о в сторону проспекта Мира, чтобы встретиться с  самим
Аркадием Вайнером! Да еще и в его собственной квартире! Почему-то волновался
даже больше, чем когда впервые ехал на встречу с Борисом Васильевым...
   Встретил  меня  Аркадий  Александрович  радушно,  можно  сказать,  даже
весело.  Еле  заметное напряжение  промелькнуло на его лице, когда он увидел
объем рукописи: тогда она была около четырехсот печатных страниц.
   -  Обязательно  прочитаю твой  труд,  Виктор,  только  дай  мне  месяца
два-три: сейчас я так перегружен, что ни продыха...
   - Хорошо! - сказал я: а что еще мог сказать?
   - Оставь свой телефон, я позвоню...
   Отвечаю,  что  телефон  на  последней  странице  романа.  Так и  уехал,
успокаивая себя тем, что  писатель хотя бы  не  отказался прочитать. А  рано
утром следующего  дня,  то  есть в  субботу, меня будит  телефонный  звонок.
Хватаю трубку.
   - Виктор?
   - Да...
   -  Что ты со мной  сделал...  твою мать? -  слышу  раздраженный мужской
голос, но спросонья не могу ничего понять, да и голос не узнал.
   - Я не понимаю...
   - Что ты со мной сделал? - перебивает он.
   - Простите, кто звонит?
   - Вайнер!
   Сон как ветром сдуло. Вскакиваю с кровати и растерянно спрашиваю:
   - Простите, не понимаю, что я сделал?
   - Вчера вечером  решил пробежать несколько страничек на  сон грядущий и
только что закончил читать! Сейчас можешь приехать?
   -  Конечно! -  воскликнул  я  с  такой радостью, словно мне  предложили
лететь в космос...

   Кстати, о космосе. В шестьдесят  первом году, когда Юрий Гагарин первым
в  мире преодолел  земное  притяжение,  мне,  как  родившемуся  двенадцатого
апреля,  предложили  выступить  на  общешкольной  линейке,  посвященной  его
полету. Я  говорил, как счастлив, что  родился в  такой знаменательный день,
что  обещаю  стать  достойным  великого  подвига первого  космонавта!  А  на
следующий день  написал вдохновенное письмо на имя Н.С. Хрущева, в  котором,
рассказав о себе,  как о спортсмене и учащемся  без троек, просил включить в
отряд космонавтов!
   Прошло около года,  и я забыл о том письме,  увлекшись другими "важными
проектами". Как  вдруг ранним  утром  приходит  почтальон и спрашивает меня,
называя  имя,  отчество  и  фамилию.  Родители  еще  были  дома  и   заметно
побледнели. Признаюсь, что названный человек, это я, и почтальон просит меня
расписаться  за заказное письмо из Москвы. Помню, как  он с  гордой завистью
добавил:
   - Из самого Кремля!..
   Письмо действительно оказалось из Кремля. На мое обращение к Н. Хрущеву
отвечал какой-то генерал. Меня благодарили за столь высокие устремления,  но
советовали сначала закончить  школу,  потом  институт, набраться  знаний, и,
возможно, после этого мою просьбу смогут удовлетворить... С какой  гордостью
я показывал всем друзьям письмо "из самого Кремля"!  И на некоторое время ко
мне тогда прилепилось прозвище Космонавт,  и  я  с гордостью  откликался  на
него...

   Однако вернемся в 1983 год...
   - Приезжай! - коротко бросает Вайнер, и в трубке гудки.
   Чуть  смущаясь,  вхожу  в  комнату,  заставленную  до  потолка книгами,
фотографиями,  "заморскими" диковинами.  Аркадий Александрович в  самом деле
сонный и усталый.
   - Устроил ты мне ночку! - бурчит он.
   Смиренно молчу, виновато опустив глаза к полу.
   Аркадий Александрович вдруг улыбается и протягивает мне листок.
   -  Мне  понравилось!  Все,  иду  спать!  Удачи!  Пока!  -  едва  ли  не
скороговоркой произнес он и дружелюбно подтолкнул к выходу.
   Поблагодарив  его, попрощался, вышел  на лестничную площадку  и  только
тогда взглянул  на листок. Это  была  рецензия  Вайнера,  написанная  на его
именном бланке...

   Я  обещал читателям писать только правду, а через шестнадцать  лет вряд
ли кто-то на память точно процитирует даже хвалебные чужие  слова.  Надо еще
раз заглянуть  в  архив!  Не мог же пропасть столь важный для меня документ!
