е  героя Игоря  и  эпизод, когда  герой
Аристарха тащит на себе раненого.
   Игорь,  чуть пригубив чачи, немного попарился  и  ушел  спать.  За  ним
последовал  и Анатолий Рассказов, директор нашей картины. А мы с Аристархом,
с Павлом Сергеевичем и с двумя полковниками-десантниками продолжили застолье
вкупе  с  хорошим  паром. Вскоре  удалился и  Грачев.  Бравые полковники  из
уважения к большому артисту подливали  и  подливали  Аристарху горячительный
напиток.  Я  вмешался  и  посоветовал  ему  остановиться. На  что  уважаемый
Аристарх ответил:
   - Знаешь, Виктор, тебе  очень повезло с таким артистом, как я: Аристарх
Ливанов  умеет  держать  удар! -  хвастливо заметил  он  чуть  заплетающимся
языком.  - Сколько бы я ни выпил накануне, когда бы я ни лег спать, с утра я
- как огурчик!..
   Что я  мог  возразить  любимому артисту?  Оставалось  лишь поверить  на
слово. Я всегда вожу с собой портативный будильник и ровно в шесть  утра был
уже  на  ногах. Принялся  будить съемочную  группу,  хотя по регламенту  это
обязанность  администрации  картины. Труднее всех приходил в себя  Аристарх,
который  никак  не  мог  протрезветь.  Влив  в  него несколько  чашек  кофе,
заставили умыться и  довели до костюмеров и  гримеров. Наконец после сильной
нервотрепки летим на двух вертолетах в горы.
   Подлетая к месту съемок, видим почти полуметровый слой снега, выпавшего
за  ночь. На дворе сентябрь, и местные  сказали, что в это время  года здесь
никогда не выпадал снег. Я осмотрелся вокруг, увидел такую красоту и подумал
- вот  ведь  повезло! Поставили  свет,  определили  точку съемки,  и я начал
репетировать с актерами. Аристарх еле держался на ногах, и  пришлось  срочно
готовить ему крепкий кофе. Прошли до конца одну репетицию первого эпизода, и
я объявил:
   - Снимаем эпизод боя! - Я специально  начал не с актерских  сцен, чтобы
дать Аристарху время прийти в себя.
   Все заняли исходные позиции. Командую:
   - Внимание! Мотор! Начали!
   Довольно  быстро, почти без дублей, снимаем сложную сцену боя,  снимаем
крупные  планы.  Затем черед основной  актерской сцены. Командую:  "Мотор!".
Пленка  идет,  а  Аристарх  с "раненым"  Игорем  на  спине  из-за  скалы  не
показывается.
   - Стоп! - кричу. - Что случилось? - Бегу к ним.
   Вижу сцену: Аристарх мирно  спит на снегу,  а Игорь его тормошит. Прошу
принести еще  чашку  кофе. Пока несут, растираю грудь Аристарха снегом: лицо
нельзя из-за грима.
   - Виктор, взгляни на него: он же вновь захмелел, - расстроился Игорь.
   -  Арик, сможешь десять минут пронести  Игоря на  спине?  -  спросил я,
когда тот осмысленно взглянул на меня.
   -  Конечно!  - Он  резко мотнул головой. - Я же тебе сказал вчера: тебе
очень повезло с актером - сейчас выпью кофе и буду как стеклышко!
   -  Надеюсь!  -  усмехнулся  я,  не   рискнув   добавить  -   "точно   -
остекленевший",   повернулся   к   Игорю.   -  Знаешь,  его  вид   полностью
соответствует художественной задаче этого эпизода.
   -  Тебе решать -  ты  режиссер:  через пятнадцать минут его и пушкой не
разбудишь! Может, лучше дать ему часок проспаться?
   - Через час мы уже будем  в  воздухе! - Я развел  руками  и  решился. -
Снимаем сейчас!
   Приносят кофе,  Аристарх  пьет,  не без усилий  поднимается на  ноги  и
сообщает,  что  готов  работать. Бегу к  камере, командую:  "Мотор!" -  и  с
волнением жду  появления артистов. Идут! Слава Богу! Только  крикнул: "Стоп!
Снято!" -  как  Аристарх повалился в снег и тут же заснул. Мне  кажется, что
настоящий профессионализм талантливого актера проявляется в умении собраться
в нужный момент! В силу стечения обстоятельств эпизод в горах, думаю, сыгран
очень точно и удачно.
