оворил их лететь  в  Лондон,  думал,  что  завтра  буду  здоров  и  догоню
родителей, - сказал нашей газете в эксклюзивном  интервью  Жан  Макмайер.  -
Господь слишком жесток ко мне, я не хочу больше жить".
   Я сложила газету. Ничего нового и интересного я не  узнала.  Да  и  зачем
было хранить  эту  старую  информацию?  Я  заглянула  в  конверт  -  ничего.
Развернула еще раз газету и стала просматривать. На полях  четвертой  полосы
было написано: "Ренальдо Донован, аэродром Ла Бурже, третий  ангар".  Может,
этот Ренальдо что-нибудь знает? Во всяком случае, это было единственное, что
я выяснила.
   В Ла Бурже я попала как раз к обеду. Первый встретившийся мне  механик  в
засаленном комбинезоне кусал гигантский сандвич длиной в метр.
   - Не знаете ли вы, где найти Ренальдо Донована? - спросила я.
   - Да там ищите, в третьем ангаре. А что, у вас машина сломалась?
   Не ответив ему, под палящим солнцем я пошла по  полю.  Было  немилосердно
жарко, и блузка прилипла к телу. Вдоль ограждения тянулись сараи, похожие на
гигантские банки сардин. Наверное, это и были ангары. Открыв дверь того,  на
котором  была  написана  римская  цифра  "три",  я  заглянула  в  прохладный
полумрак.
   - Месье Донован, вы здесь?
   - Здесь, - раздался голос откуда-то из глубины.
   Я пошла  на  звук.  Возле  раскрытого  окошка  стоял  мужчина  в  зеленом
комбинезоне. Свет падал ему в затылок, и я не видела лица.
   - Месье Донован? - переспросила я, щурясь от солнечного света,  льющегося
из окна.
   - Да, зовите меня Ренальдо. А вас, очевидно, прислала Анриетта? Где  ваша
машина?
   Поколебавшись секунду, я решила не разубеждать его.
   - Машина, к сожалению, дома, я приехала на такси.
   - Я не могу сейчас поехать с  вами.  Разве  только  после  работы  или  в
воскресенье с утра.
   Он повернулся лицом к свету, и я увидела,  что  называть  мужчиной  этого
подростка явно преждевременно. Заметив мое  удивление,  Ренальдо  истолковал
его по-своему.
   -  Мне  двадцать  три  года.  Выгляжу  я,  конечно,  моложе,  но  в  моей
квалификации  вы  можете  не  сомневаться.  Вся  моя  жизнь  проходит  среди
самолетов,  и  я  могу  собрать  и  разобрать  мотор  ночью,  в  темноте,  с
завязанными глазами. Да и Анриетта вам, наверное, обо мне рассказывала.
   Он замолчал, потом заглянул под стол:
   - Сейчас вообще-то обед. У меня есть термос с  холодным  кофе  и  парочка
сандвичей. Не желаете попробовать? А то, я смотрю, вы так  вспотели,  что  у
вас все лицо красное. Наверное, долго ходили по полю?
   Я охотно согласилась и, отхлебывая восхитительно ледяной кофе, сказала:
   - Ну, я-то не буду  вас  заставлять  разбирать  мотор  ночью,  да  еще  с
завязанными глазами. А что, вы живете здесь?
   Ренальдо покачал головой.
   - Нет, вот мой отец, тот действительно жил здесь, а мы с  женой  арендуем
небольшую квартирку неподалеку. Да вы  знаете  этот  дом.  Он  рядом  с  той
парикмахерской, где  вас  стрижет  Анриетта.  Правда,  моя  жена  прекрасный
мастер?
   Я обрадованно закивала головой - слава Богу, теперь  я  знаю,  кто  такая
Анриетта.
   -  Наверное,  интересно  работать  на  аэродроме.  А   катастрофы   часто
случаются? Ренальдо вздохнул.
   - Иногда бывают.