Перерыл все: нет листка, хоть убей! Зло закипало во мне, что не есть хорошо.
Взял себя в руки, несколько минут помедитировал, успокоился и вновь принялся
перебирать архив: листок за листочком, листок за листочком и... Вот! Нашел!
   Приведу одну фразу: "Читается повесть на  едином  дыхании: она написана
экспрессивно и увлекательно..."
   Важно  было  то,  что  Аркадий  Александрович  не  только  похвалил мое
творение,  отметив  режиссерский подход к изложению материала, но и дал свои
рекомендации  по улучшению... Смотрю на дату. Память  не подвела: 12 февраля
1983 года, и это была суббота!..
   На  радостях  созвонился  с  Аркадием  Вайнером, с которым,  по  разным
причинам, не виделся с  той самой памятной даты. Звонил  с  волнением: вдруг
писатель   забыл   меня?   Но   волнения  оказались  беспочвенными.  Аркадий
Александрович помнил, более  того, даже следил за моими успехами и радовался
за меня. Мы увиделись. Он  был очень растроган, что я  сохранил его рецензию
шестнадцатилетней давности.
   Протягиваю ему внушительный полиэтиленовый пакет.
   - А это мой вам презент! - говорю.
   - Что за презент? - В глазах писателя  промелькнуло недовольство. - Что
это ты надумал? Ни в коем случае!
   Кажется он не понял, что я принес?
   - Это книги мои, Аркадий Александрович: все двенадцать романов!
   - Книги? - обрадовался писатель  и смущенно добавил. - Слава Богу, а то
я подумал, что коньяк какой-нибудь  приволок! Кто  ни приходит в  гости, так
алкоголь какой-нибудь тащит, словно на  "Поле чудес" пришли. А за твои книги
спасибо: будет теперь что почитать...
   Прочитав дарственную надпись на моем первом романе, который первым он и
рецензировал, вдруг спросил:
   - Первая публикация? А  разве в журнале  "Советская милиция" тебя тогда
не  напечатали? Я  ж им послал твою  рукопись  с хорошими  пожеланиями:  они
обещали напечатать...
   -  Это  ВАМ  обещали,   а  мне  написали,   что   я  очерняю  советскую
действительность и  вообще,  где  это я  нашел каких-то "воров в законе"? От
всех  "воров"  и "паханов", как сказал принимавший меня  редактор, советские
органы правопорядка избавили страну еще в тридцатых годах!
   - А что же ты мне не позвонил? - недовольно поморщился Вайнер.
   - Не успел... Посадили меня...
   -  Да,  слышал, но,  к  огромному сожалению, совсем  недавно,  в  твоем
интервью...  -  Писатель был искренне огорчен. - Что ж, к счастью, это уже в
прошлом,  а сейчас я очень рад  за тебя, за  твои успехи... Мне тоже хочется
подарить тебе свою книгу... - Аркадий Александрович подписал ее:
   "Огнедышащему  Виктору   Доценко  с  пожеланием   здравствовать  и   не
прекращать!
   С добром и уважением -
   Аркадий Вайнер. 18.3.99".

   - Почему "огнедышащему"? - удивился я.
   - А тебя таким природа создала! - добродушно улыбнулся писатель...
   Интересно подписал мне свою книгу  "НЕподведенные итоги"  еще один мэтр
российского искусства легендарный кинорежиссер Эльдар Рязанов:
   "Дорогому  "бешеному"  Виктору  Доценко с  самыми добрыми  и сердечными
пожеланиями.
   Искренне Ваш
   Эльдар Рязанов, 11.05.99".

   А удивительный историк и  писатель Эдвард Радзинский, даря  свою  книгу
"Загадки истории", подписал ее так:
   "Виктору Доценко, моему другу,
   от любящего его
   Э. Радзинский 12 ноября 98 г."
   Дорогие  мои  Аркадий  Александрович,  Эльдар  Александрович  и  Эдвард
Станиславович,  здоровья  вам  и  долголетия!..  Спасибо  за  добрые  слова,
сказанные в мой адрес...

   Но это сейчас, а в то время...
   После поддержки Вайнера  я был просто на седьмом небе от счастья. Я был
твердо уверен, что теперь-то меня обязательно  издадут, даже несмотря  на не
очень лестный анализ застойного редактората милицейского журнала,  в котором
не  знали,  что  я познакомился  с  заместителем  министра внутренних  дел -
генерал-лейтенантом  П.  А. Олейником.  Он, прочитав мою рукопись, высоко ее
оценил  и  принял  предложение  стать  ее  консультантом,  обещав  всяческое
содействие. Я начал писать милицейскую повесть "Осторожно, мошенник!", и мне
понадобились подробности о  работе начальника райотдела милиции - у меня был
такой герой.