   Когда  Грачева  назначили  министром   обороны  России,   помогал   нам
заместитель  командующего   ВДВ   -  генерал-лейтенант  Чиндаров.  Александр
Алексеевич  тоже боевой генерал,  прослуживший в  Афгане  несколько лет  под
командованием П. Грачева. Солдаты настолько любили его, что сложили про него
шутливую песню. Чиндаров тоже очень много полезного сделал для фильма.
   Кстати, после  фильма  по  студии ходила шутка: "Берет Доценко человека
главным консультантом своего фильма, и тот обязательно станет министром! - И
многозначительно добавляли: - Вспомните Силаева, Грачева..."
   До сих пор жалею, что не удалось из-за денежных затруднений параллельно
сделать документальную ленту о том, как создавалась наша  картина. Думается,
что и он заинтересовал  бы зрителей.  Чего стоила хотя бы работа каскадеров,
возглавляемых  Валерием  Кудряшовым.  Четыре  трюка было  сделано  впервые в
мировой практике. О трех мы догадались сами. Первый - прыжок с моста высотой
в  двадцать шесть с половиной метров. Прежний рекорд принадлежал также нашим
каскадерам:  Виктору Иванову  и  Александру Карину. В Тулузе они прыгнули  с
двадцатипятиметровой  вышки  на  огромную надувную  подушку. К несчастью,  в
результате  прыжка  Саша  Карин  повредил позвоночник и  теперь  прикован  к
инвалидному креслу.
   Второе достижение заключалось в том, что дублер прыгал не в воду, не на
воздушную подушку, а на баржу с песком, да  еще и  без  страховочного троса.
Третий  трюк  состоял  в  том, что дублер прыгал под  идущий железнодорожный
состав и в этом же кадре выпрыгивал с другой стороны.
   А четвертый рекорд обнаружили американские кинемато-графисты, которым я
показывал  фильм.  Оказалось,  что  предыдущий  рекорд  по  времени  горения
человека, полностью охваченного пламенем  в  одном кадре, перекрыл  каскадер
нашего фильма. Кстати,  несмотря на  множество сложнейших  трюков, во  время
съемок не было не только ни одной травмы, а даже простой царапины...
   Один  американский специалист  после  просмотра  фильма спросил,  какую
сумму я  получил  за гэг  в  кадре, в  котором повернул  на  "УРАЛе" зеркало
заднего  вида  так,  чтобы   видеть   вертолет?  ("Гэгом"  в  кино  называют
нестандартное  решение  или  действие,  в  чем  Чаплину  не  было   равных.)
Оказывается, до  меня никто в мире  так еще не делал, и в Голливуде за такую
находку я получил бы не менее пятидесяти тысяч долларов. А наши  специалисты
ее даже не заметили.

   Время от времени я пытался улучшить  свои жилищные  условия. А  жил я в
двухкомнатной  коммунальной  квартире:  в  большой  комнате  семья  из  трех
человек, в маленькой - я.
   Первым  делом  я  попробовал действовать  официальным  путем.  Взял  от
"Мосфильма" взял ходатайство и характеристику и при помощи Васькова попал на
прием к Ю. М. Лужкову. Оказалось, что он читал мои книги и они ему нравятся.
С признательностью принял только что вышедший новый роман с моей дарственной
надписью. Услышав о моих проблемах, обещал помочь.
   Юрий  Михайлович  произвел на  меня впечатление  очень внимательного  и
доброжелательного  руководителя,  презирающего  бюрократизм  и  волокиту. Он
человек  дела   и  верен  данному  слову.  Думаю,  его   отношение  к  людям
характеризует такой эпизод.  Во время нашей беседы в  кабинет  вошел один из
министров  от Москвы (говорят,  он обычно заходит к  нему в любой момент без
доклада), и Юрий Михайлович говорит ему:
   - Извините, я занят: принимаю писателя Доценко...

   Я  не  отношусь к  тем творческим  счастливчикам, на  которых  сыплются
государственные  награды, которым дарятся  квартиры,  дачи,  даются  звания.
Поначалу это расстраивало меня...
   Но однажды...
   Много лет назад, когда я еще был никем и звали меня  никак, случай свел
с удивительной женщиной,  о которой тогда  тоже  мало  кто знал, хотя она  и
лечила главу  нашего СССР.  Это была Джуна. Правильно  говорят,  что хороших
людей сводит сам Бог. Прошло несколько лет, и  однажды Джуна пригласила меня
к себе  на Старый Арбат.  К  тому моменту она стала Великой Княгиней России,
Царицей   Ассирии.  Оказалось,   что  Джуна   внимательно  следит   за  моим
творчеством:  читает  мои романы,  смотрит мои  фильмы. Тот год был для меня
особенным:  минуло  полвека со дня  моего  рождения. Приглашаю Джуну на свой
юбилей.  Ослепительная  Джуна  появляется  на  моем  празднике  в  окружении
казачьих генералов, среди которых был и начальник штаба казачьих войск.