   - Несколько лет тому назад погибли мои приятели. Они улетали как  раз  из
Ла Бурже.
   - Военные?
   - Нет, у них был маленький частный самолет. Может, вы  даже  их  знали  -
барон и баронесса Макмайеры.
   Ренальдо отложил в сторону сандвич.
   - Кто вы и что хотите узнать?
   - Меня прислала Анриетта.
   - Не лгите. Если хотите  что-то  узнать  о  той  катастрофе,  то  давайте
шестьдесят тысяч франков, и я расскажу все,  что  видел.  Вы  не  похожи  на
клиентов Анриетты, да и такие кусты на макушке она бы никогда  не  оставила.
Да уж, мальчишка был наблюдателен.
   Вздохнув, я полезла в сумочку.
   - А что, ваша информация стоит таких денег? Ренальдо пожал плечами:
   - Расскажу, что знаю, но деньги вперед.
   - Я надеюсь, вас устроит чек? Не думаете же вы,  что  я  таскаю  с  собой
наличными такую сумму?
   - Возьму и чек.
   После того как листок бумаги перекочевал из моей  книжки  в  жадные  руки
Ренальдо, он сказал:
   - Спрашивайте!
   - Вы видели, как Макмайеры садились в самолет.  Не  заметили  чего-нибудь
странного? Ренальдо оглушительно расхохотался:
   - Лучше бы вы спросили, было ли там что-нибудь  нормальное.  Сначала  они
стали грузить в самолет ящики. Никому из аэродромной  обслуги  не  доверили,
все сделали их слуги. Баронесса объяснила моему отцу,  что  в  ящиках  очень
дорогая коллекция. А как погрузились, тут и началось. С ними были  их  дети:
мальчишка моих лет и девочка помладше, так годов четырнадцать по  виду.  Ну,
им вот-вот улетать, а мальчишку и скрутило, прямо выворачивает наизнанку, на
губах пена...  Я,  честно  говоря,  ему  вначале  позавидовал.  Вот,  думаю,
несправедливо-то как. Одних мы с ним лет, а я в грязи, шасси мою, а он  весь
такой из себя, в  Лондон  на  собственном  самолете  летит.  А  уж  как  его
прихватило, так даже  жалко  стало.  Вызвали  "Скорую",  его  быстренько  на
носилки и - хоп - увезли. Стали они опять собираться. Баронесса ни  в  какую
не хочет лететь, домой, говорит, поеду, к сыну. Но барон и та тетка,  что  с
ними была, - полная такая, в красной шляпе - вот они вдвоем и уговорили  ее.
Тетка эта и говорит: подумай, твою коллекцию  ждут.  Только  она  замолчала,
девчонка давай истерику закатывать: мол, ей приснилось  ночью,  что  самолет
взорвется, взорвется, и все тут. Но тетка с бароном быстренько так  девчонку
и баронессу в самолет затолкали и улетели. Ну а когда самолет-то  пропал,  я
так и подумал, что сон в руку был.
   - Кому - в руку? Ренальдо крякнул:
   - Все мои беды от моего длинного языка. Больше ни о чем  не  спрашивайте,
не расскажу ни за какие деньги.
   Я вспомнила,  как  однажды  темной  дождливой  ноябрьской  ночью  сказала
Аркадию: "Ни за какие деньги не  пошла  бы  сейчас  в  Тимирязевский  парк".
Наташка захохотала и спросила: "А за миллион долларов?" Я  согласилась,  что
за миллион не пошла бы, а  побежала.  Тогда  она  спросила:  "А  за  пятьсот
тысяч?" Остановились на том, что я бы и за сто долларов охотненько  сбегала.
Вспомнив эту историю, я раскрыла сумочку и выписала Ренальдо еще  один  чек.
Видно было, как в его  душе  борются  страх  и  жадность.  Наконец  алчность
победила.
   - Ну ладно, так и быть, только поклянитесь, что вы не из газеты и  не  из
полиции.
   Я поклялась с чистой душой.
