а  сколько  под  ней?
Поговаривают, что под землей в три раза больше, но это только слухи.
   Когда было возведено этажей пятнадцать, один из заключенных, работавший
до приговора суда инженером, произвел расчеты своего веса, площади фанерного
листа, силу воздушных потоков, после чего ухватился за лист фанеры и сиганул
с высоты.  Он  приземлился целехоньким на Ломоносовском  проспекте там,  где
теперь  кинотеатр  "Прогресс", и в  тот день его не поймали.  Его  задержали
через несколько дней  в Малаховке,  но его  полет  к свободе  будут  помнить
всегда...
   В общежитии  была блоковая система:  по две комнаты с общей дверью,  за
которой  был небольшой  предбанник  с  вешалкой, туалет  и  душевая.  Каждая
комната была рассчитана  на двух-трех  студентов. Дипломники жили по одному.
Нам  с  Валерой Макаровым удалось поселиться вдвоем. А чтобы уединяться,  мы
разгородили  комнату пополам  огромным буфетом. Один  диван-кровать  стоял у
окна,  за  буфетом,  другой  -  возле  входа,  там  же  стоял  столик.  Если
приходилось готовиться к занятиям одновременно, то один садился за столик, а
второму доставался буфет, из которого выдвигались доска-стол.
   Мы  вместе  тренировались, вместе  питались по утрам  и  вечерам, часто
вдвоем ходили в столовую на обед. Макаров был похож  на Алена Делона: девицы
буквально вешались на него. Когда мы сблизились, Валера, приглашая очередную
пассию, всегда настаивал на том, чтобы она обязательно приходила с подругой,
которая предназначалась мне.
   Макаров был  столь  избалован женским  полом, что готов  был поделиться
своими партнершами. Любимым его выражением было:
   - Вит, если вы закончили трахаться, пора меняться "лошадками"!
   В общем, с Валерой скучать не приходилось...

   В  главное  здание  университета  я переехал только  через два года.  И
первым  моим  соседом  оказался   профессор  из  Японии  -  Укеру  Магасаки,
приехавший в Москву на стажировку по русской  филологии. Его имя и фамилию я
дал  первому тренеру моего Савелия Говоркова по  восточным  единоборствам  в
романе "Срок для Бешеного".
   За полгода до моего  перевода в  главное здание у меня появилась первая
сберегательная книжка,  на которую, наученный горьким  опытом,  я откладывал
сэкономленные рубли. И не только от стипендии.
   Укеру Магасаки был, по нашим понятиям, очень богатым человеком.  В день
моего  рождения  он  повез меня  в валютный магазин "Березка", где в подарок
купил  мне финское зимнее пальто на  меховой подкладке,  огромный  мохеровый
шарф, две нейлоновых (самый последний писк  моды тех  лет)  сорочки, белую и
голубую, и черные кожаные перчатки на белом меху. Все это обошлось ему около
двухсот долларов.
   Я никогда не  получал столь  ценных подарков и был  просто обескуражен.
Кстати,  именно  во  время  соседства  с  Укеру  на  очередной  вечеринке  я
познакомился с Леной, студенткой географического факультета.
   Эта  черненькая,  с прической под Мирей Матье,  симпатичная девушка,  с
округлыми весьма соблазнительными коленками,  сразу  привлекла мое внимание.
Происходила вечеринка  в  комнате  общежития  и  была  достаточно  интимной:
неяркий  свет,  медленная  музыка,  хорошее  вино.  Все  это  располагало  к
чувственности, к быстрому сближению.
   При  первой  же  возможности  я  пригласил  Лену  на танец.  Наш  танец
растянулся почти на  весь вечер: расставались мы только в те редкие моменты,
когда кому-то все-таки удавалось отобрать ее у меня на один танец. Наши ауры
настолько  совпали,  что  нам  просто  хотелось  быть  вместе. Мы  настолько
увлеклись,  что стали внаглую, не обращая ни на кого внимания,  целоваться и
обниматься.
   Кто-то не выдержал и из зависти предложил:
   - Шли бы вы, влюбленные голубки, отсюда куда подальше: смотреть тошно!
   - И уйдем! - решительно заявила Лена, подхватила меня под руку и повела
к выходу.
   - Куда пойдем? - спросил я, когда мы остались одни.
   - К тебе можно?
   - Конечно! - обрадовался я...
