, такого обходительного, с таким приятным голосом, немного церемонными жестами и слегка витиеватой речью, как у многих африканцев, учившихся в университетах белых. Теперь этот негодяй шантажировал Управление, используя Теда Брэди как заложника...
     Мотор "лендровера" заревел сильнее, и машина тронулась, поднимая тучи пыли. Струя горячего воздуха заставила Теда Брэди вздрогнуть: самум, песчаный ветер, дующий из Центральной Африки, стал мести пустыню, иссушая все на своем пути. Наверняка, это было причиной отъезда...
     Глядя из-под опухших век, он увидел, что к нему направились три человека, включая Хабиба Котто с автоматом на плече. Это означало, что он не вернется в Хартум, а отправится на запад. Его сопровождали двое приближенных. Одним был капитан Содира, высокий худой негр, который, даже ложась спать, не расставался с пятнистой формой десантника. Другой, Фуад, похожий на интеллектуала своими роговыми очками и бородой, был "политическим комиссаром" того, что Хабиб Котто высокопарно называл Главным командованием Сил освобождения Чада. Это он составлял бесчисленные коммюнике, где ярко расписывались микроскопические схватки с ливийцами, оккупирующими Чад. Почти светлокожий, он мог бы сойти за белого, если не смотреть на его приплюснутый нос.
     Трое мужчин стали вокруг столба, к которому был привязан Тед Брэди.
     - Ультиматум ГК СОЧ истек вчера, - объявил Хабиб Котто торжественным, спокойным голосом. - Ваши начальники заблуждаются, не принимая нас всерьез. Военный совет Сил освобождения Чада решил, как мы обещали, казнить вас, ввиду отказа вашего правительства выполнить свои обязательства.
     Слова с трудом доходили до сознания Теда Брэди. Они не собирались больше ничего говорить. А он испытывал сильную боль, и у него даже не было сил, чтобы протестовать против этого цини