взглядом и поинтересовался:
   - Кто же тогда есть?
   - Романовы, Петровы, Поповы, Никитины и Михалевы, -  хором  ответили  мы.
Зиновий Павлович почесал в затылке:
   - Извините, папочки перепутал. Он порылся в документах и сообщил:
   - Значитца так! Сейчас пойдем в банк и положим деньги в ячейки.
   - Зачем? - завела Попова.
   - Все финансовые вопросы для безопасности решаются через  банк.  Вдруг  я
возьму ваши тысячи и убегу, - хохотнул Зиновий.
   - Банк - это очень ненадежно, - вздохнул  Никитин,  -  перестанет  деньги
выплачивать - и все.
   - Мы открываем не счет, а кладем сумму в ячейки, - пояснил служащий.
   - Все равно, не нравится мне  это,  -  нудил  Никитин,  -  оставить  свои
кровные неизвестно где!
   - Почему неизвестно где? - влезла Юля. - В банке.
   - Ты помолчи, - велел Никитин, -  все  тут  мои  деньги  из  рук  в  руки
передавать станете, я один с живыми долларами. Пусть  фирма  даст  гарантию,
что, если за время подготовки бумаг банк лопнет, квартира все равно моя.
   Зиновий Павлович спокойно возразил:
   - Нет повода для беспокойства. Денежки всего-то пару часов полежат, да  и
ключ от ячейки у вас останется.  Вы  его  отдадите  Поповым,  когда  договор
купли-продажи получите. Все совершенно честно, без обмана.
   - Минуточку, - побагровела Попова, - значит, я должна подписать бумагу  и
только тогда получу ключ от ячейки?
   - Конечно, - кивнул Зиновий Павлович.
   - Ну уж нет!
   - Что вам не нравится?
   - Ишь какие хитрые! Бумаги подписала, следовательно,  квартирку  продала,
так?
   - Так, - подтвердил риэлтер.
   - А где мои деньги?
   - В ячейке!
   - Ага, - завопила Попова и ткнула пальцем в Никитина, - а  он  потихоньку
деньги возьмет, и был таков.
   - Что вы, - замахал руками Никитин, - я же у  вас  все  время  на  глазах
буду.
   - Может, у вас сообщник есть, - не сдавалась Попова, - как только  бумаги
оформлю, вы ему по телефону звякнете, и он деньги вытащит.
   - Право слово, - возмутилась жена Никитина, - ну и чушь вы  несете,  ключ
будет на столе лежать перед вами.
   - Ха, - выкрикнула Попова, - небось другой какой, нет уж. Положите деньги
в ячейку и ключик сразу мне, а уж потом договор буду подписывать!
   - Нашла дурака, - фыркнул  Никитин,  -  я  тебе  ключ,  а  ты  бумаги  не
подпишешь и тю-тю.
   - Да как вы смеете мне не доверять, - взвилась Попова.
   - А почему мы должны верить вам  на  слово?  -  поинтересовалась  супруга
Никитина. Переговоры зашли в тупик.
   - Послушайте, а нельзя сделать проще, - поинтересовался  Сережка,  -  вот
здесь сейчас выложить деньги на стол и начать оформление.
   - Нет, нет, - быстро сказал Никитин, - лучше в  банке.  Мы  ведь  сначала
бумаги подпишем, а потом их повезут регистрировать, это займет часа два-три,
и все время это сумма будет в конторе. Нет, лучше в банк.
   - Ключ мне сразу, - не успокаивалась Попова.
   - Я нашел компромиссное решение, -  тихо  сказал  молчавший  до  сих  пор
Михалев. Все в надежде уставились на мужика.
   - Поступим просто. Насколько я понял,  госпожа  Попова  продает  квартиру
Никитину, но затем покупает у нас, так?
   Все кивнули.
   - Значит, ей все деньги не достанутся. Сколько она получит?
   - Две тысячи, - пояснила Попова, а двадцать три я отдам за вашу квартиру.
