щ...
   - Действительно, очень жаль, -  рассеянно  отозвался  Малко  и  допил
шампанское.
   Таконес растянулся прямо на белом ковре и казался спящим. Рамос и Эль
Кура цедили виски, рассказывая друг  другу  партизанские  истории,  одна
невероятней другой.
   У австрийца немного кружилась голова: за последние два дня  произошло
слишком много событий. Но нужно было продвигаться дальше. Духи Эсперенцы
вернули его к реальности, подействовав, как нашатырный спирт на боксера.
   - Каков дальнейший план? - спросил он. -  Убийство  генерала  -  это,
конечно, хорошо, но...
   -  Я  задумала  кое-что  грандиозное,   -   взволнованно   призналась
Эсперенца. - Скоро о нас заговорит весь мир, и мы  станем  примером  для
революционеров во всех странах.
   Она произнесла это так громко, что Хосе Анджел вздрогнул и бросил  на
нее быстрый взгляд. Холодные  темные  глаза  наемника  показались  Малко
похожими на змеиные.  Австриец  в  недоумении  посмотрел  на  Эсперенцу,
пытаясь угадать, не шутит ли она. Но она была  не  менее  серьезна,  чем
статуя  Симона  Боливара  -  Эль  Либертадора,  освободителя  и   кумира
Венесуэлы.
   - О чем же идет речь?
   - Пока я не могу этого сказать. Не потому, что не доверяю, - поспешно
добавила она. - Просто я хочу доказать самой себе, что могу организовать
большое дело. Дело, которое потрясет весь мир, как потрясла  его  смерть
Кеннеди. Помнишь?
   Малко помнил о деле Кеннеди лучше, чем Эсперенца могла  предполагать.
Расследование этого дела едва не стоило жизни ему самому.
   - Это и вся твоя группа? - спросил он.
   - О нет! Это самые крутые,  те,  кому  я  безгранично  доверяю.  Вот,
например, Хосе. Его приговорили к смерти в Колумбии и в Гватемале.  А  я
смогла раздобыть для него здешний  вид  на  жительство.  Он  обязан  мне
жизнью... Но в университете есть еще несколько сотен парней  и  девушек,
которые знают и поддерживают меня.  Две  недели  назад  мы  организовали
демонстрацию и прошли колоннами по  Сабана  Гранде,  раздавая  горожанам
листовки.
   - Демонстрацию? - поразился  Малко.  -  Так  значит,  полиция  о  вас
знает?
   - Конечно, - спокойно проронила Эсперенца. - Но они нам не  мешали  -
благодаря папе.
   - Папе?
   - Ну да. Мой  папа  -  сенатор  и  владелец  третьего  телевизионного
канала. Он здесь очень влиятельный человек.
   - А он знает о том, чем ты занимаешься?
   Эсперенца пожала округлыми плечами:
   - Кое-что знает. Но это только забавляет его. Он находит, что у  меня
сильный характер.
   - А о Гомесе?
   - Нет. Вот об этом он не знает.
   - А о твоем плане?
   - Ну что ты! Это будет для  него  сюрпризом,  -  Эсперенца  поставила
бокал, взяла Малко под руку и потянула  его  к  проигрывателю.  -  Давай
послушаем музыку...
 
