казывается,
продавщицы вызвали "Скорую помощь".
   В споро подпрыгивающем на ухабах "рафике" Кирка прижался ко мне и сказал:
   - Ну, здорово всех разыграл?
   - Здорово, - вздохнула я, - только нам теперь в эту  булочную  не  зайти,
придется на проспект бегать.
   - Ты урод, - припечатала Лиза, - да я чуть со стыда не сгорела.
   - Только не бей меня, - запищал Кирюшка  и  расхохотался.  -  Ну  погоди,
домой вернемся, я за оплеуху отомщу!
   - Вовсе нет, - хмыкнула Лиза и с размаху треснула Кирку по шее.
   - А, вот ты как! - завопил мальчик и пихнул Лизавету.
   Та с грохотом свалилась между носилками и сиденьем.
   - Прекратите немедленно, - зашипела я, - нас  сейчас  высадят.  И  потом,
Кирюша, тебе что, совсем не больно?
   - Нет, - веселился мальчик, - только идти не могу.
   - Чего ты такой радостный? - не выдержала Ирина.
   - Ха! - выкрикнул Кирка. - Прикинь, как повезло, нога-то правая.
   Секунду мы обалдело молчали. Потом я поинтересовалась:
   - Ну и что? Ты же не ногами пишешь?  Но  Кирюшка  в  полном  восторге  от
создавшегося положения вскрикивал:
   - Мы в Филатовскую едем?
   - Да.
   - Там памятку по уходу за ребенком давали?
   - Да.
   - А что в ней написано?
   - Что? - изумилась Ирина. - Чего в ней такого здоровского было?
   - А то! -  ликовал  Кирюшка.  -  То!  Школьник  с  травмированной  нижней
конечностью не посещает занятий!!!
   - Какая же разница, правая нога или левая? - попробовала я чуть  привести
Кирку в чувство. Но ошалевший от радости ребенок ответил:
   - Правая лучше, она толчковая!
   Однако в больнице его радость быстро завяла.
   - Перелома нет, - поставила диагноз  симпатичная  женщина  примерно  моих
лет, - у него вывих.
   - В школу-то ходить можно? - с надеждой  глянул  на  нее  наш  Ломоносов.
Хирург подавила улыбку,
   - Сейчас наложат такую штуку, чтобы зафиксировать  травмированное  место,
лангет называется.
   - Мясо, что ли, привяжут? -  бесхитростно  поинтересовалась  Ирина.  -  В
ресторане дают: лангет с жареной картошкой.
   - Нет, - покачала головой травматолог, -  мясо  тут  ни  при  чем.  Пусть
мальчик идет в гипсовую, а вы, девочки, помогите брату.
   Кирюшка попытался встать и застонал:
   - Ой-ой-ой, как больно, сил нет терпеть.
   - Освобождение от занятий в случае  вывиха  положено  на  две  недели,  -
улыбнулась доктор, - иди к медсестре.
   Кирюшка  подскочил  и  бодро,  едва  прихрамывая,  затрусил  в  указанном
направлении.
   - Он хорошо учится, - пробормотала я. Хирург засмеялась:
   - Все мальчишки хороши. У самой двое, так у них большего  праздника,  чем
грипп, нет.
   Домой мы вернулись поздно. Сначала у въезда в Филатовскую довольно  долго
ловили  машину.  К  слову  сказать,  секьюрити,  стоявший  возле  шлагбаума,
обрадовался нам, как родным.
   - Ну, парень, говорил же, что у тебя в придачу к бриллиантовой руке еще и
костяная нога будет. Что там следующее?
   - Типун тебе на язык! - в сердцах воскликнула я.
   Но глупый охранник оказался не последней неприятностью в  тот  вечер.  Не
успели мы сесть в "Волгу"  и  добраться  до  "Маяковской",  как  автомобиль,
чихнув пару раз, резко встал.