   - Вот и хорошо, - кивнул Михалев, - следовательно,  требуется  взять  две
ячейки. В одну положить двадцать три куска, а в другую остаток. И ключик  от
второй сразу вручить Поповым.
   Все облегченно вздохнули.
   - Гениально, - подвел итог Зиновий,  -  так  же  поступим  и  с  деньгами
Петровых. Хорошо, теперь идем в банк.
   Начался следующий виток. Сначала мы дотопали до  банка,  слава  богу,  он
находился почти рядом.
   Затем сели проверять купюры при помощи специальной машинки, потом заперли
ячейки и вернулись в контору. Там нас уже поджидал  нотариус  и  вызывающего
вида девица в обтягивающих кожаных штанах. Минут  сорок  печатали  договоры,
следом мы их тщательно читали, и наконец настала кульминация. Взявши  ручки,
все начали подписывать бланки, но тут вдруг подала голос  древняя  старушка,
мама Михалевых. До сих пор она тихонечко сидела в углу, не издавая ни звука,
этакий божий одуванчик, плохо соображающий, что происходит вокруг.
   Но оказалось, что впечатление ошибочно. Резким, неприятным голосом бабуля
прокаркала:
   - Не понимаю. Ведь я - ответственный квартиросъемщик, а где моя фамилия в
договоре?
   - Вот, - ткнул пальцем Зиновий Павлович, - вот, смотрите, Михалев Валерий
Сергеевич, Михалева Елена Петровна и вы, Михалева Анна Николаевна.
   - Не понимаю, - цедила бабулька, откладывая ручку.
   - Что? - нервно спросил нотариус. - Вы не Анна Николаевна? Или вы  против
сделки?
   - Против, - категорично заявила бабка.
   - Мама! - в один голос вскричали супруги Михалевы.
   - Я хочу, -  тоном  вдовствующей  императрицы  произнесла  старуха,  -  я
категорично требую, чтобы мои данные были напечатаны первыми!
   - Без проблем, - ответил Зиновий Павлович и унес бумаги.
   - Надо же такое терпение иметь, - шепнула Катя, - просто железная нервная
система. Я думала, спокойней меня нет, больные натренировали, но бабульку бы
эту сейчас треснула.
   - Он небось каждый день с такими общается, - вздохнула Юля. - Никогда  бы
не смогла работать в подобной конторе, прямо всю трясет от злобы.
   Наконец бумаги подписали, и Зиновий Павлович, натягивая куртку, сообщил:
   - Все свободны. Часов в семь вечера получите документы на руки.
   - Ишь, хитрец, - взвизгнула Попова, - нет уж, мы с тобой поедем, чтобы не
убежал. Кроткий Зиновий вежливо ответил:
   - Пожалуйста.
   Попова ткнула спящего муженька в бок кулаком:
   - Собирайся, ирод.
   Супружник разлепил веки, глянул на свет мутным взором и сообщил:
   - Пошла ты на...
   - Молоток, - восхитился Никитин, - с такой бабой иначе нельзя.
   - Заткнись, козел, - не растерялась Попова.
   - Ты как с моим мужем разговариваешь? - заверещала Никитина.
   - Да уж задницу лизать не стану, - взъелась Попова,  толкая  вновь  мирно
захрапевшего мужа, - тоже мне принц эфиопский, тьфу.
   Никитина побагровела и, зачерпнув стаканчиком из аквариума воду, плеснула
ее прямо в лицо обидчице.
   - Ах ты, сволочь, - завизжала мокрая баба, - дрянь. Сейчас тебе  мало  не
покажется.
   Никитина пискнула и юркнула под стол. С диким криком Попова  ринулась  за
ней. Наблюдавшие за схваткой риэлтеры кинулись растаскивать  женщин.  Вопли,
мат, визг слились в  единую  симфонию.  Зиновий  Павлович,  воспользовавшись
суматохой, ретировался, мы в полном составе отступили к выходу. И только муж
Поповой сладко спал на диване, очевидно, он привык к скандалам.
