остановился  и   перед   массовой
гипнообработкой, что переводило их  деяния  из  экономического  преступления
планетарного масштаба в преступление уголовное.
   Я толкался в толпе больше часа, но так и не нашел ответа на свои вопросы.
Поскольку никто из сменяющих друг друга на помосте ораторов не сказал за это
время ничего нового, я ушел, не дожидаясь конца. Но всю дорогу от  парка  до
Желтого дворца я пытался понять людей, оставшихся на площадке. Они не  могли
не видеть, что их труд превращается в  труху.  Более  того,  положение,  как
правило, ухудшалось прямо  на  глазах.  И  тем  не  менее  они  без  всякого
принуждения пришли сюда, требуя  более  решительного  продвижения  по  пути,
ведущему в тупик.
   Молоденький солдат  охраны  дворца,  которого  я  повстречал  по  дороге,
объяснил, как пройти к зоне стоянок и  гаражей.  Однако  войдя  под  высокий
купол главного ангара, я еще добрых полчаса искал секцию,  где  разместились
новые серебристые машины. Когда я  появился,  шоферы  электромобилей  стояли
небольшим полукругом  возле  одного  из  лимузинов,  хозяин  которого  молча
копался в моторе. Здесь были одни мужчины, что,  на  мой  взгляд,  осложняло
ситуацию. Заметив меня, все они сделали вид, что  не  видят  чужака,  однако
разговор все-таки прервался. От этого молчания  под  ложечкой  на  мгновение
возник неприятный холодок, но отступать было некуда.
   - Приветствую электриков, - сказал я, уважительно отделяя  местную  элиту
от возниц экипажей и водителей перевозок. - Я - Тера, советник Принцепса.
   - Привет, -  ответило  мне  несколько  угрюмых  голосов,  но  большинство
предпочло отмолчаться.
   Я был несколько обескуражен таким приемом, но повернуться  и  уйти  я  не
мог.
   - Кто вчера ночью ездил по дороге на  Лайлес?  -  деловито  продолжал  я,
надеясь, что в моем голосе отчетливо звучит возможность заработать.
   Однако шоферы молчали, спокойно разглядывая меня почти в упор.
   - Жалко, - сказал я, делая вид, что собираюсь уходить. - Думал застать.
   - Хотелось бы знать, что стоит за этим интересом? - произнес ближайший ко
мне мужчина в аккуратной разлетайке, вышитой сложным орнаментом.
   - О-хо! - обрадовался я. - Вот и встретились...
   - Нет, - мужчина скорчил презрительную гримасу. - Я вчера не  работал.  Я
сейчас вообще не работаю - руку отбил. Однако хочу разобраться: может,  и  я
для чего сгожусь?
   - Стоявшие рядом с ним шоферы дружно заржали, и я понял, что в дальнейшем
разговоре нет смысла. Они еще не  переиграли  меня,  но,  если  наша  беседа
затянется, это обязательно произойдет. Видно было, что каждый из  них  готов
держаться до конца. Может быть, поступая на работу, они  взяли  определенные
обязательства, а может, просто ненавидели окружение Принцепса, кто знает. Но
искать здесь мне было абсолютно нечего, и оставалось только  засчитать  себе
поражение и постараться достойно отступить.
   - Я скажу ему самому, - сообщил я, делая шаг назад и собираясь уходить. -
Когда разыщу.
   - Удачи и счастья, - пожелал мне вслед ехидный голос.
   - Всем нам, - ответствовал я, не поворачивая головы.
   "Плохо-то как начинается, - думал я, возвращаясь  домой.  -  Зря  я  сюда
пришел. Конечно, я дилетант. И у меня мало времени. Но только  кому  ты  все
это собираешься объяснять? Нечего  тогда  было  лезть  к  ним.  Ты  что,  не
понимаешь, что если в  результате  сегодняшней  ошибки  тебе  однажды  ночью
проломят череп, то  проиграешь  не  только  ты.  Жалко,  что  нельзя  вешать
"маячки"! Я бы давно уже знал, кто по ночам мотается в  поселок.  Хотя  даже
если б я мог узнать, кто ездит в поселок, это бы не решало главной проблемы.
Рою вовсе не обязательно иметь дело с правительством напрямую. Точно так  же
они могут действовать и через "чистильщиков". Однако с  поселком  все  равно
надо разобраться. Я обязательно дотянусь! Сяду на хвост лимузину,  залягу  в
кустах у въезда, повисну над поселком - придумаю что-нибудь! Не может  быть,
чтобы  при  моих  возможностях  я  не  взял  такой  простой  информации.  Не
расстраивайся, три нашивки, будут и у тебя удачи!"
