ка, шалава, иди сюда. Девица явилась на зов.
   - Ты, дрянь, - накинулся на нее отец, - что Свете наболтала!
   Дочь с вызовом посмотрела на него и заявила:
   - Правду, не хочу тебя в постели обслуживать!
   Федор потерял дар речи. С такой наглостью он еще никогда не сталкивался.
   - Уходи, - тихо сказала Света, - мразь.
   - И ты веришь ей? - только и смог выжать из себя Бурлевский.
   - Я слишком хорошо  знаю  твой  аппетит  по  женской  части,  -  пояснила
экс-супруга.
   Чувствуя, что сейчас лопнет от злости, продюсер выскочил за дверь,  завел
"Мерседес" и начал гонять по улицам. К утру он остыл, приехал в офис,  велел
помощнику немедленно купить квартиру и позвонил Светлане:
   - Сложи все мои вещи, вечером пришлю за ними.
   - Хорошо, - коротко ответила Света и бросила трубку.
   После программы "Время" шофер доставил в  контору  с  десяток  чемоданов.
Бурлевский не стал перезванивать жене, они с  тех  пор  больше  ни  разу  не
виделись, не встречал он и Татьяну.
   - Дочь осталась с вашей бывшей супругой? - спросила я.
   - Наверное, - пожал плечами Федор, - честно говоря, я не интересовался.
   - Где живет Светлана?
   - Очевидно, на  нашей  старой  квартире.  Я  записала  адрес  и  телефон.
Продюсер подумал и сказал:
   - Теперь слушайте меня. Доподлинно  известно,  что  у  Зайцевой,  которую
якобы убил мой сын, был  любовник.  Крайне  неприятный  тип,  уже  один  раз
судимый за убийство - Андрей Монахов. У них постоянно происходили  разборки.
Андрей ревновал Зайцеву и частенько бил ее. Его адрес  -  Моргуновский  вал,
дом три, квартира восемнадцать. Поезжайте и поговорите с парнем, может,  что
интересное выплывет.
   - Откуда у вас эти сведения? - изумилась я.
   - Это не столь важно, - улыбнулся Бурлевский, - главное, что они верные.
   Я посмотрела на часы - уже пять! К семи надо успеть в  контору,  придется
отложить разговор с Андреем до завтра.
   - Ладно, - сказал продюсер, - пора по делам.
   Мы вышли к гардеробу, Федор галантно, словно шубу из шиншиллы, подал  мне
куртку. Я влезла в пуховик и спросила:
   - Как отчество вашей жены?
   - Родионовна. Светлана Родионовна Бурлевская, - последовал ответ.
   Утром Катя объявила:
   - Надо начинать собираться. Никитины хотят побыстрей въехать.
   - А прописка, - поинтересовался Сережка.
   - Это все беру на себя, - пояснила Катюша,  -  отделение  милиции  у  нас
одно, дома тут рядом, на соседних улицах стоят,  а  жена  нашего  начальника
паспортного стола щитовидку лечит.
   - Прекрасно, - сообщила Юля, быстро глотая кофе,  -  только  мне  некогда
паковаться, работы жуть!
   - Вообще-то, я тоже не помощник, - тут же отозвался Сережка,  -  выставка
намечается, дел по горло.
   - Вы у нас самые загруженные, - хмыкнула Катя, - к слову сказать, я  стою
целый день у операционного стола, а укладывать вещи собираюсь по ночам.
   - Чего нам запаковывать? - удивилась Юля, - вещей один шкаф,  за  полчаса
управимся!
   - Между прочим, - пояснила Катя, -  есть  еще  посуда,  кастрюли,  книги,
ковры, картины, электроприборы и мебель.
   - Ну кровати и диваны грузчики понесут, -  отмахнулась  Юля,  -  а  кухню
Лампа соберет.
   - Не могу, - быстро ответила я, - занята по макушку.