   - Пошли в метро, - предложила Лиза. Но  и  в  подземке  нас  преследовало
невезение. Состав замер на перегоне между "Соколом" и "Войковской", машинист
погасил свет, и мы просидели  в  кромешной  темноте,  казалось,  целый  час.
Впрочем, когда наконец двинулись дальше, выяснилось, что задержка  составила
всего десять минут.
   Не слишком приятный сюрприз ожидал и дома. Одна из наших мопсих, а именно
Муля,  обладает  редким  для  собаки  умением  -  она   запросто   открывает
холодильник. Усаживается возле "Стинола" и начинает скрести лапой по дверце,
минут через пять она распахивается,  и  перед  Мулей  предстают  вожделенные
продукты. Прожорливая Мулечка способна есть весь день, без остановки, у нее,
как  у  детей,  больных  болезнью  Дауна,  полностью   отсутствует   чувство
насыщения.
   Зная эти способности, мы всегда, если  в  квартире  никого  не  остается,
плотно закрываем дверь "пищеблока". Напротив вешалки, у самого выхода, висит
плакат-памятка тому, кто покидает дом последним: "Возьми ключи, выключи  газ
и свет, запри кухню". Но сегодня в суматохе мы забыли притворить  дверь,  за
что и были наказаны.
   - Да, - пробормотала Лиза, - холодильниковое побоище!
   - Битва за колбасу, - хихикнул Кирюша, сражение за сосиски.
   Я  только  вздохнула.  Все  полки,  кроме  самой  верхней,  были   пусты.
Интересно, как коротколапые мопсихи ухитрились добраться до второй и третьей
полок? Хотя скорей всего  они  поразбойничали  внизу,  а  вверху  поработали
Рейчел и Рамик. Съели они все - кусок буженины, заливную  рыбу,  сыр,  пачку
масла, глазированные сырки, опрокинули кастрюлю с супом и сожрали  яблоки  с
бананами. Произведя разбойное нападение, "бандиты", очевидно,  почувствовали
угрызения совести, потому что никто из животных: ни мопсы, ни терьерица,  ни
Рамик, ни Клаус с Семирамидой - не вышли навстречу хозяевам.  Притихла  даже
жаба Гертруда, хотя она-то была совершенно ни при чем,  сидела  в  абсолютно
закрытом аквариуме. Только наглая Пингва, с раздутым от слопанных вкусностей
пузом, преспокойно дрыхла на столе, сунув хвост в сахарницу. Вот уж  у  кого
нет совести, так это у Пингвы! Единственное, что животные  не  тронули,  был
любовно сделанный для них  обед  -  геркулесовая  каша,  сваренная  по  всем
правилам кинологической науки - на мясном бульоне, без соли и сахара.
   - Лампа, небось жуткой гадостью их кормишь, - протянула Лиза, разглядывая
уцелевшую кашку.
   - Очень даже вкусно, - отрезала я, - вам понравится!
   - Нам! - воскликнула Ирина. - Мы что, будем ЭТО есть?!
   - Ну и что, - обозлилась я вконец, - другой еды все равно нет!

Глава 9

   Следующее утро началось с небольшого скандала.
   - Теперь с собаками гуляете вы, - сообщила я девочкам, - давайте бегом, а
то в школу опоздаете.
   - Но я не умею  обращаться  с  животными,  -  попробовала  сопротивляться
Ирина.
   - Ничего, не самолет водить, - успокоила я, - научишься!
   - Между прочим, я не нанималась с собаками по улицам  бегать,  -  бурчала
Ира, натягивая шубу.
   Не обращая внимания на ее крайне недовольный тон, я сунула в руки  девицы
поводок, на втором конце которого постанывала от нетерпения Рейчел.
   - Держи!
   - Эту крокодилицу! Лучше с ними пойду, - взвизгнула Ирина  и  указала  на
Аду и Мулю.
   - Рейчел всегда выводит самый сильный, - спокойно ответила я, -  Лиза  не
удержит стаффа.
