кой  был  уже  только  какой-то  старый   южнокорейский
сухогруз, пришедший за консервированной рыбой.
     Тогда Ким повернулся. Его глаза сделались белыми от злобы.
     - Подохнем вместе!
     Резким движением он вскрыл ананас, сорвал  предохранитель,  нажал  на
кнопку и выпрямился. Улыбка играла на его губах.
     На долю секунды Малко парализовал страх. Но  беспощадные  глаза  Кима
вернули его к действительности. Малко хотел было  отобрать  ананас,  чтобы
выбросить, но Ким вцепился в него со всей силой полоумного.
     Кабинка уже подходила к склонам Монт-Аволы. Малко глянул вниз  -  под
ними было по меньшей  мере  метров  пятьдесят.  Прыгать  сейчас  -  верная
смерть. Он снова попытался вырвать у Кима адскую машину.
     Боец Корпуса мира держался за нее, как мать, у которой отнимают дитя.
Мозг Малко отсчитывал секунды. Слишком глупо было  бы  так  погибнуть,  от
руки дурака, без всякой пользы кому-нибудь.
     И тогда Малко схватил Кима за волосы и толкнул к открытой  двери.  От
неожиданности тот почти не сопротивлялся. Было слишком  поздно,  когда  он
оценил опасность. Держа бомбу одной левой рукой, он  хотел  схватиться  за
ручку двери, но не успел.
     Секунду он балансировал на пороге, между жизнью и смертью, а затем со
сдавленным криком исчез, увлекая с собой бомбу.
     Малко закрыл глаза и прислонился к стене, чтобы восстановить дыхание.
     Вдруг  кабинку  словно  приподняла  чья-то  гигантская  рука.   Малко
покатился по полу и едва не вывалился из открытой двери. Несколько  секунд
его словно трепал ураган. Грохот взрыва гулял  эхом,  отраженный  склонами
Монт-Аволы.
     Малко высунулся из кабинки. В гуще кокосовых пальм виднелось  большое
черное пятно. Все, что осталось от блистательного бойца Корпуса мира...
     Гораздо дальше и ниже южнокорейские моряки размахивали руками в своих
яликах, причаленных у  консервного  завода.  Что  касается  консервов,  то
никому не придет в голову проверять, не найдутся ли останки Кима Маклина в
желудках каких-нибудь рыб.
     Меньше, чем через минуту кабинка достигла финиша. Подошли  техники  с
местной телестанции. Они помогли Малко сойти. Его правая рука  уже  ожила.
На виске красовался синяк, из носа обильно шла кровь.
     - Что случилось? - спросил начальник станции.
     Малко болезненно поморщился.
     - Небольшая дискуссия с пацифистом.




                              Жерар ДЕ ВИЛЬЕ

                       НЕВЫПОЛНИМАЯ МИССИЯ В СОМАЛИ




                                    1

     Круглый камень с глухим  стуком  ударился  о  натянутый  как  барабан
трупными  газами   мертвенно-бледный   живот   утопленника.   Многоголосый
радостный  визг  приветствовал  точное  попадание  в  цель   негритянского
мальчика с курчавыми, словно тронутыми ржавчиной, волосами. Ни  одному  из
его приятелей еще не удалось попасть в живот трупа, лежащего у самой  воды
и  наполовину  засыпанного  песком.  Мертвец   был   похож   на   огромную
отвратительную медузу, выброшенную на  берег.  Для  маленьких  сомалийцев,
которые каждое утро болтались по пляжу  севернее  Могадишо  и  внимательно
изучали все, что выбрасывал на берег Индийский океан, эта страшная находка
явилась неожиданным развлечением. Рыжий мальчуган  снова  прицелился.  Его
приятели радостно завопили и затопали ногами, когда камень опять  попал  в
труп, на этот раз в голову.
     Вдохновленные его успехом, остальные мальчишки стали рыться в песке в
поисках камней и принялись бомбардировать эту жуткую  мишень,  возбужденно
крича. Увлеченные своим занятием, они постепенно приближались к трупу,  но
когда оказались в  нескольких  метрах  от  него,  их  возбуждение  угасло:
целиться с небольшого расстояния уже не так интересно. Некоторые разошлись
по пляжу, но самые смелые подошли поближе, чтобы рассмотреть покойника.
