уже обнаружила?
     - Нет.
     - А-а-а...
     - А вы ее видели?
     Она выпустила еще одно облако дыма. Невидимый орган продолжал играть "Жизнь в розовом цвете".
     - Конечно, видела, - проговорила женщина. - И никогда этого не забуду.
     - Можете рассказать, как все было?
     Тишина, нарушаемая лишь органом. Птичьи глазки взглянули на Малко.
     - Не знаю, кто вы, но это меня не волнует, - сказала она. - Забавно лишь, что вы первый, кто задал мне этот вопрос.
     - А полиция?
     - Нет. Да я бы с ними и не стала говорить. В полиции я не уверена. Но через три дня я уезжаю из Бейрута и никогда больше сюда не вернусь. Поэтому вам скажу. Надеюсь, это поможет хоть что-то сделать. - Она закрыла глаза и медленно произнесла: - 57396 Ливан.
     Малко под внимательным взглядом собеседницы записал номер. Орган замолчал. Женщина поднялась и проводила его до двери.
     - Успеха вам.
     - Спасибо.
     Значит, ливанцы даже не пытались отыскать серую машину. Было в Бейруте что-то прогнившее... Только он вышел из подъезда, как раздался глухой взрыв. Махмуд широко улыбнулся.
     - Это в порту. Каждый вечер бомбят в это время. Мы не туда?
     - Нет, на проспект Независимости.
     Шофер бросил на него любопытный взгляд.
     - К фалангистам?
     - Да.
     Надо побыстрее использовать полученную информацию. А заодно и познакомиться с союзницей Роберта Карвера - Джослин Сабет. Христианкой. Даже если "подпорченной", для того, что ему было нужно, сойдет.

***

     Генеральный штаб фалангистов располагался в современном чистом здании, охраны заметно не было. Малко показал записку Роберта Карвера, и молодой человек тотчас же провел его в крохотную комнату, куда немедленно принесли кофе. От глухого рокота задрожали стекла. Где-то неподалеку приземлилась ракета "Град". Малко стал уже подремывать, когда дверь открылась, и молодой человек в галстуке знаком пригласил его следовать за собой. Он пропустил Малко вперед и шепнул ему на ухо:
     - Вас примет руководитель службы безопасности...
     Небольшой кабинет был завален папками. Молодая брюнетка, гладко причесанная на прямой пробор, с белоснежными зубами, подвижным лицом и блестящими глазами приблизилась к нему, протягивая руку:
     - Здравствуйте, я Джослин Сабет.
     Пожатие горячей руки было энергичным, как у мужчины.
     - Очень приятно. Малко Линге.
     - Садитесь. Роберт предупредил меня о вашем визите.
     Оценивающий взгляд Малко вызвал всплеск ярости в темных зрачках, но потом на губах женщины заиграла ироничная улыбка.
     - Здесь, у маронитов, женщины занимаются не только любовью, но и воюют. Я уже три года руковожу службой безопасности. На меня дважды покушались, а сестру мою убили с помощью заминированной машины. Часть моей семьи погибла под обломками дома, разрушенного снарядами джамблатистов. Такой рекомендации вам достаточно?
     Малко почувствовал, что краснеет. Пламенность горьких слов выдавала повышенную чувствительность женщины. Такая цельная натура вряд ли способна вести двойную игру. Может быть, Роберт Карвер неверно ее оценивал? Джослин Сабет села напротив Малко, положила ногу на ногу, высоко оголив их, словно хотела подчеркнуть, что она еще и красивая женщина. Блузка ее была хорошо натянута в тех местах, где следует, да и вообще нельзя было не признать, что она очень привлекательна.
     - Прекрасно, - сказал Малко. - Расскажите мне об Абу Насра.
     Она без слов открыла ящик стола, порылась в нем, протянула ему фотографию и закурила так стремительно, что он не успел поднести огонь. Малко взглянул на снимок. Араб, пышные усы, коротко остриженный, нос перебит, небритый, сросшиеся брови, толстые губы. На вид лет тридцать.
     - Снимок сделан в 1973 году, - предупредила Джослин Сабет. - С тех пор никому не удавалось его сфотографировать.
     - Вы знаете, где он находится?
     - Да. В Баальбеке.
     - А в Бейруте бывает?
     - По нашим сведениям, практически никогда. Израильтяне назначили за его голову высокую цену.
