в.  Звук  от  гардероба.  Я  обогнула
необъятный шкаф, заглянула в нишу, образовавшуюся между его задней стенкой и
сундуком.Прямо  передо  мной  на  какой-то  подстилке  сидела   съежившаяся,
грязная... Катя.
   - Что это? - потеряв всякий разум, спросила я.
   Катя подняла голову, увидала меня, и из ее  огромных  глаз,  выделявшихся
провалами на маленьком, с кулачок, личике, полились градом прозрачные слезы.
   Минут пять мы с упоением рыдали, обнимая друг  друга  за  плечи.  Наконец
Катя спросила:
   - Господи, как ты сюда попала?
   - Вообще-то дача принадлежит мне, но я пришла за арфой, обещала играть  у
Кирюшки на школьном концерте.
   Катя затрясла головой:
   - Ничего не понимаю... Как дети?
   - Великолепно.
   - А собаки?
   - Лучше не бывает.
   - У вас ничего не случилось?
   - Нет, если не считать приезда милейшей Виктории.
   - Каша "3доровье", - ухмыльнулась Катя и окончательно пришла  в  себя.  -
Так, давай быстро думать, как меня освободить.
   Тут только я заметила, что правая нога Катюши закована в кандалы. Тяжелая
железная цепь тянулась от хрупкой щиколотки к  огромному  крюку,  вбитому  в
стену.  На  расстоянии  вытянутой  руки  стояла  пластмассовая  пятилитровая
канистра с водой и валялась пара буханок засохшего черного хлеба.  Здесь  же
помещалось и омерзительно воняющее жестяное ведро.
   - Уж извините, - хмыкнула Катя, -  понимаю,  пахнет  не  розами,  но  что
поделать! Биотуалет в данном Эдеме не предусмотрен планом. Если не ошибаюсь,
вон там, возле твоей арфы, находится ящик с инструментами, я все мечтала  до
него добраться.
   Я  ринулась  напролом  за  молотком  и  ножовками.   Следующий   час   мы
объединенными усилиями били по крюку, пытались ковырять стену и пилить цепь.
Но с таким же успехом могли  расшатывать  Останкинскую  телебашню.  Наконец,
утерев пот, я пробормотала:
   - Придется бежать на станцию за помощью.
   - Не хотелось бы, - поморщилась Катя, - но, видать, делать нечего.  Давай
- одна нога здесь, другая там, не ровен час...
   Но тут в дверном проеме мелькнула тень, и гнусный голос произнес:
   - Ну-ну, птички в  клетке.  Я  попятилась  и  плюхнулась  возле  Кати  на
нестерпимо вонючее одеяло.
   - Кто бы мог ожидать столь дорогих  гостей,  -  издевался  жирный  Слава,
медленно приближавшийся к нам, -  кто  бы  мог  подумать,  что  твоя  гнилая
черепушка, вошь белобрысая, окажется такой крепкой? Жаль, что  не  дал  тебе
монтировкой по лбу для надежности. Ну  теперь  вам  конец,  мои  сладенькие.
Пожар в пустом гараже, где сгорели две пьяные  бомжихи,  никого  не  удивит!
Впрочем, может, и костей не останется.
   - Ты этого не сделаешь, - прошептала Катя.
   - Отнюдь, моя ягодка, - хмыкнул жиртрест, -  вот  только  за  бензинчиком
сбегаю. Впрочем, сначала привяжу эту железноголовую.
   И, противно сопя, он попытался приблизиться мне.
   - Не подходи! - отчаянно завопила я, хватаясь за открывшуюся сумочку.
   - Правильно, - одобрил Слава, - возьми платочек, чтобы было чем  сопельки
перед смертью подтереть, Жанна Д' Арк моя, Джордано Бруно.
   Он откровенно издевался,  чувствуя  свою  безнаказанность.  Внезапно  моя
правая  рука  машинально  влезла  в  сумочку  и  наткнулась  на   игрушечный
пистолетик Кирюшки.
