его  приговорили  к  смерти:  диктатор
Дювалье привык расстреливать людей за одно неосторожное слово.
   Почему нельзя ехать в Доминиканскую республику, Анджело уже точно  не
помнил, но он четко знал, что в главном память ему не изменяет.
   В  Соединенных  Штатах  его  засадили  бы  за  решетку  лет  этак  на
четыреста-пятьсот.
   Оставалось ехать на Малые Антильские острова. Там не  так  уж  сильно
придирались к паспорту, а сравнительно небольшой капитал позволял начать
если и не совсем честное, то хотя бы перспективное дело.
   Но пока что  у  него  в  кармане  лежали  последние  двадцать  восемь
долларов, а Джек Харви опаздывал уже на десять минут. Анджело приехал из
Фрипорта два дня назад. В эти два дня те, другие,  наверняка  не  теряли
времени...  Анджело  снова  вытянул  шею,  высматривая  у  Роусон-сквера
знакомую машину.
   Наконец фургон Джека Харви - зеленый "шевроле" с желтыми  колесами  -
затормозил напротив ресторана "Эль Торо". Харви был один.
   Анджело бросил на  стойку  заранее  приготовленную  монету  и  вышел,
сопровождаемый равнодушным взглядом официантки. Джек Харви заметил его и
поехал вперед. Итальянец пересек улицу, на ходу  запрыгнул  в  машину  и
скользнул назад, укрываясь от  посторонних  взглядов  за  металлическими
стенками фургона.
   - На перекрестке с Маркет-стрит повернешь налево, - скомандовал он. -
Потом прямо, до самого Правительственного дворца.
   Анджело сгорбился за спиной Харви. В кузове  фургона  царил  страшный
беспорядок.  Там  кучей  лежали  металлические  трубы,  котел  и  разные
замысловатые инструменты. Джек Харви был владельцем небольшой  фирмы  по
ремонту и обслуживанию  сантехники.  Это  не  мешало  ему  подрабатывать
"добровольным корреспондентом" ЦРУ и эксплуатировать нескольких  цветных
проституток в бедном восточном квартале Нассау - "по ту сторону  холма",
как здесь говорили.
   Простодушные голубые глаза Харви и его крепкое рукопожатие  мгновенно
вызывали у собеседников дружеское расположение к нему.
   Его неприятности начались в  тот  день,  когда  он,  работая  пилотом
гражданских   авиалиний,   нашел   в   салоне   потерянную   пассажиркой
бриллиантовую брошь, и вместо  того  чтобы  сдать  ее  в  бюро  находок,
расплатился ею за  свои  карточные  долги.  Дальше  все  нарастало,  как
снежный ком, но Харви  всегда  удавалось  найти  какое-нибудь  очередное
занятие.
   - Встречу придется перенести на вечер, - сказал он.
   - Ты что, издеваешься? - зашипел Анджело. - Я же  тебе  говорил,  что
спешу, и что для американцев эти сведения дороже золота.
   Они остановились на красный свет на пересечении с Джордж-стрит.
   Принадлежность Харви к ЦРУ не была на острове секретом. Близость Кубы
и знакомство с  такими  людьми,  как  Анджело,  позволяли  ему  добывать
довольно обширную, хотя подчас непроверенную информацию.
   - Я тут  ни  при  чем,  -  равнодушно  продолжал  он.  -  Человек  из
Вашингтона приезжает только сегодня вечером. Анджело положил ему руку на
плечо.
   - Ты сказал им, что моя новость стоит десять тысяч долларов?
   - Сказал, - ответил Харви. - Но ты явно спятил.
   - Этой информации нет цены. Просто нет цены. Впрочем, как хочешь...
   - Погоди, - рассудительно сказал  Харви.  -  Вечером  обсудим  это  с
американцем.
   - Здесь налево. Так. Теперь прямо. Послушай,  мне  некогда.  Все  это
очень серьезно. За такие сведения они могут наградить тебя чем угодно  -
хоть личным самолетом. Так и быть, отложим дело до  вечера.  Буду  ждать
вас  в  восемь  часов  в.  "Шаттер  Инн".  Знаешь   этот   ресторан   на
Парламент-стрит? Там  спокойно,  одни  старикашки.  Деньги  приносите  с
собой.
   Не дожидаясь ответа, Анджело пересел вперед. Они медленно  катили  за
большим старым автобусом.
   - Десять тысяч "зеленых", - повторил  Анджело,  взявшись  за  дверную
ручку. - Можешь не сомневаться, это стоит таких денег. Останови здесь.