   - Черт-те что, - вздохнула Ирина и ушла.
   Я забегала по квартире. Вчера поздно вечером  я  договорилась  с  Андреем
Корчагиным о встрече. Причем хотелось поболтать с ним наедине, без  Валерии,
вот я и напросилась в гости к одиннадцати утра. Мадам Корчагина в это  время
уже на работе.
   Открывший мне дверь художник был одет в  испачканную  красками  клетчатую
рубашку и рваные джинсы.
   - Проходите, - буркнул он и пошел быстрым  шагом  по  длинному,  грязному
коридору.
   Я бежала за ним, удивляясь  только  тому,  как  плохо  они  живут.  Стены
обшарпаны, вместо люстры в прихожей  болтается  на  шнуре  лампочка,  паркет
черный от грязи... Но когда наконец попала в комнату, поняла - он  пригласил
меня не домой, а в свою мастерскую.
   Большое, почти тридцатиметровое помещение  было  заставлено  картинами  и
самыми разными предметами - вазами, гипсовыми  шарами,  подсвечниками...  На
окнах не было занавесок. Серенький апрельский день  бесцеремонно  заглядывал
внутрь. В центре мастерской  стоял  мольберт,  чуть  поодаль,  на  небольшом
возвышении,  в  кресле,  обитом   красным   бархатом,   сидела   девушка   в
полупрозрачном  халатике.  Скромное  одеяние  не   скрывало   ее   роскошных
кустодиевских форм, длинные прямые волосы водопадом рушились на скульптурные
плечи. Впрочем, лицо у "Венеры" было простоватым: маленькие  голубые  глаза,
бесформенный нос и пухлые, какие-то жадные губы.
   - Иди, - бесцеремонно приказал ей Андрей, - чаю выпей!
   Девица покорно встала, и я увидела, что господь наградил ее  гренадерским
ростом - метр восемьдесят пять, никак не меньше!
   - Ну, - отрывисто поинтересовался художник, усаживаясь  в  освободившееся
кресло, - и о чем болтать будем? Между прочим, уже один раз я  потерял  кучу
времени в милиции, объясняя самую простую вещь - с Жанной я  практически  не
был знаком, встречался пару раз, и все.
   Я огляделась вокруг в поисках, куда бы рухнуть. Ничего, кроме  заляпанной
краской табуретки,  не  попалось  на  глаза.  Пришлось  устроиться  на  ней.
Развалившись в  удобном  кресле,  хозяин  нагло  смотрел,  как  я  аккуратно
стряхиваю с сиденья белую пыль. Его поведение взбесило меня до крайности. Ну
погоди, дружочек!
   - Как интересно, - протянула я, - а вот кое-кто  мне  шепнул,  что  вы  с
Жанночкой были очень близки телесно, так сказать. Иными словами - состояли в
любовной связи.
   - Чушь! - фыркнул Андрей. - Зачем бы мне понадобилась эта крашеная кошка!
   - На этот вопрос ответ вы лучше знаете!
   - О боже, - вздохнул живописец, - ну начинается! Между  прочим,  я  давно
женат! Вот тут я расхохоталась.
   - Только не надо говорить, что вы никогда не изменяли Валерии.
   - Ни разу в жизни, - не  моргнув  глазом,  ответил  нахал.  -  Знаете,  я
слишком  брезглив  для  адюльтера.  И  потом,  по  большей  части  все  бабы
одинаковы.
   - Точное наблюдение, - вздохнула я, - но наш информатор сообщил кое-какие
интересные детали.
   - Ну? - поинтересовался Андрей, вертя в руках тонкую кисть.
   - Вас застал в постели разъяренный Никита, и вы были вынуждены  заплатить
ему десять тысяч за молчание. Правда, он хотел больше, но у вас не оказалось
другой наличности или просто пожадничали.
   Раздался сухой треск. Это сломалась  кисть,  которую  держал  собеседник.
