удком. За окном мелькали  дома  и  домишки  с  уютно  светящимися
окнами. Даже коробейники,  торгующие  всякой  всячиной,  не  ходили  в  этот
поздний час по вагонам в поисках покупателей. Не было  и  контролеров,  и  я
преспокойненько прибыла "зайцем" в Ломакино.
   Это был крохотный полустанок, узенькая платформа, по бокам которой  стоял
дремучий лес. Апрель в этом году холодный, зима все  никак  не  сдает  своих
позиций, но в Москве снег давно сошел. Здесь же кое-где виднелись  небольшие
бело-серые кучи и стояла странная,  какая-то  нереальная  тишина,  .особенно
пронзительная после шума электрички.
   Я сошла в Ломакине одна, ни единого человека не  было  на  платформе,  и,
когда состав, лязгнув железными дверьми, умчался, мне стало  жутко.  Где  же
тут Октябръская улица? В лесу проспектов  нет.  Куда  идти?  Честно  говоря,
отправляясь в путь, я предполагала, что на  вокзальной  площади  в  Ломакине
найдется какой-нибудь  ларек,  круглосуточно  торгующий  пивом,  жвачками  и
водкой. Надеялась, что продавец  покажет  дорогу...  Но  здесь,  похоже,  не
ступала нога прогресса, не было даже билетной кассы...
   Вдруг в самом конце платформы мелькнул красный огонек.
   Обрадовавшись донельзя, я заорала:
   - Подождите, пожалуйста! Раздались шаги, и из темноты вынырнули две  бабы
и один на удивление вполне трезвый мужик.
   - Чего голосишь, как потерпевшая? - спросил он.
   - Где Ломакино? Подскажите, пожалуйста.
   - Тебе поселок или деревню? - поинтересовалась одна из женщин,  сплевывая
шелуху от семечек.
   Я растерялась:
   - А что, их два?
   - Известное дело, два, вечно все путают, - пояснила другая  баба,  шмыгая
носом.
   - Ну надо же! Октябрьская улица, дом восемнадцать, Ольга Кац.  Не  знаете
такую?
   - Это в деревне, - отрезал мужик, - в поселке  такой  улицы  нет,  у  них
Ленина, Красной армии и Первомайская, а  Октябрьская  и  Коммунистическая  в
деревне.
   - Ступай налево по тропке, - объяснила баба  с  семечками,  -  никуда  не
сворачивай. Дойдешь до кладбища - и по  центральной  аллее,  мимо  памятника
павшим бойцам, а там и Октябрьская начинается. Только  нету  у  них  никаких
Кацев.
   - В доме восемнадцать кто живет? Тетка пожала плечами:
   - Это дача, а уж чья, не знаю, ее не так давно купили.
   - Другой дороги нет?
   - Нет, - хором ответили бабы и пошли вдоль платформы в противоположную от
меня сторону.
   Я спустилась по железной лестнице вниз,  свернула  влево  и  двинулась  в
путь. Фонарей  тут  не  было.  Узенькая  вытоптанная  дорожка  вилась  между
деревьями. Сначала я довольно весело шагала, напевая для  бодрости  во  весь
голос бессмертную арию "Сердце красавицы склонно к измене", но, когда  прямо
передо  мной  возникла  ржавая,  кое-где  покосившаяся  ограда,  за  которой
виднелись кресты и надгробия, моя решимость куда-то улетучилась. А вы любите
ночью в одиночестве бродить  по  погосту?  Наверное,  странно,  но  я  не  в
восторге от подобного времяпрепровождения.
