елье. Малко не  обратил  внимания,
когда это она успела расстегнуть блузку, обнажив основания двух  упругих
твердых грудей.
   - Хуан так уродлив, - сказала она. - Я никогда не могла заниматься  с
ним любовью.
   Сказала так, будто вела светскую беседу. Малко даже  подумал,  уж  не
ослышался ли он. И это после фотографий, которые она ему показала...
   - А чем тогда ты занимаешься на этих снимках? Мария-Изабель  ответила
прелестной язвительной улыбкой:
   - А ничем.
   - Ничем?
   Ее губы растянулись еще больше. Рука,  теребившая  длинное  жемчужное
колье,  слегка  распахнула  блузку  и   игриво   обвила   правую   грудь
жемчужинами, словно подчеркивая ее линию.
   - Я ни разу не  позволила  Хуану  раздеться  в  моем  присутствии,  -
ласково объяснила она. - Мне нравилось сниматься в окружении  всех  этих
зеркал. Это очень возбуждает, вы не находите?
   Малко находил. Он спрашивал себя, какую роль пышногрудая красавица  с
садистскими наклонностями предназначила ему. Она  была  хуже  тупамарос.
Словно прочитав его мысли, Мария-Изабель неожиданно сказала:
   - Обнимите меня.
   Губы у нее были теплые и упругие. Она вздрогнула, когда Малко положил
ей руку на бедро, прямо над чулками, прижалась было к нему,  но  тут  же
отстранилась. Грудь ее прикрывали только жемчужины.
   - Я всегда говорила себе, что было бы приятно заниматься тут  любовью
с мужчиной, которого я хочу.
   Как  знаток  женщин  Малко  был  восхищен  ее   бесстыдством.   Когда
добропорядочные дамы пускаются во все тяжкие, их уже не остановить.
   - А Хуан?
   Она  спустила  вниз  юбку,  демонстрируя  роскошное   ажурное   белье
ослепительной белизны. Сногсшибательные холмики грудей и длинные крепкие
ноги. Темные чулки ей очень шли.
   - У Хуана до конца дня совещание, - сказала она. - С моим мужем.
   Час от часу не легче.
   - А что делает ваш муж?
   Мария-Изабель подошла к Малко и вытянулась на своих высоких каблуках,
приблизив живот почти к самому его лицу. Волосы  у  нее  были  тщательно
удалены по всему телу, кроме четко очерченного черного треугольника.
   Малко положил руки на пышные бедра  Марии-Изабель  и  притянул  ее  к
себе. Он подумал, что Мария-Изабель, прежде чем прийти  сюда,  наверняка
приняла ванну с ароматической "Диореллой".  В  его  удивительной  памяти
сохранялись и такие подробности.
   - Что делает ваш муж? - чтобы не молчать, спросил Малко.
   Она грациозно опустилась на колени на покрывало из меха  гуанако.  Ее
длинные пальцы осторожно возились с его одеждой.  Несколько  секунд  она
созерцала очевидное доказательство  его  влечения  к  ней,  наклонилась,
тронула губами,  потом  выпрямилась;  ее  огромные  миндалевидные  глаза
подернулись дымкой.
   - Педро, мой муж,  -  сказала  она,  -  больно  простоват.  Он  очень
мужественный и очень скучный. Когда я в первый раз  попыталась  ему  это
сделать, он дал мне пощечину и обозвал шлюхой...
   Малко вовсе не собирался давать ей пощечину. Тупамарос и ЦРУ на время
отошли на второй план. Правда, Малко не мог заставить себя  не  обращать
внимания на отражение их слитых тел на  потолке.  В  тот  самый  момент,
когда он не мог уже более сдерживаться, Мария-Изабель внезапно  прервала
свое занятие, с нежной иронией взглянула на плод своей любовной науки  и
сладко вздохнула:
   - Как хорошо!