   Не мудрствуя лукаво я пошел в ближайшее отделение милиции, представился
и поделился своей проблемой, получив от начальника обещание в скором времени
встретиться и поговорить.
   При советской  власти, если кто  не знает,  все публикации о милиции до
выхода  в  свет обязательно  проходили сквозь  особый  этап, который не  мог
обойти  даже министр.  И  естественно,  П.  Олейник  отдал мою  рукопись  на
спецрецензирование  в  Главное политуправление  МВД  СССР.  Вскоре  раздался
звонок:  приглашают на прием к генерал-майору  Зазулину А.М., говорят адрес.
Эта  фамилия показалась мне знакомой.  Звоню  несколько  раз  в приемную  П.
Олейника, но там словно вымерли.
   Прихожу  по указанному адресу: оказывается,  это  и есть сам  начальник
Политуправления МВД  СССР.  Из-за  внушительного  стола  огромного  кабинета
выходит  ко  мне  хозяин.  Радушно  приветствует,  предлагает   присесть  за
журнальный столик в углу, садится сам. Приносят кофе. Генерал начинает вовсю
расхваливать мой роман. Говорит долго,  витиевато и достаточно  занудно, тем
не менее речь его мне нравится. И вдруг в самом конце слышу:
   - Так что ваш роман МВД возьмет для служебного пользования! - Эти слова
он произнес таким торжественным тоном, словно награждал меня орденом Ленина.
   -  Значит, читатели его  не увидят? - машинально спрашиваю  я, мысленно
повторяя услышанное.
   - Как вы не понимаете? На вашем романе будут обучаться наши сотрудники!
- с пафосом воскликнул генерал.
   И тут  мне вспомнилось, откуда знакома его фамилия. Примерно год  назад
кто-то из моих доброжелателей свел меня с заместителем начальника  штаба МВД
СССР, который курировал кинофильмы и литературу, поступающую в министерство.
Я послал на его имя два своих сценария и вскоре получил  обычную отписку "не
представляет  для МВД ценности... советуем  обратиться в другие места...". И
подпись - генерал Зазулин. Почему-то на душе стало муторно и грустно.
   А генерал продолжал:
   - Понимаю, вы много трудились, а всякий  труд должен быть вознагражден,
и поэтому вы получите гонорар гораздо более  высокий, нежели в самом крупном
и  престижном издательстве! Уверен, что вы еще не раз  порадуете нас  своими
книгами, и я  готов помочь вам! О  чем бы вам хотелось писать?  Наверное, по
линии  уголовного   розыска?   А  я  вам  советую  написать   что-нибудь  по
экономическим преступлениям! Материал для новой книги получите, свяжу  вас с
ОБХСС... Минуту! - Берет трубку, набирает номер генерала Обухова, начальника
ОБХСС страны. -  Привет? Зазулин  говорит!..  У  меня находится  талантливый
молодой  литератор  Виктор  Доценко,  когда  он  свяжется  с  вами,  окажите
всяческое  содействие  по  сбору  материала из  наиболее  интересных  дел!..
Договорились? Вот и хорошо! - Он положил трубку, написал телефон  и протянул
мне. - Ну, что скажете, Виктор Николаевич?
   - Я  должен  посоветоваться со своим консультантом! - твердо проговорил
я.
   - Не нужно сейчас беспокоить генерала Олейника, - нахмурился Зазулин. -
У него случилось несчастье: жена погибла в автомобильной катастрофе!
   Я  был  знаком  с  этой удивительно доброй украинкой с необычным именем
Неонила и, конечно же, расстроился.
   - Я должен переговорить с Петром Александровичем! - упрямо повторил я.
   -  Ну,  как  знаете...  -  Добродушие  генерала  словно  корова  языком
слизнула. - Можете идти!
   Мне почудилось в его тоне некая угроза...
   Дня  два  я  названивал П.  Олейнику,  пока  наконец его  помощница,  с
литературно-милицейской фамилией - Пронина,  женщина удивительной судьбы (на
основе ее рассказов  я написал  в моем первом  романе  образ  жены  капитана
Зелин-ского), сообщила мне, что Петр  Александрович назначает мне встречу на
пятницу, а это была среда.
   Сейчас  я  твердо уверен, что генерал Зазулин  знал о нашей предстоящей
встрече с Олейником, более того, знал он и о том, что уже подписан приказ об
отставке замминистра. Но тогда я даже и не догадывался, что над моей головой
уже занесен топор судебной машины, запущенной КГБ.