   - Улетели они, значит. Отец  мой  куда-то  ушел,  а  я  в  ангар  побрел.
Чувствую запах такой,  косметический,  не  аэродромный.  Я  ведь  наполовину
итальянец, нос у меня - как у  служебной  собаки.  Стал  озираться,  а  она,
оказывается, в ящик влезла, в  котором  отец  ветошь  держал.  И  влезла,  и
ящик-то закрыла, но вот кусок платья прищемила,  и  запах,  конечно,  выдал.
Подхожу я к ящику, поднимаю крышку, а она там, глаза в  слезах.  Вытащил  я,
значит, ее, поглядел -  красивая  такая  девочка,  беленькая,  только  очень
испуганная. Вот испуг-то ей рот и развязал.  Стала  говорить,  что  брат  ее
негодяй, каких мало, ненавидит всех своих родных, что она поняла:  он  решил
самолет с родственниками взорвать. Одним ударом сразу двух зайцев  убить:  и
от семейного уюта избавиться, и страховку за материнскую коллекцию получить.
Вроде той страховки миллион долларов. А она сама, Лиза ее звали, все  матери
рассказала, да та ей не поверила и велела молчать, чтобы отца лишний раз  не
злить. Ну а на аэродроме, когда Лиза увидела, что Жан больным прикидывается,
тут она так перепугалась! А мать ни в какую  ей  не  верит,  посадила  ее  в
самолет, а девчонка не промах, притворилась, что  в  туалет  пошла,  а  сама
тихонько вылезла и в ангаре спряталась.
   Я велел ей тогда  помалкивать  да  домой  идти.  Но  она  только  головой
покачала: "Нет, не могу я домой идти, брат обязательно убьет". Оставил я  ее
тогда в ангаре, а сам пошел платье какое-нибудь принести, свое-то она все  в
масле замазала. А когда вернулся, ее уже не было, даже запах испарился...
   - И это все?
   - Не совсем. Я тогда никому ничего не рассказал, даже  полиции.  Девчонка
убежала, засмеют ведь меня,  скажут  -  выдумываю  черт-те  что.  Но  спустя
примерно полгода пришел ко мне мужчина, денег принес и  велел,  чтобы  я  об
этой истории помалкивал.
   - А что за мужчина, он представился? Ренальдо покачал головой.
   - Нет, но я все равно узнал, как его зовут. У него...
   Не успев закончить фразу, он как-то странно выпучил глаза, открыл  рот  и
упал лицом вниз. Я ничего не поняла,  только  ощутила,  как  горячий  ремень
хлестнул меня по голове. Все быстро завертелось,  а  потом  кто-то  выключил
свет.

Глава 11

   Я проснулась оттого, что какой-то  шутник  щекотал  мне  нос  соломинкой.
Открыла глаза и через секунду поняла, что это  не  соломинка,  а  прозрачная
трубка, прикрепленная к носу. Я лежала в кровати, и к моему  телу  с  разных
сторон были подведены какие-то  шланги.  Вокруг  кровати  висели  стеклянные
бутылки. Между Штативами стоял стул, на нем, скрючившись, спала моя невестка
в белом халате.
   - Оля, - позвала я ее, - Оля!
   Девушка подскочила от неожиданности, потом посмотрела на меня и  выбежала
в коридор. Я ошиблась, это была  не  Оля.  Через  секунду  в  палату  вплыла
женщина-бегемот.
   - Милочка, - загудела она уютным басом, - милочка, посчитайте-ка  нам  до
десяти!
   Я уверила ее, что помню не только устный счет, но и то, как меня зовут  и
где я живу. Единственно, что я не понимала, это как я сюда попала и почему.
   Бегемотиха покачала головой:
   - Вам необыкновенно повезло, можно сказать, это пока  единственный  такой
случай в моей практике.
   Оказывается, в меня стреляли, но в момент, когда пуля уже  летела,  чтобы
продырявить мой лоб, я повернулась, и она прошла по  касательной,  содрав  с
головы лоскут кожи.