     Это был  белый.  Раздутый  до  неузнаваемости,  мертвенно-бледный,  с
зеленоватыми пятнами на теле, едва прикрытом жалкими обрывками  одежды,  -
наверное он немало пробыл в воде. Судя по всему, прибой выбросил его ночью
на пляж возле Бич-Клаба - облупившегося цементного бунгало у  самой  воды,
куда   по   воскресеньям   приходили   обедать   заезжие   дипломаты    из
некоммунистических стран - редкие гости в этих краях.
     Несколько  торговок  ракушками  сидели  на  корточках  на   цементных
ступеньках Бич-Клаба и с любопытством наблюдали за этой сценой.  Трупы  на
пляже - такое бывает не часто, тем  более,  труп  белого.  Но  это  не  их
дело...
     Внезапно две зеленые фигуры появились на цементной террасе Бич-Клаба.
Vestiti  verde  [зеленые  одежды  (ит.)],  милиционеры  в  зеленой  форме,
украшенной красными платками, совершали обычное патрулирование.  Они  тоже
заметили труп, который окружили мальчишки.
     Негритенок, первым решившийся подойти к  трупу,  сейчас  рассматривал
его вблизи: вдруг да удастся чем-нибудь поживиться. Крошечный  краб  вылез
из правого уха утопленника и пустился наутек. Мальчуган нагнулся и потянул
мертвеца за пальцы правой руки, вытащил ее  из  песка,  рассчитывая  найти
часы. Часов не было, зато на запястье блеснула массивная золотая  цепочка.
Мальчишка присел и попытался ее снять, преодолевая явное отвращение:  труп
издавал  ужасное  зловоние,  которое  уже  начало   привлекать   чаек,   с
пронзительными воплями пикировавших на  возможную  добычу.  Замок  цепочки
открылся с легким щелчком.  Негритенок  схватил  трофей  и,  выпрямившись,
оказался носом к носу с  суровыми  vestiti  verde.  Один  из  милиционеров
протянул руку, и мальчик покорно вложил в нее цепочку.
     - Почему ты не сообщил, что на пляже мертвый?
     Мальчуган с несчастным видом опустил голову, предчувствуя  осложнения
с властями.
     Милиционер с трудом разобрал  надпись  на  цепочке:  "Эмилио  Черрути
18.04.1934 г". Итальянец. Теперь уже милиционер присел на  корточки  возле
мертвого.
     Он разгреб руками песок вокруг головы и ступней и задумался, нахмурив
брови. Это не был обычный утопленник. Посередине  шеи  четко  обозначались
фиолетовая  борозда.  Бедняге  помогли  умереть:  обвязали  шею   железной
проволокой  и  придушили.  Ноги  на  щиколотках  были  обмотаны   той   же
проволокой, а к ней прикреплен обрывок цепи. Вероятно, судовой винт порвал
цепь и позволил телу всплыть. Милиционер кивнул напарнику, и они  потащили
труп на сухое место. Мальчишка тем временем рванулся, намереваясь удрать.
     - Эй ты, оставайся здесь! -  рявкнул  милиционер.  -  Запомнишь,  что
нужно делать, когда находишь труп!
     Мальчуган захныкал и, шмыгая носом, пробормотал:
     - Я думал, что это русский.
     Сомали задыхалось от массового и  навязчивого  присутствия  советских
военных советников. Местное  население  не  выносило  русских,  всемогущих
политически   и   ставших   вездесущими   в   стране   после    подписания
советско-сомалийского договора в июле 1974 года, и обвиняло их в том,  что
они обрекли страну на нищету,  забрав  все  для  своей  громадной  базы  в
Бербере на севере страны. Даже когда в 1975 году из магазинов исчез сахар,
сомалийцы были уверены, что советские спрятали его на складах в Бербере.
     Милиционер снисходительно улыбнулся мальчишке. Он бы тоже  предпочел,
чтобы это был русский.



                                    2

     Брюс  Рейнольдс,  посол  Соединенных  Штатов  в  Народной  республике
Сомали, рассеянно посмотрел на мраморную табличку на стене  собора  времен
Муссолини, прославляющую итальянскую доблесть.  По  странной  забывчивости
сомалийских  властей  она  не  попала  под  кампанию  борьбы  с  наследием
колониальной эпохи. Внезапно тишину нарушил оглушительный  звон  колоколов
собора, пробуждая от  оцепенения  проспект,  изнемогающий  от  зноя.  Брюс
Рейнольдс повернул голову на колокольный звон.
     - Что это с ними? - он свирепо посмотрел на пустынный проспект Люльо.
Посол Соединенных Штатов в Могадишо вытер покрытый потом лоб, и его платок
сразу стал мокрым. Было только десять утра, а  солнце  уже  палило  вовсю.