   - Стой, - заорала я, выдергивая "оружие",  -  стой  немедленно,  стрелять
буду!
   Но жиртреста оказалось не так легко испугать.
   - Ути-пути, - заржал он еще сильней, -  утютюшечки,  ну  до  чего  же  мы
решительные, до чего самостоятельные, да из  этой  пукалки  и  воробушка  не
подстрелить!
   Продолжая глупо хохотать, он, разинув рот, подбирался все  ближе.  Полная
отчаяния, великолепно сознавая глупость поступка и ни на что не  надеясь,  я
нажала на курок.  Раздался  сухой  щелчок.  Смех  оборвался,  словно  жирдяю
заткнули рот. Секунду он простоял с выпученными глазами,  потом,  не  сгибая
коленей, с жутким звуком рухнул на пол мордой вперед. Поднялся  столб  пыли,
арфа жалобно застонала в футляре.
   - Твою мать, - ошарашенно употребила я впервые в жизни это  выражение,  -
твою мать, эта штука,  оказывается,  заряжена,  а  Кирка  говорил,  шариками
стреляет!
   - Посмотри у него в карманах, -  тонким  от  напряжения  голосом  сказала
Катя, - может, У него ключи от кандалов с собой.
   Опасливо   обойдя   голову   негодяя,   под   которой   медленно-медленно
расплывалась темная лужа, я брезгливо  принялась  обшаривать  брюки.  Пальцы
сразу выхватили заветную связку.
   - Сейчас, сейчас, - бормотала я, отстегивая  железную  манжетку.  -  Идти
можешь?
   - Запросто, - ответила Катя, пытаясь встать, -  я  тут  покараулю,  а  ты
быстро за милицией и "Скорой помощью".
   - Ты чего? - изумилась я. - Он же хотел нас убить! Бежим скорей.
   Но Катя уверенной рукой хирурга уже нащупала пульс на шее Славы.
   - Слава богу, жив, давай скорей.
   Я пошла к выходу. Нет, правильно говорили, она сумасшедшая! Бежать отсюда
надо что есть мочи, а не оказывать первую помощь негодяю и убийце.  А  вдруг
он не один приехал сюда!
   Не успела я испугаться неожиданной мысли, как в проеме возникла еще  одна
мужская фигура. Полная ужаса, я  выхватила  из  сумочки  неожиданно  опасную
игрушку и заорала:
   - Ложись лицом вниз, стоять, расставив  ноги  на  ширине  плеч,  руки  за
голову, лбом в стену, выполняй, пока тебе третий глаз  не  прострелили!  Ну,
живо, я из милиции.
   Именно так орали герои обожаемых мною детективов, да и в  сериале  "Улицы
разбитых фонарей" преступники, заслышав подобные речи, мигом,  словно  кули,
валились в грязь.
   Этот же даже не шелохнулся и приятным, бархатным баритоном произнес:
   - Тише, тише, коллега, что-нибудь одно, либо лежать, либо стоять, я майор
Костин, - и он вытащил из кармана красное  удостоверение.  Но  меня  не  так
легко сбить с панталыку. У самой в кармане лежит похожее.
   - Стой, где стоял, - велела я, - такое можно в метро купить!
   - Ну, положим, не такое, - засмеялся мужчина и крикнул вниз:
   - Ребята, сюда!
   Через секунду чердак наполнился крепкими парнями  в  камуфляже  и  черных
шлемах-масках.
   - Кто из вас Романова? - спросил майор.
   - Я, - в один голос сказали мы с Катей.
   - Не понял... - отреагировал милиционер.
   - Мы обе Романовы, - пояснила сохранившая остатки самообладания Катюша.
   - Сестры, что ль?
   - Однофамилицы, - ответила хирург и добавила:
   - Здесь раненый.
