ольн"  въехал  на
свободное  место,  между  скромным  серым  "фордом"   и   длинным,   как
железнодорожный вагон,  "бьюиком"  с  дипломатическим  номером.  Воронов
хотел было выйти из машины, чтобы  открыть  заднюю  дверцу,  но  Бешеный
легким кивком головы задержал его:
   - Ты его по фотороботу хорошо запомнил?
   Ясно, речь  шла  о  том  "инспекторе  ГИБДД"  с  3-го  Транспортного,
которого по горячим следам удалось вычислить оперативникам Богомолова.
   - Обижаешь... Среди ночи разбуди, дай лист бумаги - нарисую! А что?
   -  Знаешь,  у  меня  предчувствие,   что   сегодня   он   обязательно
обозначится, - проговорил Говорков, поправляя  под  курткой  подмышечную
кобуру, и добавил:
   - А второе мое предчувствие, что сегодня он от нас не уйдет. Ну  что,
Андрюша, кто в кабаке тело охранять будет? Я или ты?
   - Давай я в машине останусь. Угрелся что-то, никуда выходить не хочу,
- предложил Воронов. - А ты в кабак иди,  на  девчонок  посмотри.  После
расскажешь...
   Ресторан "Саппоро" открылся в Москве недавно. Располагался он в тихом
месте и, как явствовало из названия  в  честь  известного  по  Олимпиаде
города Страны восходящего солнца, специализировался на  японской  кухне.
Шикарное заведение клубного типа,  предназначенное  скорее  для  ведения
деловых переговоров, нежели для застолья, быстро обрело  популярность  в
столичных бизнес-кругах. Посещали его наиболее крутые.
   Прислуга   отличалась   предупредительностью    и    ненавязчивостью,
метрдотель - понятливостью,  а  сервировка  не  вызвала  бы  критических
замечаний и у японского микадо, возникни у него каприз тут отобедать или
отужинать. Кухня, утонченная и изысканная,  составляла  особую  гордость
заведения. Трудились тут три повара и кондитер, выписанные специально из
Японии, - это были настоящие кудесники и  маги  искусства  приготовления
экзотических блюд.
   Они учитывали все, что предваряет прием пищи и  сопутствует  процессу
еды: выделение желудочного сока у клиента, очередность блюд,  психологию
трапезы, основанную на ассоциациях и воспоминаниях о когда-то  съеденном
и выпитом,  даже  физиологию  -  приливы  крови,  а  ко  всему  прочему,
естественное утомление от процесса пищеварения.
   Правда, официанты японцами не были: их роль  выполняли  вьетнамцы,  в
изобилии осевшие в столице еще с середины восьмидесятых.
   Амиран  Теймуразович  Габуния  уже  ждал  гостя,  сидя  за  столиком,
заставленным обильной выпивкой и разнообразной закуской, он  нетерпеливо
поглядывал то на часы, то на  вход.  Внешность  этого  высокого  грузина
располагала к себе: оливковая кожа  лица,  аккуратный  бобрик  прически,
ослепительная белозубая улыбка...
   В  свои  двадцать  восемь  лет  Амиран,  имевший  за  плечами  четыре
судимости (все за мошенничество),  носил  звание  ООРа,  то  есть  особо
опасного рецидивиста, что, впрочем, не мешало  ему  считаться  одним  из
самых перспективных банковских махинаторов во всем Московском регионе.
   О  многоходовых   мошеннических   схемах   "выставления"   банков   и
вкладчиков, хитроумно  задуманных  и  виртуозно  осуществленных  молодым
грузином, ходили легенды. Впрочем, после катастрофы семнадцатого августа
Габуния все больше и больше склонялся к относительно легальным  способам
зарабатывания денег.
   Пройдя в зал, Немец взглядом указал Говоркову место  за  столиком  и,
приветственно махнув рукой грузину, прошептал охраннику:
   - Сядешь тут, у входа, закажешь себе чего-нибудь поскромнее, долларов
на пятьдесят. Скажешь,  чтобы  счет  мне  принесли.  Не  забывай  Андрею
позванивать.
