кто  пойдет на фильм  на один-два месяца? Тогда-то
директор  киностудии  и  предложил  это  мне,  предварительно  согласовав  с
Раппопортом. Я согласился и  около полутора месяцев  с большим удовольствием
работал с Глебом Панфиловым.
   Именно на "Ленфильме"  я познакомился с еще одним удивительным мастером
нашего кино - с Владимиром Яковлевичем Мотылем, который начинал снимать в то
время свой  прекрасный фильм "Звезда пленительного счастья". Наше знакомство
было случайным и  поразительным. Как-то  иду я по  студии  и вдруг ощущаю на
себе чей-то взгляд. Поднимаю глаза и вижу знакомое лицо - имя этого человека
после фильма "Белое солнце пустыни" было на слуху у всех любителей кино.
   - Вы кто? - спросил меня Мотыль.
   Я представился.
   - Вы можете сейчас уделить мне пару часов? - неожиданно спрашивает он.
   Ответ вы наверняка знаете. Я даже не спросил, зачем я  ему понадобился!
Оказывается, он  увидел  во мне портретное сходство с Николаем Первым.  Меня
облачили в  царские  одежды, чуть добавили  грима и отвели на фотопробы. Там
произошел  забавный  случай: на  фотопробах  присутствовала  какая-то  очень
древняя,  сильно  сгорбленная старушонка,  которая,  увидев  меня, принялась
тыкать в мою сторону своим узловатым пальцем, приговаривая:
   - Это он! Это он! Он!!!
   Старушка консультировала  создателей  фильма  именно по  царской семье.
Через  несколько дней Владимир  Мотыль пригласил  меня  к  себе  и предложил
сыграть роль  Николая Первого.  С огромным сожалением я  отказался в  пользу
своей режиссерской стажировки.
   Однако я горжусь тем, что внес в картину один маленький вклад. Прочитав
сценарий, я спросил  Владимира  Яковлевича, знает ли он молодого московского
актера  Игоря  Косталевского,  с  которым мне ранее приходилось общаться  по
работе?

   Задолго до отъезда в Ленинград, в семидесятом  году, я был  ассистентом
режиссера И. Гурина на фильме "Москва проездом".
   Сначала  мне  предложили  поработать "актером  окружения",  но когда мы
ближе  познакомились  со  вторым  режиссером  Светланой  Рималис,  чертовски
обаятельной девушкой, а это была ее первая картина в качестве режиссера, она
настолько  в меня  поверила, что предложила мне поработать в качестве  и. о.
ассистента  по   актерам.  Кстати,  работая   над  этими  воспоминаниями,  я
созвонился со  Светланой, и она напомнила  мне, что я даже снялся в каком-то
эпизоде фильма. Честно говоря, я забыл об этом.
   Просматривая  студентов  актерских  вузов  Москвы,  я  и  пригласил  на
небольшую роль солдата студента ГИТИСа Игоря Косталевского...
   Владимир Яковлевич  сказал,  что  его ассистенты говорили  ему об  этом
актере, но  пока  он  с  ним  не встречался.  Потом  просит  своего  второго
режиссера вызвать Игоря Косталевского на "Ленфильм".
   Не знаю, как другие, но я считаю  роль поручика Аненкова в этом  фильме
одной из лучших работ Игоря.
   Кстати, работая на  фильме  "Москва проездом",  я первым заметил  среди
студенток  Щукинского училища  будущую  звезду нашего кинематографа  Наталью
Гундареву, которую пригласил на  малюсенький  эпизод: она играла  продавщицу
мороженого.  Как  говорится, с  этого фильма  и началась кинематографическая
судьба этой удивительной актрисы!
   Интересно,  помнит ли это Наташа? С огромным трудом дозваниваюсь. Слышу
знакомый голос. Представляюсь. Милый смех и бальзамные для меня слова:
   - Конечно,  помню... Как же давно  это было... Кажется, на  третьем или
даже втором курсе...
   Не скрою, мне было очень приятно...

   Однако вернемся к работе на "Ленфильме"...
   Осталось у меня и очень неприятное воспоминание о том времени...
   Написал я  тогда одну  небольшую киноповесть с весьма многозначительным
названием: "День, прожитый завтра".  В этой  повести я  фантазировал на тему
развала  в нашей стране Коммунистической партии  и прихода к  власти военной
хунты.  К  тому времени  я  сблизился  с  главным  редактором  "Ленфильма" -
Дмитрием Молдавским и дал ему прочитать свое творение. На  следующий день он
сказал сакраментальную, провидческую фразу:
   - Слушай, Виктор, ты либо гений, либо тебя посадят!