   Дня  за  три до  нашего знакомства  Укеру  договорился с  ректоратом  и
переехал в отдельную  комнату, но мы  продолжали  с ним общаться. Через пару
месяцев  у  него заканчивалась  стажировка в  Москве, и он начал  потихоньку
избавляться от  ненужных  вещей,  продавая по очень низким ценам. За  двести
рублей  он  продал мне японский стереомагнитофон  "Айва", около ста  больших
пластинок английского производства с записями  Элвиса  Пресли, Тома  Джонса,
"Битлз" и многих других популярных в то время  групп  и  звезд эстрады.  Всю
коллекцию он  продал  мне по  цене,  по какой продавались в  наших магазинах
долгоиграющие  пластинки:  от  рубля  восьмидесяти до двух  рублей  двадцати
копеек за штуку.
   Я не был фанатом-любителем пластинок, предпочитая слушать магнитофонные
записи,  и  потому  не  представлял  их   реальной   ценности.  Можете  себе
представить   мое    радостное   удивление,   когда   я   предложил   нашему
университетскому  торгашу одну  из пластинок и  тот  неожиданно выложил  мне
тридцать пять рублей!!! В конечном итоге, заплатив оптом Укеру двести рублей
за всю коллекцию, я получил за них две тысячи  пятьсот  рублей,  существенно
увеличив свой капитал на сберкнижке...
   Кстати,  об этой сберкнижке.  К  окончанию учебы на ней скопилось около
шести тысяч рублей, но я их  не  тратил,  оставляя "на черный день". А потом
закрутились   события:  поездка  за  границу,  стажировка  на   "Ленфильме",
отбывание наказания, и  я  начисто  забыл  о  ней.  Обнаружил  я  сберкнижку
случайно, но уже тогда,  когда эти  шесть тысяч  -  огромная сумма в те  дни
моего студенчества - превратились после денежной  реформы в  жалкие гроши, и
эту потерю я горше всего оплакиваю в своей жизни...
   * * *
   В  ту ночь Лена осталась  у меня,  а на  следующий день я  предложил ей
выйти  за  меня  замуж.  К  моему  изумлению,  она  согласилась.   Она  была
удивительно  нежным  существом.   Запомнилось,   как   трогательно   Леночка
относилась к  цветам. Увидев  на дороге брошенный кем-то цветок, она бережно
поднимала его,  относила  в сторону от дороги  и там заботливо устраивала  в
траве.
   - А вдруг на него кто-нибудь случайно наступит? Жалко же... - объясняла
она, заметив мой недоуменный взгляд.
   Лена была москвичкой, причем единственным ребенком в очень обеспеченной
семье: и мать и отец  у нее были профессорами, а отец,  за выведение особого
сорта морозоустойчивого картофеля, получил даже  государственную премию. Они
жили  в  большой  трехкомнатной  квартире  в районе  метро  "Кропоткинская".
Родителям я понравился, и мы получили их благословение.
   Свадьбу решили  устроить  на  широкую  ногу.  Ректорат  пошел навстречу
одному из лучших спортсменов МГУ, и свадьбу объявили комсомольской, а для ее
проведения  выделили  второй  этаж  студенческой  столовой на  Ломоносовском
проспекте. Гостей было много: человек  пятьдесят. Присутствовал проректор по
учебной работе,  несколько  профессоров,  заведующий кафедрой физвоспитания,
конечно же, мой тренер, Укеру Магасаки, родители невесты, брат Лены  и много
друзей как со стороны  невесты, так и с моей стороны. На свадьбе играла одна
из первых бит-групп Москвы - "Грифы"...
   О бит-группе "Грифы" хочется рассказать отдельно: получилось так, что я
был одним из ее организаторов. Компания собралась талантливая: я нашел очень
хорошего ударника, сам нашелся парень, играющий на  соло-гитаре, он привел с
собой и ритм-гитариста.
   Долго  искали  подходящего  бас-гитариста,  и  мне  приходилось  самому
подыгрывать на контрабасе, на котором мне показали основные аккорды. А когда
пришел  прекрасный  парень  со своей  бас-гитарой, я просто  стал менеджером
группы,  организовывая площадки для выступлений: в основном это  были  кафе,
рестораны... Вход пять рублей вход с носа: два за столик, три - нам.
   Повезло с  вокалистом. Саша Шустов, приятель Наташи Варлей,  был  очень
талантлив и пел песни, которые сочинял сам. Кстати, строчки из одной песни у
меня до сих пор звучат в голове:

   Ты разбила мечты!
   Ты ушла от меня!
   Как смогла это ты?
   Так смогла это ты!
   Только ты! Только ты! Только ты!