   - Слушаюсь. - Бешеный кивнул в знак  согласия  и,  полоснув  взглядом
грузина, делавшего Миллеру приветственные жесты, опустился за столик.
   Немец, мгновенно забыв о своем охраннике, двинулся к Амирану:
   - Здравствуй, дорогой!
   - Рад тебя видеть, Александр Фридрихович! Опаздываешь, нехброшо...
   - Это ты раньше приехал, - кивнул Немец, в ответ протягивая руку.
   Деловое рукопожатие, напряженно-дружелюбные улыбки, звук отодвигаемых
стульев,  подобострастная  суета  узкоглазого  официанта,  который   при
появлении долгожданного гостя бросился разливать по бокалам спиртное.
   Савелий, пролистав меню, подозвал официанта и, игнорируя экзотические
"сеу-моно", "коно-моно" и "сашими", попросил обычную свиную  отбивную  и
бутылку минеральной воды.  Пятидесяти  долларов,  по  расчету  Бешеного,
должно было хватить.
   Ожидая заказ, Савелий принялся обозревать зал. Что ж, все  правильно:
если Немец - подсадная утка, на которую должен клюнуть "Черный трибунал"
в лице Лютого, то нелишне загодя осмотреться.
   Занята оказалась едва ли половина столиков:  не  то  время  теперь  в
Москве, чтобы по дорогим ресторанам деньги просаживать!
   В кабинке слева отдыхали несколько иностранцев - то ли немцев, то  ли
шведов: видимо, "бьюик" у входа принадлежал кому-то из  них.  Иностранцы
накачивались рисовым пивом и, судя по всему, чувствовали себя, как дома.
   Соломенные усы,  панибратское  похлопывание  друг  друга  по  плечам,
подчеркнуто   хозяйская   манера   держаться...   Особенно    раздражали
бесконечные восклицания "йа, йа" - как будто общалась группа ослов.
   В кабинке справа  одиноко  скучал  расфранченный  молодой  человек  с
огромной золотой печаткой на безымянном пальце.  Ассортимент  выпивки  и
закуски выглядел не бедней, чем у Габунии и Миллера,  однако  обладатель
печатки не начинал трапезу - видимо, кого-то ждал.
   Сразу  за  ним  сидел,  лениво  ковыряя  вилкой  салат,   кареглазый,
горбоносый мужчина лет сорока. Ел он без аппетита, словно принуждая себя
усилием воли.
   Острый взгляд Бешеного сразу отметил, что на столе  у  него  не  было
спиртного.
   Этот посетитель  "Саппоро"  сразу  не  понравился  Говоркову:  то  ли
настороженными взглядами, которые он то и дело бросал по сторонам, то ли
тем, что чем-то неуловимо напоминал Миллера...
   Тем временем у  столика  Бешеного  появился  узкоглазый  официант  и,
подобострастно кланяясь, принялся расставлять тарелки.
   - Приятного  аппетита,  -  пролепетал  азиат  и,  поклонившись,  взял
бутылку минералки, чтобы наполнить стакан дорогого гостя.
   Тяжелая рука Говоркова легла на его ладонь.
   - Я сам... - непонятно почему раздражаясь, проговорил  он.  -  Ты  бы
лучше вилку и ножик принес -  я  что,  твоими  палочками  отбивную  есть
должен?
   Тут некстати зазуммерил мобильник, лежавший на столе.
   Бешеный взял трубку:
   - Алло?
   - Ну, у тебя все в порядке? - послышался голос Андрея. -  Девчонки-то
хоть стоящие есть?
   - Какие девчонки, - почти шепотом досадливо  откликнулся  Савелий,  -
сижу, скучаю. Даже выпить не могу.