Нет, он никогда  не  привыкнет  к  этой  тяжелой,  давящей,  влажной  жаре
сомалийской  столицы.  Напрасно  местные  жители   считают,   что   климат
смягчается близостью Индийского океана. С марта  до  ноября  можно  дышать
только на пляжах, окаймляющих город с  севера.  Лучше  бы  он  остался  во
внутреннем дворике своей резиденции в Лидо, около северного пляжа,  вместо
того, чтобы каждое воскресенье тащиться на мессу ради  удовольствия  своей
супруги Кейт.
     Он снова со злостью осмотрел пустынный проспект.
     Куда девался его шофер Мухаммед? Ему ведь было велено явиться ровно в
десять.  Мухаммед,  сонный  и  нерадивый  сомалиец,  судя  по  всему,  был
осведомителем СНБ, сомалийской  политической  полиции,  местного  гестапо,
которое, в свою очередь, поддерживало тесную связь с КГБ. Русские  за  три
года превратили Сомали в настоящий  советский  сателлит.  К  сожалению,  у
посла не было выбора: Мухаммеда,  как  и  весь  не  американский  персонал
посольства, ему навязало сомалийское министерство иностранных дел.  Однако
шпион он или нет, но он опаздывал. Последние прихожане покидали  маленькую
церковь из серого камня  с  двумя  колокольнями,  претенциозно  называемую
собором,  -  осколок  колониальной  эпохи.  Поскольку  Сомали   официально
является  мусульманской  страной,  церковь  посещали  лишь  иностранцы,  в
основном, итальянцы.
     Впрочем, если бы не женщины в широких черных накидках на  головах,  с
пышными телами, облаченными в пестрые яркие одежды, можно  было  подумать,
что находишься в маленьком сонном городке в Калабрии.
     - Куда запропастился Мухаммед? - раздраженный  голос  Кейт  Рейнольдс
заставил дипломата вздрогнуть. Жена направлялась к  нему  в  сопровождении
двоих детей, Кетлин,  изящной  семнадцатилетней  блондинки  со  вздернутым
носиком и огромными мечтательными голубыми  глазами,  и  пятнадцатилетнего
Патрика, похожего на прыщавого воробья. С ними были также близнецы Линда и
Триция, дети временного поверенного, который находился сейчас  в  отъезде.
Его  жена  была  больна  и  не  могла  пойти  на  мессу.   Пол   Торнетта,
телохранитель посла, вел девочек за руки.
     Рейнольдсу пришлось повысить голос, чтобы перекричать колокола:
     - Я не знаю! Он, наверное, сейчас распускает хвост, как павлин, возле
"Савойи".
     Кафе "Савойя",  еще  один  след  итальянской  оккупации,  располагало
единственной  в  Могадишо  террасой,  и  любимым  занятием   негров   было
покрасоваться на ней перед кафе.
     - Малышкам будет жарко, - недовольно заметила  госпожа  Рейнольдс.  -
Лучше бы он пошел в "Кроче дель Суль".
     Кроме двух vestiti verde, которые околачивались, лениво  опираясь  на
решетку, возле собора, на самом солнцепеке, никто не отваживался  выйти  в
это пекло.
     - Я подожду машину здесь, - сказал посол. - А вы идите в "Кроче  дель
Суль", поешьте мороженого.
     "Кроче дель Суль" был небольшим отелем с рестораном, который  держала
роскошная  итальянско-сомалийская  мулатка;  в  отеле  имелся   внутренний
дворик, полный бродячих котов, но замечательно тенистый и прохладный.  Это
было одно из немногочисленных приличных мест  в  Могадишо,  к  тому  же  с
экзотическим меню, включавшим даже мясо крокодила.
     Колокола продолжали звонить. Брюс Рейнольдс чертыхался про себя.  Ему
надоело разглядывать проспект в надежде увидеть свою  машину,  и  он  стал
наблюдать за двумя сомалийками, неторопливо идущими мимо собора.  Они  шли
под ручку, традиционная одежда обтягивала их огромные груди, пестрая ткань
подчеркивала выпуклые бедра, волосы были  покрыты  черными  куфи.  Женщины
смерили дипломата нахальными  взглядами,  громко  перебрасываясь  шутками.
Сомалийки не дичились иностранцев, знали, что  нравятся  им,  и  старались
воспользоваться этим при всяком удобном случае. Они были продажными  и  не
страдали комплексами. Даже студентки. К счастью, строительство  социализма
еще не отменило  межрасовые  интимные  отношения,  и  Могадишо  купался  в
итальянской развращенности.