   - Паша, разберись, - велел милиционер и обратился ко мне:
   - Ваше удостоверение.
   Машинально, как во сне, я вытащила из  сумочки  красные  корочки.  Костин
бросил быстрый взгляд внутрь и рассмеялся:
   - Страшно рад встрече. А то грешным делом думал,  что  же  это  за  майор
такой  Романова,  которой  нигде  в  штате  нет  и  которая  делом  Катукова
занимается.  Рад  знакомству,  Евлампия  Андреевна,  а   может,   правильней
Ефросинья? Пистолетик-то какой славный!
   - Ловко стреляет, коли такую тушу  свалил,  -  фыркнул  Паша,  возившийся
возле Славы.
   - Похоже, она ему прямо в открытый рот попала, - пояснила Катя, в которой
проснулся профессионал. - Думается, там проникающее ранение неба  или  горло
задето, правда, дышит самостоятельно...
   - Ловко, - повторил Паша и завопил в телефон:
   - Эй, Седьмой, гони сюда медицину, работенка нашлась!
   -  Лады,  девоньки,  -  неожиданно  ласково  завел  Костин,   -   вот   и
познакомились. Кстати, кличут меня Владимиром Ивановичем, можно  Володей,  я
красивым дамам всегда разрешаю к себе по имени обращаться. Пошли  потихоньку
вниз, коли двигаться можете. Нам о многом потолковать надо. Правда,  сначала
вымыться не мешает, воняете вы, как солдатский туалет.
   - Уж не знаю, как насчет сортира в казарме, - ощетинилась Катя, -  я  там
никогда не бывала, но, думается, вы, милейший  Владимир  Иванович,  тоже  не
источали бы нежный аромат после почти месяца сидения в подобном месте.
   - Все, все, понял, . - замахал руками Костин, - пошли вниз.
   Мы спустились на снег. Недалеко от ворот стоял микроавтобус. Возле машины
толклось штук шесть шкафоподобных парней. Тут же белел  "рафик"  с  надписью
"Скорая помощь".
   - По коням, мальчики! - велел Костин.
   - Нет! - закричала я.
   - Это еще почему? - удивился подошедший Паша.
   - Я не могу уехать без арфы.
   - Без чего? - изумились милиционеры в один голос.
   - Без арфы, струнный инструмент такой...
   - Ничего, ничего, - забормотал Володя, пытаясь погладить меня по  голове,
- это пройдет.
   - Вот сейчас сядем в хорошенький автобус, - забубнил  Паша  тем  особенно
проникновенно-отеческим голосом, которым психиатры разговаривают с  внезапно
впавшим в буйство больным, - и я  куплю  тебе  арфу,  честное  слово,  давай
только до станции доедем. Там целый магазин, и  кругом  арфы,  арфы,  чистая
красота.
   Краем глаза  я  заметила,  как  он  манит  в  нашу  сторону  доктора.  От
негодования у меня даже слезы брызнули из глаз. Быстро вывернувшись  из  его
уверенных объятий, я произнесла:
   - Нечего меня за сумасшедшую принимать. На чердаке в футляре стоит  арфа,
снесите ее вниз и поставьте в автобус.
   - Коля, - велел Паша, - проверь! Один из парней исчез в  сторожке.  Через
пару минут он заорал в форточку:
   - Такая здоровая дура в кожаном футляре, когда трясу, тренькает, она?!
   - Она, - радостно закричала я, - она!
   - Одному не стащить, - надрывался Коля, - боюсь, поломаю!
   - Ой! - испугалась я.
   - Леня, иди помоги, - велел Володя.
   Спустя пятнадцать минут мы неслись по шоссе, с каждым метром  приближаясь
к Москве. Обеими руками, не боясь испачкаться,  я  обнимала  пыльный  черный
футляр, внутри которого жалобно ныла при каждом толчке  моя  арфа.  Омоновцы
стащили с голов вязаные  шлемы,  и  их  простые  молодые  рязанские  лица  с
интересом поглядывали в мою сторону. Наконец один не выдержал:
   - Это, простите, на что похоже? На рояль?