   На улице Катя взглянула на часы:
   - Три! День пропал.
   - Я, например, на работу, - выкрикнул Сережка.
   Договорившись встретиться в конторе около семи, мы разбежались.
   Я донеслась до метро,  купила  на  бегу  горячую  сосиску  с  горчицей  и
проглотила "обед" не жуя. Потом нашла телефон  и  позвонила  Бурлевскому.  В
конторе ответил безукоризненно вежливый голос:
   - Федор Михайлович отсутствует.
   Чертыхнувшись, я набрала номер мобильного. Послышался треск, шум, писк  и
еле слышное:
   - Алло.
   - Очень нужно встретиться, - заорала я в трубку так,  что  стоящая  рядом
торговка уронила сигареты.
   - Жду в половине четвертого в  клубе  "Он  и  она",  -  сообщил  Федор  и
отключился.
   Я обозлилась до крайности. Во-первых, я не  знаю,  где  находится  данное
заведение,  а  во-вторых,  придется  брать  такси,  не  у  всех  же,  как  у
Бурлевского, "Мерседес" с шофером!
   Исходя негодованием,  я  вылетела  на  дорогу  и  остановила  старенькие,
разбитые "Жигули".
   - Куда? - спросил водитель, мужик лет шестидесяти.
   - Клуб "Он и Она" знаете?
   - Ванина, - процедил шофер.
   - Что Ванина? - не поняла я.
   - "Он и Она" находится на улице  Ванина,  вам  туда  или  куда  в  другое
место?
   - А что, в Москве два клуба с таким названием?
   - Понятия не имею, - пожал плечами мужик, - мне известен только один.
   - Тогда на Ванина, - велела я, вздыхая.
   Ну и денек сегодня. Сначала изматывающая нервы  процедура  в  конторе,  а
теперь еще бомбист - зануда.
   Всю дорогу мужик ворчал,  плавно  переходя  от  политических  новостей  к
ценам, состоянию шоссе и погоде.
   - Сплошной кошмар, - ныл он, вертя руль, - кругом одни свиные рожи, и кто
только нами руководит, ничего для народа сделать не могут!
   Я заметила у него на правой руке обручальное кольцо и испытала  искреннюю
жалость к незнакомой женщине. Какой кошмар жить с таким кадром.
   Неприятности сегодня просто сыпались на голову. В клуб меня не пустили.
   - Мест нет, - вежливо, но твердо сказал охранник.
   - Меня ждут...
   - Кто?
   - Господин Бурлевский.
   - Подождите, - велел секьюрити, захлопывая дверь.
   Я осталась стоять у подъезда, чувствуя  себя  униженной.  Неужели  я  так
плохо одета, что швейцар принял меня за побирушку! Минуты текли  томительно,
наконец дверь распахнулась, и продюсер произнес:
   -  Простите,  Евлампия  Андреевна,  но  сюда  иногда  приходят  нищие   и
попрошайки, вот охрана и проявляет бдительность.
   От этого объяснения мне стало еще хуже, но я ступила в холл с улыбкой:
   - Понимаю.
   Красивая девушка в темно-синем платье  аккуратно  повесила  мою  видавшую
виды куртку среди роскошных шуб и сказала Федору:
   - Купите для дамы букет.
   Продюсер никак не прореагировал на эти слова. Мы завернули за  колонну  и
оказались в большом зале. В нем горели  настольные  лампы  в  светло-розовых
абажурах. Самое лучшее освещение, придающее даже пожилым  молодой,  здоровый
вид.
   - Сюда, - буркнул Бурлевский, показывая на маленький столик в углу, - что
будете?
   - Чай цейлонский, крупнолистовой, без сахара, настаивать две минуты, и  к
нему ржаной тост с огурцом, - царственно велела я.