   - Чем же это, интересно? - спросил Сережка. - Ты же у нас  на  хозяйстве,
на службу не ходишь. Кстати, Лампадель, давно хотел спросить: почему  у  нас
все  время  только  сосиски  да  макароны?  Чем  ты  целый   день   напролет
занимаешься? Где вкусное мясо и мой любимый борщец?
   - Кухню упакует Валентина, - быстренько перевела разговор на другую  тему
Катюша.
   - Я? - изумилась гостья. - Боюсь, не осилю, слишком плохо себя  чувствую,
голова кружится и слабость.
   - Ничего, - прервала ее стоны Юля, - потихонечку, полегонечку. Начнешь, а
мы с работы придем и поможем.
   - Тарелки помогу я уложить, - вызвался Кирюшка.
   - Ну уж нет, - отрезал старший брат, стоя в  дверях,  -  тогда  на  новую
квартиру точно одни осколки приедут.
   - Пожалуйста, - обиделся мальчишка, - свои вещи сложу, и точка.
   - Главное -  жабу  Гертруду  не  забудь,  -  хихикнула  Юля,  выбегая  на
лестницу.
   - Мам, чего они? - заныл Кирка.
   - Подожди, - отмахнулась Катя, - я опаздываю. Тина, за коробками  сходишь
в магазин "Корма для животных", там бесплатно пустую тару дают.
   - Ой, - занудила лентяйка, - я не знаю, где это.
   - Кирюшка объяснит, - выкрикнула Катерина и улетела.
   - Ну и как к этим кормам добираться? - безнадежно поинтересовалась Тина.
   Я оставила их с мальчиком вдвоем и удалилась с телефоном к  себе.  Первый
звонок сделала Монахову, но трубку никто не снял,  хотя  я  и  ждала  ответа
неприлично долго.  Впрочем,  мужик  может  быть  на  работе  или  носится  в
преддверии Нового года по магазинам в поисках подарков. Ладно,  подождем  до
вечера. Следующий звонок был  к  Светлане  Бурлевской.  Тут  мне  улыбнулась
удача.
   - Алло, - пропел женский голос.
   - Света?
   - Нет, Таня. Я несказанно обрадовалась. Удача просто сама шла в руки.
   - Таня, я давно вас ищу! Очень нужно поговорить.
   - Кто вы?
   - В двух словах и не ответить, но поверьте, мне очень нужно вас увидеть.
   - Приезжайте, - согласилась собеседница.
   Я побежала к метро, напевая на ходу. Кажется, развязка близка.  Но  какое
разочарование охватило меня, когда входная дверь квартиры  распахнулась.  На
пороге стояла чудовищно толстая деваха с младенцем на руках.
   "Может, это не Таня?" - в полном отчаянии подумала я. Но  девица  тут  же
спросила:
   - Это вы рвались о чем-то со мной поговорить?
   - Вас зовут Таня?
   - Точно.
   - Татьяна Федоровна Митепаш?
   - Нет. Бодрова Татьяна Ильинична. Я прислонилась к косяку  и  постаралась
сдержать вздох разочарования. Таня - слишком  распространенное  имя,  вот  и
получилось глупейшее недоразумение.
   - Светлана Родионовна когда придет?
   - Здесь такая не живет, - преспокойненько вымолвила гора жира.
   - Как так? - поразилась я. - Вы же сказали...
   - Ничего я не говорила, - произнесла  молодая  мамаша,  вытирая  младенцу
слюни, - вы сами спросили: "Это Света?", а я ответила: "Нет, Таня". А  потом
уж вы в гости напросились.
   - Значит, Бурлевская здесь не проживает? Девица покачала головой.
   - Мы несколько лет назад купили эту квартиру.
   - А куда прежние хозяева делись? Толстуха хмыкнула:
   - Понятия не имею, дела вело агентство, там и спрашивайте.
   - Давайте адрес! - потребовала я.
   - Чей? - меланхолично поинтересовалась собеседница.