     Госпожа  Рейнольдс  перехватила   взгляды   негритянок.   Она   давно
подозревала, что  у  мужа  уже  были  мимолетные  приключения  с  уличными
девицами. Здоровье близнецов перестало вдруг казаться ей таким уж важным.
     - Я подожду с тобой, - объявила она решительно.
     Кетлин раздраженно вздохнула. У девушки уже потекла тушь, к  тому  же
она  торопилась  встретиться   со   своим   дружком,   вторым   советником
итальянского посольства. Она привыкла заниматься любовью каждый день перед
обедом и рисковала не застать молодого человека, если слишком задержится.
     У собора не было  никого,  кроме  них.  Телохранитель  Пол  Торнетта,
бывший  моряк,  рано  растолстевший,  затянутый  в  тесный  белый  костюм,
предложил:
     - Сэр, может быть, мне пойти поискать этого son of a bitch [сукин сын
(англ.)].
     Он очень любил оказывать мелкие услуги, поскольку чувствовал  себя  в
целом совершенно  бесполезным.  Госдепартамент  требовал,  чтобы  охранник
сопровождал  посла  во   всех   поездках,   поскольку   Сомали   считалось
недружественной страной. Впрочем, посольство уже в течение многих  месяцев
свернуло  свою  деятельность  в  результате  промарксистской   октябрьской
революции 1974 года, за которой последовало подчинение  страны  русским  и
открытие их самой большой военно-морской базы на Красном море  в  Бербере,
на севере Сомали, после  чего  Бербера  стала  запретной  зоной  даже  для
сомалийцев.
     - Если через две минуты его здесь не будет,  то  кончено,  -  рявкнул
посол, стараясь перекричать колокольный звон.
     Ему осточертело плавиться  на  солнце.  Кроме  того,  он  должен  был
встретиться со своими соседями, послами Италии и Франции, чтобы  пообедать
с ними. Жена французского дипломата, хотя и  страшненькая,  была  отличной
кулинаркой. Воскресенья в Могадишо становились сущим наказанием, поскольку
дипломаты не имели права удаляться от  столицы  больше,  чем  на  тридцать
километров.  Для  отдыха   оставался   лишь   пляж   в   Джезире,   дикий,
неблагоустроенный.
     - Ах, вот он!
     Возглас Брюса Рейнольдса перекрыл гром колоколов.
     Черный лимузин, украшенный  американским  флажком  на  правом  крыле,
выезжал с соседней улицы на проспект. Он остановился  возле  собора.  Брюс
Рейнольдс бросился к нему, перескакивая через ступеньки.
     - Поспешим!
     На солнце было невыносимо. Ослепленный  его  лучами,  дипломат  надел
черные очки. Действительно, это не христианская страна.  Рейнольдс  открыл
дверцу длинного  кадиллака  и  поджидал,  пока  жена  вместе  с  девочками
устроится на заднем сиденье.
     Линда, которая слышала разговор о "Кроче дель Суль", захныкала:
     - Хочу мороженого!
     Чтобы избежать воплей, посол наклонился вперед,  собираясь  попросить
шофера заехать в "Кроче дель Суль".
     - Мухаммед!
     Шофер повернулся, и Рейнольдс застыл от изумления. За рулем кадиллака
сидел не Мухаммед, а какой-то неизвестный с узким длинным лицом и  глубоко
посаженными глазами.
     - Кто вы? - спросил американец. - Где Мухаммед?
     Шофер молча, с  каменным  лицом  засунул  правую  руку  под  сиденье,
вытащил оттуда автоматический кольт и наставил его на Брюса Рейнольдса.
     - Садись в машину, - приказал он на плохом английском. - Быстро.
     Дипломат недоверчиво уставился на пистолет,  он  не  мог  поверить  в
реальность происходящего. Похищение в  самом  центре  Могадишо,  в  десяти
метрах от двух милиционеров, наблюдающих за порядком... Мысли  путались  у
него в голове.
     Как в тумане он  услышал  шум  машины,  которая  остановилась  позади
кадиллака. Вдруг придя в себя, он резко обернулся и крикнул жене:
     - Кейт, выходи, быстро!
     Пистолет "шофера" моментально описал дугу и уперся в девочек.
     - Все остаются в машине! - рявкнул он  по-английски.  -  Или  я  убью
девчонок.
