чик
"арака". Одну часть этого ливанского напитка обычно разбавляют шестью ли
семью частями воды, а в чистом виде он способен воскресить мертвого... И
действительно, американец сразу распрямился, щеки порозовели, но  вскоре
его снова вырвало.
   - Ехать осталось недолго, - сказала Гюле. - Не  больше  часа.  Думаю,
проверки уже позади. Теперь мы почти дома.
   Действительно,  сейчас  грузовик  катил   по   совершенно   безлюдной
местности. Один раз с юга на север пролетели два "МИГа": в  окрестностях
Равандуза шли бои. В другой раз им повстречались две сожженные  деревни,
там уже успели побывать иракские войска.
   Малко трясся всем телом и лязгал зубами.  Становилось  темно;  дорога
пошла в гору. Ему казалось, что он уже завернут  в  погребальный  саван.
Курды, напротив, оживленно тараторили и смеялись.
   Внезапно на изгибе дороги  появилось  несколько  человеческих  фигур.
Водитель резко затормозил. Малко уже  собрался  было  нырять  в  ледяную
воду, когда Гюле жестом остановила его.  На  ее  лице  заиграла  широкая
улыбка. Вскоре полог тента приподнялся, и на борт  взобрался  человек  в
защитной форме и красно-розовом тюрбане  -  отличительном  знаке  воинов
Моллы Барзани. На его  лице  было  бесстрастное  и  слегка  высокомерное
выражение. На груди крест-накрест висели пулеметные ленты,  в  руке  был
длинноствольный маузер. Но самое незабываемое впечатление производил его
пояс, за которым торчали длинный кинжал, деревянный  мундштук,  пистолет
люгер, полдюжины магазинов и две гранаты.....
   - Это мой брат! - воскликнула Гюле. - Мы спасены!
   Как только все покинули грузовик и забрали из кузова оружие, водитель
отправился в обратный путь. Разан, брат  Гюле,  заключил  ее  в  крепкие
объятия. Группу обступили остальные курды.
   У дерева стояло  на  привязи  несколько  осликов;  на  них  навьючили
оружие.
   Спустившись с грузовика, Виктор  Рубин  тут  же  упал  на  землю.  По
приказу Гюле два курда раздели его, растерли и натянули  на  него  сухую
одежду. Малко проделал то же самое.
   ... Они сидели в небольшой хижине, расположенной в  сотне  метров  от
дороги и скрытой холмом от посторонних глаз.
   Перед ними возвышались заснеженные вершины гор,  отделяющих  Ирак  от
Ирана.
   - Будем идти всю ночь, - предупредила Гюле. -  Твой  друг  поедет  на
муле: это сбережет его силы. Здесь еще возможны иракские рейды, но  если
мы будем предельно осторожны, то через два  дня  доберемся  до  иранской
границы.
   Малко захотелось ее расцеловать. Полученное им безумное задание  было
выполнено благодаря ей  и  ее  людям,  которые  способны  без  колебаний
пожертвовать жизнью.
   Через час, поужинав лепешками и мясом, они отправились в дорогу.  Под
ногами у них была невероятно  узкая  тропинка,  проходившая  по  крутому
склону горы.  Гюле  посоветовала  Малко  держаться  за  мула,  чтобы  не
сорваться в пропасть.
   Виктор Рубин спал, сидя на спине животного и уронив голову на грудь.
   Гюле шла позади Малко. Вокруг не  было  ни  огонька,  однако  повсюду
чувствовалось незримое присутствие горцев.
   Утомительный и опасный  переход  совершался  в  полной  тишине.  Лишь
изредка раздавался шорох падающих с горы камней.
   Падающая звезда прочертила в небе светлую  полосу.  За  спиной  Малко
послышался негромкий голос Гюле:
   - Чья-то душа расстается с телом...
   Курды верят, что каждый человек имеет  свою  звезду,  освещающую  его
жизненный путь и падающую в минуты смерти человека.
   Наконец, когда  небо  начало  розоветь,  они  добрались  до  поселка,
состоящего  из  нескольких  домиков  с  плоскими  крышами.  Из   темноты
мгновенно появился человек в форме, направивший на них чешский  автомат.
Через пять минут они сидели в палатке, куда им принесли поднос с вареным
рисом, зеленым луком, яйцами и сыром.
   Малко заставил Виктора Рубина немного поесть,  и  тот  снова  заснул.
Чтобы согреться, Малко выпил огромное количество горячего чая.
   - Мы недалеко от Галаля - нашей основной  базы,  -  сказала  Гюле.  -
Из-за бомбардировок здесь ведут только ночную жизнь. Ложись спать.  -  И
она отвела его в другую палатку, поменьше, где они оба,  не  раздеваясь,
через минуту заснули.