     Она нервно затянулась, не сводя с Малко черных глаз.
     - Что вам еще о нем известно? - спросил он.
     Молодая фалангистка горько усмехнулась.
     - Зачем вам? Хотите вступить с ним в бой?
     - В принципе, да.
     Она раздавила окурок в пепельнице.
     - Браво! Надеюсь, вы не лжете. Американцы вечно полны благих намерений, но на этом все обычно и кончается. Если не считать того, что они подставляют себя под пули.
     - Сейчас у меня нет больше времени, но я приглашаю вас на ужин, - сказала Джослин Сабет. - У моих друзей будет веселая вечеринка. Потом мы сможем поговорить...
     Малко вспомнил о предупреждении Роберта Карьера. Впрочем, светский ужин его ни к чему не обязывал. Джослин продолжала властным тоном:
     - В восемь тридцать я буду ждать вас на углу улиц Амра и Садуль. После комендантского часа нас никто не увидит, так лучше. Если вы и в самом деле намерены отыскать Абу Насра, думаю, я смогу вам помочь.
     У этой хрупкой женщины было больше энергии, чем у десятка мужчин.
     - Могу я попросить вас уточнить кое-какую информацию? - спросил Малко. - Мне нужно знать владельца автомобиля с номером, который я сейчас продиктую.
     - Давайте.
     Она сделала пометку в блокноте и поднялась:
     - Ответ получите вечером. Вы на машине?
     - Да.
     Она протянула руку.
     - Тогда до вечера.
     Махмуд и Малко снова оказались в Музейном проезде, на знаменитом перекрестке Смерти, как его стали называть после раздела Бейрута. Давка немыслимая. Желтая стена Еловой резиденции, а с другой стороны - пустые разрушенные здания. Концерт клаксонов не давал Малко расслабиться. Куда приведет его ниточка от "вольво"?

Глава 4

     Под свист сумасшедшего попугая Малко пересек холл "Коммодора". На улице было безлюдно: наступил комендантский час. Восемь двадцать. Он пешком спустился по переулку к улице Амра. Тишина, так контрастировавшая с дневным оживлением, давила на него... Гулко раздавались шаги. В конце улицы Амра он заметил красную "мицубиси".
     Она призывно мигнула фарами. Джослин Сабет прибыла вовремя. В тот же миг у него за спиной раздались быстрые шаги. Малко похолодел. Подарок Роберта Карвера, "Магнум-357", остался в гостинице. Вот именно так и подставляются. Он обернулся и увидел, что к нему кто-то бежит.
     Прошло еще несколько секунд, прежде чем он узнал женский силуэт в белом манто.
     - Простите, я опоздала.
     Мона, стюардесса! В синих туфлях, сильно накрашенная, рот чуть не фосфоресцирует в полутьме. Она, часто дыша, ухватилась за руку Малко.
     - Хорошо, что ваш шофер заметил, как вы вышли. Куда направляетесь?
     Малко мысленно обругал бдительного Махмуда. Духи Моны окутывали его нежным облаком. Вдруг пучок ослепительного света ударил в глаза. Фары красной машины. Мона зажмурилась.
     - Патруль! - воскликнула молодая ливанка. - Пропуск у вас есть?
     Ответить Малко не успел. Фары потухли, дверца красного автомобиля распахнулась. Джослин Сабет вышла и решительным шагом направилась к парочке. Мона на несколько секунд онемела от изумления, потом рассмеялась.
     - Ах вот оно что! Эта зараза на пожарной машине уже успела вас захомутать.
     Женщины, без сомнения, знали друг друга. Джослин Сабет подошла к ним, ослепительно улыбаясь, и бросилась с распростертыми объятиями к Моне.
     - Как поживаешь, милая? Вернулась из Парижа?
     - Да, вчера. Как я рада тебя видеть! - промурлыкала в ответ стюардесса. - Мы искали такси. Собираемся к Сержу.
     - Надо же, и я тоже, - невозмутимо проговорила Джослин. - Заехала вот за своим другом Малко. Могу подвезти.
     Помурлыкав еще немного, они уселись в красную "мицубиси". Мона устроилась на заднем сиденье, с сожалением оставив место рядом с водителем для Малко. Машина рванула по темным пустым улицам без красных сигналов светофора, без пешеходов. Она летела, как торпеда. В километре первый военный пост. В машине загорелся свет. Улыбка закутанному солдату. Тот махнул пропусками, и они полетели дальше.