   Я рассмеялся от такой оценки моего труда, а через день в снимаемую мною
квартиру  пришли   трое  в  штатском,  в  сопровождении   капитана  милиции.
Бесцеремонно,  нарушая  все мыслимые  и  немыслимые законы, без предъявления
ордера или  какого-либо  обвинения,  они принялись  тщательно обыскивать все
помещение.  Мои  попытки  пресечь  это  беззаконие окончились  тем,  что мне
постучали немного  по  бокам  и  пристегнули  наручниками  к батарее.  Обыск
продолжался в течение нескольких часов,  они складывали в кучу  мои заметки,
рукописи, черновики. Закончив, уложили все в мешок. А на мой вопрос, где мне
это все потом искать, дали телефон: звоните! И ушли.
   Было уже поздно,  и я  позвонил на  следующее утро.  Подумав,  что  это
телефон какого-нибудь следователя, который станет права качать, я был крайне
удивлен, когда услышал:
   - Приемная полковника Надсона, начальника УГБ по Ленинградской области,
что вы хотите?
   Надсон - запоминающаяся и довольно редкая для России фамилия.
   Я представился и попросил соединить.
   - Виктор Николаевич, - поздоровавшись, сказал приятный баритон,  - если
вы хотите, чтобы у вас не возникало никаких проблем и вы спокойно продолжали
бы работать на воле,  а не  в  других местах,  советую  сменить  тему вашего
творчества! Я понятно говорю?
   - Более чем! - вздохнул я.
   - Вот и ладненько... Надеюсь, мне  не придется слышать о вас в подобном
контексте? Всего доброго!
   Тон его  голоса не слишком  соответствовал  пожеланию,  высказанному  в
конце.
   Это был уже второй звоночек, предупреждавший о пристальном  внимании ко
мне  со стороны  Органов, но  я  был  молод, беспечен  и  все  в  моей жизни
складывалось  так удачно,  что  я  отнесся  к этому  сигналу  несерьезно,  а
напрасно...

   Закончив стажировку  на "Ленфильме",  я  вернулся  в  Москву  с хорошей
творческой характеристикой, и вновь передо мною остро возник вопрос прописки
и  жилья. С пропиской помогла все  та же Тамара, которая работала на прежнем
месте. Оставалось найти жилье.
   Однажды я  встретил  старого  знакомого по  занятиям  спортом,  который
рекомендовал    меня   в   жэк-7   на   улице    Станкевича   на   должность
педагога-воспитателя, с предоставлением служебной площади. В мои обязанности
входило  создать детскую  команду:  летом - по  футболу, зимой -  по хоккею,
короче говоря,  сделать все  возможное, чтобы отвлечь  трудных подростков от
криминала.  Стояла холодная зима, и я  не  мудрствуя лукаво  стал  ходить по
дворам своего  участка,  где  искал  ребят,  гоняющих  шайбу, или  настоящих
драчунов.
   Помните повальное увлечение турниром "Золотая шайба"? Вот во все жэки и
спускались  грозные  приказы о  создании таких команд.  Вскоре  мне  удалось
создать  такую команду,  что она вышла в  финал первенства  города,  но... в
финале нашу команду дисквалифицировали: выявили пару ребят,  которые были на
год  старше  определенного  возраста.  Все  команды  так делали, но попались
только мы...
   Занимаясь  с  ребятишками  по вечерам, днем  я  вел битву за  то, чтобы
снимать самостоятельную картину, но все  было тщетно, и я принял предложение
Виктора  Георгиева  поработать  вторым  режиссером  на  его фильме  "Большой
аттракцион".  С  какими  замечательными  актерами посчастливилось тогда  мне
встретиться на съемочной площадке: нестареющий Мартинсон,  великий Пуговкин,
удивительная  Варлей  (мне по-настоящему жаль,  что  эта  прекрасная актриса
сейчас  почти не  снимается,  подрабатывая  лишь на  телевидении в  качестве
ведущей),  мощный  Цилинский, уникальный Акопян-старший,  забавный  Крамаров
(помните  анекдот,  рассказываемый им самим? "Сержант перед  строем  солдат:
"надеть  противогазы!" Все  надели. -  "Снять  противогазы!"  Все  сняли.  -
"Рядовой Крамаров, почему не снял противогаз?" - "Я снял!" - "Ну и рожа...")