   На следующий  день, то есть в четверг,  собирался на  радио, где у меня
была встреча  с  редактором.  Уже  собирался выйти,  как в дверь  позвонили.
Соседи были  на  работе,  и  я открыл дверь.  На  пороге стояла молодая, лет
тридцати, миловидная  женщина, которая  попросила  разрешения позвонить, так
как соседей, к которым  она  пришла, нет дома. Не думая, что за этим визитом
скрывается нечто опасное для меня, я согласился.
   Потом,   в   Бутырской  тюрьме,  вспоминал   ее  явление  и   тщательно
анализировал. Дело в том, что в  нашей малонаселенной коммунальной  квартире
телефон  был  с длинным шнуром, и когда незнакомка пришла,  аппарат стоял  в
моей  комнате.  Я  спешил и поленился  его  вынести в  коридор,  позволив ей
позвонить из моей комнаты. Как она внимательно и цепко осматривала квартиру,
мою комнату,  запоминая все вокруг,  как  в трубку сказала  что-то неважное,
вспомнился и ее  долгий взгляд, остановившийся на моей  домашней экипировке:
спортивных  брюках и  футболке,  брошенных  на кровати.  Тогда, торопясь  на
важную встречу  на радио, я не  обратил никакого внимания на  эти  детали ее
поведения. Целый день бегал по делам и  вернулся  где-то  около семи вечера.
Звонит телефон.
   - Доценко Виктор Николаевич? - доносится суховато-официальный голос.
   - Да, кто спрашивает?
   - Вы сейчас будете дома?
   - Да... Но кто спрашивает?
   - Из отделения милиции беспокоят...
   - Это от ... -  называю фамилию начальника отделения, - по  поводу моей
повести?
   -  Да-да... -  после некоторого замешательства  подтверждает  голос.  -
Сейчас мы подъедем...
   Минут через пятнадцать звонок в дверь. Открываю. Передо мной участковый
и двое в штатском.
   - Это вы звонили? - не чувствуя угрозы, спокойно поинтересовался я.
   - Да...
   - Вас прислал... - называю фамилию начальника отделения.
   -  Можно  попросить  у вас  паспорт?  -  спрашивает  один из  штатских,
пропуская мой вопрос мимо ушей.
   - Зачем? - насторожился я.
   - Пожалуйста, ваш паспорт! - стерев улыбку с лица, повторил тот.
   - Если  вы  явились  не по  тому  делу, о  котором  говорю я, то  прошу
объяснения.
   - Всему свое время! Паспорт! - повысил он голос.
   -  Сначала  я  позвоню  своему  консультанту,  заместителю министра МВД
генералу Олейнику. - Я потянулся к телефону.
   -  Не  нужно  никуда  звонить!  -  Второй  мужчина в  штат-ском резво и
довольно больно перехватил мою руку.
   -  Я тебя сейчас так схвачу, что мало не  покажется! -  разозлился  я и
сделал попытку вырваться.
   Эти  ребятки  в  штатском  оказались настоящими профессионалами:  четко
завернув  мои руки за спину, нанесли  несколько ударов  по корпусу  и быстро
отправили  меня  в нокаут. Очнулся через минуту-другую в  настоящем deja vu:
привычно пристегнутый наручником к батарее. Говорят, что трагическая история
при повторении  воспринимается  как фарс,  но  мне  было не  до  смеха.  Все
повторилось,  как  тогда  в  Ленин-граде, до  мелочей: так  же перерыли  всю
комнату,  так  же  собрали  все  мои  рукописи  и  записи. Но  на  этот  раз
продолжение было принципиально иным: застегнув на запястьях  наручники, меня
повели из квартиры. В этот момент из  своей  комнаты вышли соседи, и я успел
им   крикнуть  два  телефона,  которые  помнил  наизусть:  один  замминистра
Олейника, второй - моей близкой приятельницы Виктории Стенберг.
   Ужас в том, что ко времени моего ареста я встречался с тремя девушками:
Викторией,  Лилией и Наташей. С каждой  мне было по-своему хорошо, но,  имея
слабость к прекрасному полу, я никак не мог остановиться на одной из  них  и
порвать с двумя другими, боясь их обидеть. Я здорово напоминал героя  фильма
"Осенний  марафон".  Находясь  с каждой из них наедине, я был  искренен и не
кривил душой, говоря, что  мне очень  хорошо с ней.  И конечно же, изобретал
всевозможные ухищрения, чтобы не попасться на лжи  и не столкнуть их лицом к
лицу.  Я щадил самолюбие каждой, но ни одной не обещал жениться. Было вполне
очевидно, что каждая дорожит нашими отношениями.