   Теперь понятно, почему  она  такая  жирная,  просто  все  процессы  в  ее
организме - и физические, и умственные - заторможены до предела.
   - Риэлторской конторы!
   - Не помню.
   - А название?
   - Чье?
   Я решила набраться терпения и спокойно пояснила:
   - Агентства.
   Девчонка напряглась и выдала:
   - МММ.
   - Ничего не путаете?
   - Ну, может, ЛММ, как-то так!
   Чертыхнувшись про себя, я вышла на улицу и в киоске  "Союзпечать"  купила
газету "Квартиры и дачи".  На  последней  странице,  как  и  ожидалось,  был
приведен большой список фирм, занимающихся недвижимостью.
   Спустившись в метро, я села на скамеечку и принялась изучать названия. Ни
МММ, та ЛММ там не значилось, зато стояло НМН, расшифровывающееся как  Новая
Московская Надежная. Офис находился на Моргуновском Валу, в седьмом доме,  а
в  третьем  проживал  любовник  Зайцевой  Андрей  Монахов.  Посчитав   такое
совпадение счастливым предзнаменованием, я поехала на другой  конец  Москвы.
Что ж, как говаривал петух, пытаясь настичь курицу:  "Если  не  догоню,  так
хоть согреюсь". Пока побеседую в офисе, а там, может,  и  Монахов  с  работы
вернется.
   В Новой Московской Надежной кипела  работа.  Контора  выглядела  солидно.
Повсюду кожаная мебель,  изящные  светильники  и  снующие  с  деловым  видом
сотрудники. Увидевшая меня девица расцвела и проникновенно спросила:
   - Прошу, в чем проблема? Впрочем,  какой  бы  она  ни  оказалась,  мы  ее
обязательно разрешим.
   - Даже так? - усмехнулась я. - А вдруг  я  хочу  получить  за  комнату  в
бараке с земляным полом двухэтажный особняк в Подмосковье.
   Но девчонка не сдавалась. На ней был красивый  деловой  костюм  с  прямой
юбкой, прикрывающей колени. Волосы причесаны без особых затей, просто хорошо
сделанная  стрижка,  и  на  лице  никакой  экстремальной  косметики.  Все  в
светло-коричневых тонах. Весь облик девицы говорил о некоторой старомодности
и полнейшей надежности.
   - Наше агентство работает на рынке жилья уже десять лет,  -  пела  девица
заученный текст, - и ни одна из  наших  сделок  не  была  оспорена  в  суде.
Надежность, честность, тщательная проверка и аккуратное составление бумаг  -
вот киты, на которых стоит НМН.
   Потом она помолчала секунду и спросила:
   - А у вас правда комната с земляным полом?
   Я рассмеялась:
   - Нет. Моя подруга Светлана Бурлевская  продавала  через  ваше  агентство
квартиру, и теперь я хочу, чтобы со мной работал тот же  риэлтор,  что  и  с
ней.
   -  Нет  проблем,  -  с  энтузиазмом  воскликнула  секретарша  и  включила
компьютер.
   Но вскоре выяснилось: никакая Бурлевская в НМН не обращалась.
   - Давайте посмотрим по адресу, - предложила девчонка и оказалась права.
   На мониторе тут же высветилась  информация  о  продавце.  Только  фамилия
оказалась иной - Ломакина. Но имя совпадало - Светлана Родионовна.  Впрочем,
недоразумение сразу выяснилось.
   - Она была Бурлевской в браке, - пояснила служащая, - вот в домовой книге
указана под этой фамилией. А после развода вернула себе прежнюю -  Ломакина,
под ней и совершала сделку.
   Сочетание  "Светлана  Родионовна  Ломакина"  показалось   мне   знакомым.