и многие, многие другие.
   А  сколько прекрасных девушек  снималось у  нас:  и  группа ритм-балета
Касаткиной и Василева, и большая группа из цирка.
   А сколько  интересных историй во время съемок на Черном море! Например,
мы наблюдали за  тренировками  отряда  космонавтов  при  спуске  космической
капсулы  в  море.  Руководил  тренировками  космонавт  Виктор  Горбатко.  Он
оказался очень веселым и компанейским человеком. Именно тогда я познакомился
и с Владимиром  Шаталовым,  который в  будущем оказал содействие в  довольно
сложном положении.
   А был  и  забавный случай. Наша  группа  проживала в получасе ходьбы от
места съемок, которые, в свою очередь, проходили невдалеке от массандровских
хранилищ. Чтобы меньше  жариться  на  солнцепеке, съемочный  день начинали в
шесть утра.  Можете представить, как трудно было поднимать на  работу людей,
особенно технический персонал,  которому  приходилось  вставать  еще раньше,
чтобы подготовить приборы  и  механизмы для съемок. И  вдруг,  по прошествии
нескольких дней,  я, как "начальник  штаба",  начал замечать,  что "техники"
устремляются  на  съемочную  площадку задолго до  времени  побудки.  Но было
замечено и то,  что  к обеду весь  наш  технический  персонал еле  на  ногах
держался, а к вечеру все были "в лоскуты".
   Мы с  Георгиевым ничего не  могли понять:  до зарплаты было еще далеко,
аванс уже подходил  к концу.  Откуда средства на  алкоголь? Я решил провести
собственное расследование.  В один день,  встав  пораньше, я пошел за  ними,
стараясь не попадаться  на глаза. Обойдя  съемочную  площадку,  наш  рабочий
класс остановился всей группой на небольшой полянке среди виноградника, и по
одному по очереди куда-то скрывались на пять - десять минут.
   Стараясь не привлечь их внимание, я незаметно проследил за последним, и
когда увидел, что выдумали они,  с трудом  удержался  от смеха. Он подошел к
какому-то кустику,  наклонился и так простоял немного, после чего причмокнул
и удалился. Подошел  и я, несколько  озадаченный увиденным. Интересно, зачем
они  нагибаются? И тут я заметил привязанный к кустику медицинский  шланг. Я
пожал плечами  и  не очень  решительно наклонился и попробовал сосать. После
некоторых усилий мне в рот хлынуло отличное массандровское вино.
   А  предыстория была  такова.  Как-то  один  из осветителей,  шастая  по
винограднику,  натолкнулся на забор  из колючей  проволоки. Он, естественно,
заинтересовался:  что  там  может  быть?  Проверил  и   обнаружил  огромные,
закопанные в землю бочки. Догадаться,  что в  этих бочках, было нетрудно. Но
как  добраться  до драгоценной жидкости? Он  поведал обо всем  приятелям,  и
вскоре коллективный разум русского мужика  нашел выход. Проявив все мыслимые
и  немыслимые   чудеса  изобретательности,  они  достали   двадцать   метров
медицинского  шланга, протянули его до ближайшей емкости, просверлили  в ней
дырочку,  засунули  в  нее шланг и  протянули  за ограждение,  тщательно его
замаскировав.
   Простенько  и  со вкусом: каждое утро  они  вливали в себя по пол-литра
дорогого вина, догоняясь им же после обеда. Можно было только  догадываться,
что грозило этим халявщикам, если бы их застукали!..
   За пару месяцев до окончания съемок Георгиев уединился со мною. Дело  в
том,  что фильм снимало  ЭТО - Экспериментальное Творческое Объединение. ЭТО
было  первой ласточкой коммерческого кино, но,  к сожалению, просуществовало
недолго. Это был толковый  эксперимент,  сразу выявлявший - профессионал  ты
или  холодный ремесленник. От обычного  кинообъединения ЭТО отличалось  тем,
что любая пролонгация съемок,  любой перерасход сметы влек за собой ощутимые
потери в финансовом благополучии каждого члена съемочной  группы. Но если не
были нарушены  сроки  сдачи  фильма, не было перерасхода сметы и  если фильм
оказывался   кассовым,   то   все  члены   группы  долгое   время   получали
соответствующие проценты с проката. Много лет и я получал свои проценты...