   Я вошел в гостиницу  и  почти  пересек  холл,  когда  меня  окликнули.  Я
недоуменно огляделся. Над конторкой торчала  расплывшаяся  в  улыбке  голова
клоуна.
   - Удачи и счастья! - сказал я, улыбаясь в ответ.
   Я чувствовал к нему странную для меня самого симпатию.  Может  быть,  она
была связана с тем, что он, как и я, тоже был неудачником.
   - А я тебя давно жду!
   - Случилось что? - поинтересовался я, подходя ближе.
   - Нет, что ты! Все в порядке. А вот вчера - да. Вчера я мог  умереть.  Но
ты меня спас...
   Я понял, что клоун пришел  благодарить  за  вчерашнее,  и  испугался.  На
Керсте существовала древняя форма благодарности,  когда  благодарящий  дарил
себя на определенный период тому, кому был обязан. Отказаться от этого  было
невозможно. Я понял, что у меня осталось меньше минуты,  и,  не  раздумывая,
бросился вперед.
   - Что-то я этого не заметил.
   - Ну как же! Я даже пошевелиться не мог. А ты  дал  мне  лекарство,  и  я
проснулся здоровым.
   - А, - сказал я. - Ты вот о чем. Так это было всего лишь снотворное. Тебе
просто надо было выспаться, старина. Кстати, за полдня в  гостинице  с  тебя
причитается тринадцать жетонов.
   Последней фразой я наконец добил его.
   - Но... у меня сейчас нет... - забормотал клоун. - С собой...  -  добавил
он едва слышно.
   - Ерунда, - я успокаивающе похлопал его по плечу, - отдашь потом. А  пока
пойдем ко мне,  выпьем  скруша.  Мне  поставляют  отличный  скруш.  Гордость
гостиницы, можно сказать.
   Следующий час я слушал сперва трезвые, а потом все более пьяные  излияния
клоуна, поддакивал ему и наливал еще, все время пытаясь сообразить,  как  от
него избавиться. Сначала клоун держался прилично, рассказывал  мне  о  своей
прошлой работе и о том, какой я хороший друг, но  потом,  когда  его  голова
перестала с ним советоваться, пустился в бессвязные воспоминания  о  Беш,  с
занудной восторженностью повествуя о своей великой любви и о том, какая  она
несравненная фея, особенно в постели. В конце концов я не выдержал и  сказал
ему, что должен уходить.
   Чтобы не обидеть Улоуна, я действительно вышел, прошел  с  ним  несколько
блоков и только после этого распрощался и, сделав круг, вернулся  обратно  в
гостиницу.
   Базука с  Протазаном  не  подавали  признаков  жизни,  хотя  я  видел  по
индикации, что они заняли ближайший к выходу двухкомнатный  номер.  Оклахома
тоже болтался где-то, видно, шустрил по сиделкам, выискивая очередных  жертв
своей необузданной сексуальности. На улице я обнаружил, что уже  темнеет,  и
удивился, как быстро прошел день. Через несколько часов мне предстояло снова
лететь к камерам, а до этого  я  должен  был  успеть  подготовить  очередное
послание Давантари. Однако не успел я  надиктовать  и  двадцати  строк,  как
услышал сигнал алярма.
   Чертыхнувшись, я отключил компьютер и, затягивая шнурки разлетайки, вышел
к контроллеру. То, что я увидел на втором экране, заставило меня вцепиться в
стол. По коридору гостиницы, озираясь по сторонам, медленно шла Таш.
   Этого не могло случиться даже во сне! С минуту я торчал перед  монитором,
не в силах оторваться от ее озабоченного и вместе с  тем  бесконечно  милого
лица, красиво обрамленного черными как смоль волосами. Потом я пришел в себя
и со всех ног бросился к переходу. К счастью, Таш еще плохо  ориентировалась
в гостинице и вынуждена была  читать  указатели.  Благодаря  этому  я  успел
выскочить во внешнюю часть и встретить ее неподалеку от Лугового зала.
   Теперь мы стояли вплотную друг к другу, я держал ее за руки и с отчаянием
ждал, когда наконец выяснится, что я срочно понадобился  Принцепсу  или  что
завтрашний Совет переносится на  два  дня.  Пауза  затягивалась,  пора  было
начинать разговор, но я никак не мог найти подходящих слов.  Специально  Для
таких случаев любая цивилизация изобретает ни к чему не обязывающие шаблоны.
Были они и  на  Керсте,  но  почему-то  именно  сейчас  эти  безликие  фразы
отказывались срываться с моих губ.