***

   Отбитый у иракцев "лендровер" катил по пустынной дороге с включенными
фарами. Так далеко самолеты уже не заходили. Это был последний  этап  их
путешествия. Еще час - и Малко с Рубиным окажутся в Иране.  Гюле  сидела
за рулем. На задней скамье расположился  один  из  курдов,  зажав  между
коленями карабин "маузер" и равнодушно глядя перед собой.
   В Галале Малко оказали восторженный прием -  частично  из-за  оружия,
полученного в результате его стараний, частично из-за  тюремной  эпопеи.
Его познакомили с отцом Джемаля, и старик крепко обнял его, словно Малко
был совершенно непричастен к смерти его сына...
   Гюле, казалось, совсем перестала обращать внимание на  Малко.  Виктор
Рубин, похоже, вновь обрел радость жизни. Он говорил не умолкая, шутил с
курдами,  позировал  фотографу,  стоя   среди   вооруженных   до   зубов
партизан... Гюле и Малко спали в эту  ночь  в  одной  палатке,  но  Гюле
демонстративно повернулась к нему спиной, не  выпуская  из  рук  приклад
"армалита".
   "Лендровер" доехал до  перевала.  Гюле  притормозила  и  свернула  на
обочину. Старая дорога называлась Гамильтон-роуд - в честь  проложившего
ее английского инженера - и соединяла Ирак с Ираном.
   - Нам придется подождать здесь около часа, - объявила она. -  Иранцев
еще нет.
   Она вышла из джипа. Малко пошел за  ней  вслед.  Виктор  Рубин  спал,
положив голову на плечо курда.
   Малко поежился от холодного ветра.  Они  находились  на  высоте  двух
тысяч метров над уровнем моря. Перед ними лежал Иран.
   Гюле села на большой камень. Малко приблизился к ней.
   - Как мне отблагодарить вас, курдов? - с чувством произнес он.
   Она подняла глаза:
   - Останься.
   - Но...
   Гюле схватила его за полы куртки и притянула к себе. От ее равнодушия
не осталось и следа.
   - Останься, - горячо повторила  она.  -  Здесь  ты  будешь  настоящим
принцем. Мой народ изберет тебя вождем. Ты смелый и ловкий, а это  им  и
нужно. Мы будем любить друг друга и сражаться с арабами, пока не  упадут
наши звезды...
   Малко молчал. У него сжалось сердце. Гюле, дрожа, ждала его ответа.
   - Я не могу остаться, - медленно произнес он. - Мне суждено  жить  не
здесь. Но я всегда буду вспоминать Курдистан и тебя, Гюле. Ты спасла мою
жизнь!
   Она в бешенстве оттолкнула его и порывисто встала.
   - Да, спасла, - проворчала она. - И  теперь  твоя  жизнь  принадлежит
мне. Если ты не останешься, я тебя убью.
   Малко показалось, что она решила немедленно привести  свою  угрозу  в
исполнение: ствол "армалита" смотрел прямо на него. Гюле  держала  палец
на спусковом крючке. Он замер. Партизанка медленно опустила  винтовку  и
мрачно промолвила:
   - Ты пока еще в Курдистане. Я отдам тебя на суд Аллаха: когда  будешь
пересекать границу, ты умрешь, если с неба упадет звезда.
   Она молча удалилась. Малко посмотрел на восток,  где  уже  занималась
заря. Он чувствовал, что ввязался в  нелепую  жестокую  игру.  Гюле  уже
ничто не могло разубедить. Он  всецело  находился  в  ее  власти.  Малко
пожалел о том, что не держал  ее  в  объятиях  прошлой  ночью.  Цельная,
здоровая женщина, она оставила  в  нем  более  яркие  воспоминания,  чем
женщины, которых он знал прежде.
   Гюле села за руль и завела мотор. Малко устроился рядом с ней, и  они
двинулись дальше. Машина медленно взбиралась на перевал Шинук. На  самом
верху стояла будка давно заброшенного иракского контрольного пункта.  До
иранской границы оставался какой-нибудь километр.  Услыхав  шум  мотора,
несколько курдов вышли из домика и приветственно подняли ружья.
   - Здесь кончается Курдистан, - сказала Гюле.
   Это прозвучало как скрытая угроза. Здесь и  могла  закончиться  жизнь
Малко.