   В самый разгар съемок на  студию  вернулся старый приятель  Георгиева -
Василий Панин, наш коллега. Вернулся из мест заключения. Поскольку наш фильм
снимался на коммерческой основе, Георгиев и обратился ко  мне за поддержкой,
чтобы  оказать  помощь  его  приятелю,  который,  по его  мнению,  пострадал
невинно.  Помня  о  судьбах  отца,  мамы,  а   также  понимая,  как   тяжело
адаптироваться после  выхода  на свободу, я без колебаний решил поделиться с
Василием  своими процентами  и  согласился, чтобы  мы  разделили обязанности
"начальника штаба".
   Сейчас  Василий Панин довольно  известный в  стране режиссер, снимающий
талантливые фильмы об историческом прошлом России...
   После этого фильма я увлекся телевидением, и как-то получилось,  что мы
сблизились с  режиссером Евгением  Гинзбургом. Я  активно помогал  ему  и  в
съемках  "Голубого огонька", и в съемках "Артлото"  - очень популярной тогда
музыкальной передачи. Особенно запомнилось то "Артлото", которое снималось в
пяти столицах СССР: Москва, Алма-Ата,  Ташкент, Тбилиси и Ленинград.  Именно
тогда я  познакомился с  такими будущими  звездами  кино  и ТВ,  как  Лариса
Голубкина  и Федор  Чеханков. А  позднее  Евгений  Гинзбург  пригласил  меня
поработать на фильме "Бенефис Гурченко", но об этом позднее...
   Мы продолжали общаться с Виктором Георгиевым и после завершения съемок.
Он от кого-то услышал  удивительную историю о партизанке Савельевой, которая
во время Отечественной  войны повторила судьбу Жанны д'Арк, - фашисты сожгли
ее на костре.  Собирая  материал,  мы узнали,  что  она  была в партизанском
отряде знаменитого Федорова, который  в  семьдесят пятом  году был министром
социального обеспечения Украины.
   Наступило  9  Мая - праздник Победы! Не  помню, с  чьей  помощью, но  я
оказался  на  Красной  площади  и  там  неожиданно  встретился  с  генералом
Федоровым.  Коротко  рассказав  о  нашем  сценарном  проекте, напросился  на
встречу, которую Федоров назначил на следующий день, то есть десятого мая, у
себя в номере гостиницы "Россия". Этот легендарный человек, если бы захотел,
мог очень помочь в воплощении нашего замысла.
   В  то время я сблизился с  одним  парнем, который взялся  отладить  мне
магнитофон английской фирмы "Фергюссон",  немного барахливший при записи. Не
все читатели, наверное,  знают, что тогда не было признанных специалистов по
ремонту  западной аппаратуры, а этот парень, Олег Чулков, выглядел настолько
участливым, настолько дружелюбным, что я  доверился ему, как другу.  Проявил
он  и интерес к нашему с  Георгиевым проекту  и,  узнав, что я  встречаюсь с
генералом Федоровым, напросился пойти со мной.
   Для  меня Федоров был настолько  легендарной личностью,  что, когда  мы
пришли к нему в номер в три часа дня, как и было назначено, я  был несколько
растерян,  увидев генерала в семейных трусах. Смущенно предложил обождать за
дверью, но Федоров усмехнулся:
   - Тебя что, Виктор, смущает мой пляжный вид или то, что видишь генерала
в трусах?
   - Нет-нет, мне просто не хотелось вас смущать... - пролепетал я первое,
что пришло в голову.
   - Слышишь, мать? -  крикнул он в сторону спальни, из которой вышла  его
супруга. - Молодой человек, оказывается, за меня смущается!
   -  Ну и  оделся бы, - улыбнулась миловидная женщина. - Не  все же  люди
партизанили  с тобой? Вы извините, что оставляю вас, но мне нужно кое с  кем
встретиться... - Она чмокнула супруга в щеку и ушла.
   Мы  провели  несколько  часов  с этим удивительным  человеком,  который
столько  рассказал  нам о своем  военном прошлом,  что у меня  голова  пошла
кругом от избытка интереснейших историй.
   Мы вышли из гостиницы  где-то в восьмом часу вечера и  только на  улице
ощутили,  насколько проголодались. Отправившись на  Калининский проспект, мы
решили зайти перекусить в кафе "Печора".