   - Нет.
   - Там клавиши?
   - Струны.
   - Как же на нем играют? - не утихал интересант. - Руками?
   - Нет, - рявкнула я, выведенная из себя, -  зубами,  арфистка  перебирает
струны клыками, желательно железными!
   Больше мне вопросов не задавали.

Глава 30

   Дома наше появление произвело эффект разорвавшейся бомбы. Часы показывали
около десяти вечера, когда я тихонько повернула ключ в замке.
   - Ты где была! - закричали домашние.  Потом  слаженный  хор  распался  на
сольные партии.
   - Боже, - завопила Юля, - какая грязная!
   - В катастрофу попала! - ужаснулся Сережка.
   - Лампочка, - заорал Кирюша, - миленькая, ты жива?
   Гениальный вопрос! Разве может труп сам доехать до дома и открыть  дверь.
Глупее ведут себя только в американских боевиках,  когда  у  вытащенного  из
потерпевшего  страшную  аварию  самолета,  обезображенного,  стонущего  тела
главный герой, сделав самое участливое  выражение  на  лице,  осведомляется:
"Джон, все о'кей?"
   - Все в полном порядке, - забормотала я, проскальзывая в глубь коридора и
принимаясь стаскивать потерявшую всякий вид куртку.
   Дети разинули было рты, чтобы начать ругаться, да так и застыли при  виде
появившейся Кати. Первой отмерла Юля:
   - Господи, что с тобой?
   - Вот, - заулыбалась Катя, - из Кемерова вернулась.
   - В таком виде?! Словно из лагеря смерти, - не успокаивалась  Юля.  -  Ты
что там, месяц ничего не ела! Да от тебя половина осталась...
   - Чем пахнет? - задергал носом Сережка.  -  Мать,  говори  честно,  прямо
немедленно, что случилось?
   - Мы с Лампой случайно попали в автомобильную аварию, -  заявила  Катя  и
спросила. - У нас прихожая больше стала или мне кажется?
   - Не отвлекайся, - велела Юля. - Вы что, договорились о встрече, когда?
   - Ну, - выкручивалась Катя, стаскивая то, что  недавно  было  симпатичным
полушубочком, а теперь больше всего напоминало шкурку дохлой кошки, - ну она
пообещала меня встретить...
   - Почему нам не сказала? - сурово поинтересовался у меня Сергей.
   - Хотели сюрприз сделать, - вывернулась я.
   - Ну и... - начала было Юля и осеклась.
   Двое омоновцев, охая и крякая, начали втаскивать в  крохотный  коридорчик
арфу. Невесть зачем парни вновь натянули на лица маски,  а  с  плеч  у  них,
страшно, судя по всему, мешая, свисали на ремнях автоматы.
   - Это что? - прошептал Сережка.
   - Всего лишь арфа, - быстренько пояснила я и велела:
   - Заносите, мальчики, в гостиную.
   Омоновцы послушно протопали в комнату, Кирюшка понесся за ними.
   - Арфа? - спросила Юля. - Зачем?
   - Как зачем? - завопил Кирка, закрывая за парнями входную дверь. -  Лампа
будет у меня на вечере играть!
   - У меня сейчас окончательно съедет крыша, - прошептала Юлечка. -  А  при
чем тут милиция?
   - Ладно, - громко сказал Сережка, - пусть эти грязнули моются, а  я  пока
сварганю чай, за столом и поговорим.
   И тут в коридор выступила Виктория.
   - Добрый день, Катерина, - ледяным голосом процедила  она,  -  поздновато
домой являешься и в каком виде! Бомжиха, да и только!