Прокрутив быстро в уме, где могла ранее слышать про эту женщину, я, так и не
вспомнив, приготовилась записывать адрес.  И  тут  я  получила  ошеломляющую
информацию! Ломакина теперь обитала  в  соседнем  с  нами  доме,  во  второй
блочной башне, той, возле которой помещался хлебный ларек. И  я  моментально
вспомнила, почему мне так знакомо  имя  этой  женщины.  Светлана  Родионовна
Ломакина - это она безостановочно звонила мне ночью, ошибаясь номером. Это к
ней, кипя от негодования, я понеслась, не дожидаясь утра. Это она скончалась
на моих глазах.

Глава 20

   К  Монахову  я  побрела,  плохо  соображая,  что  к  чему.  Жил  мужик  в
отвратительном доме  барачного  типа.  Лифта  в  пятиэтажке  не  было,  окна
лестничных клеток смотрели на  мир  выбитыми  стеклами,  а  на  подоконниках
стояли пустые жестянки  из-под  дешевого  пива,  набитые  доверху  окурками.
Очевидно, здесь жены разрешали мужьям курить.
   Оказавшись на втором этаже, я попала в длиннющий коридор, по обе  стороны
которого находились обшарпанные,  совершенно  одинаковые,  светло-коричневые
двери. Номеров на них не было. Оставалось только удивляться,  каким  образом
гости  находят  нужные  комнаты.  Именно  комнаты,  потому  что  за  дверями
скрывались не квартиры. Это стало понятно, когда я,  миновав  два  зловонных
туалета, уперлась в кухню.
   Никогда до сих пор  не  встречала  подобного  помещения.  Большое,  почти
тридцатиметровое пространство было густо утыкано столиками  и  плитами,  под
потолком натянуты веревки, с которых свешивались детские  ползунки,  мужские
трусы и устрашающего вида женские лифчики, сшитые из розового атласа.  Запах
щей  и  жарящихся  котлет  смешивался  с  ароматом  влажного  белья,   и   я
почувствовала, что в носу засвербело.
   Молодая черноволосая и черноглазая девушка, помешивающая что-то в помятой
алюминиевой кастрюле, повернулась ко мне и спросила с сильным акцентом:
   - Ищешь кого?
   - Андрей Монахов где живет?
   - Он кто? Беженец? Чечен?
   - Нет вроде, - растерялась я, - русский, москвич.
   - Тогда не знаю, - потеряла ко  мне  интерес  девушка  и  вновь  занялась
кастрюлей.
   Я вышла в коридор и постучалась  в  ближайшую  дверь.  Она  подалась  под
рукой,  и  перед  моими   глазами   предстали   четыре   мужика   кавказской
национальности, самозабвенно играющие в нарды. Никто из них  и  не  слыхивал
про Монахова. В следующей комнате  копошилось  несметное  количество  детей,
пытавшихся надеть на котенка шарфик и шапочку...
   Еще дальше две женщины строчили  на  швейных  машинках...  Двери  тут  не
запирали, жили по-восточному,  на  виду  у  соседей,  совершенно  ничего  не
стесняясь и не боясь. Очевидно, общежитие было отдано беженцам из Чечни.
   И только в самом конце коридора нашелся пожилой мужчина,  способный  дать
разъяснения.
   - Ступай на третий этаж, - велел он мне, -  там  парочка  старых  жильцов
осталась, еще не съехали. Всем вашим давным-давно новые квартиры раздали,  а
нам это общежитие отдали, решили, чеченцам и так сойдет - без горячей  воды.
Да, неласковые вы, москвичи, негостеприимные!
   Я полезла по щербатой  лестнице  на  третий  этаж,  первый  раз  в  жизни
испытывая в душе шовинистические чувства. Видали, еще и не доволен! Думал, в
Москве сразу получит пятикомнатные  хоромы.  Между  прочим,  сотни  коренных
москвичей до сих  пор  живут  в  подобных  общагах  без  всякой  надежды  на
улучшение условий. Жильцам этого барака просто повезло. Кое-как  справившись
с приступом расизма, я добралась до третьего этажа. Здесь потолок был  ниже,
коридор уже, а комнаты, крохотные, словно спичечные коробки, стояли  пустые.