   В праздничный вечер свободных  столиков, как нас  заверили,  не было, и
нам предложили подсесть на свободные места, которые оказались у одной сугубо
девичьей  компании.  Машинально  я отметил, что  рядом с нами был  свободный
столик, но  официантка заявила, что он  заказан, и вскоре его  действительно
заняли четверо парней. Мне показалось, что одного из них я уже где-то видел.
   С удивлением  девушки  слушали,  как  мы заказывали  первое,  второе  и
третье. Пришлось объяснять причины нашего голода.
   Трудно  сказать, что  послужило конкретным поводом - то ли  праздничное
настроение, то ли мои вдохновенные рассказы о генерале  Федорове и о будущем
сценарии,  но  наш столик,  как, впрочем, и компании  за другими  столиками,
стали петь песни. Нет, не подумайте, что нас подтолкнул к этому алкоголь: мы
с Олегом вообще не заказывали спиртного, а у девушек на четверых  была  лишь
одна бутылка шампанского, из которой они нам плеснули для тоста по глотку.
   А пели мы патриотические песни: и о  Красной Армии, и "Каховку", и даже
"Вставай, проклятьем  заклейменный...". У нас был какой-то душевный подъем и
удивительное  настроение...  И вдруг  за соседним  столиком,  где сидели  те
четверо парней, которым было лет по двадцать пять, раздался отборнейший мат,
причем направленный в нашу сторону.
   Мне бы задать себе несколько простых вопросов: "Почему именно в сторону
нашего столика  направлена эта злость? Если им не понравились наши песни, то
и  за другими столиками тоже пели и репертуар не  очень отличался от нашего?
Почему  эта  компания  в праздничный вечер  все  время  сидит тихо,  изредка
поглядывая в нашу сторону, ничего не ест и только лишь накачивается вином? И
где я видел одного из них?"
   (Потом вспомнил: этот парень присутствовал при  обыске в Ленинграде, но
было поздно...)
   Но... этих  вопросов я себе не задал. Более  того, я и  представить  не
мог, что произойдет  далее, и даже не  снял  дымчатые  итальянские  очки.  Я
встал, подошел к ним и, находясь в совершеннейшем благодушии, сказал:
   - Ребята, праздник Победы, девушки вокруг, все веселятся, а вы матом...
   Не успел я договорить, как тот,  что сидел ближе ко мне, встал, как мне
показалось, с намерением извиниться, но неожиданно хрястнул  меня бутылкой в
лицо.  Очки разлетелись на кусочки, и  все мое лицо залила  кровь.  Каким-то
чудом  (везет  им!)  глаза  мои  остались  целыми. Что  делать?  Защищаться!
Поскольку мой обидчик, заметив,  что  я  устоял  на  ногах, вновь замахнулся
бутылкой. Я саданул его в подбородок, и того отбросило на их столик.
   Почему-то я был уверен, что  с тыла мне ничего не угрожает: там был мой
приятель -  Олег. Какой я  был  наивный!  Олег и  попытки  не  сделал, чтобы
оказаться  рядом, чем воспользовались  соратники  ударившего меня. Один-таки
разбил о мою голову бутылку, а двое других  стали молотить  в четыре кулака.
Мне удалось  сбить одного  из них  с ног,  каким-то чудом  вырваться из этой
молотилки и побежать к лестнице, ведущей  на первый этаж. Меня подташнивало,
и голова кружилась. По дороге я встретил милиционера, которому крикнул:
   -  Мне  разбили  голову...  Они на  втором  этаже... Арестуйте их! -  и
потерял сознание.
   Я  очнулся  в отделении милиции. Огляделся:  за столом сидел и тот, что
разбил мне очки, и один из его приятелей. Они что-то писали.
   - Очнулись? - участливо спросил дежурный майор. - Можете писать?
   - Нет, мне плохо... - с трудом шевеля языком,  ответил я и спросил: - А
где мой приятель, Чулков Олег, где свидетели?
   - Наверное, еще не добрались... - Майор  почему-то смутился и торопливо
добавил:   -  Лейтенант,  который  вас   привез,  просил  свидетелей  прийти
самостоятельно.
   - Самостоятельно? - воскликнул я и ойкнул от боли.
   - Сейчас вас заберет "скорая": я вызвал...
   Машина  действительно пришла, и  меня  отвезли в  больницу, где оказали
первую помощь  и  продержали  дня  три.  Меня  навещал  дознаватель, который
задавал  мне  кучу  вопросов  и  все   подробно  и  тщательно  фиксировал  в
протоколах,  давая  мне  расписываться. Дознаватель  заверил  меня, что  мои
обид