   И тут я почувствовал,  что  Таш  дрожит.  Это  была  особая  дрожь,  и  в
мгновенной вспышке озарения я получил  ответы  на  все  незаданные  вопросы,
после чего слова стали уже не нужны. Этот разговор гораздо лучше вели  руки,
еще  лучше  губы,  а  точки  наивысшего   понимания   он   достигал,   когда
переплетались тела. Сегодня все было не  так,  как  в  прошлый  раз,  когда,
казалось, над  нашей  постелью  ревел  торнадо.  Словно  открылись  какие-то
тайники,  где  за  долгие  месяцы  одиночества  скопились  огромные   запасы
неизрасходованной нежности, ласки и тоски.
   Я входил в Таш так медленно и сладко,  как  будто  погружался  в  теплый,
пронизанный солнцем водоворот возле Большого барьерного рифа. Я  неторопливо
плыл над волнисто колышущимся подо  мной  дном,  осторожно  продвигаясь  все
дальше и дальше в доверчиво и жадно распахивающиеся мне  навстречу  глубины.
Каждое  движение  было  полно  невыразимой  неги,  и  я  стискивал  челюсти,
удерживая в себе похожий на завывание стон.
   Я вслушивался в Таш так же тщательно, как  радисты  подбитого  штурмовика
слушают после боя окружающий эфир. Все мое  внимание  было  сконцентрировано
сейчас на головке моего члена, как сосредоточивается внимание  взломщика  на
кончике его электронного щупа. Я понимал, почему Зевс  выбрал  форму  дождя,
просачиваясь к Данае. Стыковка могла считаться  произведенной,  только  если
все  выступы  вошли  в  положенные  пазы  и   штекеры   кабелей   попали   в
предназначенные для них разъемы. Я очень хотел достичь полного слияния  если
не душ, то хотя бы тел, и Таш благодарно отозвалась  на  мои  усилия,  гибко
обвив меня и вобрав в себя вместе со всем моим  барахлом,  воспоминаниями  и
официальным послужным списком.
   В какую-то минуту, в самом начале моего  проникновения  в  Таш,  я  вдруг
испугался  ее  абсолютного  могущества  и  бесконечного  превосходства.  Мне
почему-то почудилось, что я теряю себя и гибну  в  разросшейся  до  размеров
космоса  черной  дыре,  бесследно   поглощающей   даже   кванты   света.   И
действительно,  Таш  всосала  меня  жадно  и  быстро,  с  влажным   утробным
чмоканьем, как всасывает неосторожного путника  болото  или  зыбучий  песок.
Однако через некоторое время, когда я смог осмотреться, я понял, что  страхи
мои нелепы. Под тонким слоем песчинок оказался спрятан  подземный  дворец  с
роскошными залами, висячими садами, крытыми переходами и уютными будуарами.
   Аристократически  чувственное  влагалище  Таш  обхватывало  меня  теплыми
нежными ладошками, ласково терло, посасывало и, быстро  выполнив  положенный
ритуал, взрывалось долго истекающей из  загадочных  глубин  многоступенчатой
волной оргазма. Я оказался в залитой теплым светом  свечей  дворцовой  зале,
где чарующе звучал клавесин, пела флейта и прекрасные пары с  тихим  шорохом
легко кружились вокруг меня в подчеркнуто техничном  менуэте.  Больше  всего
чудесное слияние с Таш  напоминало  танец  эльфов  на  фейерической  планете
Лориен. Я видел его всего один раз, но запомнил на всю жизнь.
   Мне очень хотелось, чтобы это никогда не кончалось. С каждой минутой  мое
одиночество отступало, растворялось и таяло. Все  происходящее  сейчас  было
так сладостно, что я готов был на все  ради  продления  этих  фантастических
минут. Я смотрел на тонкое,  невыразимо  прекрасное  лицо  Таш,  на  нежные,
влажно блестящие губы, на пушистые тени от ресниц и чувствовал, как плавится
мое сердце в ослепительном пламени наконец  пришедшего  ко  мне  счастья.  Я
долго ждал эту женщину, может быть, всю жизнь, и вот наконец дождался.
   Бескрайний мир, простирающийся от переливающейся всеми красками  ойкумены
до мрачных и темных лабиринтов втирален Керста, сжался  сейчас  до  размеров
принявшего меня женского тела, и из него исчезли рой и "Трезубец",  Марта  и
Стефан, патруль и Давантари  -  все,  что  мучило  и  жгло  меня  бессонными
кошмарными ночами, оглушало днем, постоянно  стонало  и  ныло  под  сердцем,
уводя до срока к Последнему  Причалу.  Таш,  даже  не  подозревая  об  этом,
спасала меня  от  самого  себя,  и  я  был  безмерно  благодарен  ей  за  ее
бескорыстный подвиг.