   Он спрыгнул на дорогу, догнал затормозивший на  остановке  автобус  и
вскочил в него. Харви задумчиво поехал прочь. Он уже привык  общаться  с
типами вроде Анджело: карибскими мошенниками,  жившими  за  счет  темных
махинаций и контрабанды. По его сведениям Анджело  еще  недавно  работал
крупье в казино одного из отелей Фрипорта. Харви не особенно  обольщался
насчет пресловутой "информации"  Анджело.  Она  вполне  могла  оказаться
сплетней, подслушанной за зеленым игорным столом.
   Однако на этот раз дело могло оказаться по-настоящему  серьезным:  уж
очень напуганным выглядел Анджело, хотя был далеко не из  трусливых.  За
последние полтора дня  итальянец  звонил  Харви  четыре  раза,  требовал
немедленной встречи и отказывался сообщить, где находится.
   Все это выглядело очень странно.
   Харви  прибавил  скорость.  Его  шеф,  второй  атташе   американского
консульства, велел ему встретить приезжего в аэропорту. Самолет прибывал
в десять минут четвертого. Приехать должен был некий Малко, по  прозвищу
SAS. Харви уже знал его подробные приметы. Итак, ему, Джеку Харви, такую
сумму решили не доверять...
   Он остановился на красный свет на Роусон-сквер.  Через  дорогу  валил
поток туристов с  фотоаппаратами  на  ремешках.  Они  спешили  на  рынок
плетеных корзин, словно на золотые  рудники.  В  их  глазах  Нассау  был
просто симпатичным живописным городком, где на витринах магазинов  можно
было прочесть потрясающие объявления вроде: "В воскресенье не  работаем.
Увидимся в церкви".

***

   Анджело вышел из автобуса на перекрестке с Виллэдж-роуд.  Эта  улочка
скорее напоминала тропу. Она, изгибаясь, поднималась по склону  холма  к
тропическому бидонвиллю, где итальянец нашел себе временное  пристанище.
Анджело шел домой почти радостный: он чувствовал, что Харви  попался  на
удочку, и уже предвкушал конец всех своих неприятностей.
   Он добрался до шаткого деревянного  домика  в  колониальном  стиле  с
окнами без перегородок. Дверь была  открыта:  в  доме  стояла  удушливая
жара. С потолка то и дело сваливались одуревшие от зноя ящерицы.
   В углу, в старом скрипучем кресле, сидел старый негр  с  морщинистым,
как печеное яблоко, лицом и машинально жевал табак.  Анджело  подошел  к
нему почти  вплотную.  Старик  был  ему  противен,  к  тому  же  Анджело
подозревал, что под его лохмотьями скрывается какая-нибудь болезнь вроде
проказы или еще того хуже; однако негр был ему нужен.
   - Ну что? - вполголоса спросил Анджело.
   Старик посмотрел в тревожное лицо белого и лениво прохрипел:
   - Все в порядке. Можешь ехать прямо сейчас.
   Анджело, видимо, не читал "Поцелуй прокаженного", поэтому ограничился
лишь слабым благодарным кивком.  Потом  достал  из-под  стола  небольшой
чемоданчик и вышел.
   Не желая садиться в автобус, чтобы лишний раз не  привлекать  к  себе
внимания, он пешком пересек бидонвилль и выбрался на проспект  Коллинза,
проложенный там, где когда-то возвышалась  стена,  преграждавшая  неграм
путь в "белые" кварталы Нассау.
   Как только Анджело вышел из тени больших деревьев, на него обрушились
безжалостные солнечные лучи. За минуту его серый полотняный костюм взмок
от пота.
   Ему нужно было пройти больше двух километров. Но каждый шаг приближал
его к тому месту, где он наконец-то будет в безопасности. Анджело  пошел
вдоль живой изгороди из желтых кустов, но и здесь жара была невыносимой.
Изнемогая, он остановился на углу Бернард-роуд, чтобы выпить кока-колы в
маленьком кафе, оклеенном  старыми  порнографическими  журналами.  Вдали
мерцало изумрудное море.
   Мимо кафе проехало несколько машин, и Анджело облокотился на  стойку,
повернувшись спиной к  дороге:  "засветиться"  сейчас  было  бы  слишком
глупо.  Он  расплатился   и   двинулся   дальше   по   обочине   дороги,
сопровождаемый жирной синей мухой, гудевшей, как реактивный самолет.
   Лишь через час он достиг перекрестка  Солджер-стрит  и  Блубелл-роуд.