   Узенькая калитка покачивалась на ветру с рвущим  душу  скрипом,  огромная
луна висела над кладбищем, где-то вдалеке  что-то  ухало  и  вздыхало.  Весь
пейзаж напоминал второй акт балета "Жизель". Вот сейчас разверзнется могила,
и на свет явится призрак несчастной девушки, погибшей от любви  к  ветреному
парню. Только подобное хорошо наблюдать из седьмого ряда партера,  настоящие
балетоманы никогда не сядут ближе. Места в первом, втором, даже третьем ряду
кресел для тех, кто ничего не понимает в танце.  Вот  моя  мамочка,  оперная
певица, всегда говорила, что седьмой  ряд  самое  оно.  Впрочем,  в  Большом
театре есть места "с ямой", туда по каким-то причудливым законам акустики не
долетает звук. Завсегдатаи знают, а я, честно говоря,  подзабыла  -  восьмой
или  девятый  ряд?  А  еще  подобный  эффект  наблюдается  в  Большом   зале
консерватории.
   "Слушай,  Лампа,  -  велела  я  сама  себе,  -   заканчивай   предаваться
воспоминаниям, тебе просто неохота идти на кладбище.  Но  делатъ-то  нечего!
Обратной дороги нет!"
   Подбадривая себя арией Гремина из "Евгения Онегина", я ступила на погост.
Ничего похожего на центральную аллею не наблюдалось, просто одна из тропинок
оказалась чуть шире других. Распевая во все горло, я двинулась по ней. Будем
надеяться, что сельское кладбище невелико и скоро  я  выйду  на  Октябрьскую
улицу. Внезапно надгробные камни и железные кресты расступились,  и  впереди
замаячил пятачок, в центре которого виднелось нечто, похожее на пирамидку со
звездой. Возглас облегчения вырвался из моей груди. Слава богу,  двигаюсь  в
нужном направлении, вот и памятник павшим бойцам... Ноги заработали быстрей.
Однако какое нетрадиционное решение мемориала! Обычно в небольших городках и
деревнях устанавливают небольшие стелы со словами: "Их подвиг не  забыт",  а
внизу выбивают список фамилий. Или  водружают  типовой  памятник  -  солдат,
сделанный из гипса, держит на руках крошечную девочку или автомат.
   Но в Ломакине скульптор был оригинал. Возле простой  невысокой  пирамидки
сидел каменный мужчина в темной куртке и кепке. Руки он положил на колени  и
тревожно всматривался в мою  сторону.  Нельзя  было  не  признать  -  статуя
выполнена отличным мастером, смотрится как  настоящий  человек,  даже  глаза
поблескивают, наверное, в голову вставили какие-то  особенные  штучки.  Даже
удивительно, и откуда в бедной деревеньке нашлись деньги на такой  монумент,
да он намного лучше всего, что понатыкано по Москве...
   Я поравнялась с обелиском, и в то же мгновение "солдат" повернул голову.
   - А-а-а, - вырвалось  из  моей  груди,  -  привидение,  вурдалак,  упырь,
помогите, спасите! Отче наш... Аминь!
   Но призрак не думал рассыпаться. Наоборот, он начал медленно подниматься.
   - На помощь, - перешла я на шепот.
   Господи, давным-давно собираюсь пойти в церковь и  принять  крещение,  да
все недосуг, и креста на мне нет! Ой, мамочка, помоги!
   Тут чья-то сильная рука опустилась мне на плечо, и некто четко произнес:
   - Перестань орать!
   От неожиданности я завизжала на такой ноте, которую не взять и кастрату.
   - О-о-о, денег никаких  нет,  только  билет  на  электричку  туда-сюда  и
пятьдесят рублей. Хочешь - делай со мной что угодно, сама разденусь,  только
не убивай, у меня дети!
   - Билет туда-сюда, - передразнил странно знакомый голос.  -  Кто  бы  мог
предположить, Лампа, что ты  такая  эротоманка,  бежишь  в  кусты  с  первым
попавшимся парнем, а еще арфистка, интеллигентная дама.
   Я резко повернулась и вновь заорала:
   - Родион!
   - Да замолчишь ты наконец! - вышел из себя Гвоздь. - Бога ради,  заткнись
и слушай меня. Я зажала рот руками.
   - Раздевайся! - велел Родион.
   - Зачем?