     Выехали на пустынное шоссе, вдоль которого стояли разрушенные черные и зловещие дома.
     - Кольцо, - объяснила Джослин.
     В конце шоссе - еще одно заграждение из старых шин и мешков с песком, за которыми прятались взвинченные солдаты. Еще четырежды останавливались они у постов, прежде чем добрались до узкой улочки. Из белого особняка доносились звуки поп-музыки.
     - У них и свет есть, - заметил Малко.
     Почти полное отсутствие освещения делало руины еще мрачнее, а атмосферу пустынных улиц еще более гнетущей.
     Джослин указала куда-то рукой, и Малко увидел толстый черный кабель, тянувшийся поперек дороги.
     - Выкручиваются, как могут, - объяснила ливанка. - Они питаются от соседней клиники, где есть своя станция. Серж умеет жить... Пошли.
     Она властно взяла Малко за руку и повела по темной тропинке, петляющей среди деревьев сада. Мона в одиночестве ковыляла позади. Антрацитово-черный привратник, затянутый в белоснежную униформу, открыл перед ними дверь мраморного холла, отделанного под голливудскую виллу. Скинув норковую шубку, Джослин бросила сладострастный взгляд на Малко и сказала на ходу:
     - Думаю, мы прекрасно проведем вечер.
     Из соседней комнаты доносилась музыка.
     Нет, война не убила в ливанцах стремления к удовольствиям.
     Мона оказалась одетой в желтую юбку, черные чулки и синие туфли. Она вошла в салон танцующей походкой, словно подчеркивая округлость бедер, которые могли совратить даже самого убежденного аскета.
     Малко остановился в дверях. В первом из трех, следовавших анфиладой один за другим, салонов стояли большие диваны и пуфы, все занятые шумно веселящимися людьми, и огромный стол, ломившийся от яств. Невозможно поверить, что находишься во фронтовом городе. Женщины состязались в элегантности и стоимости украшений, мужчины тоже не отставали. И все они хохотали, танцевали, флиртовали и, разумеется, пили... Трое чернокожих, таких же, как открывший им привратник, сновали с серебряными подносами, заставленными бутылками, и безостановочно наполняли бокалы. Правда, мебель в стиле Фаруха XIV была просто ужасной. Позолота, резьба по дереву, инкрустация перламутром - и все без меры. Высокий молодой человек с вьющейся шевелюрой греческого пастора изображал посреди первого салона что-то вроде арабского танца, к великой радости стайки красавиц, сопровождавших его движения дружными хлопками.
     Заметив Джослин и Малко, он бросился к ним, поцеловал руку женщины, бросив на Малко убийственный взгляд.
     - Добро пожаловать в мое скромное жилище! - пропел он. - Извините за то, что начали без вас.
     Он развернулся и снова пустился в пляс. Мона уже примостилась на коленях у высокого брюнета, рассеянно поглаживавшего ее затянутую в черный чулок ножку. Для Джослин налили в хрустальный бокал не меньше полулитра коньяка.
     - Мне водки, - попросил Малко.
     Ее у чернокожего не оказалось. Джослин потащила Малко в соседний зал. В алькове был устроен бар. Головокружительная картина: на полках выстроились сотни бутылок, в том числе и "Столичная". Джослин налила Малко порцию водки, которая без труда могла бы свалить с ног бывалого казака. В ее собственном бокале коньяка существенно поубавилось.
     Она улыбнулась и сказала, показывая на запасы спиртного:
     - В Бейруте нужно всегда быть готовым к длительной осаде... Серж запаслив.
     - А чем он занимается?
     - Художник по интерьеру. Он оформляет квартиры, которые тут же рушатся под бомбами. Но люди цепляются за жизнь, они не хотят видеть вокруг себя уродство. Так что работы у Сержа много. Он стыдится, что столько зарабатывает, и проматывает деньги в развлечениях. А потом здесь вообще трудно сказать, что произойдет с тобой завтра...
     Малко наблюдал за женщиной. Возле рта залегли две горькие морщинки, она держалась натянуто, словно все время была настороже, в черных зрачках горел непримиримый огонь. Струны скрипки тоже могут визжать, а не только петь. Она маленькими глотками, быстро, как лимонад, уничтожала свой коньяк. Едва бокал опустел, она подхватила с серебряного подноса другой.