Опрятные богатые  кварталы  и  туристские  достопримечательности  города
остались далеко позади.
   Анджело казалось, что его чемоданчик весит целую тонну.  Пот  заливал
ему глаза отчасти от быстрой ходьбы, отчасти от страха: люди, которым он
бросил вызов, не знали жалости и сострадания...
   Он посмотрел вокруг. Влево уходила обсаженная кустами  аллея,  полого
поднимавшаяся к гольф-клубу. Но даже если бы Анджело умирал у ворот, ему
бы никто не открыл: он не являлся членом клуба.
   Путешествие подходило к концу. По другую сторону перекрестка, у моря,
его ждало спасение.
   Анджело устало прислонился к стене какой-то полуразвалившейся  хижины
и  окинул  взглядом  пустынный  перекресток,  казавшийся  ему   огромным
вражеским плацдармом. В последние  несколько  дней  страх  сделался  его
постоянным спутником, и он уже не верил, что когда-нибудь обретет покой.
   Однако на перекрестке стояло лишь несколько сонных негров,  ожидавших
автобус до поселка Аделаида, и они не обращали на Анджело  ни  малейшего
внимания.
   Мимо него на полной скорости проехало два длинных черных "кадиллака",
набитых туристами с какого-то корабля. Оставалось только удивляться, что
еще находятся люди, готовые заплатить целых шестьсот пятьдесят  долларов
за недельный круиз по Карибскому морю.
   Анджело набрался смелости и вышел на перекресток. Он ничего не  видел
вокруг себя: его глаза  были  устремлены  на  небольшую  белую  церковь,
стоявшую посреди поля.
   Добравшись туда, он будет спасен. Даже мафия не  станет  преследовать
свою жертву в святом месте. А отец Торрио - такой же итальянец, как и он
сам. Несколько  дней  назад  священник  из  христианской  добродетели  и
сочувствия к земляку-сицилийцу пообещал  американцам  приютить  его,  не
задавая лишних вопросов.
   Под каблуками Анджело громко хрустел гравий. Он нервно оглянулся,  но
дорога позади него была пуста.
   Замирая от волнения, он повернул дверную ручку. Дверь с тихим скрипом
отворилась. Анджело  облегченно  вздохнул.  Значит,  отец  Торрио  ждет.
Обычно в будни церковь была заперта, чтобы мальчишки из соседних  трущоб
не вздумали воровать стулья, и чтобы влюбленные парочки не забирались  в
Божий храм и не оскверняли его неуместными деяниями.
   Приятно удивленный царившей внутри прохладой, Анджело немного постоял
посреди зала. Он испытывал невольное благоговение перед  окружавшей  его
красотой, хотя уже около тридцати лет не переступал церковного порога.
   Церковь была пуста. Анджело быстро  оглядел  два  ряда  скамеек,  где
негры из Аделаиды каждое  воскресенье  слушали  мессу,  и  покосился  на
небольшую ухоженную исповедальню, стоявшую в левой части  зала.  Немного
растерявшись, итальянец  поставил  свой  чемоданчик,  опустил  пальцы  в
холодную воду кропильницы, перекрестился и  встал  на  колени,  наблюдая
краем глаза за дверью. Его пиджак был расстегнут,  из-за  пояса  торчала
рукоятка кольта-"кобры".
   В течение пяти минут вокруг ничего не менялось. Анджело уже не  знал,
что ему  делать.  Затем  на  дорожке  заскрипел  гравий,  и  дверь  зала
открылась.
   Увидев священника, Анджело испытал  огромную  радость.  У  того  была
добрая круглая физиономия с огромными рыжими усами и выпуклыми  птичьими
глазками. Фигурой  отец  Торрио  напоминал  скорее  портового  грузчика,
нежели святого отца.
   Торрио протянул руку:
   - Извините за опоздание. Вы - Анджело Генна?
   - Да, - ответил Анджело. - А вы - отец Торрио?
   Священник кивнул.
   Анджело едва не заплясал от радости.
   - Вы один? - спросил отец Торрио. Анджело успокаивающе улыбнулся.
   - Да, падре. Никто  за  мной  не  следил.  Знаете,  я  вам  чертовски
благодарен. Вы меня так выручили...
   Священник снисходительно кивнул головой.
   - Помогать ближнему - мой долг. Но скажите, сын мой, как вы попали  в
столь... э-э... затруднительное положение? Понимаете, мне не хотелось бы
участвовать в противозаконных деяниях...
   - Я вам все объясню, - доверительно пообещал Анджело.