   Джуна  произнесла теплые слова в мой адрес, а потом, "за заслуги  перед
отечеством", пожаловала мне  потомственный титул  Князя,  а генерал Камшилов
присвоил звание генерал-майора  казачьих войск, с  вручением ордена "Молодая
элита России". Это первая и единственная награда  за  мой  труд.  И ею очень
горжусь.
   Кстати, до сих пор не являюсь членом ни одной писательской организации:
не приглашают - значит, я им не нужен...
   Бог им судья...

   Конечно, не все было безоблачно во время съемок. В  самый разгар работы
пришлось расстаться со вторым  режиссером:  выше я рассказывал о Милиане и о
том,  как  она пошла  за мною в отчаянной  ситуации. Я человек благодарный и
достаточно много сделал для нее  во время работы над фильмом,  и не только в
плане материальном...
   Однажды  Мила,  едва не  со  слезами,  рассказывала, что ее сына  могут
вот-вот забрать в  армию,  чего она не переживет. Оказывается, он  учится на
вечернем отделении  МАТИ,  которое  не  дает отсрочки от призыва  на военную
службу. Надо  помочь.  Беру сценарий  фильма и еду  в ректорат  института. К
счастью, ректора на месте не было, встречаюсь с первым проректором. Вхожу, и
вдруг мы  с хозяином кабинета  буквально замираем,  глядя  друг на  друга, а
через несколько секунд паузы, едва не одновременно, восклицаем:
   - Виктор?!
   - Виталий?!
   Проректором  МАТИ   действительно  оказался   мой  бывший   товарищ  по
спортивному клубу  МГУ: Виталий Мануйлов был немного старше и тоже  серьезно
занимался  спортом. Пошли воспоминания, "рюмки чая"... Случайно заговорили о
стихах. Послушал его. Понравилось. Он дарит мне небольшой сборник, собранный
вручную.  С  удивлением  спрашиваю:  почему  не   занялся  изданием  стихов?
Отвечает: не задумывался. Настаиваю...
   Ко дню, когда пишу эти строки,  Виталий  издал более  десяти  сборников
стихов и написал тесты песен для двух моих фильмов: "Тридцатого уничтожить!"
и "Черные  береты".  С  той  памятной случайной встречи в  его профессорском
кабинете мы прочно сдружились и  не  мыслим  себя  без этой дружбы и нередко
встречаем вместе семейные и иные торжества.
   Один из своих сборников, он подписал так:
   "От автора Виктору  Доценко.  Дорогому другу  и человеку, рискнувшему и
позволившему сделать автору первый шаг в "официальное искусство"
   В. Мануйлов 25.05.93."
   Ясно, что сын второго режиссера был  переведен на дневное  отделение, и
армейские  будни   ему   больше  не  угрожали.  Он  даже   сыграл  небольшую
эпизодическую роль в фильме...
   Но...  добро не остается безнаказанным! Мила  настолько освоилась,  что
всерьез стала вмешиваться  в  съемки, в  сценарий,  требовала сорежисерства,
соавторства.  Страдала  работа,  и терпеть  сплетни,  разлагавшие  съемочную
группу, я не мог, а потому уволил ее.
   Было  небольшое  столкновение  и  с актером Садальским. Он, безусловно,
талантлив,  но  до моего  фильма играл довольно  однотипные  роли, в которых
узнавался  Кирпич  из  сериала "Место  встречи  изменить нельзя". Я  рискнул
пригласить его на роль русского мафиози: беспощадного, жестокого, но умного.
Я надеялся, что сумею выдавить из него остатки Кирпича.
   По техническим причинам съемки Садальского пришлось начать с  последней
психологически  очень сложной сцены в больнице, где он противостоит главному
герою.  Репетируем  несколько раз,  но  я жду  большей  точности образа и не
начинаю снимать. Станислав не выдерживает и в сердцах говорит:
   - Сколько можно репетировать? Ты же не Феллини, Виктор!
   Вспылил и я:
   - Между прочим, Стас, и ты не Мастрояни!
   Садальский обозлился и ушел. А у него, между прочим, по сценарию вторая
по значимости роль. На следующий день он является и говорит:
   - Извини, Виктор, погорячился я немного!