   "Лендровер" стал спускаться вниз. Вскоре фары осветили шлагбаум.  Вот
она, граница... Гюле остановила машину  в  десятке  метров  от  нее.  По
другую сторону стоял джип  с  зажженными  габаритными  огнями.  ЦРУ  уже
предупредило  иранскую  службу  безопасности  о  прибытии   долгожданных
гостей.
   Разбудив Рубина, Малко вышел первым.  "Пеш-мерга"  сидел  неподвижно.
Его ничто не интересовало. Гюле тоже вышла, прихватив с собой  винтовку.
Виктор Рубин протянул ей руку, и она  пожала  ее  с  застывшей  улыбкой,
словно не слышала благодарных слов американца.
   Она смотрела в небо.
   Малко подошел к ней:
   - До свиданья, Гюле.
   Он не знал, что еще добавить. Секунду глаза женщины смотрели на него.
В них была затаенная грусть.
   - До свиданья, - ответила она.
   Наступило  тягостное  молчание.  Малко  повернулся  и  направился   к
границе. Он шел медленно,  стараясь  не  находиться  на  одной  линии  с
Виктором  Рубиным.  У  шлагбаума  их  ожидали   два   офицера   иранской
госбезопасности.
   Малко невольно поглядывал на небо, начинающее светлеть.  Звезды  были
еще отчетливо видны. Каждый шаг был  на  счету.  Он  не  оборачивался  и
поэтому не знал, стоит ли сзади Гюле. Мотор "лендровера" молчал.
   Малко был уже в метре от шлагбаума, когда над горами  появился  яркий
огненный след. Он стоял перед глазами Малко еще секунду после того,  как
звезда погасла.
   Мышцы его спины судорожно напряглись, и Малко  остановился.  Конечно,
он мог бы броситься на землю, но на таком  расстоянии  от  выстрела  все
равно было не уйти.
   Виктор Рубин уже пересек заветную черту. Обернувшись, он воскликнул:
   - Ну что же вы? Идемте!
   Малко  ждал.  И  вдруг  он  вспомнил  слова,  однажды  сказанные  ему
Джемалем: "Курд никогда не выстрелит в спину".
   Он  на  мгновение  увидел  себя  стоящим  у  эшафота...  И   медленно
обернулся. Гюле не двигалась.  Держа  винтовку  у  бедра,  она  застыла,
похожая на скульптурное изображение  прославленного  воина-героя.  Малко
был слишком далеко, чтобы видеть выражение ее лица.  Он  поднял  руку  и
помахал ей в знак прощания.
   - Чего вы ждете? - нетерпеливо спросил за спиной Виктор Рубин.
   - Иду, - ответил Малко и, нагнувшись, миновал шлагбаум.
   Гюле не двинулась с места до тех пор, пока иранский джип  не  скрылся
из виду, а  затем  медленно  побрела  к  своей  машине.  Ее  спутник  не
осмелился спросить, отчего женщина плачет.



   Жерар ДЕ ВИЛЬЕ
   ЭМБАРГО

Перевод Г. Орловой и Т. Эстриной. OCR Денис


Глава 1

   Князь  Малко  Линге  взял  черепицу  нежного  светло-розового  цвета,
которую протягивал ему граф фон Поникау, и уложил ее  рядом  с  соседней
вдоль    водосточной    трубы.    Это    было    относительно     легко.
Рабочие-кровельщики хорошо потрудились всю неделю и оставили непокрытыми
лишь два квадратных метра крыши, чтобы гости Его Высочества  Светлейшего
князя могли развлечься, изображая кровельщиков. Можно быть Рыцарем Гроба
Господня и Мальтийского Ордена, кавалером Святого Георга и  принадлежать
к Черному ордену  тевтонских  рыцарей  и  при  этом  оставаться  простым
человеком.  К  сожалению,  гости,   собравшиеся,   чтобы   отпраздновать
реконструкцию северного крыла замка в Лицене, не оценили по  достоинству
эту затею Малко.
   В этом году конец февраля выдался очень холодным, несмотря на голубое
небо.  Княгиня  фон  Больс,  рыжеволосая,  еще  привлекательная  в  свои
пятьдесят лет женщина, поднимаясь  по  чердачной  лестнице,  задрала  до
бедер свое платье  из  файдешина,  демонстрируя  очаровательную  розовую
комбинацию. Потом она сломала себе два  ногтя,  пытаясь  подложить  свою
черепицу под предыдущую... Малко пришлось  наспех  запечатлеть  нарочито
целомудренный поцелуй на ее слегка увядшей  шее,  чтобы  она  соизволила
простить его. Из-за этого инцидента остальные гости предпочли остаться в
гостиных на первом этаже и налечь на бутерброды  с  икрой  и  шампанское
"Дом Периньон".  Молодой  немец,  потомок  старых  мюнхенских  бюргеров,
уложил три черепицы, но очень быстро снова спустился вниз, опасаясь, что
у него отобьют сопровождающую его очаровательную фотомодель цвета кофе с
молоком. Только старый фон Поникау, стоя посреди  чердака,  опершись  на
свою трость, крепкий, как рейнский  страж,  продолжал  передавать  Малко
черепицы, рассказывая ему последние венские  сплетни.  Будучи  человеком
образованным и  уважающим  традиции,  он  восхищался  тем  упорством,  с
которым Малко старался вернуть пристойный вид замку своих предков.
