ф и взяла накидку. Мы спустились вниз и вышли в
сгущающиеся сумерки. Сегодня влажность была выше обычной, и  поэтому  жаркий
вечерний воздух остро пах зеленью и морем.  У  выхода  из  административного
квартала мы с трудом протолкались сквозь пикет, состоящий из  двух  десятков
стариков и старух. В  руках  они  держали  экраны,  сделанные  из  обтянутых
бумагой деревянных рамок. Пока мы шли сквозь не обращающую на  нас  внимания
сходку, я успел прочитать часть слов-лозунгов  на  экранах.  На  одних  было
написано "Восстановление", "Продовольствие", "Народ", на других -  "Работа",
"Порядок",  "Деньги!".  Вопреки  ожиданиям   пикетчики   стояли   не   двумя
враждующими  группами,  а  вперемежку,  обмениваясь  жевательной  травой   и
ароматными палочками.
   - Я возьму возницу, - объявила Таш. - Пойдем вместе до Разделителя?
   На Разделителе Таш остановилась у схода, высматривая свободный экипаж.
   - Не жди меня, - сказала она. - Зачем тебе тратить время?
   Мне показалось, что ей хочется избавиться от меня. Я понимал, что  должен
гнать прочь  такие  мысли,  но  сделать  с  собой  ничего  не  мог.  Грустно
улыбнувшись, я поцеловал ее в щеку и собрался было уже идти, как  Таш  вдруг
вскинула на меня свои прозрачные глаза и тихо произнесла:  -  Я  думала  над
тем, что ты сказал мне вчера  Я  попыталась  представить,  как  это  -  быть
полностью (один в другом. Возможно, в этом есть своя прелесть,  Задохнувшись
от неожиданного счастья, я сгреб ее в охапку, и минут  пять  мы  целовались,
стоя под мелким дождем на самом краю Разделителя. Потом  Таш  высвободилась,
оттолкнув меня.
   - Ну иди же, - сказала она. - Дай мне наконец уехать.
   Я махнул на прощание рукой и, переступив линию, пошел на другую  сторону.
Обернувшись, я увидел, что Таш,  оживленно  щебеча,  усаживается  за  спиной
подъехавшего к  ней  возницы.  Огромный  нос  возницы  комично  сочетался  с
длинной, давно не стриженной бородой его лошади. Таш еще успела  повернуться
в  мою  сторону,  но  тут  экипаж  двинулся,  заскрипели  колеса,   мелькнул
золотистый затылок, и я остался один.
   Подходя к гостинице, я вдруг заметил невысокого мужчину,  идущего  следом
за мной по пустынной улице. Мне показалось, что я  уже  видел  его  сегодня.
Замедлив шаг  я  сосредоточился  и  вспомнил,  что  он  вроде  бы  переходил
Разделитель, когда мы с Таш ждали возницу. Чтобы проверить свою  догадку,  я
прошел мимо гостиницы, свернул за угол, потом  свернул  еще  раз  и,  обойдя
гостиницу кругом, снова вышел туда, где  впервые  засек  слежку.  Сначала  я
хотел спрятаться сразу же за  углом,  чтобы  мой  преследователь,  торопясь,
выскочил прямо на меня. Однако, пока я шел, я успел передумать. Смутив  его,
я бы ничего не добился, а лишь открыл бы свои  козыри.  Поэтому  я  спокойно
пошел ко входу в гостиницу, позволив себе обернуться лишь в ту минуту, когда
он выворачивал из-за угла.
   Итак, мои подозрения подтвердились. То, чего я ждал все эти дни,  наконец
случилось.  Мне  прицепили  "хвост".  Кто  это  сделал,  можно  было  только
догадываться. Следить за мной могли и люди Чары, и чистильщики, и "волчата".
Даже Ракш, не имея после нашей ссоры возможности навязать мне охрану,  могла
распорядиться пасти меня без моего согласия.  Любой  вариант  был  неприятен
по-своему, но больше всего тревожила мысль, что меня  ведет  непосредственно
рой. Если я ночью, взлетев, оторвусь от "хвоста", рой  догадается,  зачем  я
это сделал.
   Выйдя через пару часов на улицу, я внимательно  осмотрелся  по  сторонам.
Шел дождь, и туман был не очень густой, но явной слежки я  на  этот  раз  не
обнаружил. Никто не слонялся без дела возле входа, и никто не тащился следом
за мной. Я понимал, что те, кто меня вел,  должны  были  сделать  выводы  из
происшедшего. Следаки могли теперь передавать  меня  по  цепочке.  Будь  это
днем, я, наверное, все же  сумел  бы  их  засечь.  Но  в  темноте  это  было
абсолютно невозможно. Правда, и им в темноте трудно было меня не потерять.
