шки  с
чем-то серо-буро-малиновым.
   - Это кисель, - пояснила мать Жаклин. Машка отхлебнула и сморщилась:
   - Похоже на горячие сопли! Яцек оглушительно захохотал:
   - Мари, я тебя обожаю. Я уже давно и безуспешно пытаюсь найти определение
этому продукту! Хозяйка встала из-за стола:
   - Обед закончен. Если пожелаете кофе, приходите в гостиную, я  буду  там.
Она вышла из комнаты.
   - Неудобно получилось, - сказала я. - Человек ведь искренне  во  все  это
верит.
   - Мама хороша в гомеопатических  дозах,  -  рассмеялась,  допивая  водку,
Жаклин. - Иногда она просто перегибает палку. И притом ведь знает,  что  нам
все это совершенно не нравится. Это отец ее разбаловал, а я урожай собираю!
   Машка, чувствуя свою вину, захлюпала носом:
   - Я случайно так сказала! Яцек погладил ее по голове:
   - Не плачь, моя любимая, ты ни в чем не виновата, ты  только  не  вовремя
сказала правду.
   В  полном  молчании  мы  перешли  в  гостиную.  Комната  была  обставлена
по-европейски, а на небольшом столике был уже сервирован  кофе.  Мы  уселись
перед телевизором. Шла программа новостей. Яцек принес доску:
   - Даша, не желаете ли сыграть со мной в триктрак?
   Жаклин налила себе почти полный бокал коньяку. Андре  И  Маша  уселись  в
кресла. У них в руках позвякивали спицы.
   - Машка, ты вяжешь? - изумилась я.
   - Это меня Андре научила. Смотри, как у нее красиво получается!
   Машка выхватила у Андре жилетку.
   - Да, вяжет она просто замечательно, - проговорила старуха.  -  Я  сейчас
принесу вам шаль ее работы.
   Я подивилась ее характеру: если она и была обижена, то  виду  не  подала.
Шаль, сделанная из темно-фиолетовой шерсти, и вправду  была  хороша.  Андре,
мило улыбаясь, не произнесла за все  время  ни  слова.  Ее  темно-каштановые
волосы блестели в свете торшера. Наконец,  совсем  стемнело.  Уставшая  Маша
спала в кресле, Жаклин - на диване. Яцек подошел к Марусе и взял ее на руки.
Машка открыла глаза:
   - Зачем ты меня уносишь?
   - Пойдем баиньки.
   - Но я еще не ужинала!
   -  Я  прикажу,  и  ужин  подадут  тебе  в  кровать,  -  вмешалась  Галина
Владимировна. - Что ты хочешь?
   - Ужин по-русски, - сонно пробормотала девочка. - Блины с икрой...
   Старуха добродушно засмеялась:
   - Ладно, ладно, я давно простила  тебе  "горячие  сопли".  Унесите  этого
ангела. Яцек унес ангела в кровать.
   - А я закажу ребенку блины, - сказала, уходя с ним, старуха.
   Мы остались втроем: я, Андре и похрапывающая Жаклин.  Повисла  тишина,  я
подсела к Андре. Сейчас или никогда!
   - Знаете, дорогая, у меня есть большие экстрасенсорные данные.
   - Да? - вежливо отозвалась Андре.
   - Я умею угадывать прошлое. Стоит мне взять человека за правую руку,  как
вся его прошлая жизнь передо мной как на ладони. Хотите попробовать?
   Андре нервно засмеялась.
   - Вы боитесь? - нагло продолжала настаивать я. - Неужели в вашем  прошлом
есть постыдные тайны?
   Андре явно не находила поводов для отказа, и я бесцеремонно  схватила  ее
за руку.
   - О, вижу что-то странное. Мне почему-то  кажется,  что  вы  родились  во
Франции.
   Андре попыталась вырвать свою руку:
   - Нет, нет, я родилась в Варшаве.