   Знаем, какие порядки в подобных заведениях, когда-то, в другой  жизни,  я
изредка бывала в "Али-Бабе" или "Конго".  Может,  кто  и  ходит  в  подобные
места, чтобы поесть, но  коллеги  моего  бывшего  мужа  собирались  там  для
выпендрежа, заставляя поваров делать немыслимые вещи - крабы с виноградом  и
орехами,  черную  икру  в  помидоре  или  требовали   стакан   кефира,   чем
окончательно ставили в тупик обслугу. Но  вот  парадокс  -  чем  больше  они
капризничали, тем ласковее становились официанты.
   - Ну, - приказал Бурлевский, подождав, пока гарсон побежит  на  кухню,  -
докладывайте, что раскопали.
   Я откинулась на спинку удобного стула. Ну уж нет,  дружочек,  хоть  ты  и
платишь мне деньги, но я не  какая-нибудь  пятисортная  певичка  или  убогая
подтанцовка.
   - Где можно найти Татьяну Митепаш? - вопросом на вопрос ответила я.
   - Понятия не имею, - моментально выпалил  Бурлевский,  но  через  секунду
опомнился и поинтересовался:
   - А она тут при чем?
   - При том, - рявкнула я, - неужели  вы  не  знаете,  где  проживает  ваша
дочь?
   -  И  знать  не  хочу,  -  обозлился  Федор,   -   прошмандовка   мелкая,
подзаборница...
   Внезапно  он  осекся  и  постарался  изобразить  на  лице  благодушие.  Я
оглянулась. Через весь зал с распростертыми объятиями к нам  спешил  толстый
мужчина, больше всего напоминавший борца сумо. Тучное тело обтягивал отлично
сшитый смокинг, ботинки из  кожи  обезьяны  матово  поблескивали,  а  пальцы
украшали перстни. Впрочем, и запонки  у  него  играли  сверкающими  камнями.
Впечатление портила голова: иссиня-черные волосы, одутловатые щеки,  толстые
багрово-красные губы и нос картошкой  чудного  синеватого  оттенка.  Вылитый
пьянчуга-бомж, натянувший ради хохмы прикид от Валентине.
   - Федька, - завопил мужик, подлетая к столику, - отдай "Гондурас".
   - Боже, - поморщился Бурлевский, - опять ты за свое. Сказал же - никогда.
   - Ладно, тогда "Дилижанс"!
   - Отвяжись, Леня, - сказал Федор, - мне деньги не нужны.
   - Поменяю на "первую голубую"!
   - Нет.
   - Еще дам в придачу "Маврикий"!
   - Ленька, - раздался голос из глубины зала, - иди сюда, горячее принесли.
   "Бомж" пошел на зов, но, сделав два шага, притормозил и обернулся:
   - Федька, отдай Гондурас!
   - Иди, иди, Леня, - махнул рукой продюсер, - котлета стынет.
   - Ну и гад же ты, Федор, - засмеялся Леня, - жлоб!
   Я ничего не понимала. Бурлевский перевел взгляд на мое лицо и пояснил:
   - Я собираю марки. Смело могу сказать - имею лучшую коллекцию в России. А
Леня Шмыгайло тоже филателист, но ему никогда ничего не продам.
   - Почему?
   - Не нравится он мне, совсем не нравится.  Ему  приличные  люди  руки  не
подают.
   - Отчего?
   Бурлевский отхлебнул кофе.
   - Сначала бандитом был, носился с автоматом по улицам, потом в  легальный
бизнес ушел, открыл продуктовый магазин. Сейчас монополист - держит в  руках
почти всю водочную торговлю в столице. На него пару раз наезжали, но Ленечка
- мальчик не промах, и всех убил. Жуткий тип,  с  ним  просто  нельзя  иметь
дело. Мне марки -  как  дети.  Естественно,  бывают  двойные  экземпляры,  и
обменный фонд есть, но отдаю только в хорошие руки, истинным  ценителям.  Да
я, если хотите знать, могу просто подарить марку, коли увижу, что человек  -
настоящий собиратель. А Ленька деньги вкладывает, без души  коллекционирует.