   Она вытянулась на кровати, привлекла к себе Малко, понуждая его снять
тонкие кружева, которые  еще  оставались  на  ней.  Чулки  и  туфли  она
по-прежнему не снимала.  Когда  он  коснулся  ее  живота.  Мария-Изабель
прогнулась, делая себе в кровати гнездышко. Она сопровождала  его  ласки
легким подергиванием грудей, словно хотела подбодрить.
   Малко посмотрел на ее лицо.
   Ее широко раскрытые глаза были устремлены в потолок, улыбкой  же  она
походила на мадонну.
   Его неистово влекло к Марии-Изабель. Ему казалось, что они вместе уже
много часов. Неожиданно она выгнулась, груди высунулись  из-под  одеяла.
На ее глухие стоны  прибежал  один  из  сиамских  котов  Хуана  Эчепаре,
прыгнул на кровать и принялся  наблюдать  за  сценой.  Со  сдержанным  и
важным видом.
   Раздался сухой треск. Это Мария-Изабель вцепилась зубами в  жемчужное
ожерелье. Она вновь открыла глаза, улыбнулась; напряжение у  нее  спало,
она притянула Малко к себе.
   - Я страшная эгоистка, - прошептала она.
   Малко уже так возбудился, что его тело среагировало, не заставив себя
долго ждать. Мария-Изабель  выпустила  из  рук  жемчуг,  сняла  туфли  и
последние свои кружева, оставшись в одних черных чулках.
   Вытянув во всю длину свое восхитительное тело, она повернулась набок,
лицом к зеркалу на стене, чтобы поймать взгляд  Малко,  лежащего  за  ее
спиной.  Тот  пододвинулся.  Мария-Изабель  тут  же  прижалась   к   его
мускулистому телу.  Нейлоновые  чулки  вызывали  удивительное  ощущение.
Мария-Изабель через зеркало смотрелась в золотистые глаза Малко.
   Ее губы еле шевелились.
   - Ты знаешь, чего я хочу? - спросила она.
   Ее спина настойчиво упиралась в Малко. Он выпустил  упругую  грудь  и
ухватил молодую женщину за бедра.
   Лежа с открытыми глазами, она прикусила губу  и  слегка  вздохнула  -
может быть, от боли, -  и  тут  же  зеркало  отразило  лицо  Млеющей  от
наслаждения удовлетворенной женщины.

***

   Малко смотрел на  силуэт  женщины  на  большой  круглой  кровати.  На
Марии-Изабель остались только жемчужное ожерелье  и  черные  чулки.  Она
забавлялась, разглядывая себя во всех зеркалах, особенно в том,  что  на
потолке. Образ утонченного эротизма. Мария-Изабель  перевела  взгляд  на
отраженное зеркалом тело Малко.
   - Ты очень красивый, когда занимаешься любовью, - заметила она.  -  Я
поглядела на тебя. Ты был похож на фавна.
   Под глазами у нее были синяки. Едва утолив  страсть  Малко,  она  уже
вновь пододвигалась к нему, жаждущая, теплая.
   - Ты что, со своим мужем этим не занимаешься?
   Мария-Изабель улыбнулась. Лежа на спине, она покусывала жемчуг.
   - Редко. У него нет времени. Он гоняется за тупамарос. Вечно  носится
по горам, по долам. И  все  же  быть  замужем  за  полковником  -  штука
полезная. Когда  я  хочу  отправиться  в  Пунта-дель-Эсте,  обращаюсь  в
"Объединенные силы". Вертолет там для меня всегда найдется. Пилоты очень
любят меня возить. Это куда забавнее, чем охотиться на боевиков.
   Малко ничуть не сомневался, что так  оно  и  было.  Но  эта  приятная
передышка начинала вызывать у него чувство вины. Раз Фидель  Кабреро  не
подавал  признаков  жизни,  надо  вплотную  приниматься   за   монастырь
доминиканок.  А  для  этого  ему  надо  действовать  через   полицейское
управление. Малко вовсе не  улыбалась  перспектива  быть  отлученным  от
церкви.