   - Погодите, погодите... Вот наплывают какие-то картины. Это явно  вы,  но
почему-то вы белокурая девочка  с  голубыми  глазами,  рядом  мальчик,  чуть
постарше, наверное, брат...
   Андре побледнела, как бумага, и перестала вырываться.
   - А теперь я вижу совсем страшную картину: вы лежите в каком-то  ящике...
А вот вы же, но на кухне, рядом какая-то девочка... Пытаетесь резать мясо...
Боже мой, нож срывается, и кровь хлещет фонтаном. От такого пореза, наверно,
остался шрам.
   С этими словами я отдернула рукав ее кофты  и  увидела  довольно  длинный
след от давнишнего пореза. Андре с видом сомнамбулы  поднялась  с  дивана  и
вдруг, зажав уши руками, завизжала на весь дом.  У  нее  началась  истерика.
Девушка топала ногами и с силой мотала  головой.  Напуганная  столь  сильным
действием своих слов, я попыталась усадить ее на место, но  Андре,  внезапно
замолчав, кулем рухнула на диван.

Глава 13

   На крик сбежались все. Полупротрезвевшая Жаклин с удивлением смотрела  на
рыдающую Андре.
   - Что здесь случилось? - удивленно спросил Яцек.
   Я промолчала.
   - Даша  в  шутку  предложила  Андре  погадать,  -  проговорила,  к  моему
изумлению, Жаклин. - Говорит: возьму вас за  руку  и  расскажу  всю  правду.
Андре дала ей руку, а Даша,  конечно,  понесла  чушь:  мол,  вы  родились  в
Париже, у вас  светлые  волосы,  у  вас  есть  брат...  А  Андре  вдруг  так
испугалась... Сжав кулаки, Яцек шагнул ко мне:
   - Вы знали, вы знали обо всем с самого начала! Вот почему вы оказались на
аэродроме, у этого негодяя и шантажиста Ренальдо! Что ж, мне жаль,  что  вас
там не пристрелили!
   - Яцек! - в один голос закричали Жаклин и Галина Владимировна. -  Что  ты
говоришь?
   Но Яцек, не владея собой, двинулся ко мне.
   Маша быстро встала у него на пути.
   - Не надо, Яцек, она не виновата, - произнесла очнувшаяся Андре. - Это  я
одна все запутала, мне и развязывать.
   С этими словами она поднесла зачем-то руку к глазам, потом опустила.
   - Мамочка! - завопила Маня. - Мамулечка, гляди, что у нее с глазами?
   Мы все уставились на Андре. На ее лице вместо  карих  сияли  ярко-голубые
очи.
   - Матка боска... - садясь мимо кресла,  произнесла  почему-то  по-польски
Галина Владимировна.
   Суматоха утихла только минут через пятнадцать. Сначала подняли старуху  и
усадили ее в подушки. Затем  попытались  утихомирить  разбушевавшуюся  Машу,
которая с упорством, достойным лучшего применения, повторяла:
   - Нет, вы скажите, как она поменяла  цвет  глаз?  Наконец,  все  затихли,
расселись, нашли коньяк и посмотрели на Андре. Та сказала:
   - Вообще-то, мы  давно  собирались  рассказать,  что  к  чему...  Но  вам
придется набраться терпения, история долгая.
   Мы все согласно закивали головами. - Я очень рано поняла, - начала Андре,
- что мать меня не  любит.  Нет,  нет,  не  подумайте,  что  со  мной  плохо
обращались! У меня было все, что только можно  пожелать:  игрушки,  конфеты,
позднее - красивая одежда и престижная школа. Но сердце матери  было  отдано
Жану, а отец меня просто не замечал. Если я начинала  приставать  к  нему  с
каким-то вопросом, то он  отмахивался  либо  совал  стофранковую  купюру  со
словами: "Пойди поешь мороженого!" Не могу сказать,  что  я  страдала  из-за
всего, просто рано поняла, что я девочка, а  он  хотел  еще  одного  сына  -
наследника. И все бы ничего, но на свой четырнадцатилетний день рождения Жан
устроил целый скандал. Взял подаренный ему  водяной  пистолет,  зарядил  его
краской и выстрелил при гостях прямо в отца. Мама постаралась превратить это
в дурацкую шутку, и, надо сказать, ей это удалось. Все  подумали,  что  Жану
первый раз дали , попробовать шампанское, и он опьянел, даже шутили: "Пьяный
младенец - позор семьи". И вот после этого дня рождения все пошло кувырком.