Отшвырнув   обломки   в   сторону,   Андрей   внешне   абсолютно    спокойно
поинтересовался:
   - Ваш агент свечку держал?
   - Да вы не дергайтесь, - улыбнулась я, - мне сам Никита рассказал!
   Андрей побагровел. По тому, как сжались в кулаки его тонкие,  артистичные
пальцы, я поняла, что разозлила его.
   - Почему так мало денег дали? Десять тысяч! Пожалели?
   - А то вы не знаете, - прошипел мужик, - что нас с Леркой тесть кормит!
   - Да ну? Он мафиози? Или олигарх?
   - Сергей Валерьевич - бизнесмен, - пояснил художник.
   - Что же ваши картины? - Я ткнула пальцем в холст с изображением  дебелой
девицы, призывно расставившей  ноги.  Из  одежды  на  ней  болталось  только
полотенце, отчего-то замотанное вокруг шеи.
   - ЭТО не картина, - взвился Андрей, - листок, порнографическая  открытка,
пишу на заказ для одного кретина, хочет в бане  повесить.  А  моя  живопись,
настоящее произведение искусства...
   Он  пошел  к  стене  и  начал  поворачивать  полотна  лицом  в   комнату.
Зажмуриваться показалось мне неприличным, поэтому я  просто  прикрыла  левый
глаз. У меня с детства дефект зрения. В правом глазу близорукость,  примерно
минус пять, в левом полный порядок. Поэтому, если я не хочу  что-то  видеть,
просто закрываю  здоровый  глаз.  Любоваться  на  жуткие  полотна!  Нет  уж,
увольте. Хватило самого первого, на которое я по  неосторожности  уставилась
двумя очами. На холсте был  изображен  маслом  темно-серый  лес,  на  опушке
установлена  виселица,  с  которой  свисал  отвратительно  натуральный  труп
мужчины  со  вспоротым  животом.   Совершенно   неудивительно,   что   такое
произведение никто не хочет  приобретать  в  собственность.  Где  его  потом
повесить? В детской? В кабинете? В спальне? Ну разве что  в  туалете,  тогда
можно здорово сэкономить на  слабительных  таблетках.  Впрочем,  если  ждешь
прихода не слишком приятных людей,  его  хорошо  бы  вынести  в  гостиную...
Все-таки интересное мышление у художников получается.
   К нам, студенткам консерватории, частенько заглядывали ребята,  учившиеся
на живописцев и скульпторов, они  традиционно  ухаживали  за  скрипачками  и
пианистками. Так вот, будущие Репины делили  все,  что  выходило  из-под  их
кисти,  на  две  части  -  нетленка  и  жопись.  Нетленка  -   это   великое
произведение, дело жизни, которое должно остаться в веках бесценным полотном
в  какой-нибудь  крупнейшей  галерее  мира.  Создают  его  годами  или  даже
десятилетиями, тщательно отрабатывая самую незначительную деталь... А  чтобы
не скончаться  в  голодных  корчах,  параллельно,  левой  ногой,  выписывают
жопись, нечто, не имеющее никакой художественной  ценности,  зато  быстро  и
ловко находящее покупателей. Но странное  дело,  подчас  именно  эта  жопись
приносила известность, почет и  деньги,  а  выставленная  нетленка  вызывала
только хихиканье в кулак да недоумение. Вот и у Андрея картина с  аппетитной
девушкой,   разомлевшей   от   банных   процедур,   выглядела   куда   более
привлекательно, чем полотна, написанные для души.
   Развернув последний подрамник,  Андрей  посмотрел  на  меня.  Я  закатила
глаза, пытаясь вспомнить, какими же словами наши мальчики хвалили нетленку.
   - Удивительно точно схвачен цвет, -  бормотала  я,  старательно  зажмурив
здоровый глаз, - тонко передана игра полутонов, полотно  просто  "дышит",  и
совершенно  нестандартная  композиция,  эта  нарочито  пустая  середина  при
загруженных боковых пластах!