*** 
 
   Малко и Эсперенца лежали бок о бок на белом ковре, положив головы  на
диванную подушку. Девушка в который раз ставила все ту  же  пластинку  с
песней о Падре Торресе. "Так и  контрреволюционером  недолго  стать",  -
подумал австриец.
   Отряд народного  сопротивления  не  выдержал  натиска  шампанского  и
виски. Таконес Мендоза спал с открытым ртом, лежа  на  спине  и  положив
руку на пистолет, который  никак  не  гармонировал  с  обстановкой  этой
богатой квартиры. Рамос и  Эль  Кура,  допив  последнюю  бутылку,  ушли,
держась друг за друга.  Хосе  Анджел  на  время  тоже  был  потерян  для
революции: он спал сидя, прислонившись  спиной  к  стене,  а  перед  ним
стояла почти пустая бутылка "Джей энд  Би".  Только  Эсперенца  казалась
неутомимой. Она  поделилась  остатками  своего  шампанского  с  Малко  и
подняла бокал:
   - За наши успехи!
   Малко чувствовал себя порядком усталым: у  него  слипались  глаза,  а
песня о Падре Торресе окончательно добивала его. Он не выдержал и поднял
звукосниматель проигрывателя. Эсперенца, казалось, только этого и ждала,
чтобы приблизиться к нему вплотную. Никто из них не произнес  ни  слова,
но между ними словно пробежала электрическая искра.  Малко  увидел,  как
под тонкой рубашкой обозначились острые соски  ее  груди.  Губы  девушки
чуть коснулись его шеи.
   - Я пойду, - неуверенно сказал Малко. - Мне нужно поспать.
   Эсперенца встала на колени и горячими ладонями взяла его за руку.
   - Нет, это опасно. Полиция сейчас  арестовывает  всех  подряд.  Из-за
Гомеса.
   Она встала и потянула Малко за руку. С бледным от бессонницы лицом  и
воспаленными глазами она казалась сейчас хрупкой и уязвимой.
   Эсперенца  толкнула  блестящую  белую  дверь,  за  которой  оказалась
комната, освещенная двумя огромными серебряными  подсвечниками  с  семью
свечами каждый. В комнате не было  ни  одной  картины  -  лишь  огромный
календарь с портретом Че  Гевары,  прикрепленный  к  стене  над  большой
квадратной кроватью.
   - Это моя спальня, - объясняла Эсперенца. - Знаешь,  мой  отец  часто
говорит, что я сумасшедшая...
   Малко был близок к тому,  чтобы  разделить  это  мнение...  Эсперенца
замерла перед календарем и, склонив голову, погрузилась в  благоговейное
молчание. Внезапно Малко увидел, как по ее щеке скатилась слезинка.
   Девушка взяла руку Малко, с силой сжала ее и повернула к  нему  лицо,
на котором была написана вся мировая скорбь.
   - Он погиб, - глухо произнесла она. - И  мы  даже  незнаем,  где.  На
годовщину его смерти мы собрались все вместе и молились  всю  ночь...  -
она умолкла и тряхнула  головой.  -  Ладно,  не  будем  об  этом  сейчас
вспоминать.
   Эсперенца спокойно сняла блузку  и  бюстгальтер.  Ее  грудь  казалась
слишком большой для такого хрупкого тела. У нее были мальчишеские  бедра
и тонкие икры; под велюровыми брюками не оказалось никакого белья.
   Ее  движения  были  естественными,  чуть  сдержанными,   словно   она
исполняла торжественный ритуал. Эсперенца встала на колени  на  кровати,
лицом к Малко; длинные волосы почти полностью закрывали ее грудь.
   - Иди ко мне.
   Малко  слишком  устал,  чтобы  сопротивляться.  Когда  он   разделся,
Эсперенца собрала свою и его одежду и бросила за дверь, в гостиную.
   - Пусть они знают. Ты этого заслуживаешь...
   Она привлекла Малко к себе и провела пальцем по его шрамам.
   - Ты много воевал, - взволнованно проговорила она. - Как Хосе.  Какое
счастье, что Фидель прислал тебя...
   Она коснулась теплыми губами шрама от ножа, который едва не  отправил
Малко на тот свет в Бангкоке, дотронулась кончиками пальцев до ямочек от
пуль, полученных им в Гонконге... Затем  она  тесно  прижалась  к  нему,
раскрывшись, как благоуханный тропический цветок. Малко  вмиг  забыл  об
усталости. Эсперенца царапала ему спину, кусала плечи, изгибалась  дугой
и в конце концов протяжно застонала, уставившись влюбленными глазами  на
портрет Че Гевары.
 