   Он  пел с таким чувством, что публика просто балдела от его исполнения.
Ансамбль  приобрел такую  популярность,  что  его  однажды  даже  пригласили
выступить по Интервидению.
   Зарабатывали прилично и собрались разориться на  покупку трех установок
английской  фирмы "Вокс".  Именно  на таких  инструментах  играли знаменитые
Битлы. В установку входили: гитара и усилитель, одна установка стоила тысячу
долларов.  Однако  нам не  повезло: парень, который  ехал  в  Лондон, обещав
привезти  нам  инструменты,  надул  нас, сказав,  что  все  конфисковали  на
таможне. Кто пошел бы в то время проверять его утверждение? И мы "утерлись".
После этой потери мы как-то сникли, и группа стала постепенно разваливаться,
а потом и я уехал за границу  на два года,  и дальнейшая судьба "Грифов" мне
неизвестна...

   Свадьбой все  остались довольны: гости, родители и мы с Леной. А дальше
все  пошло  наперекосяк. То тут,  то там раздавались  ехидные  реплики,  что
Доценко женился на Лене не по  любви, а  потому что она - москвичка, словом,
из-за прописки. А я же гордый!
   Примерно  за  год до  свадьбы  на  одном  из  университетских  балов  я
познакомился   с  обаятельной  девушкой  с  первого   курса  географического
факультета.  И звали  ее, конечно же,  Наташа.  Фигурка -  как  у статуэтки.
Огромные карие  глаза.  Чуть  крупноватый  нос  нисколько  не  портил ее,  а
придавал  особый шарм.  Безукоризненный вкус в одежде. А  на  голове  что-то
вообще невообразимое: огромная копна черных волос.
   Тогда эта  прическа  была последним писком моды,  и  в народе  ее метко
прозвали "вшивым домиком".  Шиньоны были дорогим  удовольствием, и  чтобы не
отставать от моды,  на какие только ухищрения не шли наши  бедные  девчонки:
подкладывали даже консервные банки...
   Я  не  спрашивал  у Наташи,  кто  ее  родители  и  где  она живет:  мне
доставляло огромное удовольствие просто видеть ее,  и мы  часто встречались.
Ходили  в  кино, на  танцы, гуляли, целовались,  обнимались  в  скверах,  на
последних рядах кинотеатров, а то  и в подъездах. Все мои попытки  перейти к
более близким отношениям не имели успеха. Но однажды в моей комнате мы зашли
в ласках  слишком далеко, и я, добравшись  пальцем до сокровенного местечка,
вдруг обнаружил, что Наташа девственна. Я тут же отдернул руку и встал.
   - Тебе плохо, Виталик? - спросила она.
   - Нет, мне не плохо: мне тяжело! - выдохнул я, гася возбуждение.
   - Почему? - удивилась Наташа.
   - Потому что  я не железный! Я же мужчина, в конце  концов! - повысил я
голос.
   - Бедненький мой! - прошептала  она, и ее  глаза  увлажнились. - Как же
мне тебе помочь? Скажи! Пойми, я не могу стать женщиной до свадьбы...
   - Я понимаю тебя, милая, но и ты должна меня понять...
   - Но что я должна сделать?
   Сначала  я думал, что она  кокетничает и скрывает свой  опыт в интимной
жизни, но оказалось, что она действительно и поцеловалась-то  впервые именно
со мной. С  этого вечера,  который  мы  впервые  провели в моей  комнате,  и
начались наши  "опасные" игры. Мы занимались петтингом. Сначала  я ласкал ее
бедра,  потом она стала помогать мне  рукой,  и в  конце концов мы перешли к
более   изысканным    ласкам,    но   ее    девственность    оставалась    в
неприкосновенности. Наташе так  понравились  мои  ласки,  что она  перестала
зажиматься от страха и буквально истекала любовным нектаром.
   Нам  было так хорошо  вместе, что  все чаще и чаще  звучала мысль: а не
пожениться ли  нам?  Сдав последний  экзамен  летней  сессии, Наташа  решила
представить  меня  своим  родителям.  Они  жили  в  элитном  доме  в  начале
Ленинского проспекта,  но  даже у дома  мне и  в голову не  пришло,  что мне
предстоит впервые встретиться с  высокопоставленным советским чиновником.  В
квартире  у  меня просто  дух захватило:  огромные шесть  комнат,  роскошная
старинная мебель, хрустальные люстры, дорогие ковры.
