ку  отбросило  прочь  с  дороги,  согнутый  ствол  был   уже
непригоден для стрельбы.
   Но не все солдаты погибли. Почти сразу же после взрыва в  придорожной
канаве затрещал автомат. Пятеро  курдов  и  Малко  спрыгнули  на  землю.
Прорваться нужно было за считанные минуты, пока к солдатам не подтянется
подкрепление.
   Некоторое   время   продолжалась   ожесточенная    перестрелка.    Из
контрольного пункта поднялась в воздух красная ракета, и огонь стал  еще
более интенсивным. Затем  солдаты  вдруг  прекратили  стрелять:  сначала
умолк пулемет, за ним - автоматы. Курды осторожно подошли и увидели, что
двое солдат бегут прочь. Партизаны  с  радостными  криками  бросились  в
атаку, но, увы, все охранники уже скрылись из  виду.  Курды  нашли  лишь
двух раненых и с минуту ожесточенно спорили, кому их добивать.
   Этот патруль входил в состав  авиационного  полка,  пользующегося  не
самой лучшей репутацией у правительства, поскольку между командующим ВВС
и некоторыми министрами существовали определенные разногласия.  В  целях
предупреждения  возможного  путча  солдатам  было  выдано   ограниченное
количество боеприпасов...
   Спустя три минуты грузовик уже несся со скоростью  100  километров  в
час. Вдруг двигатель застучал, скорость быстро снизилась,  и  автомобиль
остановился. Либо в радиатор угодила пуля, либо сам двигатель "ГАЗа"  не
выдержал этой бешеной гонки.
   Виктор Рубин, находившийся в полубессознательном  состоянии,  до  сих
пор не сказал ни слова. Раненый курд уже не хрипел: он был  мертв.  Один
из партизан молча снял с него оружие.
   Они находились  на  каменистой  пустоши  в  юго-западной  оконечности
Багдада. Малко вполголоса выругался: иракцы так легко не отступятся.  На
счету каждая секунда... Двигатель фыркнул и умолк  окончательно.  Из-под
капота повалил белый пар. В радиаторе  не  осталось  ни  капли  воды,  а
ближайшая ремонтная мастерская находилась в Багдаде.
   Вдруг на проселочной дороге показалась тяжелая  повозка,  запряженная
двумя быками и увенчанная огромной копной сена. Ею управлял десятилетний
мальчуган. Гюле отдала короткий  приказ.  Один  из  курдов  соскочил  на
землю, но запутался в  ремне  "армалита"  и  потерял  несколько  секунд.
Мальчишка заметил его, вскрикнул и пустился наутек.
   Курд прицелился в него из винтовки. Гюле злобно закричала на него,  и
партизан, послушно опустив оружие, помчался вдогонку за  мальчиком.  Тот
бежал неуверенно, сбивая о кочки босые ноги. В нескольких сотнях  метров
впереди стоял десяток глиняных домиков; в одном из них, скорее всего,  и
жил мальчуган. Курд быстро сокращал разделявшее их расстояние.  На  бегу
он подобрал увесистый камень и швырнул его вперед. Камень попал мальчику
в щеку как раз в тот момент, когда он оглянулся. Мальчишка упал,  закрыв
лицо руками. Партизан наклонился  над  ним  и  схватил  его  за  волосы.
Блеснула сталь, и Малко потрясение вскрикнул.
   - Зачем он его убил?!
   Гюле посмотрела на него с недоумением на лице.
   - Но это же араб, он бы нас выдал!
   Курд  уже  возвращался  к  ним,  волоча  маленький  труп   за   ноги.
Полуотрезанная голова цеплялась за камни.
   Черная  Пантера   выпрыгнула   из   грузовика   и   начала   отдавать
распоряжения. Ее люди побежали к  повозке  и  принялись  прятать  в  ней
оружие. Затем вилами сделали в сене большие углубления для себя.
   Когда работа была окончена, повозка вновь приобрела  безобидный  вид.
Один из курдов, избавившись от оружия, занял  место  убитого  мальчишки.
Тело последнего было тоже спрятано под сеном. Мертвого курда оставили  в
кузове грузовика.
   Гюле лежала рядом с Малко, повернув винтовку так,  чтобы  можно  было
стрелять, даже не поднимая головы. Она указала ему на  зеленое  пятно  в
нескольких километрах к северо-западу.
   - Если успеем добраться туда до темноты - мы спасены.
   Действительно, при скорости  три  километра  в  час  поездка  обещала
занять всю оставшуюся часть дня.
   - А потом что будем делать? - спросил Малко.
   Гюле блеснула зубами:
   - Увидишь!