   - А Ренальдо, что с ним?
   Бегемотиха озабоченно потерла переносицу.
   - Ни о каком Ренальдо я не знаю. Там к вам хочет подойти комиссар  Перье.
Если вы почувствуете, что он стал очень  надоедливым,  немедленно  вызывайте
сестру.
   Толстенький  комиссар  вкатился  в  палату.  Несколько   секунд   они   с
бегемотихой пытались разойтись  в  дверях,  наконец  он  сел,  вытирая  лицо
платком.
   - Что с Ренальдо?
   - Он убит выстрелом в затылок. А вам не кажется, мадам, что будет  лучше,
если  вопросы  стану  задавать  я?  Вы  можете  мне  объяснить,  зачем   вам
понадобился Ренальдо Донован?
   Я напрягла воспаленные мозги.
   - Ну, собственно, я не знала, что его так зовут. У меня сломалась машина,
и мне порекомендовали обратиться на аэродром, к механику...
   Комиссар засмеялся:
   - Мадам, вы же умная женщина. Неужели вы думаете, что я не смогу отличить
правду от лжи? Во-первых, у вас нет прав на вождение машины  во  Франции.  И
если вы ездите по Парижу,  значит,  нарушаете  закон.  Во-вторых,  все  ваши
машины находятся в гараже, в Ла Бурже вы  прибыли  на  такси.  В-третьих,  в
бумажнике Ренальдо найдены два чека. Кстати, за что вы заплатили  ему  такую
сумму?
   Я вздохнула:
   - Хорошо, расскажу все, что знаю, но вы должны мне  пообещать,  что  тоже
поделитесь кое-какой информацией.
   - Какой же?
   - Мне бы очень хотелось почитать дело или  досье,  в  общем  все  бумаги,
которые есть в полиции, относительно авиакатастрофы, в которой погибли барон
и баронесса Макмайеры.
   Комиссар вытащил из кармана телефон:
   - Огюст, это я. На заднем сиденье лежит папка, принеси ее мне.
   - Даже так? - удивилась я.
   - Да, мадам, наши с вами мысли работают в одном направлении. Ну а теперь,
пока Огюст идет, жду вашего рассказа.
   И я рассказала ему факты. Только голые факты, ведь он не говорил мне, что
его интересуют мои мысли. Выслушав все, комиссар одобрительно кивнул:
   - Значит, он кого-то шантажировал.
   - Кто?
   - Ренальдо. Мы проверили его банковский счет и обнаружили, что раз в  три
месяца он получал довольно крупную сумму денег. Так сказать, от  незнакомого
лица. Причем поступления были регулярные, в течение нескольких лет. А  потом
вдруг прекратились на целых девять месяцев. Затем банковский  счет  Ренальдо
снова пополнился крупной суммой. Мне показалось, что  объект  шантажа  начал
испытывать денежные затруднения, или ему  просто  надоело  платить,  надоело
настолько, что он решил разом со всем покончить.  Ну  а  вы,  мадам,  просто
подвернулись ему под руку...
   - Оставьте мне папку на несколько часов.
   - Ладно, сегодня пятница, короткий день, приеду за ней в пять часов.
   - Пятница? - удивилась я. - Как же это - пятница?
   - Да, мадам, я понимаю ваше удивление, но все это время вы не приходили в
сознание. Вам бы следовало сейчас поспать.
   И, оставив мне документы, комиссар  Перье  ушел.  Я  попыталась  сесть  в
кровати и распахнула папку. Так... Показания Огюста Донована, отца  Ренальдо
- ничего интересного. Показания Ренальдо - еще скучнее; опрос врача  "Скорой
помощи": оказана первая помощь, подозрение на приступ эпилепсии,  помещен  в
госпиталь  Сен-Лазар.  А  это   допрос   дежурного   врача:   эпилепсия   не
подтверждается,  похоже  на  пищевое  отравление.  Анализы:   кровь,   моча,
содержимое желудка - обильный завтрак и мыло.
