оизнес Александр Фридрихович. -  Как  долетела?  Как
отдохнула?
   - Ой, ты что, так хорошо там, так хорошо, ввек бы оттуда не  уезжала!
- восторженно защебетала Люся. Туристические впечатления переполняли ее,
недавняя  курортница  явно  не  знала,  с  чего  начать,  но  собеседник
неожиданно осадил ее вопросом:
   - Так чего же вернулась? Оставалась бы в своем Коста-Браво, дальше бы
жизни радовалась... птичка Божия.
   - Да я бы еще на недельку-другую и задержалась, -  честно  призналась
та,. - да там по телевизору разные ужасы рассказывают -  мол,  кризис  у
нас в Москве, едва ли не революция скоро.
   - Да кому в этой Москве революцию-то делать? Проституткам с  Тверской
да торгашам с Коньково? - хмыкнул Александр Фридрихович.
   - Говорят,  бакс  с  шести  до  четырнадцати  рублей  прыгнул,  -  не
сдавалась Люся. - Неужели правда?
   - Да, есть такое... Так и живем,  сверяя  время  по  сигналу  точного
доллара, - согласился мужчина и, снисходительно улыбнувшись, добавил:
   - Знаешь, есть такой закон  физики:  если  где-то  чего-то  убыло,  в
другом месте обязательно должно прибавиться. Закон сообщающихся сосудов.
Как говорят - вода дырочку найдет.
   И, явно не желая объяснять, что конкретно имеется в виду, поставил на
сиденье пластиковый чемоданчик, щелкнул замочками, приподнимая крышку, -
взору Люси предстали пачки стодолларовых купюр.
   - Что это?
   - Деньги, - спокойно прокомментировал мужчина.
   - Чьи?
   - Вообще-то американские. Но если они в моем  чемодане,  стало  быть,
мои.
   - И сколько?
   - Два с половиной "лимона". И завтра  столько  же  заберу.  Четвертый
день по Москве езжу, нал собираю. Ничего, ты у меня в очереди за  хлебом
стоять не будешь...
   - Так ведь по телевизору говорят, что в  Москве  долларов  совсем  не
осталось! Все проклятые банкиры скупили!
   - Для меня всегда будут, - отрезал  Александр  Фридрихович.  -  Я  же
говорю: если в одном месте  убыло,  значит,  в  другом  прибыло...  -  и
раздраженно добавил:
   - Неужели непонятно?
   То ли предпоследняя фраза требовала глубокого осмысления, то  ли  вид
двух  с  половиной  миллионов  долларов  действовал  завораживающе,   но
недавняя пассажирка самолета из Мадрида молчала до  самой  Москвы  -  на
лице ее отобразилась работа  мысли.  И  лишь  когда  "линкольн"  пересек
кольцевую автодорогу, только и сумела, что вспомнить последний аргумент:
   - Так ведь по телевизору говорят...
   - Ты еще радио послушай да газеты почитай, - не скрывая иронии, резко
перебил мужчина. - Что тебе не нравится? По курортам  ездишь,  все  твои
желания исполняются, все твои родственники...
   Он не успел договорить - неожиданно в кармане зазуммерил мобильник.
   -  Алло,  -  отвернувшись  от   глупой   жены,   произнес   Александр
Фридрихович.
   - Кажется, я не туда попал, - неуверенно проговорил  чей-то  знакомый
голос.
   - Лебедь, ты?
   - Я...
   - Да, ты туда, куда надо, попал. Это я, Немец...
   - А я уж думал...
   - Откуда звонишь, из сауны?..
   - Ну... - Тот вдруг икнул.
   - Я так и понял - опять водяру пьешь...
   - А что еще делать? Кризис в стране...
   - Что значит - кризис? Это у дураков и у ленивых кризис, а нормальные
люди работать должны, а не пьянствовать.
   - Работать? - с ухмылкой переспросил тот.
   - Ну, если тебе и твоим уркам не  нравится  слово  "работать",  скажу
по-другому: делом заниматься!..
   - Каким делом-то?
   - Что значит - каким? Каким всегда занимались. Своим делом...
   - Своим? - Парень явно начал трезветь.
   - Да, вот именно.  Ты  лучше  скажи,  когда  и  где  по  нашим  делам
соберемся?..
   - Четырнадцатого октября, в Ялте...
   - Раньше бы надо...
   - Раньше никак не успеть: людей трудно будет собрать...