   - Здравствуй, Вика, - пробормотала Катя, стаскивая ботинки, - а  ты,  как
всегда, прекрасно выглядишь, прическа новая, очень к лицу.
   Виктория кинула быстрый взгляд в  зеркало.  Ее  волосы  теперь  выглядели
слегка экстравагантно, но не более того.  Изумрудно-зеленый  оттенок  исчез,
пряди  приобрели  темно-каштановый  цвет.  Впрочем,   многочисленные   кудри
исчезли, голову украшала суперкороткая стрижка, такую носит Ирина Хакамада.
   - По-моему, молодит, - удовлетворенно заметила дама и принялась долго,  с
ужасающими подробностями, очень громко рассказывать о своем посещении салона
"Велла". Впрочем, ее никто не слушал. Катя ушла в ванную, Юля с Сережкой  на
кухню, а мы с Киркой отправились в гостиную.
   - Как на этом играют? - спросил мальчишка.
   - Поможешь достать из футляра - покажу.
   Через десять минут я придвинула стул и привычно подняла руки.  Интересно,
сумею ли извлечь хоть какой-нибудь звук? Мои пальцы потеряли былую нежность,
только мизинцы остались без порезов. А вот мизинцы-то как раз и не участвуют
в игре на арфе. При первых тонах Кирка возбужденно захлопал.  Окрыленная,  я
принялась щипать арфу, струны слегка разболтались,  но  звучала  она  вполне
прилично.  В  комнату  вошли  Юля  с  Сережей,  следом  вбежали  собаки.   Я
сосредоточенно дергала за струны.  Внезапно  в  музыку  вплелся  посторонний
звук. Прямо возле  моих  ног,  закатив  глаза,  покачивалась  Муля.  Мопсиха
раскрыла пасть и самозабвенно  подпевала  Сен-Сансу,  через  секунду  к  ней
присоединились Ада и Рейчел. Из  ванной  доносился  шумный  плеск  воды,  из
коридора  -  громкий   голос   Виктории,   рассказывающей   о   победе   над
администраторшей "Веллы", собаки выли на разные голоса, арфа бренчала,  дети
стояли с  раскрытыми  ртами,  и  я  была  абсолютно,  совершенно,  до  одури
счастлива.
   На следующий день, в десять утра, вымытые, причесанные, пахнущие  духами,
мы сидели в небольшом кабинете майора Костина. Владимир Иванович окинул  нас
быстрым взглядом и сказал:
   - Ну, милые дамы, следует отметить - сегодня вы выглядите намного  лучше,
чем вчера, помолодели, посвежели, просто майские розы.
   - Завтра мы будем еще лучше, - отрезала Катя и спросила:
   - Может, сразу к делу? Костин рассмеялся:
   - Вот-вот, именно такой я вас себе и представлял.
   - Надеюсь, оправдала ожидания, - фыркнула Катя. - Кстати, что со Славой?
   - Жить будет, - заверил Владимир, - вылечат,  а  потом  предстанет  перед
судом.
   - Кто он такой? - не удержалась я. Костин вытащил сигареты:
   - Не возражаете?
   - Нет, - хором ответили мы с Катюшей и разом открыли свои сумочки.
   - Скажите, Катерина Андреевна, - завел майор.
   Я невольно вздрогнула, ну надо же, у нас не только фамилии, но и отчества
одинаковые. Наверное, это судьба!
   - Скажите, Катерина Андреевна, - завел майор, - вы верите в рок?
   - Господи, - обозлилась Катя, - ну к чему подобные разговоры?
   - К  тому,  -  вздохнул  майор,  -  что  в  этом  деле  все  так  странно
переплелось.
   - Вы нам расскажете, что к чему? - робко поинтересовалась  я.  -  Страшно
хочется узнать правду.
   - С небольшим условием,  -  усмехнулся  Костин,  -  мы  произведем  обмен
информацией: вы  честно  ответите  на  мои  вопросы,  а  я  поделюсь  своими
соображениями, идет?