   Потом мы лежали, вытянувшись, тесно прижимаясь друг к  другу.  Одну  ногу
Таш забросила мне на бедро, а ее голова покоилась у меня на плече - так, что
она не могла видеть моего потрясенного лица.
   - Ты нарушила свое правило, - сказал я, целуя ее волосы. - Да. Впервые. -
Спасибо тебе.
   - Не на чем. Я сама этого хотела.
   - Мне ни с кем еще не было так хорошо.
   - Мне тоже.
   Я погладил ее свободной рукой по груди, вычертил  на  плече  замысловатую
виньетку.
   - Я очень устал от одиночества.
   - От одиночества? - Таш хмыкнула. - Насколько  я  знаю,  у  тебя  хватает
контактов. Мне рассказывали о Распоротом.
   - Это не так. - Я хотел привстать на локте,  чтоб  лучше  видеть  ее,  но
передумал. - Можно иметь партнера... или кучу партнеров... и все равно  быть
одиноким. Так даже еще хуже. Вроде ты с кем-то, а на самом деле ни с кем.  -
Я не понимаю, - сказала Таш, поворачиваясь и заглядывая мне в лицо.
   - Я сам не понимаю. - Я и вправду не знал, как  это  ей  объяснить.  -  Я
думаю: контакт, он только тогда настоящий, когда  люди  пересекаются  еще  и
сутью.
   - Сутью? - задумчиво сказала Таш. - Зачем? Это же больно.
   - Это не всегда больно. Если совпадает главное, это не больно.
   - Главное никогда не совпадает. У каждого свой дракон.
   - Иногда главное совпадает.
   - Это тебе кажется, что  главное  совпадает.  А  чем  больше  ты  узнаешь
человека, тем лучше видишь, что он другой.
   - Нет, - упрямо сказал я. - Главное - это главное. Его немного. Оно может
совпадать.
   Я уже жалел, что затеял этот разговор. То, что я  говорил,  было  скучным
даже для землянок. Но знание это пришло ко мне совсем недавно, и у  меня  до
сих пор ни разу не выпадало случая поделиться им.
   - А если главное совпадает, что тогда?
   - Тогда? - переспросил я, удивляясь простоте этого  вопроса  и  сложности
предстоящего ответа. - Тогда к тебе приходит настоящее счастье.
   - И у тебя были такие женщины?
   - Несколько раз я думал, что были. Потом понимал, что ошибся.
   - Неужели тебе нужна такая женщина?
   - Нужна, - сказал я. - Конечно, нужна. Такая женщина нужна каждому.
   - Ты - сумасшедший, - сказала Таш. - Ты  даже  не  представляешь,  о  чем
говоришь.
   - Может быть, - согласился я, механически  поглаживая  ее  предплечье.  -
Смой мои слова в памяти.
   Было немножко грустно, но я уже привык к потерям. Если ты сразу  не  смог
объяснить, не стоит повторять безуспешных попыток. Сразу понимают только те,
кто настроен на эту волну. Остальные тебя никогда не услышат.
   - Как там Принцепс? - спросил я, лишь бы  что-нибудь  спросить.  -  Он  и
сегодня знал, что ты идешь ко мне?
   - Сегодня? - Таш повернулась поудобнее, прижалась щекой к моей  груди.  -
Нет, сегодня не знал. - Она тихо улыбнулась чему-то  своему.  -  Он  сегодня
вообще будто мозги потерял.
   - А что с ним случилось?
   - Да ничего. Просто завтра очень тяжелый Совет.
   - Мне казалось, все Советы тяжелые, - пробормотал я.
   - Когда сорок процентов пережившей войну промышленности  остановлено  или
близко к остановке, причем остановлено после полугода напряженнейшего  труда
по ее восстановлению, то за это следует отвечать, - спокойно сказала Таш.
   Судя по всему, эту фразу она где-то услышала и теперь с пользой для  себя
пустила в дело.
   - Сорок процентов?! - поразился я.
   - Это в целом. В металлообработке спад достиг пятидесяти пяти  процентов,
в промышленности стройматериалов  -  пятидесяти  трех,  в  легкой  -  сорока
восьми. А чего еще ожидать при таких безумных государственных  расходах?  Ты
разве не видишь, что в последнее время инвестиционная политика абсолютно  не
согласуется с реальной перспективностью и прибыльностью проектов и отраслей?