   Я устыдился своей дешевенькой одежды и с трудом сдержался, чтобы тут же
не сбежать. Потом  я узнал, что отец  Наташи занимает в  правительстве пост,
соответствующий рангу  министра. У них  была двухэтажная госдача  с лифтом в
поселке, где отдыхали  министры. Поселок охранялся,  и  там  был  кинотеатр.
Имелись собственная "Волга" и служебная "Чайка".
   Отец принял меня,  можно сказать, любезно: Наташа была его любимицей, а
вот мать, ярко выраженная еврейка, никогда не работавшая, отнеслась ко мне с
откровенным  предубеждением. Однако,  когда мы подали заявление  в загс, она
смирилась:  нежной и  покладистой  Наташа  была только  со  мной. У нее  был
твердый характер, и она умела настоять на своем. Свадьбу назначили на осень,
и Наташа уговорила меня переехать к ним. Мне выделили собственную комнату, в
которой мы с Наташей проводили большую часть времени, но спала  она  в своей
комнате.
   У Наташи была сестра, старше ее на несколько лет. Она уже была замужем.
   Август вся  семья проводила  на даче. Наташа заставила и меня поехать с
ними. Мы прекрасно отдыхали: купались, загорали, ходили на яхте, смотрели не
шедшие  в нашем прокате  иностранные  фильмы. Наташа  не выдержала и наконец
решилась стать женщиной. Все было прекрасно и удивительно. Неприятный осадок
остался  от  того,  как старшая  дочь и хозяйка  дома третируют бедолагу, ее
мужа. Они его в буквальном слове заклевали.  Однажды,  не выдержав, я  его в
лоб спросил:
   - Как ты терпишь эти унижения? Почему не уйдешь от нее?
   Он вздохнул и сказал:
   - Эх, Виталик, у меня нет выхода!
   - Почему?
   - Мы  работаем  вместе: нас  устроил ее отец. Разводом  с  ней  я  могу
поставлю жирный крест на своей карьере!
   - Господи, неужели ты женился на ней из-за карьеры?
   - Конечно,  нет! - воскликнул он. -  Знаешь, как мы любили  друг друга?
Она же была совсем другая... - Видно было, что парень до сих  пор продолжает
любить  ее.  -  Она  и сейчас... -  Он обреченно взмахнул рукой и  в сердцах
добавил: - Если бы не мать...
   После этого разговора я всерьез задумался о том, куда я попал. А если и
моя Наташа, не  выдержав натиска мамаши, тоже постепенно превратится в такую
же мегеру, как старшая сестра?  Когда возобновились занятия, по университету
поползли слухи,  что меня "купили московской пропиской и  обещанием могучего
тестя устроить на теплое местечко".
   Эти  ли  слухи,  мои ли  наблюдения  домашней  жизни  семьи Наташи, или
интуиция, а может, и все  вместе сыграло  роль.  Но  я  хотя и переживал  за
Наташу, так и  не  решился явиться  на свадебную церемонию. Однако мучился я
напрасно:  свадьба  состоялась   с  "запасным"   женихом.  Позднее  я  узнал
подробности.
   На  церемонию бракосочетания  в  загс  были  приглашены только  близкие
родственники:  застолье  было  намечено  на   восемнадцать  часов  вечера  в
ресторане гостиницы "Метрополь". Я должен  был приехать за Наташей за час до
нашего  бракосочетания. Увидев, что меня  нет, Наташина мать  начала  на нее
давить. Наташа сопротивлялась целых  полчаса,  после чего  сдалась.  Тут  же
послали за приятелем, которого едва ли не с малых лет пророчили ей в женихи,
и  свадьба  состоялась точно  в срок. Потом они  сразу  уехали  в  свадебное
путешествие за границу.
   Многие приглашенные, конечно  же, знали  обо мне, но никто  не подал  и
виду. Я  был  огорчен  по-настоящему:  я действительно любил  Наташу и очень
хотел быть вместе с  ней. Не знаю, на что я рассчитывал, не явившись в загс,
может, на  то, что Наташа поймет мое состояние, найдет какие-то слова любви,
да  хотя бы  просто  попытается встретиться  со  мной,  чтобы выяснить,  что
случилось. Но...
   Сейчас,  когда  минуло  столько  лет  и  я стал  более  рассудительным,
уверенным в себе и спокойным, у меня нет на нее обиды. И я искренне желаю ей
огромного человеческого счастья. Очень надеюсь, что она его нашла...