   - Идемте-ка сюда, - предложил священник, указав  на  исповедальню.  -
Там удобнее беседовать. Лучше, чтобы вас поменьше видели у меня.
   Анджело вошел в тесную  кабинку  и  опустился  на  колени.  Священник
расположился по другую сторону перегородки.
   - Успокойтесь, - сказал падре Торрио. - Здесь, в  Божьем  храме,  вам
ничто не угрожает. Знаете что, сын мой? Я хочу, чтобы ваше пребывание  в
этих стенах хоть немного очистило вас. И если я не могу вне этого  храма
обещать вам неприкосновенность вашей телесной  оболочки,  то  позабочусь
хотя бы о спасении вашей души...
   Анджело больше устроило бы спасение и того, и другого, но он не  стал
возражать и покорно прикрыл лицо руками. Отец  Торрио  открыл  маленькую
деревянную дверцу, расположенную на уровне их голов.
   - Слушаю вас, сын мой.
   Анджело не заставил себя долго упрашивать и  подробно  рассказал  обо
всех событиях, которые привели  его,  в  прошлом  уважаемого  крупье  из
Фрипорта, в эту церковную исповедальню.
   Священник молча выслушал его и заключил:
   - Итак,  вы  встречались  с  человеком,  который,  по  вашим  словам,
работает на некую тайную службу? Анджело кивнул.
   - Да, святой отец. Знаете, я вообще-то не люблю выдавать чужие тайны.
Но те люди виноваты. Зачем было выгонять меня из казино?
   - Понимаю, понимаю, - прервал его Торрио. - Это дело должны решать вы
сами и ваша совесть. Сейчас я прочту за вас молитву,  и  мы  перейдем  в
дом. Повторяйте за мной.
   Анджело послушно прижался лицом к деревянной решетке. В почти  полной
темноте, царившей в исповедальне, он едва различал очертания священника.
   Сначала он не слышал ничего. Затем тишину деревянной кабинки  нарушил
металлический щелчок. Анджело был в эту минуту  так  далек  от  бренного
материального мира, что лишь в следующее мгновение сообразил: это взвели
курок пистолета. Он с воплем отскочил назад, подняв руку, чтобы прикрыть
лицо, и первая пуля оторвала ему мизинец, прежде чем войти в левый глаз.
   Второй кусок свинца раздробил ему челюсть и отбросил спиной на стенку
кабины.  Он  уже  не  слышал  грохота  третьего  выстрела.  Отец  Торрио
выстрелил еще дважды - в грудь Анджело Генны.  Исповедальня  наполнилась
едким запахом  пороховых  газов,  а  под  сводами  церкви  еще  металось
громовое эхо.
   Отец Торрио вышел из своего тесного укрытия и отряхнул пыль с сутаны.
В его добрых выпуклых глазах читалось удовлетворение, смешанное, однако,
с некоторой досадой. Пять  пуль:  за  самоубийство  это  выдать  уже  не
удастся. Этот болван дернулся слишком рано. А ведь  какая  была  удачная
идея - заманить его в исповедальню: там им никто не мог помешать, к тому
же болван выболтал ему все, что знал.
   Торрио начал быстро расстегивать сутану, под которой оказались хорошо
скроенный светлый костюм  и  желтая  шелковая  рубашка  с  запонками  из
топаза, огромными, как голубиное яйцо. Затем он пододвинул к себе скамью
и сел напротив входной  двери,  перезаряжая  пистолет.  В  случае,  если
кто-нибудь прибежит на шум выстрелов, его придется убрать немедленно. Он
презирал глушители, мешавшие как следует прицелиться, а с  ними  и  всех
убийц нового поколения, боявшихся наделать шума.
   Перезарядив оружие, он положил его в карман и  встал.  Похоже,  никто
ничего не слышал. Все произошло как нельзя лучше.
   Торрио скомкал сутану и бросил ее вместо савана на труп итальянца. По
плиточному полу перед исповедальней уже растекалась большая лужа  крови.
Убийца быстро обыскал карманы покойника и забрал все бумаги  до  единой,
чтобы позднее изучить их.
   Он вытащил ключ  из  внутренней  замочной  скважины,  вставил  его  в
наружную, а затем вышел, запер дверь и зашагал  по  тропе.  Отец  Торрио
больше не существовал.
   Человека, который только что спокойно перешагнул порог церкви,  звали
Джим О’Брайен. Сегодня у него состоялась вторая  "встреча"  с  Богом.  А
первая произошла еще в юности, в Чикаго, когда он присутствовал на мессе
святого отца О’Баннона,  которого  в  городе  прозвали  "инквизитором  с
северной окраины". В то время Джим еще голодал и в  тот  памятный  день,
подкрепившись просфорой, пропитанной церковным вином, нашел в себе  силы
совершить свое первое ограбление.