*** 
 
   - Почему ты решила выбрать революцию?
   Он долго колебался, прежде  чем  задать  этот  вопрос.  Разговор  мог
принять опасный характер. Наступило утро двадцать пятого декабря. Солнце
поднялось уже довольно высоко, и день обещал быть  очень  жарким.  Малко
казалось, что его голова вот-вот расколется пополам. У него пересохло во
рту, исцарапанная спина все время напоминала  о  себе.  Хиппи  призывали
заниматься любовью,  а  не  войной...  Но  Эсперенце  удалось  примирить
ястребов  и  белых  голубей:  она  занималась  и  любовью,  и  войной  с
одинаковым страстным энтузиазмом.
   Положив руки на колени, она удовлетворенно, с  чувством  выполненного
долга смотрела на  австрийца.  Если  подобные  ночи  тоже  засчитывались
кастровцам в боевой актив, то  Эсперенца  могла  рассчитывать  на  самые
высокие звания... Она пылко поцеловала Малко и сказала:
   - Такие мужчины, как ты, не должны жениться. Это просто  преступление
- сделать счастливой лишь одну-единственную женщину.
   - Ты не ответила на мой вопрос, - напомнил Малко.
   - Ты  мне  не  доверяешь,  верно?  Ты  приехал  с  Кубы,  чтобы  меня
проверить. Я знала, что рано или поздно это произойдет. Так знай, что  я
с детства мечтала служить революции. В то время, когда я еще не  слыхала
о Че, мне было скучно жить. А теперь я живу. Я хотела  присоединиться  к
его отряду в Боливии, но отец задержал меня  в  аэропорту.  Я  дала  ему
пощечину на глазах у всех... Но когда мне  все  же  удалось  сбежать  из
дому, Че уже не было  в  живых.  И  я  поклялась  продолжать  его  дело,
выполнять его заветы, повсюду вести  партизанскую  войну  и  сделать  из
Венесуэлы второй Вьетнам.
   Малко решил опустить ее с заоблачных высот на землю.
   - Но твой отряд совсем невелик. А Дигепол*  -  мощная  и  беспощадная
организация... * Дигепол - венесуэльская политическая полиция.
   - Я не боюсь. Я знаю, что меня  могут  подвергнуть  пыткам.  Но  меня
ничто не пугает: через изнасилование я уже прошла. Кстати, именно  тогда
я и познакомилась с Таконесом. Однажды вечером я имела глупость выйти  в
магазин за сигаретами. Рядом появились четверо уголовников. Они  втащили
меня в машину, привезли на  какую-то  заброшенную  ферму  и  по  очереди
изнасиловали, заставляя делать все, что приходило им в голову. Я думала,
что сойду с ума. Я так кричала, что, казалось, больше никогда  не  смогу
говорить. Таконес Мендоза появился в  тот  момент,  когда  двое  из  них
спорили, чья теперь очередь. Помню все, как сейчас: Мендоза не сказал ни
слова, просто вытащил пистолет, начал стрелять и ранил двоих.  Остальные
убежали. Тогда он добил раненых рукояткой пистолета, потому что  у  него
кончились  патроны.  Мендоза  увез  меня  к  себе,  в  старую  лачугу  с
соломенными  тюфяками  вместо  кроватей.  Я  заснула.  Он  ко   мне   не
притронулся. На следующий день  я  предложила  ему  деньги,  но  Мендоза
отказался, сказал, что ненавидит несправедливость, поэтому  и  вмешался.
Мы подружились...
   - И никто не стал расследовать это преступление? - удивленно  спросил
Малко.
   Эсперенца небрежно отмахнулась:
   - Полиции до бедняков нет никакого дела. К тому же мой отец все равно
замял бы эту историю... Я официально приняла Таконеса к себе на работу в
качестве водителя, чтобы он имел постоянный источник дохода.
   Малко решил вернуться к основной теме разговора.
   - И все же, как бы ни были тебе верны эти люди, вас всего лишь жалкая
горстка. Взять, например, Дугласа Браво: стоит его отряду  спуститься  с
гор Фалькона, и он пропал. Здесь, в Каракасе, вам не удастся предпринять
ничего серьезного.
   На губах девушки заиграла лукавая улыбка.
   - Значит, ты все-таки хочешь меня испытать, Эльдорадо?  Ну  хорошо...
Чтобы ты понял, на что мы способны, я даже не  попрошу  твоей  помощи  в
выполнении нашего плана.
   - Какого плана?
   Эсперенца колебалась, раздумывая, не слишком ли далеко зашла. Но  она
так гордилась своей идеей, что больше не могла скрывать ее.
   -  Только  никому  не  говори!  Через  десять  дней  сюда   приезжает
вице-президент Соединенных Штатов. Мы его убьем.
   Малко решил, что ослышался. Эта  молодая  художница-революционерка  в
рождественский  праздник  замышляла  политическое   убийство   с   таким
спокойствием, словно готовилась испечь праздничный пирог...
   - А полиция, телохранители? - возразил он. - Ты представляешь,  какая
у него будет охрана?
   - Ли Освальд был один, - тихо заметила Эсперенца. -  Но  ему  удалось
поразить мир. Подумай, что будет означать  смерть  этого  человека!  Как
воспрянут духом все, кто борется против американского империализма!..
   Малко с изумлением понял, что она говорит серьезно. И ужаснулся: что,
если бы Орландо Леаль Гомес не застрелил  двух  ни  в  чем  не  повинных
детей, а он не решился бы выстрелить в  Гомеса?  Когда  Эсперенца  и  ее
компания убили бы его, Малко... А пока  американцы  готовили  бы  нового
агента, произошла бы катастрофа.
   Девушка встала и с удовольствием потянулась.
   - Спи, Эльдорадо. Ты, наверное, очень устал. А я пойду рисовать.
   И она выскользнула из  комнаты,  оставив  Малко  наедине  с  огромным
портретом Че Гевары.
 