   - И еще целый месяц, как я понял, ты водку  жрать  будешь  или  вновь
коксом обдолбаешься. - Он усмехнулся. - Что, не так, что ли?
   - Я свое дело знаю... - чуть обидчиво буркнул тот.
   - А ты не забыл, что завтра сделать должен?..
   - Лебедь никогда и ничего не забывает! - хвастливо ответил говоривший
на другом конце провода.
   - Вот и хорошо! В наших же интересах... Все, Витек, пока!
   Щелкнув кнопкой мобильника, Александр Фридрихович  отключил  аппарат,
сунув его в карман пиджака.
   - Ну, клоуны, - в сердцах проговорил он, обращаясь  скорей  к  самому
себе, нежели к Люсе. - Тоже мне, праздник нашли, чтобы водяру трескать.
   Кри-и-изис, - глумливо передразнил он недавнего абонента.
   - Это твои бандиты звонили? - зачем-то осведомилась Люся.
   - Не бандиты, а уважаемые бизнесмены, - с досадой поправил мужчина.
   - У них что, неприятности?
   - Небольшие... Но разрешимые. В очень скором времени.
   Люся с трудом подавила тяжелый вздох:
   - Да, чувствую, сейчас тако-ое начнется!
   - Не начнется.  Во  всяком  случае,  у  меня.  Меня  эти  кризисы  не
касаются.
   Пусть боится вон то быдло. - Мужчина кивнул в сторону  тротуара,  где
змеилась длинная очередь к обменному пункту валюты, и, заметив в  глазах
собеседницы непонимание, в третий раз за сегодняшний день повторил:
   - Я ведь говорю: если в одном месте убыло...
   Тем временем "линкольн" выкатил  на  Маяковку,  свернул  на  Садовую,
медленно заехал во двор сталинской многоэтажки и остановился перед  ярко
освещенным подъездом. Телохранители профессионально быстро посыпались из
джипа - один побежал в подъезд, другой - во двор, еще  один  остановился
позади лимузина.
   - Все, приехали, - поджал губы Александр Фридрихович.
   - Саша, почему ты все-таки меня в аэропорту не встретил? - подчиняясь
какому-то непонятному импульсу, спросила Люся. -  Ты  что...  не  любишь
меня?
   - Конечно, не люблю, - спокойно подтвердил тот. - Я ведь тебе об этом
уже  сто  раз  говорил.  Или  на  своем  испанском  курорте  мало  любви
получила?..
   Даже  те,  кто  знал  Александра  Фридриховича   Миллера   достаточно
поверхностно, были уверены: вряд ли этот человек может не то что кого-то
любить - просто относиться к  людям  с  симпатией  и  дружелюбием.  Лицо
Александра Фридриховича, обычно спокойное,  как  дамба,  редко  выражало
какие-либо чувства.
   Улыбка появлялась на этом лице лишь в двух случаях:  или  когда  всем
вокруг было скверно и лишь ему, господину Миллеру, более известному  под
кличкой Немец, хорошо, или когда  он  ставил  кого-то  из  окружающих  в
крайне неудобное положение. Ему неважно было, кто  перед  ним:  министр,
депутат  Государственной  Думы,  законный  вор,  секретутка   или   даже
собственная жена Люся. Важно было лишь торжествовать  победу  над  любым
человеком.  А  победу  Немец  понимал  лишь   как   собственное   полное
превосходство и полное унижение противника.
   С одной стороны - он, Александр Фридрихович,  с  другой  -  остальное
человечество. А между ним и остальными - невидимая стена,  эдакая  толщь
прозрачной брони, как в его "линкольне".  Таким  он,  умный,  жесткий  и
целеустремленный прагматик, начисто лишенный сантиментов, привык  видеть
мир.
   Всю  свою  сознательную  жизнь  Миллер   стремился   подчинить   себе
окружающих и немало преуспел в достижении этой цели.
   Третий ребенок в  многодетной  семье  немцев  Поволжья,  сосланных  в
тысяча девятьсот сорок  первом  году  под  Омск,  Александр  Фридрихович
сызмальства познал, что такое нужда и  лишения.  Голодное  детство,  где
самым большим счастьем было поесть досыта, убогое существование в  диком
колхозе, где приезд  кинопередвижки  "из  района"  становился  событием,
достойным обсуждения на несколько недель, плюс ко всему принадлежность к
неблагонадежной нации  (родители  отмечались  в  спецкомендатуре  аж  до
пятьдесят седьмого года).