   - Гори она огнем, такая работа, если на ней выпить нельзя! -  пошутил
напарник.
   - Да нет, не о том я... Не о работе на Немца. На службе мы  с  тобой,
Андрюша. Киллеры, Миллеры... И когда только все это закончится?!
   - Ничего, когда-нибудь расслабимся! - успокоил Андрей.
   - Твои бы слова да  Богу  в  уши.  Ладно,  Андрюшка,  у  тебя  все  в
порядке?
   - Ничего подозрительного. Сижу музыку слушаю.
   - Если что, звони!
   - Ты тоже. Пока.
   Отложив телефон, Савелий принялся за ужин - азиат  наконец-то  принес
европейские  приборы.  Кромсая  ножом  отбивную,  Говорков  то  и   дело
поглядывал по сторонам.
   Неожиданно почудилось: из-за отделявшей зал от кухни бамбуковой ширмы
с драконами мелькнуло на секунду чье-то лицо. Бешеный  дернулся,  словно
от удара электрическим разрядом, и нож звякнул о фаянс тарелки.
   Савелий был готов поклясться - там, за ширмой,  появилось  и  тут  же
исчезло лицо Нечаева!  Всего  на  мгновение,  на  долю  секунды,  словно
фотографируя взглядом сидящих в зале.
   Поправив висевшую под пиджаком кобуру, Говорков поднялся из-за стола,
придал лицу выражение безразличного  спокойствия,  после  чего  двинулся
между столиками  в  сторону  кухни.  Зашуршала  отодвигаемая  бамбуковая
занавеска, дернулись нарисованные драконы, и Савелий,  сделав  несколько
шагов, осмотрелся.
   Никого похожего на Лютого вокруг не было. Прямо - дверь на кухню, где
в благоговейной тишине  колдовали  японские  повара.  Слева  -  дверь  в
подсобку, запертая. Прямо - дверь черного хода. Савелий подергал ручку -
эта дверь тоже была закрыта.
   - Померещилось, наверное, -  пробормотал  он,  возвращаясь  к  своему
столику, и, устало опустившись в кресло, взглянул в сторону Немца.
   Миллер и Габуния оживленно беседовали. Амиран что-то живо  доказывал,
Немец снисходительно кивал, и лишь  тяжелые  морщины,  лежавшие  на  его
грубоватом лице, свидетельствовали о недоверии к собеседнику.
   - ...можно и вместе это провернуть! - донеслось до Говоркова.
   - ...вот и выпей за это, Амиранчик! - обобщил Александр  Фридрихович.
- Нет, мне не надо, спиртного не употребляю.
   - Зря, дорогой, не употребляешь! - взмахнул руками грузин. - Если  бы
употреблял, не был  бы  таким  задумчивым!  Надо  иногда  расслабляться,
уважаемый Александр Фридрихович! А я выпью!
   Он выпил водки, причем это была чуть ли не десятая рюмка за вечер.
   Глаза у Габунии блестели, он наклонился через столик  и  стал  горячо
шептать Миллеру:
   - Есть классные девочки, может, потом ко мне поедем?  Ломовые  телки,
слушай! Надя и Катя и еще эта... как ее...  ладно,  забыл...  Мне  стоит
только свистнуть - сами прибегут. Высший сорт девочки, клянусь!  Мне  их
когда-то  покойный  Лебедь  прислал.  А   я   запомнил.   Без   никакого
презерватива трахаются! И лесбос могут, и  в  попку  любят,  все  могут!
Поехали!
   - Амиранчик, о чем ты говоришь? - усмехнулся Немец. - Я  блядьми  уже
сыт по  горло.  Да  и  потом,  не  до  отдыха  мне  сейчас.  Такие  дела
начинаются...
   Он аккуратно орудовал ножом и вилкой, отрезая от солидной порции  так
называемого  мраморного  мяса  небольшие   кусочки.   Потом   придирчиво
осматривал то, что было на вилке, окунал мясо  в  соус  и  только  потом
отправлял  в  рот.  Жевал  тщательно,  неторопливо,  как  говорится,   с
расстановкой.