   Я быстро разобралась, в чем дело: Жан нашел письма нашей матери и  понял,
что его настоящий отец - Аллан Гранж. Да и как было не разобраться, если  он
прямо кричал, что мать - шлюха, а Эдуард - рогоносец. Как отец его не  убил,
не знаю! Дальше - хуже. Софи застала его  в  комнате  с  одним  из  школьных
приятелей   в   весьма   недвусмысленной   позе.   Родители    кинулись    к
психоаналитикам. Что бы там Жан ни говорил, но они оба  его  любили.  Я  это
поняла, когда узнала, что  в  завещании  и  Сью,  и  Эдуарда  большая  часть
имущества была отписана сыну. Причем и у нее и у него была  одна,  вызвавшая
сплетни,  формулировка:  "Жану-Филипу,  носящему  в  данный  момент  фамилию
Макмайер". Они специально  не  написали:  "Сыну",  чтобы  избежать  каких-то
казусов. Странно только, что и Сью написала так  же  -  ей-то  он  доводился
сыном!
   Про меня в этой суматохе совершенно забыли,  а  чтобы  и  не  вспоминать,
отправили в закрытый пансион. "Тебе там сейчас будет лучше", - сказала  Сью.
Может, она и была  права,  потому  что  скоро  выяснилось,  что  Жан  еще  и
наркоман. Он начал колоть себе Бог знает что, а ампулы - вот идиот! - прятал
в коробке с собачьим печеньем! Конечно, их тут же нашли. Но уследить за  ним
было трудно, и он, уже назло Софи и Луи,  стал  засовывать  ампулы  в  самые
разные коробки на  кухне.  Дня  не  проходило,  чтобы  повар  их  где-нибудь
случайно не находил. В конце концов терпению родителей пришел конец,  и  они
отправили его в специальную школу. Но там  Жан  познакомился  с  мальчишкой,
который,  несмотря  на  юный  возраст,   помогал   какой-то   экстремистской
группировке делать бомбы! В итоге  он  опять  оказался  дома.  И  вдруг  все
изменилось.
   Когда я приехала на каникулы, он радостно приветствовал  меня  и  подарил
подарки: часики и большую коробку с набором спиц и крючков.  Честно  говоря,
мне очень не хотелось открывать эту  коробку.  Один  раз  под  Рождество  он
прислал мне в такой же упаковке ужасную гадость. Но на этот раз  в  коробке,
перевязанной лентой, были только крючки и спицы, а сверху  лежала  карточка:
"Любимой сестренке от брата. Прости. Жан". Родители  умилились  до  слез.  Я
сделала вид, что рада до безумия, но только сделала вид. Я не  поверила  ему
ни на фош. Не может человек так измениться, он просто затаился,  стал  более
взрослым и более хитрым...