   И это в эпоху бетона!
   Малко прикасался к черепице с такой нежностью, как если бы  это  была
женская кожа. Он заказал ее за  несколько  месяцев  до  этого  на  одной
безвестной чехословацкой фабрике в Харцберге, где ее изготавливали уже в
течение десяти поколений. Вручную. Эта черепица была практически на  вес
золота... Если  бы  кассиры  Центрального  разведывательного  управления
догадывались о том, на что князь Малко тратит деньги, заработанные ценой
жизни, они бы усомнились в его  умственных  способностях.  Эта  черепица
должна была быть значительно более темно-красной, поскольку на  нее  был
потрачен гонорар за задание в Чили, где Малко чудом избежал смерти и где
многим другим повезло меньше, чем ему. За десять лет, что Малко  работал
на Центральное разведывательное  управление,  он  двадцать  раз  избегал
смерти, и путь его был усеян множеством трупов. Хороших людей и  плохих.
Иногда ему хотелось остановиться.
   Но он не мог на это решиться. Им двигала склонность к риску и упорное
желание  восстановить   замок.   Каждый   раз,   когда   ему   удавалось
реконструировать какую-нибудь его  часть,  как  в  это  воскресенье,  он
испытывал почти физическое удовлетворение.
   Черепица, которую он в этот момент укладывал, со щелчком легла в свою
ячейку. Малко, сидя на крыше около  слухового  окна,  с  удовлетворением
остановился и обвел глазами ели и поля вокруг маленькой  деревни  Лицен.
Недалеко от нее проходила венгерская граница. Незначительные  изменения,
произведенные в 1945 году, лишили замок его земель, и Малко вынужден был
лезть из кожи вон, чтобы восстановить имение.
   Вена с  ее  величественными  памятниками,  с  ее  полными  очарования
улицами и завсегдатаями, продолжавшими ходить в оперу, как будто не было
двух войн, была всего в сорока милях. Малко  ездил  туда  лишь  изредка.
Чтобы побывать у своих друзей или навестить свою  прежнюю  даму  сердца,
некую графиню Талу Ларсберг, которая, и перешагнув за сорок,  продолжала
разбивать сердца. Иногда Малко позволял себе впасть в соблазн,  так  как
она испытывала какое-то особое удовольствие,  принимая  его  в  домашних
туалетах, как бы специально провоцирующих насилие. Потом  он  вез  ее  в
кондитерскую Захера, чтобы отведать тамошний знаменитый торт и тем самым
заслужить прощение за свою непочтительность.
   Другая жизнь Малко была тайной, далекой и опасной.  Его  задумчивость
внезапно прервал женский голос.
   - Малко, что ты делаешь? Внизу вес требуют тебя!
   Он взглянул вниз, на чердак. Старый  граф  Поникау,  воспользовавшись
перерывом, исчез. Малко, увидев поднятое к  нему  лицо,  не  пожалел  об
исчезновении графа. Чуть более удлиненное, чем  требовало  совершенство,
лицо, рот с чуть приподнятыми уголками, карие, слегка подведенные глаза,
волевой подбородок. Каштановые волосы были убраны  под  зеленый  тюрбан,
гармонировавший с ее длинным платьем из шелкового джерси, облегавшим  ее
мускулистое тело с пышной грудью и плоским, как у девочки, животом. Лишь
серьги и тяжелый золотой браслет на правом запястье нарушали продуманную
строгость ансамбля.
   Подобрав рукой свой  шлейф,  молодая  женщина  влезла  на  приставную
лесенку и протянула Малко бокал шампанского.
   - Держи, вот твой паек.
   Он засмеялся, выпил и улыбнулся ей.
   Патрицию Хайсмит обычно ненавидели все женщины. Может  быть,  за  то,
что она всю свою жизнь занималась тем,  о  чем  другие  только  мечтали.