   - Жаль, дорогой, - огорчился плавно пьянеющий грузин и выпил еще одну
рюмочку. - Ничего не пьешь, к девочкам не хочешь.  Так  нельзя,  слушай.
Боюсь, не получится у нас компаньонства.
   Немец перестал жевать и пристально посмотрел на Габунию -  вот  он  и
убедился в справедливости  своих  догадок.  Этому  грузину,  как  и  ему
самому, хотелось прощупать собеседника, вызвать на откровенный разговор,
чтобы кто-нибудь из  них  двоих  проболтался,  раскрыл  свои  карты.  Но
трезвый Немец был осторожнее пьяного грузина. А тот все болтал:
   - Пойми меня, Александр Фридрихович, нельзя время  терять.  Не  будет
компаньона - ничего, я и сам справлюсь. Но  не  могу  такого  уважаемого
человека не поставить в известность. Однако же дела  -  завтра.  Сегодня
мне лично очень хочется отдохнуть.
   Выпив, Габуния  что-то  произнес  по-грузински  и,  поднявшись  из-за
стола, направился  в  сторону  фойе.  Он  был  уже  сильно  пьян  и  шел
пошатываясь.  Проходя  мимо  столика  Бешеного,  грузин  случайно  задел
тарелку  полой  пиджака  и,  пробормотав  какие-то  извинения,  двинулся
дальше.
   Наблюдательный .Савелий заметил: едва Амиран  поднялся  из-за  стола,
Александр Фридрихович и горбоносый  мужчина,  сидевший  к  Немцу  лицом,
обменялись какими-то знаками. Сделали они это  почти  незаметно,  однако
Говорков насторожился.
   Не прошло  и  полминуты,  как  из-за  стола  поднялся  горбоносый  и,
подхватив из-под  столика  легкую  спортивную  сумку,  пошел  следом  за
Габунией. Это выглядело странно: почему,  направляясь  в  такой  дорогой
ресторан, он не оставил сумку дома или хотя бы в машине? Почему, в конце
концов, не сдал ее в гардероб?
   Было ясно: сейчас что-то произойдет.  Савелий,  поняв,  что  тут,  за
столиком, больше  нечего  делать,  сунул  в  карман  мобильный  телефон,
поднялся и направился следом за подозрительным.
   В фойе его не было, лишь охранник да швейцар болтали о чем-то своем.
   Осмотревшись, Говорков обнаружил двери туалетов - несомненно,  крепко
выпивший Амиран  отправился  туда.  Рывок  двери,  и  Бешеный  влетел  в
облицованную белоснежным кафелем комнатку. В глаза бросилось  зеркало  -
огромное, широченное, почти во всю стену.  Зеркало  это  отразило  спину
Габунии, сгорбившегося у писсуара слева от входа, обладателя  спортивной
сумки, стоявшего справа от двери, за выступом стены, и его руки...  Руки
эти медленно, словно  в  замедленной  киносъемке,  наводили  на  грузина
короткоствольное помповое ружье с глушителем.
   В считанные  доли  секунды:  хлопок  выстрела  едва  различимым  эхом
отразился  от  кафельных  стен  туалета,  Габуния  нелепо  дернулся   и,
брошенный силой заряда вперед, ударился лбом о стену. На затылке Амирана
расплывалась жуткая рваная дыра. Он так и остался лежать  у  стены  -  в
луже крови, с расстегнутой ширинкой...
   Савелий среагировал мгновенно. Резкий, с  разворота,  выпад  направо,
несколько точных, как на тренировке,  ударов,  и  стрелявший  отлетел  к
зеркалу; тяжелый звон разбиваемого стекла заглушил его испуганный  крик.