   Он привстал на раскуроченной постели.
   - Ты куда? - спросила Мария-Изабель.
   - У меня уйма дел, - любезно пояснил он. - Ведь ты у меня в программу
не входила.
   Она нахмурилась.
   - Неужели ты меня вот так и оставишь?
   По правде говоря, страсти в Малко в эту минуту было не больше, чем  в
куске холодной телятины. Полковница  исчерпала  все  свои  самые  тайные
резервы... Она поднялась на колени, меряя его  насмешливым  и  в  то  же
время нежным взглядом.
   - Возвратившись из крестовых походов, - сказала она, -  твои  предки,
наверное, набрасывались на своих жен, как сумасшедшие.
   Она перевернулась на спину, в одно мгновение стянула с себя  чулки  и
протянула руки к Малко.
   - Поди попрощайся со мной.
   Отказаться было трудно. Теплое тело, тугие бедра приникли к  нему,  и
Малко подумал, что дело, может, сладится еще раз. Мария-Изабель вытянула
ноги, подвинула голову, чтобы  видеть  себя  в  зеркале  на  потолке.  И
прыснула со смеху.
   - Увидел бы сейчас нас Хуан, его бы кондрашка хватила. Ведь он по мне
сохнет.
   Они  выделывали  на  кровати  все,  что  только   можно   было   себе
представить. Как будто Мария-Изабель захотела, чтобы с нею у Малко  было
связано самое удивительное воспоминание в жизни. Каким  только  способом
она ни отдавалась - без всякого удержу, без всякой стыдливости,  однако,
как правило, не переставая наблюдать за собой в зеркало.
   Вуаль, шляпка, цветастый жакет, роскошное белье,  туфли  валялись  по
всей комнате. Что  же  до  лица,  трудновато  ей  будет  убедить  своего
супруга, что она пила чай с друзьями...
   Видя, что она снова устраивается под ним, Малко нежно промолвил:
   - Ну ты и ненасытная!
   - Некоторые мои друзья  утверждают,  что  я  нимфоманка,  вот  уж  не
правда, - проворковала она. - Просто я сама выбираю себе мужчину. Я  как
только тебя увидела, сразу захотела. У тебя такие золотистые  глаза,  ты
такой элегантный. И ты человек опасный. А я как раз люблю опасных.
   Эта мысль словно  возбудила  ее,  она  закрыла  глаза  и  еще  крепче
прижалась к Малко, свернувшись на круглой кровати.
   Малко приступил к последнему раунду, когда странный шум заставил  его
встрепенуться. Мария-Изабель тоже услышала шум и открыла глаза, все  еще
затуманенные сладострастием.
   - Стучат в дверь, - сказала она.
   Действительно, в дверь стучали...  Стучали  все  сильнее  и  сильнее.
Малко с Марией-Изабель как-то расхотели продолжать свои  любовные  игры.
Белая полоса обозначилась вокруг губ молодой женщины.
   - Это Педро, - прошептала она. - Он нас убьет.
   Малко, на время оставив галантные манеры, бросился к своей  одежде  и
схватил пистолет. За  последние  несколько  лет  он  выбрался  живым  из
стольких переделок не для того, чтобы его под  конец  укокошил  ревнивый
муж. Даже если это полковник.
   Мария-Изабель тоже вскочила и схватила вуаль. Голая, как Ева.
   Стуки в дверь становились все громче. Вдруг раздался  зловещий  треск
пробиваемой дверной филенки и  грохот  стремительного  вторжения.  Малко
взвел курок и направил на дверь.
   Его партнерша думала  о  чем  угодно,  только  не  о  том,  что  надо
одеться...
   Дверь с шумом распахнулась, и Малко увидел шестидюймовый кольт  Криса
Джонса. Сзади маячил силуэт Милтона Брабека, державшего в каждой руке по
гаубице.