   Может, он закусил на третье куском туалетного мыла? Бумага, написанная со
слов  Жана:  ничего  не  знаю,  болит  голова,  отстаньте.   Так...   Дальше
аэродромная обслуга: самолет в полном порядке, почти  новый,  заправлен  под
завязку. Пилотом был сам Эдуард. Налетал много часов,  часто  отправлялся  в
Лондон, в общем активный летчик. Все! Больше в папке ничего не было. Я снова
попыталась сесть и позвонила. На пороге  сразу  появилась  молодая  девушка,
похожая на Олю.
   - Вам чем-нибудь помочь?
   - Как вас зовут?
   - Луиза, мадам.
   - Луиза, хочу у вас спросить: если у человека приступ эпилепсии,  то  как
это выглядит?
   - Ну, человек падает, у него судороги, он крепко сжимает зубы - тут важно
не дать ему это сделать, чтобы он не откусил себе язык, -  потом  идет  пена
изо рта, расслабляются сфинктеры, грубо говоря, больной ходит под себя...  А
зачем вам это? У вас нет эпилепсии.
   - Да так, всякие глупости в голову лезут. Луиза, я вот,  например,  очень
хочу в туалет.
   - Сейчас принесу вам судно.
   - Нет, нет, лучше помогите мне подняться, мне станет намного лучше,  если
я попробую сама дойти до туалета.
   Девушка отключила какие-то приборы и помогла мне. К  моему  удивлению,  я
крепко стояла на ногах.
   - Спасибо, Луиза, идите.
   - Но, мадам, вам может стать плохо, и  вы  упадете,  а  потом  -  следует
принимать лекарства.
   - Ну, Луиза, будьте лапочкой, я только чуть-чуть посижу на кровати.
   - Ладно, зайду через полчаса.
   Как только она вышла, я направилась к шкафу. Моя одежда  и  сумочка  были
там. Я постаралась как можно быстрее одеться. Затем выглянула в коридор. Вот
это удача. Прямо возле палаты была пожарная  лестница.  Я  поковыляла  вниз.
Каждый  шаг  отдавался  в  голове  резкими  толчками.  Наконец,   никем   не
замеченная, я оказалась во дворе, а потом выскользнула на улицу. Теперь надо
поймать такси. Но ни один из  приветливых  парижских  водителей  ко  мне  не
спешил. Недоумевая, я побрела вниз по улице, и наконец-то в витрине магазина
наткнулась на зеркало. Ну и ну, теперь понятно, почему  таксисты  не  хотели
иметь со мной дела.  Всклокоченная  голова  обмотана  бинтами,  правый  глаз
украшен зловещим  фиолетовым  синяком,  сползавшим  на  щеку.  Второй  глаз,
припухший и красный, походил на глаз больного ангорского кролика, а все лицо
казалось каким-то грязным... Вздохнув, я толкнула дверь магазина. Хозяйка  с
ужасом воззрилась на меня.
   - Меня только что выписали из больницы,  и  я  хочу  выглядеть  чуть-чуть
посимпатичней.
   - Да, вам это не помешает, - согласилась со мной хозяйка.
   В конце концов мы с ней выбрали светло-серый костюм с жемчужной  блузкой,
воротник  которой,  завязываясь  бантом,  закрывал  шею.  В  примерочной   я
размотала шапку из бинтов. Под ней  обнаружилась  выбритая  полоска  кожи  и
небольшая марлевая нашлепка. Пришлось  натянуть  шляпу  с  большими  полями.
Довершили наряд большие очки от солнца и килограмм тонального крема.
   Наверное, я стала выглядеть намного приличней. Во всяком  случае,  первое
же встреченное такси повезло меня опять в Ла Бурже.