   Убаюканный покачиванием  повозки,  Малко  понемногу  успокоился.  Они
пересекали пустыню по извилистой каменистой тропе. На некотором удалении
под солнечными лучами блестело асфальтовое шоссе.
   Виктор Рубин  по-прежнему  выглядел  отрешенным.  Все  это  время  он
безропотно подчинялся Малко, не задав ни одного вопроса.
   Внезапно тишину нарушил глухой  шум,  который  вскоре  превратился  в
свист. Два самолета "МИГ-21"  пронеслись  над  шоссе,  сделали  красивый
поворот и вошли в пике.
   Послышался сухой треск нескольких пулеметов, затем  раздались  глухие
разрывы ракет. Малко приподнялся на локте и оглянулся:  грузовик  горел.
Один из "МИГов" зашел на  него  снова,  и  множество  пуль  прошило  уже
покореженную кабину. Затем оба самолета взмыли ввысь и скрылись из виду.
   - С этой поломкой нам, пожалуй, повезло... - заметила Гюле.
   Ее  голос  звучал  хрипловато.  Малко  заворочался  в  сене.  Женщина
наклонилась к нему и прижалась бедром к его ноге. От нее пахло  потом  и
чем-то неуловимо женским, влекущим...
   - Если мы останемся в живых,  то  сегодня  ночью  будем  любить  друг
друга, - сказала она.
   Странный край, где смерть кажется  верной  спутницей!  Здесь  убивали
всех, чьи мнения не совпадали с общепринятыми. В 1962 году в  Мосуле  за
три дня истребили сто тысяч коммунистов. Те же,  кто  остался  в  живых,
жили ожиданием расплаты. А курды -  те,  казалось,  вообще  рождаются  с
винтовкой в руках  и  сосут  из  соски  напалм...  Даже  самые  красивые
курдские девушки обучались убивать прежде, чем становились невестами...

Глава 17

   Малко  недоумевал,  как  они  попадут  на  север.  Даже  при  обычных
обстоятельствах на дорогах стояли  многочисленные  патрули,  проверявшие
каждую  машину.  А  после  нападения  на  Баакубу  непременно   начнется
настоящий террор. Власти знали, что нападение совершили  курды,  поэтому
наверняка установили особый  Режим  контроля  на  дорогах  на  Киркук  и
Сулеймание.
   Прорваться силой через все заслоны было, разумеется, невозможно.
   Партизанка положила "армалит" и расстегнула пояс с  патронами.  Малко
увидел, что под плотной форменной курткой на ней ничего нет.
   - Посмотри, моя рана уже зажила, - сказала она. Она взяла руку  Малко
и просунула ее между двумя пуговицами куртки. Но положила  вовсе  не  на
шрам. Малко обхватил пальцами одну из ее круглых грудей,  и  она  издала
тихий стон, сжав руки в кулаки.
   Он тоже был возбужден, несмотря на свое  состояние  и  ее  далеко  не
женский вид. Может быть, причиной  тому  служила  напряженная  атмосфера
насилия и опасности. К тому же неистовый темперамент Гюле мало кого  мог
оставить равнодушным. Малко вспомнил, как она стонала и извивалась в его
объятиях  в  подвале  Джемаля...  Воспоминание  о  курде  омрачило   его
состояние.
   - "Джемаль погиб, - глухо произнес он. - Вместо меня...
   И Малко  рассказал  о  последних  минутах  своего  плена.  На  глазах
партизанки показались слезы.
   - Я рада за  него,  -  проговорила  она.  -  Джемаль  считался  почти
предателем, "джашем". Благодаря тебе он умер  как  мужчина.  Его  старый
отец, который уже тридцать лет назад стрелял  по  английским  самолетам,
может им гордиться. И еще долгие годы в Курдистане будут  говорить,  что
ага Джемаль Талани отдал свою жизнь, чтобы спасти чужеземного друга...
   - И все же он погиб... - повторил Малко.
   Гюле махнула рукой:
   - В Курдистане смельчаки живут вечно. Пока живы  курды,  одно  из  их
ружей, разя врагов, будет носить имя Джемаля Талани.
   Для Малко это был совершенно другой мир. Он с грустью подумал о  теле
Джемаля, брошенном на тюремном дворе. Оно станет очередной  мишенью  для
насмешек и надругательств...
   Один раз рядом с ними проехал джип с солдатами, но последние даже  не
взглянули на повозку с  сеном.  Курд,  управлявший  быками,  почтительно
приветствовал солдат, которые  даже  не  подозревали,  насколько  близко
прошла мимо них смерть!