   - Некогда объяснять, быстрее,  куртку,  шапочку,  джинсы...  Китаец,  иди
сюда.
   Парень, которого я приняла за  памятник,  беззвучно  приблизился  и  тоже
начал разоблачаться.
   - И что мы с ним сейчас тут будем делать? -  поинтересовалась  я,  клацая
зубами от холода. - А колготки снимать?
   - Все-таки ты, Лампа, явно со сдвигом на сексуальной  почве,  -  вздохнул
Родион, - чулочки оставь, на...
   Он протянул мне одежду парня:
   - Зачем?
   - Одевайся!
   Через пару минут мы стояли друг против друга - я и юноша, которого Гвоздь
назвал Китайцем. Он и впрямь  походил  на  жителя  страны  Великой  стены  -
малорослый, щуплый, только глаза не раскосые, а большие и выразительные.
   - Давай, Китаец, двигай, - велел Родион и, выхватив из моих рук  сумочку,
сунул ее юноше.
   Тот молча исчез в темноте, словно растворился. Тут только я опомнилась.
   - Как ты сюда попал?
   - Потом, все потом, - ответил Гвоздь и приказал:
   - Пошли!
   Мы свернули на другую  дорожку  и  как-то  быстро  оказались  за  оградой
кладбища,  прямо  на  шоссе.  Там,  стояла  большая  блестящая  иномарка   с
тонированными стеклами. Гвоздь впихнул меня на заднее сиденье, сам сел возле
шофера и коротко бросил:
   - Миша,  дай  ей  кофе  с  коньяком.  Водитель  открыл  термос,  наполнил
пластиковую чашечку и ласково спросил:
   - Бутербродик желаете? С осетринкой?
   - Да что происходит, в конце концов? - заволновалась я.
   - Потом, - тоном, исключающим  любые  споры,  отчеканил  Родион,  -  имей
терпение!
   Потекли минуты. Наконец раздался легкий  стук.  Родион  приоткрыл  дверь.
Стоявший у автомобиля парень, не Китаец, другой, абсолютно мне  неизвестный,
тихо произнес:
   - Все.
   - Поехали, - бросил Родион.
   Машина, сыто заурчав, покатилась по шоссе.
   - Мы куда? - не выдержала я.
   - В Вихрево, - спокойно пояснил Гвоздь.
   - Но меня ждет на Октябрьской улице в доме восемнадцать Ольга Кац! У  нее
дневник...
   - Знаю, - прервал Родион, - не волнуйся, дама едет с нами.
   - Где?
   - В другой машине.
   Я обернулась. Сзади, светя фарами, двигался еще один автомобиль.
   - Ты бы подремала, - предложил  Гвоздь,  -  ложись  на  сиденье,  укройся
пледом и бай-бай. Утро вечера мудренее.
   То ли я очень устала, то ли в кофе налили не только коньяк, но моя голова
внезапно стала не-вероятно тяжелой, и я рухнула на кожаные подушки.

Глава 28

   Как мы доехали до  Вихрева,  я  не  помню.  Меня  вытащили  из  машины  и
буквально внесли в комнатку. Какая-то женщина стащила с меня чужую, пахнущую
табаком одежду и помогла лечь в кровать. Затем, проявив материнскую  заботу,
подоткнула одеяло.
   - Спасибо, - прошептала я, чувствуя, как каменеют руки и ноги.
   - Спи спокойно, детка, - ласково ответила тетка.
   И через минуту заорала:
   - Эй, Лампа, вставай!
   От неожиданности я резко села. Одеяло свалилось на  пол.  В  незавешенное
окно бил яркий солнечный свет.
   - Вставай, - повторил Родион, - давай умывайся и  спускайся  в  гостиную,
все ждут.
   - Кто? - пробормотала я, тряся плохо соображающей головой.
   - Там увидишь! - загадочно ухмыльнулся Громов и спросил:
   - Соблазнить решила?
   Тут только я сообразила, что сижу перед ним в крохотных трусиках.