   Я взлетел с первой же попавшейся мне  лужайки,  которая  была  достаточно
велика, чтобы над  ней  не  переплетались  ветви  деревьев.  Наверное,  меня
неосознанно тянуло в  Драный  Угол,  поскольку  через  какое-то  время  я  с
удивлением понял, что лечу над дорогой на  Лайлес,  а  не,  как  обычно,  на
Каймагир. Скорее всего я надеялся узнать там хоть что-нибудь, что  позволило
бы мне официально изобличить Чару. После того, что произошло,  медлить  было
нельзя. Чара не относился к числу тех, кто прощает оскорбления  Я  отчетливо
понимал, что ждать он не будет. Его люди придут  ко  мне  самое  позднее  за
полчаса до начала путча. Я просто обязан был успеть ударить  первым.  А  для
этого мне нужны были реальные доказательства.
   Я вдруг понял, что совсем не боюсь схватки со всемогущим  Чарой,  и  тихо
засмеялся. Что-то хорошее произошло со мной за последнее  время.  Всего  три
дня назад я не боялся одной  только  смерти.  Теперь  же  ко  мне  вернулась
деятельная сила. Я мог воевать. Пусть пока еще плохо, но мог. И я знал, кому
обязан своим исцелением.
   "Милая моя, - прошептал я одними губами, - спасибо тебе. Теперь я  живой.
Я вернулся. Я с ними со всеми справлюсь, если ты  будешь  рядом.  Побудь  со
мной. Хотя бы несколько дней. А потом, ладно, уходи".
   Ночь нежно обнимала меня, баюкала в  своих  влажных  объятиях.  Земли  не
было, и неба не было тоже, все тонуло в вязкой бесконечной  мокроте.  Только
движение теплого, обтекающего меня воздуха да писк в ухе напоминали мне, что
я все еще нахожусь в этом мире, а не по ту сторону добра  и  зла.  Я  закрыл
глаза и  увидел  Таш,  такую,  какой  она  была  сегодня:  золотоволосую,  в
тоненькой разлетайке, гибко прижавшуюся к моей груди. Ее  опущенные  ресницы
беззащитно вздрагивали, а полуоткрытые  губы  тянулись  ко  мне  в  ожидании
поцелуя. Еще секунда - и  я  почувствовал  на  щеках  ее  влажные  от  дождя
ладошки. Зажмурившись от  пронзившей  все  тело  дрожи,  я  затряс  головой,
отгоняя видение, а потом взглянул на часы и обнаружил, что пора снижаться.
   Я вынул камеру из дупла,  где  она  была  спрятана,  и,  натянув  на  нее
капюшон, стал просматривать запись. Все было,  как  обычно,  за  исключением
того, что теперь мне не к кому было обратиться для опознания  проехавших.  В
сторону Лайлеса проследовали  две  паровые  платформы  с  какими-то  тюками,
четыре всадника и два экипажа. После этого, уже в сумерках,  вслед  за  ними
проехал электромобиль. Два всадника и один экипаж вернулись обратно, но  они
меня теперь мало интересовали. Никого из них я не знал, спрашивать мне  было
некого, а вот электромобиль был серьезной ниточкой, по которой я мог  пройти
очень далеко.
   Убедившись, что ни передач, ни возмущения лямбда-полей за прошедшие сутки
не зафиксировано, я встал с мокрого ствола поваленного  дерева,  на  котором
сидел, и, поправив антиграв, снова поднялся в воздух.
   Скорее всего электромобиль направлялся в поселок, и мне страшно интересно
было узнать, кто в нем едет сегодня. Однако долететь до поселка я не успел.
   Мрак перед глазами  сначала  посерел,  проявляя  окружающую  меня  пелену
тумана, а потом засветился, и прежде чем я успел понять, что  происходит,  и
сбросить скорость, прямо по  курсу  внизу  на  дороге  высветилось  размытое
желтое пятно. Это была фара электромобиля. Он быстро катился мне  навстречу,
и не успел я остановиться, как он, тихо посвистывая,  промчался  подо  мной.
Мне пришлось достаточно долго догонять его и уравнивать скорости, прежде чем
я смог зависнуть над ним и заглянуть в ветровое стекло.