   Покачиваясь, повозка  понемногу  приближалась  к  зеленому  пятну  на
горизонте. Малко, обессиленный, заснул.

***

   Когда он проснулся, на него  смотрела  Гюле.  Повозка  стояла  внутри
какого-то сарая,  освещенного  керосиновой  лампой.  Остальные  курды  и
Виктор Рубин куда-то исчезли. Вокруг было тихо.
   - Скоро мы отправимся домой, - сказала Гюле. - Все в порядке. Возьми,
поешь.
   Она протянула ему пшеничную  лепешку,  на  которой  лежало  несколько
полосок мяса. Малко с жадностью набросился на еду, вкус которой оказался
превосходным. В противоположность пресному  багдадскому  шелокебабу  это
мясо было нежным и пряным.
   - Что это? - спросил Малко.
   Гюле радостно улыбнулась:
   - Кебаб по-курдски.
   После трапезы они долго сидели молча.
   - Где мы? - спросил Малко.
   - У друзей.
   Гюле допила кислое  молоко,  встряхнула  головой  и  начала  спокойно
расстегивать пуговицы куртки. Через минуту вся ее  одежда,  а  заодно  и
неизменная винтовка, лежали рядом с  ней.  Она  растянулась  на  сене  и
повелительно произнесла:
   - Иди сюда.
   Спорить не приходилось. Устроившись как следует  на  сене,  раздвинув
ноги и выставив грудь, она готовилась  принять  мужчину,  как  готовятся
принять причастие.
   Пренебрегая излишними нежностями, Гюле с невероятной силой  притянула
Малко к себе и поцеловала. Ее шершавый язык подействовал на  него  лучше
всякого возбуждающего снадобья. Он слегка укусил ее  за  плечо,  и  Гюле
счастливо засмеялась.
   Обнявшись, они зарылись в сено. Ее руки были тверды, как сталь. Малко
казалось, что его затянуло в камнедробилку. Как он ее ни обнимал  -  его
объятия казались ей слишком слабыми.
   Когда он вошел в нее, она потребовала, чтобы он держал ее  руками  за
бедра. Яростно двигая нижней половиной туловища, Гюле смотрела на  Малко
широко открытыми глазами.
   - Сильнее! - приказала она. - Я хочу тебя чувствовать, хочу, чтобы ты
мне сделал больно! Делай это как мужчина, а не как джаш!
   После  подобных   слов   у   любого   мог   бы   появиться   комплекс
неполноценности. А тем  более  -  после  недели  в  тюрьме  и  чудом  не
состоявшейся  казни.  Стиснув  зубы,  Малко  старался  как   мог.   Гюле
извивалась под ним в бесконечном страстном танце. Казалось, ее не  могли
бы удовлетворить все мужчины мира.
   Наконец она резко расслабилась,  и  ее  лицо  приняло  умиротворенное
выражение. Гюле, словно ребенок привлекла Малко к себе  и  склонила  его
голову на свое плечо.
   - По-моему, ты сделал мне ребенка, - сказала она.  -  Женщина  всегда
это чувствует. Он будет таким же храбрым, как ты, и тебе не придется  за
него краснеть.
   Гюле начала что-то бормотать по-курдски - наверное,  слова  любви.  В
такие минуты она становилась похожей на  невинную  девочку.  Впрочем,  в
определенном смысле это было так: ведь ей были чужды женские хитрости  и
уловки. Если мужчина не желал ее такой, какая она есть, - Гюле  начинала
презирать его.
   - Я люблю тебя, - прошептала  она  на  ухо  Малко.  Затем  неожиданно
встала, натянула форму, пригладила волосы руками и весело объявила:
   - Пойдем, я покажу тебе на чем мы поедем на север.
   Они спрыгнули  с  повозки,  и  Гюле  открыла  какую-то  дверь.  Сарай
сообщался с большим ангаром, в котором стоял старый обшарпанный грузовик
"МАК", зарегистрированный, судя по номеру, в Сулеймание.
   - Смотри! - сказала Гюле, взобравшись по лесенке.
   Малко заглянул под тент и едва сдержал изумленное восклицание:  кузов
был почти до краев наполнен темной водой. Он сунул туда руку: вода  была
ледяная.
   - Что это за бассейн на колесах? - удивленно спросил Малко.
   Партизанка рассмеялась и опустила тент.