   Как  ни  странно,  но  единственным  способом  вырваться   из   этого
унизительного прозябания стал призыв на срочную службу в  армию.  Теплая
одежда,  гарантированное  трехразовое  питание,  обогащение   жизненного
опыта, а если повезет, то и возможность обратить на себя внимание  людей
.сильных и влиятельных. Разве это плохо?
   И потому, получив повестку в районный военкомат, юноша,  обдумывающий
свое  будущее,  отнесся  к  неизбежному  повороту  судьбы  со  спокойной
радостью.  В  отличие  от  большинства  колхозных   сверстников,   детей
потомственных бездельников и алкоголиков с явными признаками вырождения,
Миллер уже к восемнадцати  годам  нарисовал  себе  дальнейшие  жизненные
перспективы. И не  было  в  этом  рисунке  нисходящих  линий,  только  -
восходящие; не было изгибов - только прямые.
   Говорят: "везет сильнейшим". Так оно, наверное, и есть - даже  успех,
который на первый взгляд выглядит случайным, куда чаще выпадает на  долю
людей . с сильным характером, трезвым рассудком, знающих,  чего  они  от
жизни хотят и что для этого следует предпринять.
   Саша Миллер всецело соответствовал всем этим качествам.  И  наверное,
именно потому ему повезло: сразу же после окончания учебки молодой  боец
случайно обратил на  себя  внимание  капитана  из  штаба  Забайкальского
военного округа. И недаром:  кроме  массы  достоинств,  младший  сержант
Миллер обладал редким даром каллиграфиста, - глядя на его письма, трудно
было поверить, что эти не правдоподобно  правильные  буквы,  удивительно
ровные, округлые и текучие, написаны живым человеком, а не напечатаны  в
гарнизонной типографии.
   Так Миллер оказался в строевом отделе штаба  Забайкальского  военного
округа на должности писаря.
   В любом штабе округа Советской Армии строевой отдел всегда  находился
на привилегированном положении. Отдел этот - микроскопическая  структура
из пяти-шести человек, в которой воля командующего  обретает  письменную
форму приказа. Пусть  начальник  строевого  всего  лишь  капитан.  Любой
офицер, от прапорщика до генерал-лейтенанта, получив  вызов  в  строевой
отдел, подтягивается и внутренне напрягается: что ждет,  повышение.  или
опала? Какой приказ командующего объявит ему сегодня товарищ капитан?
   Именно потому с людьми из строевого отдела не принято ссориться, даже
если это солдат-сверхсрочник,  младший  сержант,  выполняющий  ничтожные
обязанности писаря-делопроизводителя, или даже тот, что убирает там...
   С Миллером никто и не ссорился. Равно как и он ни с  кем.  Спокойный,
уравновешенный, казенно-приветливый, ровный со всеми - таким  запомнился
он  и  сослуживцам-сверхсрочникам,  и  отцам  командирам.  Да   и   чего
ссориться? Хорошая, интеллигентная работа в тепле да уюте:  перекладывай
себе бумажки, подшивай папки,  заполняй  формуляры  своим  замечательным
почерком. Ни изматывающих марш-бросков, ни ежедневной чистки оружия,  ни
строевой подготовки.
   Штаб округа - это не грязные ремонтные мастерские, не танкодром и  не
захудалая "точка", затерянная в бескрайней сибирской тайге.  Именно  там
молодой писарь начал активно заниматься своей  карьерой:  чтобы  угодить
командирам, он умудрялся поставлять им  молоденьких  блядей,  каждую  из
которых  предварительно  "пробовал"  сам.  Придя  в  армию  прыщавым   и
застенчивым онанистом, он вскоре отлично усвоил все преимущества штабной
работы.
   В штаб постоянно названивали местные девчонки, и Миллер часами  висел
на проводе, болтая с ними. С одной из них он вскоре переспал.  Довольный
тем,  что  стал  наконец-то  мужчиной,   Миллер   сам   себе   выписывал
увольнительные и заводил один роман за другим. Девки были  от  него  без
ума и, когда он завел в ближайшем городке что-то вроде блатхаты, косяком
повалили туда. Ему ничего не стоило так заморочить им  головы,  что  они
даже стали  принимать  активнейшее  участие  в  тайных  оргиях  на  этой
квартире.
   Миллер приводил своих дружбанов-командиров к девочкам, и там все  они
вместе сначала смотрели редкую в то время порнушку по  видаку,  а  потом
выпивали и занимались разнузданным сексом с  возбужденными  малолетками.