   - Я тоже, - кивнул. - Работаем...
   Впрочем, дальнейшая работа  со Стасом  стала совсем иной: у меня пропал
прежний кураж. Думаю: буду снимать, как хочет Стас, а при монтаже постараюсь
добиться  того,  что  нужно мне,  как автору  и режиссеру. В  результате, по
словам  зрителей,  Садальский  раскрылся  в  моем фильме с совершенно  новой
стороны, но роль пришлось существенно сократить.
   Со Стасом  мы встретились через несколько дней после премьеры фильма, и
он мне откровенно сказал:
   - Знаешь, Виктор, во  время работы над фильмом  я сомневался, что  он у
тебя  получится, а сейчас  хочу извиниться за  свое неверие: фильм получился
потрясный!..
   Во время  съемок я столкнулся  с  настоящей  забастовкой.  Мы снимали в
литовском городе Гайжюнай, где находился 242-й учебный центр ВДВ. Для одного
из  эпизодов  я выбрал заброшенный  бункер, в  котором хранились ракеты типа
"земля -  воздух -  земля". Согласовав с командиром дивизии  генералом Н. В.
Стаськовым  место  и время, я назначил день  съемок. Приезжаем, и вдруг  все
актеры и некоторые из членов группы отказываются заходить в бункер, ссылаясь
на то, что там остаточная радиация. Все мои доводы о том, что этого не может
быть, ибо в случае  подобной  опасности никто бы не дал там снимать, не дали
результата. Тогда  я предложил  группе  следующее:  сам  войду  в бункер  на
полчаса,  что  и  сделал,  а   втихую  распорядился   достать  дозиметр.  Он
пригодился; мое "показательное выступление" не потребовалось. Когда дозиметр
никакой радиации не обнаружил, все извинились.
   Был  в Гайжюнае и  смешной случай.  Привез  нас  туда  Грачев,  ставший
командующим ВДВ. Пробыл пару дней, вручил мне камуфляжную форму с погонами в
четыре  генеральских звезды: сейчас  они обозначают звание генерала армии, а
тогда это воспринималось только как шутка. Убывая  в Москву, Павел Сергеевич
заметил,  что наделяет меня полномочиями личного  представителя командующего
ВДВ.
   В фильме  есть эпизод захвата  террористами военного склада  с оружием.
Узнав  у комдива, где  расположен действующий  склад, я взял  его "уазик"  и
поехал  с оператором  посмотреть  место. Остановив машину  напротив ворот  с
часовым,  я  вышел  из  кабины  и  направился  к  нему, забыв,  что  на  мне
генеральские  погоны.  Представляете  картину:  из  машины  комдива  выходит
незнакомый генерал непонятного  достоинства, да еще и с окладистой седоватой
бородой,  и  направляется  к военному  объекту.  Как должен поступить бедный
часовой?
   - Стой! Стрелять буду... - дрожащим голосом произнес он.
   - Погоди, сынок, стрельнуть всегда успеешь, - строго говорю  ему. - Я -
представитель командующего  ВДВ, и  мне  нужно взглянуть на охраняемый тобой
склад!
   - Я обязан доложить своему командиру! - чуть не плача, заявил часовой.
   - Выполняй! - добродушно кивнул я.
   Облегченно вздохнув, тот подскочил  к столбу, открыл потаенную дверку и
вытащил  из углубления  трубку связи. Он старался говорить  тихо, но  я  все
слышал.
   -  Товарищ  капитан,  докладывает часовой  объекта пять, ко мне подошел
какой-то  генерал  и просит показать ему охраняемый объект... Генерал?..  Не
знаю, но звездочек очень много, и говорит, что он представитель командующего
ВДВ...  Так  точно!..  Есть!..  - Он положил  трубку, повернулся  ко  мне  и
извиняющим тоном сообщил: - Товарищ генерал, командир сейчас прибудет!
   - Хорошо! - спокойно ответил я и вернулся к машине.
   Не  успел  я  сесть  в  нее,  как  увидел несущийся  "уазик".  Он  лихо
затормозил в  двух  метрах от нас,  и из него выскочил статный капитан, взял
"под козырек", четким строевым шагом подошел ко мне:
   -  Здравия желаю, товарищ генерал!  Вверенные мне объекты  находятся  в
полном   порядке  и   готовы   к  выполнению  любого  приказа  командования!
Докладывает командир взвода охраны капитан Селиванов!