   - Ой! - взвизгнула я и прикрылась подушкой.
   - Проснулась? - спросил Родион. - Теперь, поторопись.
   В роскошно оборудованной ванной я попыталась привести себя в порядок,  но
как прикажете это сделать,  когда  из  подручных  средств  только  расческа?
Правда, мою одежду кто-то  выстирал,  и  она  аккуратно  висела  на  кресле,
распространяя запах ополаскивателя "Ленор".
   Плюнув на внешний вид и сгорая от любопытства, я сбежала на первый этаж и
пошла по коридору на звук возбужденных голосов.
   В большой комнате сверкал накрытый стол. Возле каждой тарелки выстроились
шеренги бокалов и рюмок. В центре красовались  блюда  с  колбасами,  сырами,
зелень, помидоры, джем и тосты. Но гости еще  не  приступали  к  трапезе.  Я
огляделась. Так! Андрей и Валерия Корчагины, причем вид  у  них  не  слишком
парадный. Он в потертых джинсах и простой клетчатой рубашке, она почему-то в
костюме, больше всего смахивающем  на  пижаму.  Чуть  поодаль,  в  кресле  у
торшера, нервно теребя пояс от трикотажного платья, сидела Зюка,  а  у  окна
преспокойненько дымил сигаретой Леня Дубовский. В  противоположном  от  него
углу, возле столика с напитками, стоял взлохмаченный Борис Львович.  Увидав,
как я вхожу в гостиную, Родион мягко улыбнулся и произнес:
   - Ну вот, теперь, когда все нужные лица в  сборе,  разрешите  задать  вам
вопрос - никто не хочет полакомиться ликером "Айриш Крим"?
   - Черт знает что! - заорал Андрей Корчагин. - Кто вам  позволил?  Как  вы
посмели притащить нас сюда под конвоем, словно преступников?
   - Что вы, - спокойно возразил Родион, - я просто  позвал  всех  в  гости,
дабы за дружеской беседой расставить все точки над " i "
   - Ничего себе гости! - взвизгнула Зюка. -  Да  ко  мне  какие-то  бандиты
вломились посреди ночи, даже макияж не дали наложить!
   - Вам он не нужен, - галантно отозвался Родион,  -  вы  и  так  выглядите
изумительно!
   Зюка дернула плечом, но по ее лицу стало понятно, что  комплимент  достиг
цели.
   - Зачем мы здесь? - тихо спросила Валерия.
   - Чтобы ответить на один простой вопрос, - так же тихо отозвался  Громов,
- кто убил Жанну Малышеву?
   - И так ясно, - хмыкнула Зюка, - госпожа Ремешкова!
   - Нет, - покачал головой Родион, - моя жена не виновата!
   - Интересное дело! - вспыхнул Борис Львович. - Анька моя супруга!
   Громов окинул Лямина холодными глазами. Так брезгливо косится хозяйка  на
невесть откуда появившегося на идеально чистой кухне таракана.
   - Нет, вы альфонс, жиголо, платный партнер, кто  угодно,  только  не  муж
Анюты, - отчеканил Родион.
   - Позвольте, - побагровел Борис.
   - Не надо, - спокойно прервал его хозяин, - лучше давайте разберемся, что
к чему. Ну, кто первый начнет?
   Все молчали.
   - Ладно, - миролюбиво согласился Гвоздь, - тогда я, но уж не  обессудьте,
коли вытряхну некоторые тщательно спрятанные секреты. Итак, с самого  начала
я предположил, что убийца кто-то из милых гостей...
   - А почему не Анька? - злился Лямин. - Наняла эту дрянь следить за  мной,
узнала про меня и Жанночку и отравила ее, а заодно потом и Семена  Гребнева,
из мести... Очень логично!
   - Нет, совсем нелогично, - вздохнул Гвоздь. - Давайте сразу договоримся -
Анюта здесь ни при чем.
   - Но почему?!!