   - Ой, - выдохнула Мария-Изабель.
   Страх оказался сильнее стыдливости, так что у нее, по-видимому,  и  в
мыслях не было прикрыть чем-нибудь  свое  прекрасное  тело.  Крис  Джонс
сначала порозовел, потом побагровел и  наконец  его  лицо  приняло  цвет
баклажана. Он опустил глаза, опустил пистолет и прошептал:
   - Я должен был догадаться...
   Чуть ли не со злостью он пихнул следом Милтона, который так ничего  и
не увидел, кроме вуали.
   - Мотай отсюда, - сказал Крис. - С принцем дама.
   Спрашивать, голая дама или нет, было излишне. Телохранители в сердцах
захлопнули дверь: их опять одурачили. Именно эту привычку -  предаваться
плотским утехам в рабочее время -  они  больше  всего  не  переносили  у
Малко.
   - Вы их знаете? - спросила, немного успокоившись, Мария-Изабель.
   - Это мои люди, - объяснил Малко. - Я совсем забыл, что  условился  с
ними о встрече.
   Не снимая вуали, она легла и прижалась к нему.
   - Ну так мы можем продолжать. Раньше чем через час Хуан не придет.
   В вуали она выглядела еще соблазнительней.
   Но Малко уже думал о ЦРУ и о том мнении, которое сложилось  о  нем  у
его телохранителей. Он мог развратить их на всю оставшуюся жизнь.
   Приподняв вуаль, он запечатлел целомудренный поцелуй на ее прекрасных
устах. И тут же отстранился, чтобы не разжечь пожар.
   - В другой раз, - пообещал он. - Даже  если  под  рукой  не  окажется
зеркала.

Глава 9

   Бело-голубая волна захлестнула мостовую - дюжина  молодых  послушниц,
выйдя   из   монастыря,   проходила   перед    оранжевым    "мустангом",
остановившимся на углу улиц Генерала Риверы и  Валентине.  На  монахинь,
как их представлял себе Малко, они походили  только  своим  нарядом.  Уж
больно они смеялись и веселились.  Одна  из  них  даже  бросила  дерзкий
взгляд через ветровое стекло "мустанга".
   Крис Джонс и Милтон Брабек  сидели,  надувшись,  на  заднем  сиденье.
Разумеется, пышные телеса  Марии-Изабель  Корсо  все  еще  стояли  перед
глазами Милтона,  уже  развращенного  жизнью  в  Нью-Йорке.  Однако,  он
осуждал Малко больше, чем  восхищался  его  подвигами.  Тем  более,  что
поиски Рона Барбера  пока  не  давали  результата.  И  не  за  что  было
ухватиться - только  родинка  на  бедре  девушки,  изнасилованной  Диего
Суаресом, да неосторожные признания Фиделя Кабреро.
   Маловато.
   Малко глядел  на  девушек,  следовавших  вдоль  высокой  монастырской
стены. Любая из них могла оказаться той, которую  он  искал.  Он  смутно
надеялся узнать ее по  описанию  Диего  Суареса.  Сидевшая  рядом  Лаура
Иглезиа тоже выглядела озадаченной.
   - Они все на одно лицо, - заметила она. Лаура заявилась через  десять
минут  после  телохранителей.  Вероятно,  она  хорошо  усвоила  любовный
регламент своей неистовой подруги. И была настолько любезна, что привела
"мастерскую" в порядок.
   Малко включил зажигание, повернул направо и чуть было не  угодил  под
автобус. Движение на центральных улицах Монтевидео разрешалось только  в
одном  направлении,  но  стрелки,  вероятно,  из  скромности,  уругвайцы
рисовали еле заметными.