     Госпожа Рейнольдс взглянула на оружие сначала с изумлением,  потом  с
ужасом. Черты ее лица  исказились,  и  женщина  разрыдалась,  оцепенев  от
страха. Видя, что она плачет, близнецы захныкали тоже. Возле собора никто,
казалось, не заметил, что происходит в машине. Кетлин и  Патрик  увлеченно
болтали. Посол  встретился  взглядом  с  Полом  Торнеттой,  погруженным  в
созерцание  упоительных  бедер,  обтянутых  лиловой  материей,  на  другой
стороне улицы. Vestiti verde  все  так  же  лениво  опирались  на  решетку
сквера.
     - Пол! - заорал посол. - Делай что-нибудь, нас похищают!
     Телохранитель вздрогнул; ему показалось,  что  он  не  расслышал.  Со
своего места он не мог видеть лица шофера. Кетлин  повернулась  к  отцу  с
изумлением:
     - Папочка, что происходит?
     - Шофер, - пробормотал дипломат, - это  не  Мухаммед,  он  хочет  нас
увезти.
     Рейнольдс с тревогой наблюдал за четырьмя мужчинами,  которые  только
что вышли  из  желто-красного  такси,  остановившегося  позади  кадиллака.
Мужчины приближались к ним. Это были сомалийцы, молодые, очень темнокожие.
Двое из них держали в  руках  короткие  черные  автоматы,  двое  других  -
пистолеты.
     Это действительно  было  похищение.  Американец  резко  повернулся  к
vestiti verde и заорал, надрываясь, чтобы перекричать звук колоколов:
     - Помогите! Помогите!
     Милиционеры  тоже  были  вооружены,  но,  казалось,  не  слышали  его
призывов. Пол Торнетта осознал, наконец, что посол не  шутит.  Решительным
шагом он двинулся к кадиллаку, вытаскивая из кобуры свое табельное оружие:
четырехдюймовый "смит-и-вессон"-38. Он  открыл  переднюю  дверцу  и  сунул
голову внутрь машины.
     - Эй, ты! - прорычал он. - Выходи!
     Три выстрела прозвучали один  за  другим.  Пол  Торнетта  пошатнулся,
сделал  шаг  назад.  Его  толстое  лицо  выражало   полнейшее   изумление.
Телохранитель не успел  даже  воспользоваться  своим  оружием.  Три  пули,
выпущенные "шофером", попали ему прямо в грудь. Он уронил  "смит-и-вессон"
и мешком свалился на тротуар. Рот его наполнился кровью.
     - My god! - взвизгнула Кетлин в ужасе.
     Она не могла оторвать глаз от  крови,  которая  струйкой  стекала  по
подбородку телохранителя... Словно в оцепенении  девушка  видела  безумный
взгляд отца, своего брата, который  тоже  застыл  от  удивления,  и  обоих
vestiti verde, не обращающих  внимание  на  происходящее,  как  будто  они
ослепли и оглохли. А колокола продолжали бить по барабанным перепонкам.
     На тротуаре напротив две девушки в разноцветных одеждах  остановились
и с любопытством наблюдали за этой сценой.
     Посол храбро рванулся к бордюру, где лежал выпавший из руки  Торнетты
револьвер, но не успел.  Четверо  вооруженных  сомалийцев  набросились  на
американцев. Двое грубо потащили дипломата, заломив ему руки за  спину,  и
втолкнули  его  на  заднее  сиденье   кадиллака,   несмотря   на   упорное
сопротивление. Тем временем двое других  затолкали  Кетлин  и  Патрика  на
переднее таким же  образом.  Хлопнули  дверцы.  Быстро  оглянувшись,  двое
террористов тоже втиснулись в лимузин.  Колокола  продолжали  оглушительно
звонить. Последнее, что увидела Кетлин перед тем, как ее  бросили  на  пол
машины, были спины  vestiti  verde,  которые  так  и  не  обернулись.  Пол
Торнетта остался лежать на спине, истекая кровью.
     Кадиллак, взревев мотором, резко рванулся с тротуара. Двое оставшихся
террористов вернулись в такси, подобрав "смит-и-вессон", и  поехали  вслед
за посольским кадиллаком. Только теперь vestiti vеrde наконец обернулись и
не спеша направились к лежащему на тротуаре телохранителю.
     Они склонились над Полом Торнеттой, который уже  хрипел.  При  каждом
выдохе из груди несчастного слышалось ужасное  бульканье.  Его  губы  были
плотно сжаты, лицо приобрело  мертвенный  оттенок.  У  него  была  пробита
легочная артерия, и кровь постепенно вытекала в грудную клетку. Когда один
из милиционеров попытался приподнять Торнетте голову, толстяк