   - Да потому, что я очень хорошо знаю Нюшу, - улыбнулся Родион, -  она  бы
никогда не  стала  хитрить  и  готовиться  к  убийству  Жанны.  Налетела  бы
моментально с порога и наставила бы "разлучнице" фингалов под глаза...
   - Она бы ей зубья повыбивала и волосья повыдергивала, - раздался из  угла
знакомый голос.
   Я повернулась на звук  и  увидела  в  тени  большой,  раскидистой  пальмы
сидящую на маленькой скамеечке Иришу.
   Борис Лъвович хотел было сказать девушке пару ласковых слов, но покосился
на Родиона и удержался.
   - Погоди, дочка, - велел Гвоздь, - есть  еще  одна  причина,  по  которой
Анюта ни за что бы не стала убивать Жанну.
   - Почему? - не утерпела я.
   - Да потому, - терпеливо объяснил Родион, - что  ей  было  совершенно  по
фигу, с кем спит Борька.
   - Козел, - прошипела из угла Ириша.
   - Как? - изумилась я. - Зачем она тогда нанимала частного агента?
   - Нюша, как все женщины, чуть-чуть вкусившие успеха на тропе  бизнеса,  -
вздохнул  Родион,  -  считает  себя  самой  умной,  самой  хитрой  и   самой
прозорливой. А посоветоваться с кем-нибудь ей и в голову не придет. Сначала,
чтобы не платить налоги, она пустилась в  квартирные  аферы.  Одну  квартиру
купила, Ирку перепрописала, другую подарила Борису. У них существовал четкий
договор: квартира Лямина продается  в  мае,  и  Нюша  покупает  себе  взамен
другую, на Кутузовском. Подчеркиваю, себе. Лямину положены были отступные  -
десять тысяч долларов, потому что Анюта собиралась с ним разводиться.  Когда
я узнал про сделку, то просто за голову схватился. Надо же быть такой дурой!
Отдать своими руками жилплощадь, цена на которую  сейчас  колеблется  вокруг
двухсот тысяч долларов! Можно сказать, подарить ее.  Но  Анюта  замахала  на
меня руками: "Что ты, Родя,  он,  конечно,  лентяй,  противный,  зануда,  но
человек очень порядочный и интеллигентный". Анна  даже  не  взяла  с  Бориса
Львовича расписку. Надо отметить, что до рокового дня рождения Лямин  охотно
подтверждал: нет проблем, квартиру он продаст,  деньги,  за  вычетом  десяти
тысяч, отдаст бывшей супруге.
   Но вдруг Анечка стала замечать  кое-какие  странности.  Внезапно  невесть
куда пропало столовое серебро, затем как испарились две  антикварные  иконы.
Борис Львович только руками разводил, но Нюша, отколотившая до синяков  двух
заподозренных ею домработниц, внезапно смекнула - дорогие вещи тащит из дома
и где-то прячет муженек. Пылая праведным гневом, она кинулась к  Борису,  но
тот в негодовании затопал ногами: "Как ты могла такое про меня подумать?"
   Разгорелся скандал, во время которого Нюша перебила  почти  все  сервизы,
некстати попавшие под руку. А потом у нее началась мигрень, и она  свалилась
в койку.
   Наутро Ирина предложила: "Найми, мамуля, частного сыщика и поймай  гада!"
Аня колебалась пару дней и отправилась к Гребневу. Одного  она  не  знала  -
Сеня и Борис Львович были великолепно знакомы, более того, все  детство  они
провели вместе, на одном дачном участке. У того и у  другого  отцы  занимали
высокие посты в Министерстве тяжелой промышленности, и им  по  статусу  были
положены казенные дачи. Вот им и дали двухэтажный дом в  Перхушкове.  Лямины
жили  на  первом,  а  Гребневы  на  втором  этаже.   Естественно,   мальчики
подружились и лет  до  двадцати  пяти  тесно  общались,  но  потом  контакты
постепенно сошли на нет, остались лишь хорошие отношения,  в  гости  друг  к
другу они не ходили, но изредка перезванивались.