Командиры  еще  больше  зауважали  писаря  Сашу:  кто  же  откажется  от
сладенького? Да, такая служба давала редкую возможность обратить на себя
внимание, завязать знакомства, могущие пригодиться в дальнейшем.
   Так оно и случилось: прослужив полтора  года,  Миллер,  понимая,  что
беспартийному не хрена ловить в СССР, сперва вступил в партию, а  затем,
заручившись соответствующими рекомендациями, подал документы  в  военное
училище,  и  не  какое-нибудь,  в  элитное   московское   общевойсковое.
Наверное, во всех военных вузах СССР, вместе взятых, не училось  столько
детей генералов и полковников Генштаба, как в этом; сам  факт  окончания
"придворного" военного  училища  гарантировал  успех  в  продвижении  по
службе.
   Экзамены на "кремлевского курсанта" Александр  Фридрихович  сдал  без
проблем и, проучившись пять лет, закончил училище с отличием. Уже  тогда
в его сознании четко обозначился водораздел: "с одной  стороны  -  я,  с
другой  -   все   остальные".   И   именно   тогда   в   его   характере
выкристаллизовались черты, выделявшие его среди других:  железная  воля,
сверхъестественная  трудоспособность,  несокрушимая  логика  мышления  и
голый прагматизм поступков.
   У Миллера никогда не  было  друзей  -  только  знакомые,  которых  он
разделял на  "полезных  сейчас"  и  "тех,  кто  может  быть  полезным  в
будущем".   Сострадание,   сентиментальность,    простая    человеческая
открытость - это было не для него.
   Единственной слабостью Александра Фридриховича было полное отсутствие
слабостей. Он никогда не курил, почти не употреблял  спиртного  (правда,
никогда не отказывая в угощении людям полезным и влиятельным), а если  в
отпуске и бегал по бабам, то очень осторожно и умеренно, так чтобы никто
не узнал.
   В отличие от большинства курсантов, Миллер читал не только  уставы  и
теоретиков марксизма-ленинизма, но  и  классиков  мировой  литературы  и
философии.
   Понравившиеся изречения он старательно выписывал своим  нечеловечески
красивым почерком в толстый блокнот в кожаной обложке, с  которым  почти
никогда не расставался.
   Больше всего в  этом  блокноте  было  цитат  из  Библии  и  почему-то
Шопенгауэра. Этот мрачноватый философ, во-первых, был предельно  циничен
в своих афоризмах, а во-вторых, он тоже был немцем, что очень  нравилось
Миллеру. Вот несколько характерных для Шопенгауэра мыслей:
   "Ни с кем не следует быть слишком уступчивым, слишком добрым", или:
   "Едва мы успели подружиться с кем-нибудь, он тотчас же оказывается  в
нужде и уже целится перезанять у нас", или: "Если подозреваешь кого-либо
во лжи, притворись, что веришь ему; тогда  он  наглеет,  лжет  грубее  и
попадается".
   Вообще в этом блокноте были  собраны  афоризмы  буквально  на  каждый
случай. Например, на отдельную страничку Миллер выписывал  льстивые  для
начальства фразы, на другую - такие, которые могли бы показать людям всю
якобы ученость и незаурядный ум бывшего армейского писаря.
   Впрочем, фиксирование чужих мыслей на бумаге  было  лишь  тренировкой
памяти:  почти  все  свои  записи  Александр  Фридрихович  мог  запросто
цитировать наизусть, например, на заседании партбюро, куда он входил  со
второго курса.
   Столь редкий набор положительных качеств в лице  одного  человека  не
мог не обратить на  себя  внимания  начальства,  и  после  распределения
Миллеру  вновь  повезло:  совершенно  неожиданно  для  себя  он  получил
фантастическое  назначение  на  должность  адъютанта  начальника   штаба
Белорусского военного округа.
   Есть   лейтенанты,   и   есть   Лейтенанты.   Есть    лейтенанты    -
Ваньки-взводные, и есть Лейтенанты - адъютанты  начальников  с  большими
звездами. Между ними непреодолимая пропасть. К первым  штабные  капитаны
да майоры обращаются: "Слышь, ты, сделай то-то и  то-то".  Ко  вторым  -
исключительно по имени-отчеству и со льстивым  придыханием.  А  уж  если
такой адъютант пользуется особым расположением товарища генерала...