   - Вот на чем мы поедем. Хозяин грузовика - надежный парень. Два  раза
в неделю он возит на нем свежую рыбу в офицерскую столовую Багдада. Ведь
рыба, которую едят в столице, не из Тигра, а из северных рек.  Только  в
Курдистане  нет  грузовиков  с  цистернами.  Поэтому  перевозчики   рыбы
придумали покрывать кузов обычного грузовика слоем  смолы.  После  этого
туда  можно  наливать  воду  и  возить  живую  рыбу.  Вот  этим   мы   и
воспользуемся.
   - Но мы ведь не рыбы! - резонно возразил Малко.
   - Специально для нас здесь  предусмотрено  кое-что  еще,  -  ответила
Гюле.
   Над самой водой, вдоль бортов и в передней части кузова были  сделаны
длинные полки, на которых могли лежать люди.
   -  Мы  расположимся  здесь,  -  пояснила  Гюле.  -  А  в  воду  будем
погружаться только на время проверки.
   Малко с сомнением  наклонился  над  поверхностью.  Жидкость  издавала
тошнотворный рыбный запах.
   - Как мы будем дышать?
   Партизанка указала на прикрытую тряпками толстую трубу, уходившую под
воду. Затей пошарила  рукой  и  извлекла  на  свет  нечто,  напоминавшее
осьминога. Труба разделялась на десяток более тонких трубок,  каждая  из
которых расширялась на конце. Благодаря этому  приспособлению  несколько
человек могли находиться на дне бассейна в одно и то же время.
   - Надеюсь, проверки будут не слишком долгими, - вздохнул Малко.
   Но идея была действительно неплохая. Пожалуй, только так  можно  было
передвигаться по тщательно охраняемым дорогам.
   - Выезжаем на рассвете, - сказала Гюле. - Ночью  по  шоссе  Багдад  -
Киркук ездить запрещено.
   Малко невольно глотал солоноватую воду, и ему  казалось,  что  легкие
вот-вот разорвутся на куски. Сжав  зубами  трубку,  он  пытался  внушить
себе, что эта проверка продлится не дольше предыдущих..
   Он лежал под черной ледяной водой, используя в качестве груза большой
камень. Рядом  затаились  остальные  курды,  Рубин  и  Гюле.  "Осьминог"
действовал  довольно  исправно,  но  чтобы  не  захлебнуться,  следовало
обладать железной выдержкой.  Первая  же  проверка  чуть  не  окончилась
катастрофой.  Измученный  тюрьмой  Рубин  не  смог  дышать  под   водой,
поперхнулся и вынырнул на поверхность. К счастью, в этот  момент  никому
из солдат не пришло в голову  приподнять  полог  тента.  Случись  такое,
курды даже не смогли бы оказать сопротивление: все оружие, завернутое  в
целлофан, лежало на дне "бассейна".
   Вскоре после  этого  они  остановились  в  безлюдном  месте,  и  Гюле
терпеливо  продемонстрировала  Виктору  Рубину,  как  пользоваться  этим
современным кальяном. Дальше дело пошло лучше. Сейчас они  уже  были  на
седьмом  контрольном  пункте.  Правда,  американец   по-прежнему   плохо
понимал, что с ним происходит.
   В их водяную  могилу  не  проникало  ни  звука,  и  секунды  казались
бесконечными.  Малко  боялся  пошевелить   даже   мизинцем,   чтобы   не
взволновать поверхность воды. Сейчас охранников могла  всполошить  любая
мелочь. Водитель говорил, что ни разу еще  не  видел  таких  интенсивных
проверок.  На  каждой  остановке  солдаты  заглядывали   под   грузовик,
приподнимали сиденья кабины,  придирчиво  изучали  документы  шофера.  К
счастью, документы были в полном порядке.
   Только вода не интересовала проверяющих. Лишь однажды кто-то  из  них
вознамерился осмотреть кузов, да и то с  единственной  тайной  мыслью  -
найти забытую рыбину и оставить ее себе. Водитель отделался  от  него  с
помощью бумажки в 250 филсов.
   ... Грузовик поехал дальше, оставив  позади  контрольный  пункт.  Для
ныряльщиков это был самый трудный момент: от  тряски  и  толчков  трубка
норовила выскочить изо рта, а за скользкие стенки  "бассейна"  уцепиться
не удавалось.
   Малко досчитал до ста и развязал веревку, соединявшую его  с  камнем.
Его подняло на поверхность, и он встал на дно кузова. Вода доходила  ему
до плеч. Малко осторожно приподнял край тента: дорога была безлюдна.
   Один за другим вынырнули остальные. Виктор Рубин  закашлялся,  и  его
вырвало мутной водой.  Похудевший  за  время  заключения  на  семнадцать
килограммов, он терял  последние  остатки  сил.  Каждый  раз,  когда  он
говорил о своей жене, погибшей в застенках, его душили рыдания.  "Скорее
бы иранская граница, - думал Малко. - Он совсем сдал".