Бешеный с глухим рычанием бросился на противника,  однако  тот  каким-то
непостижимым образом сумел  вывернуться  из-под  его  руки,  передернуть
затвор и нажать на спуск. К  счастью,  выстрел  получился  неприцельным:
пуля, едва оцарапав рукав Говоркова, попала в плафон,  неожиданно  обдав
нападавшего колкими брызгами стекла.  Свет  мгновенно  погас,  внезапная
темнота бритвой резанула по глазам.
   Однако спустя мгновение Савелий, действуя в полной темноте по памяти,
выбил ствол из рук убийцы. Ложный замах, оглушающий удар  по  голове,  и
Говорков, сидя верхом на противнике, завел его руки за спину.  Содрал  с
шеи киллера  галстук  и,  удерживая  запястья  противника  одной  рукой,
накинул петлю, затягивая ее тугим узлом.
   Дело было сделано. И хотя этот  горбоносый  тип  оказался  не  Лютым,
можно было торжествовать победу. Судя по всему, на одном из "трибуналов"
можно ставить жирную точку. А это уже половина успеха! Бешеный извлек из
кармана мобильник, быстро защелкал светящимися в темноте кнопками.
   Однако набрать номер до конца не успел...
   Из  открывшейся  двери  пробилась,  увеличиваясь  в  размерах,  узкая
полоска яркого света, и Бешеный, забыв о телефоне, поднял голову.
   Первое, что он увидел, - чьи-то  туфли  на  рифленой  подошве;  туфли
стояли почти у самого его лица. Почему-то бросилась  в  глаза  подсохшая
грязь  на  заостренных  носках.  Щегольски  отглаженные  стрелки   брюк,
округлые полы пиджака, скромный галстук с золотой заколкой...
   В висок Савелия ткнулось  что-то  тупое,  холодное,  боковым  зрением
Говорков различил руку сжимающую пистолет.
   - Оставь телефон, - проговорил  знакомый  голос.  -  Не  надо  никуда
звонить.
   Перед ним стоял Максим Нечаев, Конечно же и  десять  минут  назад  за
бамбуковой шторой с драконами  тоже  был  он.  Савелий  не  ошибся...  к
огромному сожалению.
   - Теперь ты медленно-медленно поднимешься, отойдешь на  три  метра  и
положишь руки на стену, - проговорил Лютый, проворно запуская  руку  под
полу пиджака Говоркова. Извлек из подмышечной кобуры пистолет  Стечкина,
сунул его в карман. - Бешеный, или как там  тебя...  Ты  мне  и  так  до
смерти надоел. Мне ничего  не  стоит  пристрелить  тебя  сейчас,  я  сам
удивляюсь, что меня от этого удерживает. К стене - быстро! -  неожиданно
повысил голос Нечаев.

***

   Немного найдется людей, которые под угрозой  приставленного  к  виску
пистолета не подчинятся требованиям его обладателя. И Савелий,  понимая,
что  владелец  ствола  явно  не  намерен  шутить,   поспешил   исполнить
требование. Перевес был явно на стороне Лютого.
   Правда, в случае внезапного  нападения  темнота  стала  бы  союзником
Савелия: глаза его уже привыкли к мраку, а только что вошедший противник
наверняка видел в неосвещенной комнате много хуже.
   Говорков, медленно поднимая руки, не сводил глаз с соперника.  Нечаев
попятился назад, приоткрывая каблуком дверь. При этом  Савелий  заметил,
что Лютый на мгновение отвернулся, и этого мига было  достаточно,  чтобы
выбить  из  его  руки  пистолет:  "Макаров"  с  противным  металлическим
звяканьем ударился в темноте о кафельную стену.
   Спружинила дверь - противники оказались в абсолютной темноте.
   Преимущество внезапности было на стороне Бешеного. Удар, еще один!
   Говорков почувствовал, что оба достигли цели.
   - М-м-м... - простонал противник, и Савелий, поняв, что теперь  самое
время довести начатое  до  конца,  вновь  нанес  удар,  однако,  вопреки
ожиданию, этот удар не достиг цели.