   Малко снова дал газ. Его грызла тревога.  На  столе  у  американского
посла копились телексы.  Приятели  Рона  Барбера  в  Вашингтоне  развили
бешеную деятельность. Государственный департамент прислал  распоряжение,
предписывающее сделать все  возможное,  чтобы  вырвать  Барбера  из  рук
боевиков: любыми средствами и за любые деньги...
   Вот только уругвайцы... Им было наплевать на  работника  американских
спецслужб, их заботил только собственный престиж.
   Миновав десяток знаков, запрещающих проезд, Малко добрался наконец до
серого массивного  здания  с  высокими  колоннами  в  готическом  стиле.
Полицейское управление, центр  по  борьбе  с  тупамарос.  Отдел  Рикардо
Толедо находился на четвертом этаже.

***

   Рона Барбера трясло с головы до ног. Он уже  ничего  не  слышал.  Ему
расшибли рот,  и  он  не  мог  говорить.  Огромный  синяк  украшал  лоб.
Последняя пытка заключалась в том, что его посадили в бочку  с  водой  и
окунули туда электрод. Барбер вновь потерял сознание.  Человек  с  лицом
индуса, склонившись над Барбером, вливал ему в рот ужасный  аргентинский
коньяк. Самая настоящая сивуха.  Барбер  закашлялся,  коньяк  обжег  ему
горло. Чрево Барбера словно разодрали пополам. Он все бы сейчас отдал за
бутылку перье.
   С него сняли капюшон, он зажмурился от резкого света, потом  осмотрел
свое тело и удивился, что нет никаких  рубцов  и  шрамов.  Член  был  на
месте, разве слегка распух. Барбера развязали. Он попытался  дотронуться
до низа живота, но тут же закричал:  боль  была  такая,  словно  с  него
содрали кожу. В углу  он  заметил  кассетный  магнитофон.  Вот,  значит,
откуда во время пыток доносилась музыка. Девушка исчезла.
   - Иди передохни, гринго, - сказал индус.
   Рон Барбер сполз с лестницы и забился в угол своей берлоги. Он  вдруг
осознал, что ему не надели наручников. Что бы  это  значило?  Он  растер
нывшие запястья. Постепенно им овладевала страшная тревога.  Он  уже  не
помнил, что происходило после его третьего обморока. Боль, обрывки фраз,
мимолетные ощущения, музыка.
   Почему они перестали его пытать?
   Или он заговорил? Что же он мог сказать? Барбер сжал кулаки, подавляя
желание закричать. Не может того быть, чтобы он,  Рон  Барбер,  один  из
лучших сотрудников ЦРУ,  сам  поднаторевший  в  разного  рода  ловушках,
раскололся.
   Он попытался восстановить в памяти, как его пытали, но не  мог.  Если
он раскололся, над Фиделем Кабреро нависла смертельная угроза. Вдруг  из
глаз Рона Барбера полились слезы. Так мучительно не знать наверняка.  Он
никогда бы не подумал, что ток способен  вызвать  в  человеческом  мозгу
такие опустошения. Зная, что не  сдержит  своего  обещания,  он  все  же
поклялся, что если выберется отсюда живым, никогда больше не прибегнет к
такому  роду  пыток.  Ужасная  коварная  мысль  продолжала  терзать  его
совесть.

***

   Рикардо Толедо бросил умоляющий взгляд на большую  многоцветную  Деву
Марию, пришпиленную к стене прямо над его креслом. Шеф столичной гвардии
плохо скрывал  свое  раздражение.  Привычным  жестом  он  откинул  назад
упавшую на глаза  прядь.  Узкая  полоска  усов  дрожала  от  возмущения.
Мрачным взором он посмотрел на Малко.
   - Сеньор, я должен знать, кто дал вам такие сведения. Вы  становитесь
сообщником боевиков, а это наказывается по закону.
   Малко  только  что  сообщил  ему  информацию,  полученную  от  Фиделя
Кабреро, не называя, разумеется, имени молодого человека.