   Тем временем началась  вторая  пытка  -  холодом  и  сыростью.  Малко
трясло, как в  лихорадке.  Пытаться  сушить  одежду  было  бесполезно  -
водитель приказывал погружаться едва ли не каждые пять минут.
   Курды сидели на корточках, не говоря ни слова. Мокрая форма  липла  к
телу,  а  встречный  ветер,  проникавший  сквозь  отверстия   в   тенте,
пронизывал до костей.
   Мерзнуть в мокрой одежде и не иметь  никакой  надежды  обсушиться  до
наступления ночи - это было невыносимо! Малко хотелось кричать - до того
ему было холодно. Чтобы хоть как-то согреться,  он  решил  закурить,  но
посиневшие губы даже не почувствовали тепла сигареты. Ему казалось,  что
он уже мертв.
   Гюле тоже молчала. Мокрая форма плотно  облегала  ее  бедра  и  гордо
поднятую грудь. Малко перехватил плотоядный взгляд одного  из  курдов  и
подумал, что поистине нужно  принадлежать  к  особенной  расе,  чтобы  в
подобный момент испытывать вожделение.
   Он стиснул челюсти,  чтобы  не  стучать  зубами.  Ему  дико  хотелось
сорвать с себя мокрую липкую ткань.
   - Далеко еще? - спросил он Гюле.
   Партизанка пожала плечами.
   - Это зависит от проверок. До Сулеймание еще  около  ста  километров.
Потом пойдем в горы пешком или поедем на мулах.
   Малко был согласен на любое средство передвижения - только  бы  не  в
воде! Но ответить он не успел: водитель дважды стукнул  в  металлическую
перегородку. Это был  сигнал  опасности.  "Пеш-мерга"  нырнули  первыми,
Малко - последним, после того, как убедился, что Виктор Рубин погрузился
без проблем.
   Опустившись на дно бассейна, все стали ждать.
   Грузовик замедлил ход и остановился. Прежде  чем  он  поехал  дальше,
Малко успел досчитать до трехсот. Одной рукой он зажимал себе  нос.  Вот
уже машина стала медленно набирать  скорость.  Малко,  приготовившись  к
подъему, уперся локтем в дно кузова,  как  вдруг  услышал  три  удара  в
перегородку. Это означало, что опасность еще не миновала.
   Малко поспешно повернулся в сторону Виктора Рубина. Тот уже отвязывал
груз. Малко вцепился  в  него,  давая  понять,  чтобы  он  не  двигался.
Американец начал отбиваться: ему не терпелось подняться на  поверхность.
Вода была такой грязной, что Малко мог видеть его лишь  с  расстояния  в
несколько сантиметров. В конце концов он прижал правую  руку  Рубина  ко
дну и стал удерживать трубку у него во  рту  своей  рукой,  одновременно
мучительно думая, что бы такое могло произойти на шоссе.
   На этот раз пытка длилась  около  десяти  минут.  У  Малко  создалось
впечатление, что этот участок грузовик преодолел с наибольшей скоростью.
Их швыряло от одного борта к другому; один раз трубка почти выскочила  у
него изо рта.
   Вдруг машина затормозила и остановилась. Все замерли, за  исключением
Виктора Рубина, который по-прежнему  силился  вырваться  из  рук  Малко.
Грузовик снова тронулся с места.  Спустя  несколько  секунд  водитель  с
силой стукнул в перегородку один раз: опасность  позади.  Все  вынырнули
одновременно. Виктор Рубин в очередной раз был на грани обморока.  Он  с
большим трудом взобрался на полку и лег на спину.
   - Бросьте меня, - пробормотал Рубин, потянув  Малко  за  рукав.  -  Я
больше не могу. У меня  уже  нет  никаких  сил,  а  в  следующий  раз  я
наверняка утону. Пожалуйста, высадите меня, не то поймают вас всех...
   Никто по-прежнему не понимал, что же произошло. Гюле поползла  вперед
и постучала  водителю;  через  минуту  она  вернулась,  вся  бледная,  и
объяснила Малко:
   - Трое солдат вышли в увольнение и попросили их  подвезти.  В  кабине
было только одно свободное место, и двое из них сели на полки, прямо над
нами. Поэтому он и ехал так быстро.
   Она засмеялась. Малко поежился: человеческая  жизнь  не  представляла
для курдов ровно никакой ценности. Состязание в храбрости отодвигало  ее
на второй план.
   Желая  взбодрить  Виктора  Рубина,  Малко  плеснул  ему  в  стакан