   Ничто так умиротворяюще не действует на человека  искусства,  как  хвала.
Андрей отмяк, на его лице даже появилось подобие улыбки.
   -  Ну,  вещи  еще  сыроваты,  не  закончены...  Да,  нетленка  всегда  не
завершена!
   - Впрочем, - продолжал Корчагин,  -  может,  выставлю  осенью  у  Лени  в
салоне.
   - Вы имеете в виду Дубовского? - спросила я. - Однако он больше похож  на
генерала Лебедя, чем на эстета!
   Андрей расхохотался, придя в великолепное расположение духа.
   - Верно подмечено! Знаете, какая у него кличка? "Настоящий полковник".  Я
улыбнулась.
   - Наверное, он  не  слишком  подходящая  фигура  для  владельца  галереи.
Корчагин прищурился:
   - Хотите всю правду про Леньку?
   - Конечно!
   - Ну так слушайте, я его как облупленного знаю. Начинал наш "Третьяков" в
отделении милиции самым простым  опером,  из  низов,  так  сказать.  У  него
образования  -  чистый  ноль,  школа  милиции,  и  все.  Представляете  этот
уровень?
   Вспомнив Володю Костина и Славу Самоненко, я возмутилась:
   - Между прочим, в органах часто работают умные люди!
   - Цеховая солидарность -  страшная  вещь,  -  заржал  Корчагин  и  быстро
прибавил:
   - Шучу, может, и впрямь случаются толковые, только к Леньке это  никакого
отношения не имеет. Он, по-моему, вел захватывающие дела типа кражи белья  с
чердака или выезжал на бытовуху.
   Наверное, Леня Дубовский и впрямь  был  не  слишком  ценным  сотрудником.
Начальство его не отмечало, в звании не  повышало,  и  он  сидел  с  мелкими
звездочками на плечах. Но  не  зря  говорят,  что  судьба  рано  или  поздно
предоставляет любому человеку шанс, надо только  не  проворонить  его.  Лене
удача улыбнулась в мае 93-го. В руки  попало  дело  некого  Федора  Бодрова,
богатого мужика лет пятидесяти пяти, проживавшего в ближайшем Подмосковье  в
скромном собственном трехэтажном кирпичном доме. Официально  Федор  числился
живописцем, даже состоял в Союзе художников,  кроме  того,  держал  галерею,
имел антикварный магазин, лавчонку, торгующую редкими книгами... Где  Бодров
на самом деле зарабатывал деньги, не знал никто, правоохранительные органы к
нему не привязывались, но мимо факта убийства пройти не смогли. В  мае  1993
года, аккурат в праздничный девятый день, у Бодрова  в  гостиной  застрелили
молоденькую  девушку,  двадцатилетнюю   Оксану   Шаповалову,   учившуюся   в
Литературном институте. О чем Федор беседовал с Леонидом, какие блага обещал
милиционеру - . неизвестно,  но  дело  спустили  на  тормозах:  неосторожное
обращение с оружием.
   Студентка - кстати, находившаяся в состоянии сильного опьянения - вертела
в руках пистолет, принадлежавший Бодрову. Вытащила сама из письменного стола
опасную игрушку и принялась развлекаться. Якобы Федор попытался отнять "ТТ",
но будущая поэтесса случайно задела курок. Тут же прозвучал роковой выстрел,
снесший бедняжке полчерепа. Жаль, конечно, дурочку, но, очевидно,  судьба  у
нее была такая. Между нами говоря, Федору крупно повезло.  Оксана  оказалась
сиротой, приехавшей учиться в столицу из никому не известного  местечка  под
названием Нарск. Бодров проявил широту души, похоронил  Шаповалову  за  свой
счет и даже поставил на могилке скромную плиту со  словами  о  рано  ушедшей
девушке.