Глава 6 
 
   Малко с тяжелой головой опустился на  кожаное  сиденье  "бентли".  Он
проспал  всего  два  часа  и  проснулся  внезапно,  словно  от   толчка.
Эсперенца,  совершенно  обнаженная,  стоя   посреди   комнаты,   яростно
размазывала краску по холсту. Таконес и Хосе Анджел куда-то исчезли.
   Девушка настояла на том, чтобы отвезти Малко в город. Увидев на  углу
открытую  закусочную,  он  попросил  ее  остановить  машину.   Эсперенца
затормозила и подставила ему  губы.  Было  всего  семь  часов  утра.  От
усталости и  пережитых  волнений  у  Малко  темнело  в  глазах.  Ему  не
терпелось сообщить кому следует о своих открытиях.
   - Счастливого Рождества, - прошептала Эсперенца.
   - Я тебе желаю того же.
   - Я счастлива, что ты  приехал  сражаться  в  наших  рядах,  -  пылко
произнесла она напоследок.
   Малко вышел из машины, посмотрел ей  вслед,  и  как  только  "бентли"
скрылся в туннеле, двинулся  дальше.  До  отеля  "Таманако"  было  около
пятисот метров. В номере 888 австрийцу предстояло встретиться с  Ральфом
Плерфуа, представителем ЦРУ в Венесуэле. Но прежде Малко  хотел  принять
горячую ванну и хоть немного отдохнуть.
   А еще - постараться забыть о том, как Орландо Леаль  Гомес,  протянув
руки, умолял его о пощаде...
 