Ему - никогда. Марки - они живые, у каждой свой характер, история, судьба...
   Я с удивлением глянула в его раскрасневшееся лицо. Надо  же,  Бурлевский,
оказывается, страстный филателист.

Глава 19

   Федор спокойно допил кофе и поинтересовался:
   - Зачем вам Танька понадобилась?
   Я  обозрела  поданный  тост  и  поманила  пальцем  официанта.   Мальчишка
подскочил и подобострастно наклонился:
   - Чего изволите?
   - С огурца не сняли кожу, велите приготовить другой бутерброд.
   - Так зачем вы ищете Татьяну? - нетерпеливо переспросил Федор.
   Я медленно принялась раскуривать сигарету. Помучайся-ка еще, дружочек.
   - Черт возьми, - вскипел продюсер, привыкший, что его  подчиненные  бегом
кидаются выполнять приказы. - Немедленно отвечайте!
   - Незачем кричать, вы меня не купили!
   - Именно купил, - расхохотался Федор, сверкая белоснежными зубами.
   - Не  стану  сообщать  никаких  подробностей,  просто,  кажется,  Татьяна
Митепаш замешана в этой истории. Лучше скажите, вы знаете, где она?
   Бурлевский вздохнул:
   - Дети у меня не удались.  Все,  что  делаю  руками,  получается  намного
лучше. Что Татьяна, что Антон...
   - Вы уверены, что она ваша дочь?
   -  Конечно,  надо  было  знать  Еву.  Этакое  неземное  существо,  твердо
уверенное, будто  ее  должны  всю  жизнь  носить  на  руках  за  сохраненную
невинность. Экзальтированная сверх меры, чувствительная до слез,  совершенно
не приспособленная к жизни, но вместе с  тем  крайне  порядочная,  абсолютно
честная,  трудолюбивая  и  талантливая.  Кстати,  из  нее  могла  получиться
отличная жена.
   - Почему же вы ее бросили?
   Федор повертел пустую кофейную чашечку.
   - А  я  делал  предложение,  только  в  те  давние  годы  сам  был  полон
старомодных принципов и страдал от дурацкого  воспитания,  поэтому  попросил
руку дочери у маменьки. Ольга Васильевна -  дама  властная  и  авторитарная.
Дочь подчинила себе полностью, ни шагу в сторону.  Она  хотела  ей  добра  и
категорично велела мне  даже  не  приближаться  к  Еве.  Впрочем,  это  было
понятно. Дочь ждала блестящая карьера, дом - полная чаша, а я был всего лишь
тихий парнишка с аккордеоном, ресторанный лабух, совершенно не пара  богатой
девочке из хорошей семьи. Вот только я понять не могу, почему она ей  родить
разрешила!
   Впрочем, когда Татьяна появилась на свет, несостоявшаяся теща позвонила и
категорично велела признать ребенка. Бурлевский отправился в загс и назвался
отцом, но Ева записала девочку на свою фамилию, оставив ей  от  папы  только
отчество. Федор несколько раз порывался передать дочери подарки и деньги, но
ему дали понять, что его участие в  воспитании  Тани  закончено.  Вот  он  и
отстал, а потом вскоре женился, родился Антон... С Татьяной  он  никогда  не
встречался, поэтому был несказанно удивлен, когда однажды увидел  на  пороге
хорошенькую девочку, невероятно похожую на молодую Еву.
   Девушка, тихо плача, рассказала о тяжелом детстве, показала руки и  ноги,
покрытые синяками.
   - Они били меня, не давали есть, одевали в рванину, - жаловалась Таня.  -
Я мечтаю стать певицей, но мне велят идти учиться в педагогический!
   Бурлевский пришел в негодование  и  оставил  девочку  у  себя.  Его  жена
Светлана оказалась женщиной жалостливой и, хотя их брак к тому  времени  уже
дал  трещину  и  фактически  распался,  Татьяну  она  приняла  хорошо,  даже
подружилась с ней.