     - Кстати, - спросил Малко, - вам удалось раздобыть сведения...
     Она крутанулась вокруг своей оси, как кошка, которой наступили на хвост.
     - Потом! Я не желаю сейчас говорить о делах. Да и смысла нет. Такая тихая ночь, надо этим пользоваться. Всего несколько снарядов разорвалось...
     - А что, бывает по-другому?
     Уголки ее губ опустились.
     - Я четыре месяца спала каждую ночь в убежище без электричества. Снаряды сыпались со всех сторон, вокруг умирали раненые, потому что невозможно было их оперировать. Не исключено, что завтра это возобновится.
     Голос ее звучал сухо и резко. Безо всякого перехода, она вдруг взяла Малко под руку.
     - Пошли, буфет к нашим услугам.

***

     Джослин Сабет так резко опустила свой бокал на низкий столик, что он треснул. Слава богу, в нем ничего не оставалось. Малко пришлось взглянуть правде в глаза. Его спутница была пьяна в стельку, а может, еще сильнее... Решив закусить черной икрой и лососиной, она, правда, сменила сорт напитка, но не дозу...
     Женщина почти истерично расхохоталась и повернулась к Малко. Черты ее смягчились, горькая улыбка сошла с губ. В черных зрачках горело такое пламя, что Малко стало неловко.
     - Пошли, я хочу танцевать.
     Они оказались рядом с Моной, утонувшей в объятиях своего бородача. Девушка сидела в такой позе, которая позволяла любоваться ее очаровательными ножками, открытыми чуть не до живота.
     - Смотри-ка, - заметила Джослин с любопытством, - Мона помирилась с Жюлем. А ведь поклялась послать его к черту.
     - Почему?
     Джослин обвила затылок Малко руками, подняла к нему глаза и спокойно ответила:
     - У него штука гигантского размера и потрясающе нежная кожа. Все приличные женщины от него без ума. Вот она и приревновала. Но на самом деле она не может без него жить.
     От хриплого голоса Дайаны Росс кровь Малко быстрее побежала по жилам. Джослин Сабет извивалась в танце, все сильнее и сильнее прижимаясь к нему. Через три минуты они буквально слились друг с другом. Впрочем, пары, танцевавшие рядом, тоже не отставали, и Малко не без удовольствия отдался во власть эротических телодвижений.
     Джослин липла к нему, как сумасшедшая. Она подняла на него непроницаемый бесстрастный взор, но на губах ее появилась таинственная отстраненная улыбка, а живот прижался к Малко еще сильней. Их рты соприкоснулись, и вдруг Джослин впилась зубами в нижнюю губу мужчины и укусила се до крови!
     Малко невольно отшатнулся. Джослин Сабет, не меняя положения тела, шепнула ему на ухо:
     - Это я вас сейчас возбудила, хоть вы и думаете об этой маленькой шлюшке Моне. Вы же с ней собирались заняться сегодня любовью....
     - Уверяю вас... - начал Малко.
     Она снова укусила его. С наслаждением.
     - Терпеть не могу, когда мне врут! - тихо прорычала она. - Мона красивее меня. Но возбудила вас сейчас я. И потому запрещаю о ней думать...
     Она вроде успокоилась и поцеловала его, не пытаясь разорвать губу. Зато ногтями так впилась в тело под рубашкой, что сорвала кожу. Не женщина, а вулкан. Если она и работает с таким же жаром... Они крутились на месте, успев изучить до тонкостей анатомическое строение друг друга. Когда утихла музыка, обменялись страстным поцелуем. Потом Джослин отстранилась и, не обращая внимания на окружающих, впилась черными зрачками в глаза Малко.
     - Вам хочется трахнуть арабку? - спросила она грубо.
     Ну и ну... Малко не успел ответить, что он вообще-то не расист и что в его глазах она просто женщина. Из соседней комнаты раздалась арабская мелодия, и Джослин потянула Малко туда. Гости сели в круг, в центре которого извивались в восточном танце три девушки, и хлопками отбивали сумасшедший ритм. Малко и Джослин устроились в темном уголке на подушках. Удивительное для мертвого по официальным источникам города зрелище. Девушки старались от души. Взгляд Малко опустился на обтянутую черным нейлоном ногу Джослин.