   Тут  я  и  осознал  важное отличие  армейской  жизни от гражданской. На
гражданке, будь ты самим министром, но если тебя не знают в лицо, то никто и
ухом не поведет,  а в армии важно  не  лицо, а  знаки отличия.  Даже когда я
объяснил капитану, кто я такой, а он созвонился с комдивом  и тот подтвердил
мои  полномочия,  он  продолжал тянуться  передо мной по  стойке  "смирно" и
отвечал односложно: "есть", "так точно"...
   Но  не все  было  гладко и  в Гайжюнае. Меня пригласил на день рождения
командир дивизии, генерал Стаськов (кстати, в момент написания этих  строк -
начальник штаба ВДВ). Праздновали в домике отдыха с  сауной. Когда  мне дали
слово, я поздравил именинника и в дополнение сказал, что ВДВ повезло с новым
командующим  (им стал  Павел  Грачев).  И  вдруг замполит дивизии,  успевший
набраться, громко сказал:
   - Это ему повезло с нами!
   За столом мгновенно повисла гнетущая тишина.  Меня поразило, что комдив
не сделал ему  замечания и смущенно отвел взгляд, когда я посмотрел на него.
Я никогда не прощаю, если оскорбляют моих друзей, но здесь я, во-первых, был
гость, во-вторых, представлял командующего.
   -   Мне  кажется,   что  вы,  полковник,  должны  извиниться   за  свою
бестактность! - тихо проговорил  я,  давая  ему возможность  исправить  свою
оплошность.
   - А мне по фигу твое мнение! - громко воскликнул тот.
   Это уже был прямой вызов на конфликт, и я хотел было достойно ответить,
но тут подошел комдив, виновато улыбаясь:
   -  Виктор  Николаевич,  все  в  порядке:  перебрал человек,  с  кем  не
бывает... - Он строго взглянул на полковника.
   Тот зло усмехнулся, но промолчал.
   - Пойдемте попаримся, Виктор Николаевич, - предложил комдив, явно желая
что-то сказать наедине.
   Я  не  ошибся.  Николай  Викторович  рассказал,  что у  замполита  свои
взаимоотношения  с  Грачевым: в  Афганистане  он  спас Павла  Сергеевича  от
смерти, а потому и позволяет себе лишнее. И даже он, комдив, опасается с ним
конфликтовать. Генерал попросил меня не усугублять ситуацию.
   Вернувшись к столу, мы выпили еще, а потом  кто-то предложил помериться
силами в армреслинге. У  нескольких офицеров я выиграл, и все стали  просить
комдива защитить честь ВДВ. У генерала действительно оказалась сильная рука,
да еще он был именинником. Короче, отчаянно посопротивлявшись,  я так  и  не
смог  с ним совладать. Возможно, этим все бы и закончилось, но  снова  подал
голос замполит.
   - А может, со мной потягаешься? - злорадно спросил он.
   - Почему бы и нет? Левой или правой? - спокойно поинтересовался я.
   - А любой!
   - В таком случае обеими! - Почему-то я был  уверен,  что  накажу  этого
хама.
   Со всеми офицерами, даже легкими  противниками,  я  делал  вид,  что  с
трудом преодолеваю сопротивление, то  с замполитом обе схватки закончились в
считанные секунды. Тот буквально озверел.
   - Пойдем выйдем один на один, и тебя не спасет даже Грачев! -  прошипел
он.
   -  Пойдем, и я порву тебя, как грелку! - вскочил  я, но его  снова спас
комдив, воззвавший к тому, что у него день рождения и не нужно его портить.
   Я согласился, но понял, что оставить все без последствий не имею права.
Поднимаюсь  в апартаменты Грачева, где он меня поселил, набираю прямую связь
и первым  делом  спрашиваю, правда ли,  что замполит дивизии защитил его  от
пули.  Павел Сергеевич искренне  удивился этой байке, и  тогда я ему поведал
все подробности поведения полковника и что офицеры его побаиваются из-за его
претензий  на  особые  отношения  с  командующим.  Павел  Сергеевич  страшно
разозлился  и на следующий  день пришел приказ: замполит срочно  переводился
куда-то к "черту на рога". Комдив подошел ко мне и сказал:
   - Уверен, не обошлось без вашего вмешательства...
   - Никогда не нужно верить на слово, тем более нечисто-плотным людям!
   - Спасибо вам, Виктор Николаевич, в дивизии стало дышать легче...

   Окончание съемок в Гайжюнае пришлось  на  семнадцатое августа девяносто
первого года, и в тот же вечер  мы  выезжали поездом в Москву. Неожиданно на
перроне подошел ко мне один литовский полковник, с  которым мы сблизились в