   Федор тут же решил заняться карьерой дочери, но ему,  как  профессионалу,
стало понятно: тут трудно что-либо сделать, вокальных данных никаких. Уж как
ни старался Борис Зосимов вытянуть свою дочь Лену, сколько  ни  вкладывал  в
нее денег - вышел пшик. Все-таки для карьеры эстрадной певицы  требуется  не
только богатый папа, но и  минимальный  талант.  Впрочем,  Таня  не  слишком
расстроилась. Жизнь в шумном, хлебосольном доме отца ей нравилась. Тут  вели
совсем иной образ жизни, чем у Митепаш. Вставали около часу дня, спать порой
ложились  под  утро,  ужинали  в  ресторане,  обедали  в  клубе...   Телефон
разрывался от звонков, а пришедшие гости как бы раздваивались.  Одновременно
пели с экрана никогда не выключающегося телевизора и преспокойно пили в  это
же время кофе в их гостиной... Словом, Татьяну окружал праздник.
   Через год Федору стала  надоедать  бездельничающая  девица,  бродящая  по
квартире. Как раз в это время начался бракоразводный процесс  со  Светланой.
Антон пил по-черному... Бурлевский решил пристроить дочь.  Сначала  отправил
на подпевку в группу "Таран", но оттуда ее быстро выгнали за лень,  потом  в
коллектив "Сверкающие", затем к девчонкам из ансамбля "Капель". Но результат
всегда был одинаков - Татьяна через месяц, другой оказывалась  на  диване  с
книжкой в руках. Она попросту ничего не хотела делать. Потом Федор  заметил,
что девчонка тратит денег больше, чем получает. Дочь ездила только на такси,
курила "Собрание", покупала элитную косметику и  пахла  только  парфюмом  от
Диора.
   Бурлевский огляделся  вокруг,  заметил  пропажу  кое-каких  безделушек  и
надавал дочери пощечин. Та клялась, что не трогала ни серебряную  сахарницу,
ни фарфоровые фигурки, сделанные в начале века, но продюсер строго велел:
   - Еще пропадет мелочишка, выгоню!
   Затем неожиданно у него испортились отношения со  Светой.  Они  успели  к
тому  времени  оформить  развод,  но  жили  в  одной  квартире.  Расходились
Бурлевские мирно, просто решили, что жить вместе не могут,  но  скандалов  с
битьем посуды, мучительных обвинений друг друга и дележа имущества не  было.
Федор сразу сообщил: квартира останется Светлане, себе он  купит  новую.  Но
все не было времени,  впрочем,  бывшая  супруга  не  настаивала  на  срочном
выезде. И вдруг Света пришла вечером в спальню к Бурлевскому и сказала:
   - Завтра же уезжай!
   - Ты что, белены объелась? - удивился продюсер.
   - Нет, это ты с ума сошел, - парировала всегда сдержанная бывшая  жена  и
заорала:
   - Негодяй, подонок!..
   - Сама стерва, - незамедлительно откликнулся бывший муж.
   Разразился дикий скандал, такого у них ни разу до тех пор  не  случалось.
Припомнив  друг  другу  все  обиды,  Бурлевские  наконец  устали,  и   Федор
поинтересовался почти по-дружески:
   -  Светка,  ну  какая  муха  тебя  укусила?  Она  глянула  на  него  и  с
негодованием произнесла:
   - Думаешь, я не догадывалась о твоих любовницах? Да я их всех пересчитать
могу по пальцам. Начиная с безголосой  Алиски!  Просто  не  хотела  выяснять
отношения, нервы себе портить не желала. Впрочем, сейчас мне все  тем  более
до лампочки, но Татьяна - твоя дочь, неужели не стыдно:
   Федор обомлел, сообразив наконец, в чем его обвиняют, а потом заорал:
   - Тань