   И вот в доме установились тишь и гладь. Жан начал отлично учиться и брать
уроки музыки. Родители были вне себя от счастья, осыпали его подарками... Да
и Аллан тоже никогда не приходил с пустыми руками. Все  закрывали  глаза  на
его крашеных  приятелей,  а  мама  постоянно  твердила,  что  гомосексуализм
спутник гениальности. Имена так и сыпались у нее изо рта: Нуриев,  Меркьюри,
Чайковский... А обо мне никто и не вспоминал. Да и зачем? Хлопот со мной  не
было никаких, я всегда была тихой, воспитанной девочкой. Сидела себе в  углу
и вязала... Но никто не знал, какой вулкан бушевал у меня  внутри.  Вот  бы,
думалось мне, накраситься повульгарней, нацепить на себя оранжевое платье  с
вырезом и встать на углу Сен-Дени! А когда меня побьют сутенеры,  заявить  в
полиции, что я дочь  барона  Макмайера.  Газетчики  взвыли  бы  от  счастья,
получив такую новость. Но это мне было  слабб.  Или  наглотаться  снотворных
таблеток, а рядом положить записку: "Мой отец насиловал меня в течение  пяти
лет". Но это тоже было слабб. А лучше всего, думала я, лучше всего было  бы,
если они все умерли, все сразу, тогда бы меня жалели. Я представляла себя на
похоронах: в черном платье, а вокруг цветы, цветы... Однако мечты оставались
мечтами.
   Но тут Сью засобиралась в Лондон -  показать  свою  коллекцию  кукол.  За
несколько дней до отъезда я  пошла  в  магазин,  чтобы  купить  корма  коту.
Смотрю, а в секции кондитерских товаров Жан с  каким-то  парнем.  Мне  стало
интересно, и я попыталась подслушать их разговор. Слышно было  плохо  -  все
время кричало радио: распродажи, распродажи... - но и того, что я  услыхала,
было достаточно, чтобы понять - Жан хочет убить родителей.  Ну  а  когда  он
назвал этого парня по имени, мне стало страшно!  Это  был  Рено,  тот  самый
террорист из колледжа.
   Не помня себя, я спряталась в бакалейном отделе и долго боялась выйти  на
улицу, потом все-таки вернулась домой. Моего отсутствия  никто  не  заметил.
Полночи я прокрутилась в постели, а рано утром пошла в спальню  к  матери  и
рассказала ей все. Сью выслушала меня, а потом отругала как следует:
   "Как тебе не стыдно  выдумывать  такие  гадости  про  родного  брата?  Не
вздумай подойти к отцу с этими глупостями!"
   Утром в день отлета, когда все вещи были уже в самолете, Жан  вдруг  упал
на землю и начал корчиться, биться головой, изо рта  у  него  обильно  пошла
пена... Вызвали врача. Тот сказал, что похоже на припадок эпилепсии, и  увез
брата. Никогда  не  забуду,  какими  глазами  мать  смотрела  вслед  "Скорой
помощи". Голову на отсечение, она поняла все и в этот момент  полностью  мне
поверила. Ну, подумала я,  сейчас  она  отложит  полет,  прикажет  проверить
багаж, и тогда где-нибудь найдут бомбу...
   Но Сью посмотрела на меня и твердо сказала:
   "Лиза, садись в самолет, нас ждут в  Лондоне.  Мартина,  поторапливайся!"
Вот,  значит,  как  все  обернулось:  она  поняла,  почувствовала,  что  Жан
ненавидит их с Эдуардом, и решила: раз так - жизнь кончена. А заодно незачем
жить и Эдуарду, и мне, и Мартине... Наверное, она здорово ненавидела  ее  за
то, что та стала женой Аллана. Сама она не могла выйти за  него  замуж,  но,
чтобы не расставаться с любимым, женила его на своей  ближайшей  подруге,  а
потом за это же подругу и возненавидела. Вот такой клубок.
   Короче говоря, они все вошли в самолет, но я-то не  хотела  умирать.  Мне
совершенно не хотелось погибать только для того, чтобы Жану жилось лучше.  И
я стала кричать, что не хочу лететь, не хочу, и  точка.  Но  меня  никто  не
слушал. Тогда я рванула на себя дверь. Эдуард уже выруливал  на  дорожку  и.
стал страшно ругаться. Я вылетела  буквально  на  ходу  и,  не  помня  себя,
понеслась в ангар. Вбежав внутрь, я увидела  гигантский  ящик  и  спряталась
там,  среди  грязных  тряпок.  Ну,  думаю,  посмотрю  теперь,  как  вы  меня
найдете... Но меня и искать не стали, они просто улетели.