   Ни минуты не колеблясь, побродив по этажам, я нашла приемную директора. В
просторную комнату я вошла уверенным  шагом  занятого  человека  и  на  ходу
громко представилась секретарю:
   - Я из страхового  агентства  "Ллойд".  Секретарь  радостно  закивал  мне
головой:
   - Садитесь, садитесь...
   Я продолжала голосом, не терпящим возражений.
   - Речь идет о  страховке  Ренальдо  Донована.  Наши  сотрудники  проявили
халатность и потеряли его домашний адрес. Конечно, мы их за это уволим...
   - Что вы, - испугался секретарь, - не  надо  никого  увольнять,  это  так
легко узнать. - Он застучал по клавишам. - Вот, пожалуйста!
   Поблагодарив его, я удалилась, умиляясь беспечности французов. В  Москве,
как я давно заметила, никто не спрашивает  документов,  подтверждающих  вашу
личность, кроме милиции, конечно. Так что  можно  назваться  хоть  королевой
папуасов - поверят. Оказывается, у французов дела обстоят точно так же.
   Дом  Ренальдо  находился  всего  в  нескольких  кварталах  от  аэродрома.
Небольшой  трехэтажный  особнячок  с  аккуратными  коричневыми  жалюзи,   на
балконах виднелись цветы. Я нашла в списке  жильцов  фамилию  "Донован".  Из
домофона раздался приятный женский голос:
   - Кто там?
   - Мне хотелось бы поговорить с мадам Донован, я из газеты.
   Дверь с легким щелчком открылась. Я очутилась перед маленьким, похожим на
мыльницу лифтом, к тому же, пока я поднималась на третий этаж, в  нем  погас
свет. Двери квартиры были распахнуты, на пороге стояла худенькая  девушка  в
темном костюме.
   - Вы мадам Донован?
   - Теперь, наверное, следует говорить "вдова Донован", - грустно поправила
девушка. - Нет, я ее сестра, Анриетта в гостиной.
   Я вошла в  маленький,  узкий  коридорчик.  Направо  маленькая  комната  с
двуспальной кроватью и узкая, похожая на купе, кухня. Налево - комната  чуть
побольше,  с  белыми  книжными  полками,   уставленными   безделушками.   На
светло-коричневом  кожаном  диване  в  груде  цветастых  подушек  полулежала
толстая тетка лет сорока, рядом с ней на журнальном столике стоял кофейник и
недопитые чашки. В комнате витал аромат кофе.
   - Вы мадам Донован? - обратилась я к толстухе. Та кивнула головой.
   - Не хотите ли чашечку кофе?
   - С удовольствием.
   - Франсуаза, - позвала Анриетта сестру, - сделай хороший кофе для  мадам.
Вы какую газету представляете?
   Более трудного вопроса мне еще не  задавали.  Названия  всех  французских
газет разом вылетели из головы. Внезапно вспомнилось:
   - "Монд", отдел уголовной хроники.
   Анриетта грустно кивнула головой:
   - К сожалению, я не  могу  вам  ничего  рассказать,  сама  не  знаю,  мне
сообщили только, что идет следствие. Утром Рональде,  как  всегда,  ушел  на
работу, а я убрала квартиру и приготовила его  любимую  кровяную  колбасу  с
тушеными яблоками. Часа в четыре начала злиться  -  это  было  так  на  него
похоже: забыть про обед и копаться в каком-то грязном моторе. Поэтому, когда
мне позвонили, я распахнула дверь и собралась ругаться... Но оказалось,  что
это пришел ажан, а Ренальдо уже больше не придет!
   Она встала и подошла к балконной двери.
   - Я даже не могу похоронить его, тело еще в полицейском морге...
   Анриетта повернулась, луч заходящего солнца ударил ей прямо в лицо,  и  я
увидела, что женщина, конечно же, очень молода. Наверное, ей столько же лет,
сколько и Оле, а может, еще меньше. Жаль  только,  что  она  так  безобразно
растолстела. Правильно поняв мой взгляд, Анриетта грустно улыбнулась.