   Похоже, Нечаев интуитивно почувствовал опасность и отскочил в сторону
- кулак Савелия со всего размаха впечатался в стену, и он, ощущая острую
боль в запястье, с трудом удержался, чтобы не застонать.
   Лютый пришел в себя на удивление  быстро:  спустя  секунду  Говорков,
отброшенный резким хуком в сторону, стукнулся головой о  стенку  туалета
и, распластавшись на полу, ощутил под  собой  что-то  теплое  и  липкое:
несомненно, это была кровь убитого Габунии. Глаза Нечаева уже привыкли к
темноте, и почти все его удары достигали цели.
   Савелий, действуя скорее рефлекторно, нежели осознанно, ставил блоки,
уворачивался от ударов, прикрывал корпус и голову. В ней  нарастал  гул.
перед глазами плыли огромные радужные пятна, рука от случайного удара  о
стену ныла, сделавшись в одночасье словно чужой...
   Однако он, мобилизовав волю, сумел-таки подняться и, не  видя  толком
противника, движимый одной лишь интуицией, перешел в наступление.
   По всей вероятности. Лютый  посчитал,  что  противник  уже  повержен,
чуточку утратил бдительность, и потому  неожиданная  атака  застала  его
врасплох.
   Теперь ему приходилось думать об обороне.  А  Савелий,  почувствовав,
что инициатива перешла к нему, продолжил активное  наступление.  Главным
теперь было не дать врагу опомниться, не позволить достать пистолет.
   Удар носком в коленную чашечку - и Максим, споткнувшись о  неподвижно
лежащего киллера, отлетел к  стене,  ударившись  затылком  о  зеркальную
раму. Еще один удар ногой, на этот раз в солнечное сплетение, - и  Лютый
задохнулся в кашле.  Оставалось  лишь  добить  противника.  Бешеный  уже
изготовился  нанести  последний  хук   левой,   но   тут   дверь   резко
распахнулась, и в ярко освещенном проеме показался  силуэт  ресторанного
охранника, прибежавшего на звуки борьбы из фойе.
   - Что тут происходит? - растерянно выкрикнул он.
   Яркая полоса света выхватила из полутьмы  труп  Габунии  у  писсуара,
Нечаева, сидевшего у стены на корточках, тело киллера у его ног...
   Савелий инстинктивно обернулся.
   - Что тут  происходит?  -  оторопело  повторил  охранник,  делая  шаг
вперед, рука его зашарила по стене в поисках выключателя.
   Окрик этот отвлек внимание Савелия, чем не  замедлил  воспользоваться
Лютый. Бросок в ноги Говоркову,  и  тот,  потеряв  равновесие,  упал  на
спину. Еще мгновение - и  сильнейший  хук  в  голову  заставил  Бешеного
потерять ориентацию в пространстве.
   Савелий не мог даже шелохнуться. Он  видел  сквозь  застлавший  глаза
туман, как охранник ресторана шагнул вперед, как резво вскочивший Нечаев
в непостижимом броске нанес ему незаметный, но очень мощный удар  ребром
ладони в кадык,  после  которого  охранник  плавно,  как  в  замедленной
киносъемке, свалился у двери.
   А Лютый, подхватив неподвижное тело убийцы  Габунии,  потащил  его  в
фойе.
   Спружинила дверь, и звук  этот  гулким  эхом  отозвался  в  маленькой
комнатке туалета.
   Наверное, никогда еще Максиму Нечаеву не было так тяжело, как теперь.
   Тело гудело от ударов, кровь с рассеченного лба заливала глаза,  ноги
подкашивались, как ватные. А ведь ему  надо  было  еще  тащить  на  себе
горбоносого!
   Этого человека, пока еще неизвестного, но, несомненно,  связанного  с
Миллером, по замыслу Прокурора, предстояло  выставить  обще