   Как только Сеня узнал, кто объект слежки, он моментально сообщил  Борису,
а тот понял, что Аню волнуют не любовные интрижки, а нажитое имущество.
   - Но почему она так прямо и не сказала Сене! - удивилась я.
   - А ты у нее спроси! - развел руками Родя.
   - Мамуля говорила, - подала голос Ириша, - что так приличней будет, вроде
про любовницу не так стыдно, как про вора...
   Дубовский расхохотался:
   - Чисто дамский аргумент.
   - Лампа появляется в доме, - продолжал Родион, - и буквально в  одночасье
вычисляет Жанну.
   - Так вот почему Анна хотела, чтобы наблюдение продолжалось и  дальше!  -
воскликнула я.
   - Конечно, - ответил Родион, - если бы не  убийство,  ты  бы  проработала
благополучно до мая.
   - И вот почему она была любезна с Жанной за столом!
   - Да Нюша ничего не знала про Малышеву, - громко сказал Родион. -  Ну-ка,
Боря, что тебе настучал Гребнев, только не ври!
   - Пошел ты на... - немедленно отреагировал всегда рафинированный Лямин.
   Громов взял со стола нечто похожее на пейджер и сказал:
   - Зайди.
   Моментально распахнулась дверь, и в комнату  ступил  мужик,  страхолюдней
которого я никого не встречала. Ростом под два метра, косая сажень в плечах,
руки  как  у  меня  ноги,  и  длинный  резиновый  фартук  с  подозрительными
темно-коричневыми пятнами. За ним маячили  две  тени  -  рослые,  накачанные
мальчики, похожие на воронов, - все с ног до головы в черном.
   - Вы ведь, Борис Львович, знаете, кто я такой, - тихо  сказал  Гвоздь,  -
могу применить меры, не слишком принятые в светском обществе.
   - Забирать его? - поинтересовался палач.
   - Не надо, - пискнул Лямин, - Сеня позвонил и сказал, что снимки у него в
столе.  А  я  попросил  их   пока   попридержать,   ну,   не   сразу   Аньке
демонстрировать. Оно, конечно, ей по  фигу,  с  кем  я  и  как,  но  скандал
закатить могла, а я собирался день рождения отмечать, перед людьми стыдно.
   - Но тогда выходит, - заорала я, -  что  Нюше  не  было  никакого  смысла
убивать Сеню!
   - Конечно, - ответил Родион, - никакого. Повисло молчание.
   - Ну, что? - нарушил паузу хозяин.  -  Начнем  помаленьку?  Сначала,  как
водится, выслушаем основной доклад. Давай, Лампа Андреевна, выкладывай  все,
что нарыла.
   Я старательно вывалила информацию,  сообщила  все  детали,  кроме  одной,
ничего не значащей, - болезни Валерии, а под самый конец сказала:
   - Скорее всего - разгадки в дневнике Жанны, а он в руках некой Ольги Кац.
Кстати, Родион , ты обещал, что ее привезут сюда?
   Громов опять ухватил коробочку и отрывисто приказал:
   - Давайте клиента.
   Дверь в гостиную распахнулась, и парни в  черном  почти  внесли  мужчину,
одетого в неброский тренировочный костюм.
   - Ну, голубчик, - мирно попросил Гвоздь, - теперь  будь  умницей,  скажи,
кто тебя нанял?
   Мужчина поднял лицо, вокруг правого глаза у него  расплывался  чудовищный
синяк. Мутным взором он обвел присутствующих, потом ткнул пальцем в Андрея и
прохрипел:
   - Он.
   - Уведите, - велел Гвоздь. Парня потащили на выход.
   - А где же Ольга Кац?  -  поинтересовалась  я.  Громов  глянул  на  меня,
хмыкнул и, повернувшись к Корчагину, поинтересовался:
   - Почему вы наняли киллера, чтобы убить Ла