   Луч фары, размазываясь по  туману,  давал  небольшой  отсвет,  и  я  смог
разобрать, кто сидит за рулем Камера с пятнадцати метров ни за что не  взяла
бы лицо шофера, а я увидел. Увидел  и  обрадовался.  Судьба  наконец  решила
двинуться мне навстречу. Электромобилем  управлял  тот  самый  механик,  что
четыре часа назад увез взбешенного Чару из Желтого  дворца.  Таким  образом,
мне не надо было уже гадать, чей голос услышит сегодня  мое  ухо.  Теперь  я
знал это наверняка.
   Опустившись возле знакомого мне домика, я первым делом разыскал в  кустах
чинзара свой тайник с рекордерами. К сожалению, я прилетел поздно. В  домике
уже не разговаривали. Датчики на крыше вообще фиксировали какие-то  странные
звуки, которые напомнили мне ритмичный  шорох,  возникающий  при  постановке
блок-завесы. Блок-завеса была обычным приемом пиратов при любых переговорах,
и я удовлетворенно осклабился, полагая, что накрыл Чару в самый неподходящий
для него момент.
   Однако спустя некоторое время я  понял,  что  ошибся.  В  горошине  вдруг
зазвучали далекие шаги и невнятные голоса. Мне понадобилось несколько минут,
чтобы сообразить, что голоса доносятся действительно издалека и  к  тому  же
проходят через несколько стен. Оказывается, на этот  раз  Чара  выбрал  себе
другую комнату, не ту, над которой я прикреплял датчики  вчера.  Теперь  все
стало на свои места. Второй голос принадлежал  женщине,  а  ритмичный  шорох
издавала кровать, на которой Чара развлекался со своей гостьей.
   Я поднялся на крышу, чтобы переставить датчики, но было поздно. В  домике
уже легли спать. Индикатор биомассы зафиксировал тела Чары и его  подруги  в
противоположном от микрофонов углу дома. Когда я наконец  разместил  датчики
там, где надо, из них послышалось только размеренное дыхание спящих людей.
   Выругавшись про себя, я отлетел подальше, нашел большое дерево и, сев  на
землю, привалился к нему  спиной.  Я  всегда  ненавидел  прослушивать  чужие
разговоры, и тем не менее по службе мне приходилось этим заниматься. Большей
пакости я до сегодняшней встречи с Чарой просто  вообще  не  знал.  Когда  я
слушал радиоперехват, у меня возникало ощущение, будто я держу в руках чужие
трусы. Однако выбора у меня не было. Перемотав  запись  в  самое  начало,  я
вздохнул и включил воспроизведение.
   Впрочем, ничего интересного я так и не узнал. Вчерашний  день  завершился
постельными  вздохами,  а  сегодняшний  начался  безостановочным  щебетанием
девушек, обсуждавших возможность съездить  на  материк.  Как  я  понял,  они
хотели, чтобы Чара помог им перебраться через пролив,  не  платя  таможенный
сбор.
   Вернувшись в домик нынешним вечером, Чара тоже почти что не разговаривал.
Отпустив шофера, он долго ходил из комнаты в комнату, а потом, когда к  нему
приехала женщина, сразу же увел ее в дальнюю спальню.
   Конечно, любая из ложащихся в постель с  Чарой  девушек  могла  оказаться
землянкой. Рой никогда не  брезговал  этим  средством  вхождения  в  близкий
контакт с интересующими его людьми. Но узнать об этом я мог только с помощью
прослушивания разговоров, а разговоры с женщинами Чара как раз и не вел.
   Я положил тайник с рекордерами на старое  место  и  полетел  к  камере  у
дороги на Каймагир. Этот вояж я делал скорее для очистки совести: работать с
проехавшими я теперь не мог. Честно говоря, мало бы что изменилось, слетай я
ко второй камере не сегодня, а  завтра.  Но  сторожить  сон  Чары  было  еще
бессмысленнее, и я полетел.
   Я никак не мог понять, зачем Чара  ездит  в  поселок.  Секс  как  причина
отпадал сразу: жители  Керста  при  первой  же  возможности  заполняли  свои
семейные постели  любым  количеством  партнеров.  Отпадала  и  необходимость
уезжать подальше от города для  тайных  встреч  с  агентами.  Конспиративные
квартиры  обычно  устраивают  там,  куда   легко   добраться   и   добраться
незамеченным. Не прорисовывалась и связь Чары с роем. Конечно, побывавшие  в
поселке девушки могли на самом деле оказаться связницами с  базы.  Но  тогда
следовало допустить,  что  Чара  общался  с  ними  исключительно  с  помощью
записок, а это был уже явный перебор.