   Как  же я был разочарован, когда они, как казалось тогда, предали меня,
но об этом чуть дальше...

   Меня  отвезли  в  отделение   милиции,  где  уже  поджидал  следователь
прокуратуры.  Молодой,  розовощекий, холеный и  наглый.  Помню его  фамилию:
Истомин.
   После освобождения узнал  причину  его  наглого  поведения:  не  только
потому, что  мой арест был санкционирован  Комитетом,  но и потому, что отец
Истомина был одним из прокуроров Москвы.
   - Расскажите со всеми подробностями, как вы провели сегодняшний день? -
задал следователь Истомин первый вопрос.
   -  Прежде  чем отвечать на  ваши  вопросы, я хотел бы знать, в чем меня
обвиняют? Это  во-первых, а  во-вторых, хочу подать жалобу на имя  прокурора
города на незаконный арест  и, соответственно, на незаконный обыск! - ретиво
начал я.
   -  Что, знаток  законов?  -  усмехнулся он.  -  С  чего вы  взяли,  что
арестованы? Вы задержаны! А что касается обыска  по месту вашего жительства,
то вот постановление, подписанное прокурором, на проведение у вас обыска!
   - В чем я обвиняюсь?
   - Есть заявление от гражданки Ивановой о том, что вы ее ИЗНАСИЛОВАЛИ! -
Следователь продолжал ехидно улыбаться.
   Всего чего  угодно я ожидал от Органов, но только не ТАКОГО. Обвинить в
изнасиловании  режиссера,  человека, у  которого, просто по определению,  не
могло быть проблем с вниманием к нему дам?!! Это ли не гнусное и  изощренное
злодейство Комитета?
   Я, мечтавший  в  тюрьме отомстить  этой подленькой женщине, причинившей
мне зло, постепенно  пришел к выводу, что  ее накажет сама жизнь.  А потому,
описывая эти  страшные события,  не называю  ее настоящего  имени,  чтобы не
травмировать ее родственников, которые могли и не знать, что она работала на
Контору: уверен, что родственники ни в чем не виноваты...
   - Я? Изнасиловал?  Кого? - Мне  вдруг пришло в  голову,  что меня самым
элементарным образом разыгрывают. - Кто такая Иванова?
   -  Послушайте, Доценко, в комнате, кроме  нас, никого  нет, микрофонов,
как видите, тоже нет: разрешаю самому проверить... - Он обвел рукой комнату.
   - Допустим, верю, и что дальше?
   - Я даю вам листочек с текстом, подписываете, и вы в полном ажуре! Всем
хорошо! Все довольны! - Он был сама любезность.
   - Листочек с "чистосердечным признанием"? - ехидно ухмыльнулся я.
   -  Ну зачем же так!  - Истомин брезгливо поморщился. - Зачем нам лишний
уголовник? Вы НАМ нужны как писатель, как режиссер, наконец...
   - Вам?
   - Да, НАМ... честным  гражданам нашей страны!  Прочитайте, подумайте  о
сыне своем, о родителях и... подпишите...
   - Если не признание, то что?
   -  Заинтересовались? Вот и прекрасно...  -  Он  вытащил  из внутреннего
кармана пиджака сложенный  лист бумаги. - В этом ВАШЕМ заявлении речь идет о
том, что вы просите принять вас  на работу в качестве внештатного сотрудника
органов госбезопасности!
   - Проще говоря, стать сексотом?
   - А чем плохо? Сексот - то есть секретный сотрудник! Звучит здорово, не
так ли?
   - Но не для меня! Я хочу быть не  сексотом, а писателем и режиссером, а
художник - вне политики!
   -  Не торопитесь,  Виктор  Николаевич,  отказываться! Идите,  посидите,
подумайте, а потом продолжим наш разговор... - Он нажал на кнопку.
   Меня  отвели в заплеванную  камеру без какой-либо мебели и без окон, но
дверь была с глазком. У стены небольшой помост. Если бы не размеры, то можно
было бы с изрядной долей иронии сравнить его со сценой.
   Трудно  сказать,  сколько  мне  пришлось  там сидеть:  казалось,  целую
вечность, но  я  лихорадочно искал  выход  и пытался  понять хотя бы  логику
ареста. Я видел, что меня решили сломать, сломать психологически. Меня берут
на испуг, и надо просто вытерпеть, не сдаться