   Уругваец охотно говорил  по-английски.  На  радость  Крису  Джонсу  и
Милтону Брабеку.  Крис  смотрел  на  полицейского  нежно,  как  удав  на
кролика. Его распирало дикое желание изрешетить уругвайца  пулями...  Он
не сводил глаз с лоснящегося лица полицейского. Так  как  Малко  молчал,
полицейский повторил:
   - Если вы откажетесь мне отвечать, это может плохо кончиться.
   Крис Джонс почесал ухо:
   - Для вас все кончится еще хуже,  если  мы  не  сможем  найти  своего
приятеля.
   Рикардо Толедо подпрыгнул. Словно электрический заряд прошелся по его
сухому жилистому телу.
   В ярости он забрызгал слюной:
   - Вы мне угрожаете?
   - Никто вам не угрожает, сеньор Толедо, - вмешался Малко. -  Но  наша
главная задача - найти Рона Барбера. И я защищаю не  боевиков,  а  наших
осведомителей. И не пытайтесь причинить им зло.
   - А не то вам свернут шею, - спокойно добавил Крис Джонс.
   Шеф столичной гвардии  посмотрел  в  серо-голубые  глаза  американца,
открыл было рот, но тут же его закрыл, не сказав ни слова. Крис вызвал у
него чисто физический страх. Малко воспользовался этим, чтобы  перевести
разговор на менее опасную тему.
   - Как нам подступиться к монастырю? Рикардо Толедо тряхнул головой и,
заранее приходя в уныние, забрызгал слюной:
   - Это деликатное дело. Очень деликатное. В монастыре сорок послушниц.
И у нас  нет  никакой  особой  приметы.  Малко  улыбнулся  располагающей
улыбкой.
   - А может, есть. Вы не могли бы вызвать полицейского,  который  видел
убийцу Денниса О'Харе? Диего Суареса. Мне пришла в голову одна мысль.
   - Сеньора Диего Суареса! Но он ее не запомнил, на девушке была маска.
   - Знаю, - терпеливо согласился Малко, - но, может  быть,  он  заметил
какую-нибудь деталь, что-нибудь особенное, отличительный признак. Раз уж
нам известно, что она будет среди девушек, которых мы ему покажем.
   Рикардо Толедо нехотя взял трубку и распорядился, чтобы Диего  Суарес
явился к нему в кабинет.
   - Думаю, зря мы это затеяли, - сказал он.
   В дверь постучали.
   При виде Малко Диего Суарес побелел, как мел. Его  усы  словно  опали
вниз. Малко поспешил его успокоить:
   - Сеньор Суарес, мы тут решили, что вы сможете нам помочь.
   И он объяснил ему ситуацию, после чего, вперив свои золотистые  глаза
в полицейского, сказал, подчеркивая каждое слово:
   - Хотя вы и не видели лица девушки, может, вы опознаете ее по  общему
облику.
   - Может, - вяло согласился Диего Суарес. Ему впору  было  куда-нибудь
исчезнуть.
   Малко мило улыбнулся:
   - Тогда нам лишь остается отправиться в монастырь доминиканок.

***

   Пахло ладаном  и  жасмином.  Оскорбленная  в  своих  лучших  чувствах
мать-настоятельница в бело-голубом одеянии с презрительным выражением на
некрасивом   высокомерном   лице   наблюдала,   как   ворвавшиеся   люди
располагаются у нее в кабинете. Малко,  Крис  и  Милтон,  шеф  столичной
гвардии, двое полицейских в  форме  и  весь  съежившийся  Диего  Суарес,
бледный как смерть. Он уже представлял себе, как его при всех обвиняют в
изнасиловании. Да еще в монастыре! Единственный выход  -  убить  девушку
прежде, чем та заговорит. Иначе на него сразу обрушится  столько  разных
проблем.
   - Соберите послушниц, - распорядился Рикардо Толедо.
   Он принял все возможные меры. Полицейский кордон  окружил  монастырь,
заграждая все