   Так ничего и не придумав, я сел у речки, нашарил у моста нужный  булыжник
и, вынув камеру, стал просматривать запись. Пять экипажей  и  три  всадника,
которых я, конечно же, не знал, являлись скудным сегодняшним уловом.  Похоже
было,  что  моя  затея  с  мониторингом  дорог  становилась   бессмысленной.
Вздохнув,  я  сменил  кассету  и  выудил  напоследок  из  тайника  рекордер,
принимавший сообщения с трансляторов в горах.
   Меньше двух часов назад я уже проверял такой же  рекордер  на  лайлесской
дороге и знал, что прошедший день можно  считать  безрезультатным.  Просмотр
камеры у моста через Ясоко только укрепил  меня  в  этом.  И  вот  теперь  я
ошеломленно смотрел на цифры,  высветившиеся  в  окошечке  информатора,  как
только я взял его в руки. Здесь были длина волны, указания широты и долготы,
координаты по сетке карты квадрата, время и продолжительность сообщения. Это
было настолько неожиданно, что мне понадобилась чуть ли  не  минута,  прежде
чем в сознании возникла и ясно оформилась простая мысль: в то время,  как  я
висел над машиной Чары, кто-то  в  Драном  Углу  вел  непонятным  мне  кодом
радиопередачу.
   - Вот это да! - прошептал я  вслух,  чувствуя  предательскую  слабость  в
ногах и холодную пустоту в желудке.  Спокойная  до  этого  кровь,  мгновенно
разогнавшись в жилах, словно в циклотроне, горячо ударила в голову,  обожгла
щеки, сумасшедше забилась в висках.
   Поскольку я разместил датчики по  периметру  ущелья,  то  десяток  взятых
пеленгов указывал на местонахождение  радиста  с  точностью  до  миллиметра.
Дрожащими руками я рылся в  сумке,  разыскивая  запаянную  в  пластик  карту
района. Фонарик плясал у  меня  в  руке,  пока  я  вглядывался  в  тончайшие
координатные  линии.  Итак,  все  наконец  сошлось.  Теперь  у  меня  отпали
последние сомнения. Передача велась из  домика,  где  сейчас  спал  Чара,  Я
наконец нашел резидента роя в  правительстве.  И  этим  резидентом  был  мой
личный враг.
   Со счастливой, блуждающей по лицу улыбкой я сидел на мокрой гальке  возле
Ясоко и думал о том, что предстоящая мне так или иначе схватка с Чарой имеет
теперь неуязвимое моральное оправдание. Даже по строгим законам  ойкумены  я
имел право сделать все, что необходимо, для его нейтрализации.
   Резидент роя должен был прекратить свою деятельность, и я мог сам выбрать
способ  необходимого  воздействия.  Если  эта  история  станет  когда-нибудь
известна на Земле, я сумею оправдаться.
   Несмотря на огромное количество информации, я все-таки до  сих  пор  брел
впотьмах, терзаясь сомнениями и страхом.  Туда  ли  я  иду,  не  упустил  ли
чего-нибудь важного, имею ли я право на это и не  совершил  ли  непоправимую
ошибку? Теперь, когда локатор взял цель и стал  ясен  курс,  я  почувствовал
силу и уверенность. Еще несколько часов  назад  я  ощущал  себя  зверем,  за
которым идет охота и чей след уже взяли борзые. Теперь охотником стал  я.  И
азарт погони пьяно плескался в жилах, и глаза сводило в прищуре, и судорожно
напрягались плечи и бедра  -  точно  так  же,  как  это  бывало  со  мной  в
капитанской подвеске, когда я нависал над пультом, всматриваясь в экран. Так
же непроизвольно я сжимал тогда шенкелями амортизатор, как, наверное, сжимал
бы, родись раньше, теплое брюхо коня, и так же щурился, разыскивая на экране
трудно различимую на граничном удалении цель.  Каждая  клеточка  моего  тела
звенела от напряжения, пока я прятал камеру  и  ставил  булыжник  на  место.
Теперь я знал, за кем мне  надо  следить,  чтобы  выйти  на  связника  базы.
Вычислив резидента роя, я словно открыл дверь  в  их  гнездовье.  Оставалось
только туда шагнуть.
   Управившись с  камерой,  я  вонзился  в  воздух,  лихорадочно  осмысливая
ситуацию. Неопределенность кончилась. Своим сообщением Чара спустил  лавину.