Только засаленные дешевые обои напоминали, что тут когда-то шла жизнь, росли
дети и старились родители.
   Безнадежно заглядывая в "коробки",  я  добралась  до  последней  двери  и
толкнула ее. Вопреки ожиданиям комната оказалась жилой. В  углу  тихо  урчал
холодильник, на столе стояли банка растворимого кофе, сахарница и  кружка  с
надписью "Босс" и, что удивительно,  -  телефонный  аппарат.  Здесь  же,  на
клеенке лежал и паспорт. Я открыла красненькую  книжечку  -  Монахов  Андрей
Сергеевич... Через секунду глаза наткнулись на диван,  где,  завернувшись  в
синее байковое одеяло, спал хозяин.
   Не желая пугать его, я тихонько сказала:
   - Андрей, проснитесь. Спящий даже не пошевелился. Я слегка повысила тон:
   - Монахов, очнитесь.
   Ноль эмоций. Небось вчера перебрал и дрыхнет. Но комната не  походила  на
жилище запойного алкоголика. Тут было бедно, но чисто. Единственная  дорогая
вещь - большой "Панасоник" с видеомагнитофоном и  куча  кассет,  в  основном
боевики.   Очевидно,   холостой   Монахов   любил   перед   сном   поглядеть
необременительную киношку. Может, он вовсе и не пьян,  а  работал  в  ночную
смену и теперь заслуженно отдыхает. Жаль мешать парню, но не сидеть  же  мне
тут до утра.
   Твердым шагом я подошла к дивану и потрясла хозяина за плечо.
   - Извините...
   Неожиданно тело подалось под рукой, повернулось, и на меня глянули широко
открытые, какие-то странные голубые глаза.
   - Простите, что бужу вас, - по инерции  сказала  я  и  в  ту  же  секунду
осеклась.
   Голубые глаза смотрели  не  видя.  Зрачок  оставался  неподвижен,  он  не
расширялся и не сужался, веки чуть-чуть опустились, а рот исказила  странная
полуухмылка-полугримаса.
   - Эй,  -  забормотала  я,  натыкаясь  задом  на  стол,  -  эй,  отвечайте
немедленно, вы что, умерли?
   Монахов продолжал молчать,  возле  дивана  валялся  исписанный  печатными
буквами листок бумаги, я ухватила бумажку и  выскочила  в  коридор,  объятая
ужасом.
   Страшно боюсь покойников, хотя понимаю, что  это  глупо,  ничего  плохого
мертвые сделать не могут и опасаться на самом деле следует живых, вот уж  от
кого можно ждать гадостей! Но я просто каменею от ужаса при виде трупа.
   Наконец мои ноги заработали и понесли  меня  по  коридору.  В  самом  его
начале  висел  телефон-автомат.  Никакая  сила  не  могла   меня   заставить
воспользоваться аппаратом Монахова. Я машинально  сняла  трубку  и  услышала
гудок. Работает! Вот уж странность, но все  равно  нет  жетона.  Однако  мой
палец уже вертел допотопный диск. Послышался треск,  потом  писк  и  громкий
голос Бурлевского:
   - Слушаю!
   - Федор, - зашептала я. - Федор.
   - Что, это вы, Евлампия?
   - Да, я нашла Монахова...
   - Ну и молодец, - одобрил продюсер, - теперь вытряхни из него правду.
   - Не могу!
   - Почему?
   - Он мертв.
   В трубке воцарилась тишина. Потом Бурлевский сказал:
   - Пиши телефон, это майор Костин Владимир, отчество, к сожалению,  забыл.
Он ведет дело Антона, немедленно звони ему и все рассказывай, в таком случае
всенепременно следует поставить в известность милицию.
   Мне  было  нечем  записать  цифры,  но  это  и  не  требовалось.  Володин
служебный, равно как и домашний номер, я знала наизусть.
   - Ты слышишь? - спросил Бурлевский.
   - Ага, - промямлила я.