   Ну а потом меня нашел в этом ящике негодяй Рональде и насильно  привел  к
себе домой. Девушка его, Анриетта ее звали, она, бедняжка, и не подозревала,
что ее жених задумал шантажировать Жана моими показаниями,  вот  почему  мне
пришлось от нее сбежать. Я нарочно  порезала  себе  руку,  и  она,  конечно,
потащила меня в аптеку, а оттуда я просто ушла через задний ход.
   Андре замолчала, мы молчали тоже. Наконец Жаклин спросила:
   - А как же ты попала в "дочери" Яцека?
   - Сейчас расскажу. Когда я убежала из  аптеки,  то  у  меня  не  было  ни
копейки денег, и я просто брела  куда  глаза  глядят.  Стало  смеркаться.  Я
попробовала  устроиться  на  ночлег  в  парке,  но  меня  прогнала  полиция.
Спустилась под мост, но оттуда вытолкали клошары. Тогда я  решила  пойти  на
вокзал. Поднялась на набережную, и вдруг меня охватила такая тоска... Что же
мне делать? Домой вернуться нельзя!  Что  я  скажу  всем?  Правду?  Кто  мне
поверит? Доказательств нет никаких. Жан скажет, что я сумасшедшая, и посадит
меня в клинику или убьет. Обязательно убьет,  не  захочет  он  родительскими
деньгами делиться... Все думают, что Лиза Макмайер мертва,  -  мне  Рональде
газеты показал - значит, и надо по-настоящему умереть. Стала я через парапет
перелезать, тут меня Яцек и схватил. Повел в кафе, кофе купил, круассанов, и
я все-все ему рассказала. Он сразу поверил, привел к себе в пансион  и  снял
мне там комнату. Вот так. Андре снова замолчала.
   - Не могу больше... Очень устала... Яцек обнял ее.
   - Дорогая моя, мы с тобой должны сейчас рассказать все. Это как  очищение
огнем. Если ты не можешь, продолжу я... Как ни странно, но я почему-то сразу
поверил Лизе. Вот взял и поверил. К тому же она очень похожа  на  мою  дочь,
оставшуюся в Варшаве. Стали мы думать, как нам жить дальше. У  меня  не  так
много денег, а на руках мать, сестра и  две  тетки,  всех  надо  кормить.  Я
работал тогда оформителем витрин - я ведь художник.  Но  основной  проблемой
были не деньги - нужно было как-то  легализовать  Лизу.  Один  мой  приятель
помог достать паспорт на имя Андре Ярузельской. Так Лиза стала моей дочерью.
А чтобы ее не узнали случайные знакомые, сделали из нее  брюнетку,  изменили
прическу, надели очки и вставили цветные линзы. Белокурая, голубоглазая Лиза
исчезла, появилась Андре - брюнетка с карими глазами... Ну а дальше,  дальше
уже идет история, которая касается тебя, моя радость...
   Яцек повернулся к Жаклин.
   - Как я  уже  говорил,  денег  не  хватало  катастрофически.  Можно  было
воскресить Лизу Макмайер, потребовать дом, наследство...  Но  на  все  нужны
деньги. И тогда мы решили: я должен попробовать жениться на Жаклин. Лиза мне
многое о ней рассказала, так что я понял: познакомиться с  ней  надо  как-то
необычно... А потому надел белый костюм и упал ей под колеса...
   - Ну ты и негодяй, - процедила сквозь зубы Жаклин. - Ну и сволочь!..
   - Прости, мое золото, но я хотел сказать, что за все годы жизни  с  тобой
ни разу ни о чем не пожалел - я полюбил тебя:
   - Глупости, - фыркнула Жаклин, подвигая к себе коньяк, - ты  полюбил  мои
деньги!