Теперь мне оставалось только ждать, когда база ответит ему. Скорее всего это
случится завтра, самое позднее - послезавтра. Может быть, этот ответ  нельзя
передать словами, и тогда к нему придет связник. В любом случае база  должна
будет раскрыть себя, потому  что  и  радиосообщение,  и  спуск  связника  на
антиграве  непременно  будут  взяты  расставленными  мной  датчиками.  А  во
избежание случайностей я организую в городе слежку за Чарой. Теперь  у  меня
наконец есть повод помириться с Ракш.
   Торопиться мне было некуда, но я, позабыв об  осторожности,  стремительно
мчался сквозь ночь,  подняв  навстречу  ветру  пылающее  лицо.  В  том,  что
резидентом роя, которого я имел право убить,  оказался  именно  Чара,  нашла
отражение высшая вселенская справедливость. Происходящее здесь было  слишком
трагичным, чтобы остаться без последствий. Массовая гипнопедия -  второе  по
тяжести преступление после геноцида, и рой еще ответит за  сотворенное  зло.
Словно охваченные всеобщим безумием, десятки тысяч людей безудержно  рвались
навстречу катастрофе. Чара прекрасно понимал  это,  но,  вместо  того  чтобы
пытаться их остановить, как это делал Принцепс, он решил возглавить процесс.
   Если б еще Чара был таким же восторженным  энтузиастом,  как  большинство
жителей Керста, я бы простил ему. Но Чара даже отдаленно  не  был  похож  на
фанатика. Восстановление интересовало его лишь как средство достижения своих
собственных целей. Я понял это из его разговора с Корой. На самом  деле  ему
нужна была одна только власть. Власть - и ничего, кроме  власти.  И  во  имя
этой цели он собирался бросить  своих  сограждан  в  огонь  мятежа  и  новой
гражданской войны.
   Я прошел много своих и несколько чужих дорог.  Я  встречал  самых  разных
людей и всяческую нелюдь. Я провел в патруле десять лет и успел повидать  за
это время достаточно трусов, предателей и убийц.  Я  узнал,  что  зло  имеет
сотни лиц и тысячи выражений. Я сталкивался с фанатиками, готовыми проливать
кровь ради идей. Их фанатизм вызывал во мне брезгливость и ужас.  Но  самыми
страшными из всех были те  люди,  которые  трезво  и  расчетливо  руководили
фанатиками, побуждая их умирать и убивать. Здесь, на Керсте, таким человеком
оказался Чара. Я должен был остановить его, а вместе с ним и рой. К счастью,
теперь мне было разрешено предпринять все возможное для этого.
   Дома меня ждало сообщение от Давантари. Давантари строго рекомендовал мне
не заниматься самостоятельной раскруткой  Чары,  а  ждать  высадки  десанта.
Прочитав его советы, я не смог удержаться от саркастической улыбки. В  своем
сегодняшнем сообщении я  как  раз  собирался  рассказать  ему,  что  Чара  -
резидент роя. Однако теперь, подумав, не стал  этого  делать,  ограничившись
информацией о подготовке мятежа. В конце концов сведения о Чаре останутся  в
памяти компьютера. Если мне удастся довести намеченное до конца, я доложу  о
сделанном. Если же нет - архив заберет похоронная команда, и Чарой  займутся
другие. Констабуларий уж как-нибудь простит мне мою забывчивость. Мертвых не
судят, поскольку им все равно.
   Остальная часть сообщения из констабулария была не  интересна.  Давантари
сообщал, что записи радиоперехватов так и не поддались расшифровке на  месте
и их отправили в метрополию. Десант тоже пока еще не был окончательно готов,
и по расчетам Давантари высадка могла состояться не раньше чем  послезавтра,
после поступления  всей  необходимой  техники.  Пожав  плечами,  я  выключил
компьютер и стал раздеваться. Если по-честному,  я  был  даже  рад  задержке
десанта. Где находится база, я до сих пор не определил,  а  перекрыть  район
лучше, чем расставленные  мной  датчики,  десантники  все  равно  не  могли.
Высадка принесла бы больше вреда, чем пользы. Лишние люди в ущелье наверняка
встревожили бы рой. Но самое главное - я сразу  же  переходил  в  подчинение
командиру десанта, а мне этого совсем не хотелось.
   Зажмурившись, я  стоял  под  душем,  чувствуя,  как  смывается  вместе  с
усталостью перевозбуждение, не отпускавшее меня с той самой  минуты,  как  я
увидел цифры на рекордере.  Сейчас,  когда  тугие  струи  массировали  кожу,
успокаивая дрожащие  нервы  и  унося  с  собой  накопившийся  на  их  концах
потенциал, я наконец почувствовал, что на самом деле стал  освобождаться  от
уничтожающего меня депрессивного отуп