   - Дождись приезда специалистов и расскажи им все.
   - Но я работаю без лицензии...
   - Это твои проблемы, - отрезал Федор, - между  прочим,  я  заплатил  тебе
кучу денег и, кстати, получишь еще столько же, если не  расскажешь  Костину,
откуда взяла сведения о Монахове. Я весь на виду, совершенно не хочу попасть
на зуб газетчикам, так что учти, на меня лучше не ссылайся,  скажу,  что  ты
врешь!
   - А если начнут спрашивать, как я вышла на Монахова?
   - Господи, - вздохнул продюсер, - ну что я тебя  учить  буду?!  Сообщишь,
будто информаторы донесли. И помни, промолчишь про меня -  тут  же  получишь
пять, нет, семь кусков, лады?
   - Ладно, - пробормотала я, и в ухо понеслись частые гудки.
   До приезда специальной бригады я просидела на лестничной клетке, прямо на
ступеньках, одну за другой куря сигареты. Когда прошло минут десять, до меня
наконец дошло, что я судорожно сжимаю листок, взятый  в  комнате  покойного.
Развернув смятую бумажку, я прочла: "Люди добрые, простите, я  плохо  жил  -
плохо и кончу. Думал, с прошлым завязал, но черт  попутал.  Не  могу  больше
жить, знай, оперок, Зайцеву Верку я прирезал,  из  ревности,  мужика  у  ней
нашел, вот и не снес. Потом,  перепугавшись,  ножик  парню  пьяному  в  руки
сунул, да убежал. А теперь совесть замучила, спать не могу,  жить  не  хочу,
прощайте, сам себе судья. Андрей Монахов".
   Я вновь скомкала бумагу и вздохнула. Вот и  конец  одному  расследованию.
Все ясно, как божий день. Сначала  Вера  Зайцева,  чтобы  украсть  у  Антона
доллары, опоила его водкой с клофелином, а потом явившийся некстати ревнивый
любовник прирезал девчонку и, решив  свалить  убийство  на  мирно  храпящего
Антона,  сунул  ему  в  руку  нож  и  измазал  одурманенного  юношу   кровью
Зайцевой...
   На лестнице послышались шаги, и несколько  мужчин  возникли  перед  моими
глазами. Впереди с  мрачным  видом  шел  Володя.  Увидав  меня,  он  коротко
спросил:
   - Где?
   Я ткнула пальцем в коридор.
   - Там!
   Мужики  исчезли.  Минут  через  пятнадцать   майор   вышел   и   принялся
сосредоточенно набивать трубку, которую презентовала ему Катя,  уверяя,  что
она наносит меньший вред здоровью, чем сигареты.  Из-за  красиво  изогнутого
куска вишневого дерева коллеги начали звать Володю  "Шерлоком  Холмсом",  но
майор плевать хотел на насмешки.
   - Сейчас поедем ко мне, и там ты  расскажешь  все  по  порядку,  -  велел
Костин, выпуская клубы дыма.
   Я с наслаждением вдохнула ароматный  дым.  Если  говорить  честно,  запах
трубочного табака нравится мне куда больше, чем вонючий сигаретный дымок.  С
большим удовольствием сама перешла  бы  на  трубку,  но,  боюсь,  окружающие
осудят.
   - Собственно говоря, я мало что знаю. Только имя умершего.
   - Оно и без  тебя  известно,  -  вздохнул  Костин,  -  Николай  Корнилов,
неоднократно судимый...
   - Нет-нет, - прервала я майора, - Андрей Монахов...
   - Если бы ты меня не прерывала на полуслове, - вызверился приятель, -  то
услыхала бы продолжение. Николай Корнилов, он  же  Алексей  Плетнев,  он  же
Сергей   Бортник,   он   же   Андрей   Монахов,   рецидивист,   неоднократно
привлекавшийся, постой, что это у тебя?
   И он выхватил из моих рук листок.
   - Интересненько, - забормотал  Костин,  изучая