     - У вас очень тонкие колготы! - заметил он.
     - Колготы!
     Пальцы с красными ногтями приподняли черную юбку, и Малко увидел змеящуюся темную подвязку и полосу белой кожи над чулком. Женщина опустила подол и с возмущением произнесла:
     - Вы что, за дикарей нас принимаете? Колготы я ношу только на работу.
     Джослин раскраснелась от алкоголя и, похоже, избавилась от комплексов.
     Обессилевшие танцовщицы упали в руки своих кавалеров, которые только того и ждали. Но музыка не умолкала. Возникло минутное замешательство... Вдруг Джослин завопила:
     - Мона, танцуй!
     Тут же хор голосов подхватил ее крик. Мона скромно улыбнулась, сидя на руках у любовника. Джослин, неожиданно обнаружив свою принадлежность к двум мирам, гортанно произнесла по-арабски какую-то длинную фразу. Тут же раздались другие голоса. Наконец Мона с рассчитанной медлительностью поднялась, и гости притихли.
     Она вышла в круг с отстраненной улыбкой на губах. Резко дернув щиколоткой, сбросила синие туфли, с интересом разглядывая зрителей. Потом, все так же спокойно, сняла широкий пояс, стягивавший ее талию, и швырнула своему возлюбленному. Когда девушка невыносимо медленно потянула вниз молнию желтой юбки, в зале раздались дикие возгласы. Юбка упала на пол, и Мона точным движением ноги откинула ее в сторону. Несколько секунд кружилась, позволяя рассмотреть черные чулки на стройных ножках, черные нейлоновые трусики, застегнутый на талии пояс. Подруга подала Моне большой красный платок, и она повязала им бедра.
     Никогда еще Малко не видел подобного зрелища! Проститутки из каирского "Шератона" вполне могли увольняться. Мона двинулась по кругу мелкими шажками, останавливаясь перед каждым присутствующим и демонстрируя свой сексуально подрагивающий живот, изумительно имитируя мимикой эротическое наслаждение и взмахивая руками, словно шарфами. Бедра девушки вращались, как на подшипниках. Она будто терлась животом о невидимый предмет вожделения. То ускоряла, то замедляла темп, вращалась, изображая оргазм. Кругом хлопали в ладоши, вопили так, что дрожали стены, а она все продолжала, пробуждая желание в самцах и даже в самках.
     - Она вас возбуждает? - шепнула Джослин на ухо Малко.
     И, словно услышав ее, Мона двинулась в их сторону. Остановившись перед Малко, девушка медленно опустилась на колени и, продолжая извиваться, глядя в глаза мужчине и протянув к нему руки, откинулась назад и стала придвигаться все ближе и ближе к Малко. Живот ее тихо колебался. Он без труда мог бы, вытянув руку, поласкать танцовщицу.
     Не останавливая телодвижении, Мона распахнула блузку, открыв взорам загорелые, свободные от покрова груди с длинными сосками. И они тоже затанцевали, будто специально для Малко. Девушка была уже в нескольких сантиметрах от него. Он чувствовал ее запах. А выразительный взгляд говорил: "Вот что ты теряешь". Нет на свете мужчины, который устоял бы перед ней. У Малко пересохло во рту. Рядом исходила желчью Джослин Сабет. Все так же медленно Мона поднялась с колен и вернулась в центр круга. Струйка пота спустилась между ее грудей. У Жюля глаза чуть не вылезли из орбит.
     Музыка неожиданно оборвалась, и крики заглушили аплодисменты. Мона скромно растворилась в толпе. Малко видел, как ее подхватил Жюль и они исчезли. Джослин поднялась. Она была возбуждена не меньше, чем Малко. Они снова начали танцевать и потихоньку стали удаляться от толпы. Джослин Сабет, по-видимому, хотела доставить партнеру наслаждение прямо на танцевальной площадке. Вдруг до них донесся крик. Откуда-то слева. Кричала женщина, и явно не от боли. Малко встретился взглядом с Джослин. Та перестала танцевать, взяла его за руку и потянула за собой.
     Они прошли через завешанный шубами маленький холл и остановились на пороге комнаты, освещаемой лишь двумя большими четырехсвечными канделябрами. Малко вздрогнул от нового хриплого возгласа. Это была столовая с длинным мраморным столом, и на нем лежала на спине Мона, подняв кверху ноги. Меж