   Товарищ генерал, непосредственный начальник лейтенанта Миллера, являл
собой  законченный  тип  высокопоставленного  болвана,  тупым   усердием
выслужившего свое место.  Про  таких  говорят:  свое  место  он  высидел
задницей, а не умом.
   Однако новый адъютант понравился с первого  взгляда:  исполнительный,
старательный, немногословный и очень понятливый.
   Товарищ генерал никогда не отличался умением разбираться  в  людях  -
куда ему было рассмотреть в молодом  офицере  прожженного  честолюбца  и
карьериста, давно уже  разделившего  весь  мир  "на  себя"  и  на  "всех
остальных"! А вот беспрекословное подчинение не могло не подкупить этого
ограниченного солдафона.
   И потому он старательно пропихивал своего порученца наверх: сперва  -
на капитанскую должность в штаб, затем - в академию.
   Конечно, не только подчинением подкупал Миллер старого генерала -  он
вовремя и очень услужливо преподносил своему начальнику дорогие подарки,
посылал ему, как бы невзначай,  наиболее  шустрых  поблядушек,  помог  в
строительстве персональной дачи, которая была  возведена  на  ворованные
деньги  в   рекордно   короткие   сроки.   Когда   престарелый   генерал
скоропостижно умер, Миллер путем сложных махинаций сумел  наложить  лапу
на генеральскую дачу, продал ее недорого какому-то "деловому" и присвоил
деньги.
   В восемьдесят третьем году майор Миллер, блестяще закончив  академию,
получил распределение в Группу советских войск в Германии, естественно -
на штабную должность. Такое распределение выглядело странным: этнических
немцев, даже офицеров, в ГСВГ старались не  посылать.  Однако  в  глазах
начальства   товарищ   майор   был   прежде   всего   активным    членом
коммунистической партии, блестящим офицером, до мозга  костей  советским
человеком, а уж потом - немцем.
   Все складывалось как нельзя лучше. Александр Фридрихович шел по жизни
нагло и уверенно, с  неудержимостью  тяжелого  танка.  Восходящая  линия
успеха была начертана в жизненном графике на  много  лет  вперед:  через
несколько лет -  начштаба  полка,  потом  -  командир  полка  и  парторг
дивизии, а потом, может быть, и повыше...
   К сорока пяти годам Миллер твердо рассчитывал занять место  в  высшем
эшелоне советского военного истеблишмента; люди, хорошо знавшие его,  не
сомневались, что так оно и случится.
   Однако неожиданно грянула перестройка с ее свободами, и уже в  тысяча
девятьсот  восемьдесят  седьмом  году  Миллер,   точно   проанализировав
возможные перспективы, впервые за свою жизнь растерялся. Цели, к которым
он стремился едва ли не половину жизни,  оказались  ложными.  Так  часто
бывает на окружных учениях: получает штаб полка  донесение  разведки  об
обнаруженном объекте, высылает несколько  взводов  диверсантов  для  его
уничтожения,  а  объект-то  оказывается  ложным,  эдакой  ловушкой   для
легковерных дурачков.  В  результате  диверсанты  в  условном  плену,  а
командиры, отдавшие приказ выйти к объекту,  готовятся  к  генеральскому
нагоняю, далеко не условному.
   Александр Фридрихович, прирожденный прагматик, был не настолько глуп,
чтобы не понять очевидного: для захвата жизненных высот нынче  вовсе  не
обязательно иметь безукоризненную репутацию грамотного офицера  и  члена
КПСС.
   Высокие должности не гарантировали жизненных  благ;  понятие  "успех"
больше не  отсвечивало  парадным  блеском  генеральских  погон  и  лаком
служебных "Волг", а впервые  предстало  в  чистом,  незамутненном  виде.
Синонимом успеха, власти и даже счастья стало исключительно богатство.
   Миллер понял: эпоха советского аквариума с гарантированной кормежкой,
где выращенные в тепличных условиях рыбки жрут самосильно друг  друга  и
вяло интригуют за вкусного червячка,  закончилась.  В  океанской  стихии
первоначального  накопления  капитала  выживают  не  глупые  караси,   а
зубастые пираньи. Теперь все решает хватка: кто больше  ухватил,  тот  и
обеспечил себе плацдарм для дальнейшего продвижения по жизни.
   А ухватить в ГСВГ было что...
   Армия постепенно разваливалась, а после присоединения  ГДР  к  ФРГ  и
вовсе очутилась за гранью полного разложения и  деморализации.  Зарплата
воен