   Беспечно  насвистывая,  Джим  О’Брайен  направился  к  своей  машине,
стоявшей в трехстах метрах от церкви. Настоящий отец Торрио,  оглушенный
рукояткой револьвера  и  лежавший  связанным  в  своей  комнате,  сможет
очнуться не скоро.
   О’Брайен всегда имел при себе три револьвера: один - в правом кармане
брюк, второй - в кобуре под левым плечом и  третий  -  в  левом  кармане
пиджака. Он одинаково метко стрелял как с правой руки, так и с левой.
   О’Брайен  убивал  хладнокровно,  без  ненависти  и  возбуждения.   Он
считался одним из лучших убийц в Америке, и заявку на его  услуги  нужно
было подавать за несколько недель вперед.
   Его истинной страстью были цветы. Отчасти из-за них он  и  согласился
на этот контракт, хотя  работать  нужно  было  в  непривычной  для  него
обстановке. Он знал, что  на  Багамах  встречается  несколько  редчайших
разновидностей орхидеи...  Прежде  чем  затаиться  в  церкви,  он  успел
посетить  сады  Адастры,  южного  пригорода  Нассау,  которые  как   раз
славились своими орхидеями. О’Брайен склонялся над тропическими  цветами
и в его душе царили мир и покой. Общепринятая мораль была  для  него  не
более чем пустым звуком. Он  разделял  человечество  на  две  категории:
"хорошие ребята" и "плохие ребята". Хорошими обычно были те, кто платил,
плохими - те, кого велели убивать. Он имел врожденный талант к убийству,
подобно тому как другие имеют способности к живописи  или  теннису.  Его
спокойное равнодушие к страданиям - как к чужим, так  и  к  собственным,
его  природная  агрессивность  и  невероятная  ловкость  в  обращении  с
пистолетом делали Джима одним из самых опасных людей в мире.
   Усевшись  за  руль  своего  прокатного  "форда",  О’Брайен  аккуратно
развернулся,  не  торопясь  покатил  по  Блубелл-роуд  и  через  полчаса
добрался до аэропорта Виндзор-Филд. Там  он  вернул  машину  в  бюро  по
прокату  и  вошел  в  небольшое  здание  аэровокзала.  У  него  уже  был
забронирован билет  на  рейс  869  компании  "Пан-Америкэн"  до  Майами.
О’Брайен посмотрел на часы: до первого приглашения на посадку оставалось
еще десять минут. Он быстро уладил все  формальности  и  перешел  в  зал
вылета, где купил открытки и сообщил по телефону об успешном  выполнении
задания под названием "Анджело Генна".
   Затем он смешался с шумной группой  американских  туристов,  которые,
как и он, прилетели в Нассау лишь на один день -  в  поисках  мимолетной
экзотики...

Глава 4

   Под крылом "Боинга-727" проплывало Карибское море  -  зеленоватое,  с
синими   полосками   впадин   и   фиолетовыми   скоплениями    подводной
растительности.
   "До чего красиво!" - подумал Малко.  Через  несколько  минут  самолет
должен был приземлиться на островке  Нью-Провиденс,  едва  ли  не  самом
маленьком из всех трех  тысяч  островов  Багамского  архипелага.  Остров
Большая Багама, где исчез Вер-нон  Митчелл,  располагался  в  ста  милях
севернее этих мест. Но след пропавшего ученого начинался именно здесь, в
Нассау,  столице  Нью-Провиденса,  которую  ежедневно  заполоняют  толпы
туристов из Майами. Сам остров представлял собой плоский,  неплодородный
кусок суши, который часто трепали морские ураганы.
   Сидевший рядом с Малко  американец  в  клетчатой  рубашке  недовольно
проворчал:
   - Тут, наверное, одни дикари...
   Малко благоразумно промолчал, зная, что для  большинства  американцев
дикие края начинаются со штатов их собственного Среднего Запада.
   "Боинг" на несколько секунд как бы завис в воздухе, а затем его шасси
коснулось посадочной полосы аэропорта Виндзор-Филд, построенного в самом
центре острова.
   Малко  был  знаком  уже  со   многими   тропическими   странами,   но
Нью-Провиденс в июле оказался ни с чем не сравнимым. Когда  Малко  дошел
до деревянного здания аэровокзала, у него было такое  ощущение,  что  он