   Спустя месяц Леня уволился из органов и устроился на работу... в  галерею
Бодрова простым охранником.
   Никто не мог понять, как не отличавший  Ван  Гога  от  Гогена  милиционер
ухитрился сделать карьеру в таком непростом бизнесе, как торговля картинами.
Но факт остается фактом - через год он стал директором престижного зала.  Он
вообще сильно изменился. Начал  ходить  в  парикмахерскую,  делать  маникюр,
одеваться в роскошные костюмы и повесил на запястье дорогие  часы.  За  свои
редкостные по глупости высказывания в богемных кругах Леонид приобрел кличку
Птица-говорун. Но в конце концов живописцам и скульпторам, издевавшимся  над
косноязычным Леней, приходилось идти  к  мужику  на  поклон.  По  непонятной
причине вещи, выставленные у Дубовского, уходили влет. А у Лени  был  только
один критерий, по которому он отбирал произведения для экспозиции:  нравится
ему, директору, автор или нет. Вот почему, наклеив на рожу сладкие улыбки  и
сжимая в руках коробки  с  дорогим  коньяком,  мужики  и  бабы  приходили  к
Дубовскому.
   За глаза о нем говорили кучу гадостей. Многие были  уверены,  что  бывший
мент не директор, а самый  настоящий  владелец  "Москва-арт",  якобы  Бодров
давно передал ему в дар предприятие.  Объясняли,  за  что.  Вроде  настоящий
пистолет,  злополучный  "ТТ",  из  которого  была  выпущена  пуля,   убившая
несчастную Оксану, хранится у Лени в сейфе. На  рукоятке  отпечатки  пальцев
Федора. Милиционер подменил во время следствия оружие... Правда это или нет,
не знал никто. Еще шептались, что с "настоящим полковником" следует дружить,
вон Костя Ремин назвал галерейщика прилюдно "ментом позорным", и что? Теперь
никто не берет его работы, выгнали даже с  рынка.  Пересмеиваясь,  обсуждают
страсть Лени к бабочкам...
   - К кому? - удивилась я.
   - К бабочкам, - пояснил Андрей.  -  Ленька  их  собирает.  Отвратительное
занятие.
   - Почему?
   - Ему привозят несчастных насекомых со  все-го  света,  причем  частенько
живьем, - пояснил Корчагин. - А  Ленечка  их  самолично  убивает.  Капнет  в
баночку цианистым калием - и готово!
   Вот это новость!
   - Он использует цианид? Андрей пожал плечами.
   - Вроде, точно не скажу. Мне, простите, такое хобби кажется  мерзким,  но
он Лерке в подробностях объяснял: кажется, если  бедняжку-бабочку  умертвить
цианидом, у нее сохраняется вся красота крылышек. Но, честно  говоря,  я  не
вслушивался в их беседу.  Зато  жена  моя  так  увлеклась,  что  сама  стала
коллекционировать всяких махаонов, только, слава богу, покупает уже  готовые
экземпляры для коллекции. А то ведь убийство - страшный грех.
   - Вы всерьез так полагаете?
   - Да, - с достоинством ответил художник, - никому не дано право  отнимать
у живого существа жизнь.
   - Тараканов на кухне кормите и не травите? Корчагин хмыкнул.
   - Туше1.  Тараканов  терпеть  не  могу,  но  бабочки!  Такие  красивые  и
беззащитные. Я вздохнула и выпалила:
   - Жанна тоже была красивой и беззащитной. За что вы ее так?
   Андрей резко повернулся:
   - Я?! Это я, по-вашему, убил Жанку? Да зачем?
   - Никита пригрозил вам, что расскажет Валерии  о  вашем  романе,  покажет
фото, потребовал денег, вы дали!
   - А потом убил? Ну не глупо ли. Подумайте сами, какой смысл  мне  травить
Жанку? Фото-то на руках у Никитки. Уж скорей его убрать надо!
   Я в рас