Зимой она каталась  на  лыжах  в  Гстааде,  если  не  проводила  длинные
уик-энды в Акапулько, отлично играла в трик-трак, обожала яхты и  иногда
сообщала так называемой подруге, что ей приходилось заниматься любовью в
барс салона первого класса "Боинга-747". Она также  давала  понять,  что
тяжелый золотой браслет, который она никогда не снимала, был подарен  ей
шахом Ирана, но на этом ее откровения кончались.
   Малко встретился с ней во время охоты на куропаток в Шотландии, когда
она шагала по песчаным равнинам в твидовом костюме,  который  ничуть  не
уродовал ее. В тот же вечер они стали любовниками.  Вместо  того,  чтобы
стыдливо удрать из постели  Малко  с  первыми  лучами  солнца,  Патриция
Хайсмит спокойно вызвала горничную и заказала обильный завтрак на двоих,
попросив заодно распорядиться, чтобы ее вещи перенесли из ее  комнаты  в
комнату князя Малко Линге.
   Патриция  жила  отдельно,  разъехавшись  со  своим   мужем,   молодым
лордом-педерастом, белокурым  и  прекрасно  воспитанным,  который  носил
только шелковые рубашки с жабо, что доставляло ему немало неприятностей,
когда он приставал к грузчикам  на  набережных  Темзы.  Иногда  Патриция
возвращалась на лоно природы, в фамильное гнездо Суррей - замок  со  ста
пятьюдесятью комнатами, окруженный парком в триста гектаров.  Когда  она
была особенно хорошо настроена, то привозила своему супругу какую-нибудь
молодую жертву. А тот,  даже  порядком  набравшись  бренди,  никогда  не
отвергал подобного рода подарки.  Патриция  Хайсмит  была  репортером  в
газете "Дейли мейл" в Биафре, затем бросилась исследовать джунгли  вдоль
Амазонки и наконец, как все, благоразумно увлеклась сафари в Кении.  Она
таскала по всему миру свою сумку  "Вюиттон",  предлагая  себя  мужчинам,
которые ей приглянулись, и стараясь избавиться от одолевающей ее  скуки.
Редко  проходила  неделя,  чтобы  она  не  занималась  любовью,   будучи
уверенной, что регулярная  половая  жизнь  позволяет  сохранить  хорошую
кожу.
   Малко протянул ей пустой бокал. Патриция поднялась на три  ступеньки,
чтобы быть с ним на одном уровне. Он наклонился, она приблизила  лицо  и
легко поцеловала его, положив свою длинную, тонкую руку на его  затылок.
Ее губы были теплыми и душистыми. Но она тотчас же отступила, насмешливо
улыбаясь.
   - Здесь, при твоей тигрице, это будет нелегко.
   Патриция  намекала  на  княгиню   Александру,   чья   ревность   была
общеизвестна. Она вздохнула.
   - Я тебя почти не видела с тех пор, как приехала. Ты  едва  спустился
со своего насеста, чтобы поздороваться со мной.
   Патриция приехала в Лицен два часа назад. Кризантем, дворецкий Малко,
ездил встречать ее  в  аэропорт  Вены  в  хозяйском  "роллс-ройсе".  Сам
хозяин, занятый гостями и черепицей, не мог располагать собой,  как  ему
этого хотелось. Он взял ее за кончики пальцев и поцеловал их.
   - Как у тебя дела с Джиддой?
   Патриция состроила веселую гримасу.
   - Для меня хорошо, для  него  -  нет.  Он  бегал  за  мной  по  всему
"Немирану".  Мне  казалось,  что  я  куртизанка,  захваченная   в   плен
берберскими пиратами  в  прошлом  веке.  Забавно.  Какой  фантастический
корабль! Он ограбил целый музей, чтобы обставить его...
   Малко посмотрел на нее со скептической улыбкой.
   - Ты не отдалась ему?
   Она вонзила  ему  в  основание  носа  свои  длинный  красный  ноготь,
твердый, как кремень.
   - Грубиян! Но ему это едва  не  удалось.  Во  время  костюмированного
бала, когда на мне почти ничего не было. Он зажал меня в какой-то каюте.
Я так сильно ущипнула его, что у него  до  сих  пор,  наверное,  остался
след...
   Малко не стал настаивать. Она ему не скажет правду.  Патриция  иногда
была сама сдержанность. Но он был уверен, что могущество  Нафуда  Джидды
не оставило ее равнодушной. Патриция Хайсмит  была  слишком  искушенной,
чтобы придавать большое значение внешности  мужчины.  Особенно  если  он
обладал властью, богатством и таинственным ореолом,  как  Нафуд  Джидда,
один из самых крупных  в  мире  торговцев  оружием.  Дос