Сколько средств, например, бездарно вогнали  в  химическую  и  биологическую
промышленность! А что в итоге? Полное истощение бюджета и резкое  сокращение
инвестиций. Думаю, что в  ближайшие  месяцы  промышленность  Керста  ожидает
коллапс.
   Этого я не ожидал. Мне казалось, что секретарша  Принцепса  может  только
кидать шарик и забавляться с вазгифом. Я был настолько изумлен, что не успел
закрыть рот, когда Таш вскинула на меня взгляд. Лицо ее странно дернулось, и
мне показалось, что я заметил  в  глубине  прозрачных  глаз  след  мгновенно
погашенной досады. Что  ж!  Я  действительно  плохо  понимал  хитросплетение
экономических факторов и  взаимодействие  разных  хозяйственных  механизмов.
Амалазунта отнеслась бы к сказанному Таш гораздо живее, У меня же  в  голове
явно не хватало какой-то специальной шишки. Может быть, женщины любых  миров
вообще лучше мужчин приспособлены к  экономическому  анализу,  не  знаю.  Во
всяком случае, теперь я понимал, что  был  несправедлив  к  Таш.  Она  умела
ходить гораздо дальше, чем  я  решил  сначала,  и  ей  вовсе  не  надо  было
подслушивать ничьих фраз.
   - Я был сегодня на митинге, -  сообщил  я,  пытаясь  заполнить  возникшую
паузу. - Они требовали как можно быстрее двигаться в выбранном направлении.
   -  Это  прекрасно.  -  Таш  мечтательно   улыбнулась.   -   Люди   готовы
восстанавливать нашу страну, не считаясь с трудностями.
   - Что же тут прекрасного? - удивился я. - Ты ведь сама говорила, что  все
используется крайне неэффективно.  Зачем  еще  больше  усиливать  негативные
процессы?
   - Залить костер легко, а разжечь потом трудно: мокрые дрова не загорятся.
Надо улучшать технологии, принимать более точные  решения,  в  конце  концов
наказать кого-то за отдельные ошибки. Но гасить порыв десятков  тысяч  людей
нельзя. Это обойдется государству дороже.
   "Как же, дороже! - подумал я, вспоминая вчерашнюю сходку чистильщиков, на
которую попал, идя к Ракш. - Что может быть дороже крови?  А  ее  есть  кому
пускать".
   Но спорить мне не хотелось. Я хорошо чувствовал Таш,  видел  ее  длинные,
легкие мысли и знал, что этот вечер у нас не  последний  и  что  ситуацию  в
Керсте мы еще успеем обсудить.
   - Иди ко мне, девочка,  -  сказал  я,  переворачиваясь  на  живот.  -  Я,
кажется, по тебе соскучился. Дай я тебя поцелую...
   - Поцелуй, пожалуйста, - согласилась Таш, и в голосе ее  вдруг  отчетливо
прорезалась страсть. - Поцелуй меня скорее!
   В этот вечер я очень не хотел ее отпускать, но Таш настояла на своем.  И,
настояв, тем не менее не спешила одеться и уйти. Она сидела на постели среди
скомканных простыней и молча тянула скруш, который,  к  счастью,  нашелся  в
подкроватном баре.
   - Страшно тебе? - спросила она, глядя на меня. Проследив за ее  взглядом,
я скосил глаза на шрам, багровеющий в распахнутом вырезе разлетайки.
   - Страшно? - Я удивленно пожал плечами. - Теперь уже не страшно.
   - А ты не боишься умереть? - Умереть! - сказал я презрительно. -  Я  жить
не боюсь, а ты говоришь умереть!
   Я взял свой  бокал  скруша,  пожалев,  что  это  не  спиртное,  и  сделал
порядочный глоток.
   "Ты этого еще не  знаешь,  -  думал  я,  глядя  в  занавешенное  длинными
ресницами лицо Таш, спрятавшейся за ними после моего ответа. - И  хорошо  бы
тебе этого не узнать. Даже в  моем  окружении,  которое  состояло  из  одних
мужчин, многие не знали этого. И я не знал до недавнего  времени.  А  теперь
знаю. Когда нечего терять, исчезает  всякий  страх.  Жизнь  вообще  грустная
штука, в ней нет места надежде. Но только не все это понимают.  А  это  надо
выучить наизусть. Потому что, как только ты  перестаешь  надеяться,  к  тебе
наконец приходит настоящее мужество - спокойное и лишенное ярости".
   - Теперь я буду жить долго, - сказал я  с  улыбкой.  -  Ты  залечила  мою
сердечную рану.
   Таш наконец поставила бокал на пол и слезла с кровати.
   - Я поеду, - жалобно попросил