*** 
 
   Ральф Плерфуа словно сошел с рекламной страницы "Плейбоя"  -  рубашка
безупречно выглажена, на красном пуловере -  ни  пылинки,  черные  туфли
начищены  до  зеркального  блеска.  Высокий,  стройный,  подвижный,   он
олицетворял  новое  поколение  сотрудников  ЦРУ,  набранных   прямо   из
университетских общежитии. На его идеально правильном  лице  никогда  не
отражались никакие эмоции, словно это было не лицо, а деревянная  маска.
Но Малко удивляли глаза американца - мягкие и выразительные.  А  ведь  в
Ральфе Плерфуа было не  больше  чувствительности,  чем  в  электрической
кухонной плите. Он уже без малейших колебаний отправил на смерть десятки
людей.
   Ральф слушал Малко, сидя в кресле и внимательно  разглядывая  коротко
подстриженные  ногти.  Когда  австриец  в  своем  рассказе  добрался  до
убийства, Плерфуа мягко прервал его:
   - Другие свидетели были?
   - Нет.
   Американец  удовлетворенно  кивнул.  Впрочем,  его  интересовала   не
столько участь агента, сколько сам результат операции. Что  же  касается
убийства генерала Гомеса, то Плерфуа, похоже, считал, что венесуэльцы не
обидятся  на  Малко  за  подобную  шалость.  Поскольку  девяносто   пять
процентов венесуэльских офицеров проходили обучение в  США,  Центральное
разведывательное  управление   пользовалось   здесь   довольно   сильным
влиянием.  Без  его  ведома  не  проходило  ни  одно  крупное  армейское
мероприятие. Русские давно отказались от мысли утереть нос американцам в
этой стране. Оставались только кубинцы...
   Хотя Малко позвонил Плерфуа в восемь утра, да еще  в  Рождество,  тот
ничуть  не  возмутился.  Через  час  американец   был   уже   у   Малко,
свежевыбритый и ничуть не взволнованный. Когда  австриец  закончил  свей
рассказ, он снизошел до одобрительного кивка.
   - Браво! Пока что стандартная процедура проходит без  осложнений,  за
исключением случая с Гомесом, хотя этот случай нам тоже на руку - теперь
они вам доверяют. Мы сможем выяснить их структуру и проследить  связи  с
партизанами Фалькона. Это большое дело. Очень большое дело,  -  повторил
Плерфуа.
   Его голос слегка дрожал от возбуждения: по натуре он  был  охотником.
Официально Плерфуа  занимал  в  Каракасе  должность  культурного  атташе
посольства  и  жил  на  просторной   вилле   в   восстановленном   после
землетрясения квартале Альта-Лома, на восточной окраине города.
   В действительности же он являлся одним из лучших специалистов ЦРУ  по
вопросам борьбы с повстанческими группировками. Никого не  предупреждая,
он часто уезжал  в  загадочные  командировки  -  как  правило,  в  район
Сайгона.
   Он встал и похрустел суставами пальцев.
   - Что ж, продолжайте в том же духе. Со  мной  старайтесь  связываться
пореже. Мало ли что... Малейшая неосторожность - и... Вот когда  узнаете
все фамилии и адреса - перейдем к действию.
   В группе Малко больше всего тревожили двое: Таконес  Мендоза  и  Хосе
Анджел. Эти двое ему по-прежнему не доверяли. В случае его  провала  они
будут беспощадны.  Оба  принадлежали  к  породе  искателей  приключений,
которые бороздят Южную и Центральную  Америку,  не  пропуская  ни  одной
заварухи, и в конце концов приобретают шестое  чувство,  предупреждающее
об опасности.
   Ральф Плерфуа встал, собираясь уходить. Малко посмотрел в зеркало,  и
в нем отразилось  осунувшееся  лицо  с  покрасневшими  глазами.  Плерфуа
раздражал его своим высокомерием, и Малко решил приберечь главный козырь
напоследок.
   - Да, совсем забыл, - будто спохватился он. -  Они  собираются  убить
вице-президента США во время его визита в Венесуэлу.
   - Что?!
   По мере того как  Малко  рассказывал  о  подробностях,  лицо  Плерфуа
вытягивалось все сильнее.
   - Но это же... Это... - едва выдавил он. - Нет, я немедленно  позвоню
в полицию, чтобы она обезвредила этих людей.
   - Ни  в  коем  случае!  Во-первых,  пока  это  всего  лишь  слова,  а
во-вторых, у Эсперенцы есть  могущественные  покровители.  Нужно  просто
установить  за  ними  наблюдение,  и  когда  я  узнаю,  как  именно  они
собираются действовать, вот когда мы их и схватим,  Ведь,  кажется,  так
проходит стандартная процедура?
   Плерфуа растерянно посмотрел на него.
   - Да, пожалуй... Но я надеюсь, что  вы  уверены  в  своих  силах.  Не
забывайте, какая на мне лежит ответственность...
   - Все может решиться в самый последний момент, - добил его  Малко.  -
Скорее всего, нам придется импровизировать, отказавшись  от  стандартной
процедуры.
   Американец уныло  поплелся  к  двери,  и  Малко  почувствовал  тайное
злорадство оттого, что праздник испорчен не только у него, но и у  этого
самонадеянного бюрократа.
   - Счастливого Рождества! - лицемерно произнес он.
   Ральф  Плерфуа,   не   ответив,   хлопнул   дверью,   что   явно   не
соответствовало его манерам.
   Только сейчас Малко увидел лежащую на столе телеграмму,  пришедшую  в
посольство на его имя. Видимо, американец был так  потрясен  услышанным,
что забыл о ней упомянуть.
   Малко нетерпеливо  развернул  листок  и  грязно  выругался.  Короткий
текст, подписанный Кризантемом, гласил:  "Крыша  правого  крыла  рухнула
результате бури".
   Австриец злобно скомкал желтую бумагу. Новая кровля обойдется ему  не
меньше чем в пятнадцать тысяч долларов. Замок  был  настоящей  бездонной
бочкой. А он-то надеялся, что крыша продержится хотя бы  до  весны...  И
все из-за проклятого ЦРУ! Если бы он остался в  Лицене,  то  позаботился
бы, чтобы снег убрали и крыша, возможно,  осталась  бы  невредимой...  А
Хризантем, видно, не догадался.
   Обычно Малко повсюду возил  с  собой  большую  панорамную  фотографию
замка. На этот раз она осталась на Барбадосе вместе с вещами, которые он
отдал Ральфу Плерфуа. Австрийцу ее сильно недоставало.
   Правда, прилегающий к замку парк  был  не  больше  детской  площадки:
остальная территория парка после  войны  отошла  к  Венгрии.  Замок  был
единственной причиной, заставлявшей Малко работать на ЦРУ. Если  Господь
сохранит ему жизнь, он когда-нибудь поселится в родных стенах и спокойно
проведет в них оставшиеся годы...
   А на сегодняшний день  он  успел  лишь  превратиться  в  кастровца  и
убийцу...
 
Глава 7 
 
   Держа Малко за руку, Эсперенца подвела  его  к  молчаливой  брюнетке,
сидевшей на белом ковре в окружении остальных членов группы. На  женщине
было строгое серое платье с широким поясом.
   - Знакомься, Эльдорадо: это Мерседес Вега. Она  служит  примером  для
всех наших товарищей.
   Мерседес протянула Малко  руку.  Ее  рукопожатие  было  энергичным  и
твердым, как у мужчины. В темных глазах ничего невозможно было прочесть.
   - Добро  пожаловать,  -  сказала  она  негромким  низким  голосом.  -
Эсперенца рассказывала мне о в