   -  Не  буду  скрывать,  дорогая,  с  деньгами  ты  кажешься   еще   более
привлекательной. Но я не закончил. Вот так и потекла жизнь. Я уже  и  забыл,
что Андре мне не дочь. Ну а всем любопытным говорил, что мать Андре  умерла,
и я взял ее к себе в Париж. После смерти Жана мы подумали, что больше нечего
бояться, но все как-то не могли решиться обо  всем  рассказать.  А  как  вы,
Даша, догадались, что Андре - это Лиза?
   -  Окончательно  догадалась  только  сейчас,  когда  увидела  на   экране
голубоглазого Киркорова. Меня смущали только карие глаза Андре. Волосы можно
перекрасить, а вот глаза... Ну и потом ее привычка вязать, и  этот  шрам  на
руке... - мне про него рассказала Анриетта.  А  что,  Ренальдо  шантажировал
вас?
   - Да, он случайно увидел, как мы шли по улице, и узнал Лизу - она еще  не
перекрасила волосы. Этот мерзавец проследил за нами,  узнал  мою  фамилию  и
начал требовать денег. Но год тому назад я  заплатил  ему  последний  раз  и
больше не дал ни сантима. Я не убивал его и не знаю, кто это сделал. Но  кто
бы он ни был, пусть примет мою благодарность.
   Яцек замолк. Андре встала с дивана и посмотрела на Жаклин:
   - Теперь ты можешь выгнать меня из своего дома за обман, а ты, бабуля,  -
она посмотрела на старуху, - прости меня!
   Галина Владимировна поманила девушку:
   - Иди сюда, моя дорогая, я  люблю  тебя,  как  свою  дорогую  внучку,  и,
поверь, не забыла упомянуть тебя в своем завещании.
   - Наверное, лучше пойти в полицию, - сказала я,  -  и  честно  рассказать
все. Ведь Андре положена часть наследства Макмайеров.
   - А я думаю, - сказала Маня, - что Андре лучше молчать. Все  равно  денег
ей не видать как своих ушей.
   - Маша! - возмутилась я.
   - А что я сказала? - продолжала гнуть свое  моя  дочь.  -  Ведь  есть  же
закон, по которому убийца не может получить деньги того, кого убил.
   - При чем здесь это, дорогая? -  спросила  Галина  Владимировна.  -  Если
можно доказать, что Жан убил родителей, тогда, конечно, он незаконно получил
состояние, и оно целиком должно было  перейти  к  Лизе.  Но  боюсь,  это  не
удастся сделать, доказательств у нас нет никаких, кроме догадок  Лизы.  И  к
тому же прошло много лет. Нет,  Лиза  может  рассчитывать  только  на  часть
капитала, другая принадлежала Жану, потом его жене Натали, а потом досталась
вам... Думаю, придется выделить Лизе ее часть.
   - Мне не жалко денег, - завела было Машка, но я оборвала:
   - Замолчи, Бога ради, ты еще мала для таких рассуждений.
   - Может, и мала, - с негодованием воскликнула Маша, - но Андре мне  очень
нравится! Она такая милая... Не надо идти в полицию. А деньги мы  ей  и  так
отдадим. Правда, мамочка? Пусть все будет, как прежде.
   - Никак не могу понять, о чем ты толкуешь, - сказала Галина Владимировна.
- Не надо ничего давать просто так. Лиза получит то, что ей причитается.
   - Да ничего ей не причитается! - зарыдала Машка, - Ничего. Ведь  это  она
убила Жана... Он мне перед смертью так и сказал: "Меня убила Андре".
   Мы все застыли.

Глава 14

   Прошло несколько недель, кошмарных для всех. Во-первых,  через  несколько
дней кто-то из изумленных знакомых сообщил  в  полицию  о  воскрешении  Лизы
Макмайер. Во-вторых, полиция арестовала Андре по подозрению в убийстве  Жана
Мак-майера. В-третьих, нам не отдали ее даже под залог.  В-четвертых,  толпы
газетчиков осаждали дом. Стоило кому-нибудь высунуть  наружу  нос,  как  под
этим носом оказывался микрофон. Экспансивная Маша,