   Я всячески избегал зависимости от Лениных родителей и наотрез отказался
переехать  к ним  в  квартиру.  Мы  поселились  вдвоем  в  моей  комнате,  в
общежитии. А  через несколько дней после свадьбы  я  уехал на целый месяц на
тренировочные сборы на спортивную базу МГУ в Пицунде. Вернулся,  и мы побыли
с Леночкой  дней пять: по комсомольской линии она уехала  на месяц в Польшу.
Приехала  из Польши, снова мы два дня побыли вместе, и я уехал на отборочные
соревнования  перед  Универсиадой  на  три  недели.  Получилось  так, что  я
вернулся дня на два раньше, чем планировал. Захотелось сделать сюрприз,  и я
не сообщил о приезде. Тихонечко вхожу в комнату и...
   Как  в  избитом  анекдоте:  "Неожиданно  из  командировки  возвращается
муж..."
   Никогда не  думал,  что  в  подобном положении окажусь и я. Моя дорогая
женушка,  изрядно накачанная  вином, что  было заметно и по ее  глазам  и по
довольно  неустойчивому  положению,  целовалась с каким-то красавцем. Увидев
меня,  Лена  вскочила и как ни в чем не бывало  радостно бросилась ко мне на
шею.
   - Бородушка мой вернулся! - пьяно воскликнула она.
   "Бородушка" - так  называла меня только Лена, и  мне  это нравилось, но
сейчас  было не до нежностей. Я молча отстранил  ее, подхватил незнакомца за
грудки и пинком под зад вышвырнул из комнаты.
   -  Милый, ты  все  не так понял! Это совсем  не то, что  ты  подумал! -
запричитала жена, мгновенно протрезвев.
   - Уйди! - с трудом сдерживая злость, потребовал я.
   Наверное, что-то  в  моем взгляде и  тоне  напугало  Лену: ни  слова не
говоря, она тут  же выпорхнула  из комнаты.  Вечером дежурный несколько  раз
звал  меня  к  телефону: то  Лена звонила,  то  ее родители,  но  я так и не
подошел. Утром я ушел  на занятия, а когда вернулся, Лена сидела в комнате и
несколько раз  пыталась заговорить со мной, но я был настолько  ошеломлен ее
предательством,  что  внутри меня все клокотало.  Мне хотелось  ее  ударить,
избить, оскорбить, но я сдержался и просто игнорировал ее присутствие. Благо
в комнате стояли два кровати, и я, естественно,  занимал ту, на  которой  не
было Лены.
   Так прошло несколько дней:  ночи раздельно, а  утром каждый отправлялся
по своим делам. Но  это  не  могло  долго продолжаться,  а  я  не  знал, как
поступить: боль никак не отпускала меня, и я продолжал держать "оборону".
   Однажды,   вернувшись   вечером  в  комнату,  я  обнаружил   на   столе
многостраничное  послание, все листы которого  были  закапаны кровью.  В нем
Лена  клялась и божилась, что у нее с тем парнем ничего  не было  и не могло
быть,  что они  с  ним  давно  дружат и  встретились только потому, что  его
несколько  лет не  было  в стране.  Она прекрасно  понимает,  что  совершила
огромную глупость, не рассчитав и выпив  больше обычного. На самом  деле она
любит меня  и не  представляет  без меня своей жизни. В доказательство своей
честности клянется кровью, которой и капает на страницы вместо подписи...
   У меня сохранилось это письмо, и почему-то мне захотелось процитировать
из него:
   "Я чувствую себя последней свиньей, я не знаю,  куда деваться, когда ты
в комнате.  Но зачем об этом говорить, зачем? Мой Бог! Ты ведь это знаешь не
хуже, чем я. Ты знаешь, как я мучаюсь, как мне стыдно, нехорошо, неспокойно,
больно, страшно, почти физически больно. Ты не можешь меня простить,  потому
что не  хочешь. Если бы ты хотел меня, если  бы  тебе был дорог  мир в нашей
семье - ты бы простил. Избил,  но  простил! Заплакал бы  вместе со  мной и -
простил бы!
   Я  знаю, я  безобразно, мерзко  поступила.  Боже  мой,  Боже! Но  ты не
хочешь.  Даже  если  ты подаришь  мне это  несказанное,  это  волшебное, это
хрустальное  счастье  - позволишь  мне  лечь  рядом - то только потому,  что
пожалеешь меня. Так холодно спать одной! Даже если спрятаться под одеялом, с
головой - все равно!..
   Милый, хороший, мохнатый, в тебе  есть столько  всего того, что мне так
нравится, а у меня только глаза