   - Идет, - снова хором ответили мы и уставились на мужчину.
   - Тогда слушайте, - сказал Костин. - Основная  трудность  в  данном  деле
состояла в том, что оно не одно.
   - Как это? - спросила Катя. Костин покачал головой:
   - Давайте забудем милую дамскую привычку прерывать собеседника на  каждом
слове. Выслушайте меня терпеливо, а уж потом вопросы. И начну я с  Екатерины
Андреевны. Сначала, чтобы полностью разобраться  в  ситуации,  нам  придется
спросить себя, что за характер у  Кати?  Потому  что  вляпалась  она  в  эту
историю исключительно благодаря некоторым личностным особенностям.
   - Тоже мне, Фрейд нашелся, - прошептала Катя. Но Володю оказалось не  так
легко сбить с толку.
   - Значит, так, - завел он рассказ.
   Жила-была в Москве девочка Катя.  Папа  у  нее  работал  в  НИИ,  а  мама
преподавала русский язык и литературу в школе. Хорошие  родители,  добрые  и
любящие. Только отец рано умер, а мамуля целыми днями пропадала  на  работе.
Так что Катюша с детства была предоставлена самой себе. Но она не  горевала,
с семи лет могла разогреть обед и убрать  квартиру.  Была  у  Кати  мечта  -
выучиться и стать врачом, да не простым, а обязательно хирургом. Но  путь  к
ее осуществлению  оказался  тернист.  В.  первый  год  она  не  поступила  и
отправилась на курсы медсестер. В институт попала, только  отработав  год  в
Боткинской больнице, в реанимации. На руках уже был один ребенок, Сережка, а
за плечами неудачный брак.
   Потянулись годы учения, Катюша работал а как одержимая, помогать ей  было
некому,  мама  к  тому  времени  сильно  заболела  и  превратилась  в  почти
беспомощного инвалида. Катя разрывалась между институтом, домом и больницей,
где лежала Анна Ивановна. Другой бы сломался и бросил учение, тем более  что
в руках уже была отличная специальность медсестры. Кто другой, но  не  Катя.
Она выстояла, получила диплом, устроилась на работу в хорошее место, да  еще
ухитрялась  периодически  выходить  замуж.  Только  с  семейной  жизнью   ей
катастрофически не везло, все браки рано или поздно заканчивались  разводом.
Правда, связи с бывшими мужьями она не теряла, наоборот,  знакомилась  с  их
новыми женами, детьми...
   Основной радостью для Кати была работа, в больнице она торчала с утра  до
вечера, частенько прихватывая и ночь.  Последние  годы  она  стала  довольно
прилично  зарабатывать,  но  никогда  не  делала  разницы  между  платным  и
бесплатным пациентами. Казалось бы, такой ритм жизни должен был выработать у
женщины вполне определенный характер: жесткий,  даже  жестокий,  к  тому  же
профессия хирурга не располагает к сентиментальности.  Но  Катюша  оказалась
жалостлива без меры. У нее просто щемило сердце, когда  очередная  бабулька,
брошенная родственниками, рыдала в палате. Частенько  такие  старушки  потом
оказывались у нее  дома,  где  жили  месяцами  в  ожидании,  пока  у  внуков
проснется совесть. Катя могла привести с улицы вконец опустившуюся бомжиху и
устроить ту в приют, дать денег в долг  малоизвестному  человеку  и  поехать
ночью через весь город к подруге, у которой внезапно заболело сердце.
   Больные обожали своего доктора, после операции становились ее друзьями и,
если  им  требовалось  в  дальнейшем  лечение,  начинали  ходить  к  хирургу
запросто, без всякой оплаты. Катя никогда не брала денег со  знакомых.  И  в
эту жуткую историю, закончившуюся похищением, она  попала  благодаря  своему
характеру и больному Копылову Павлу Семеновичу.
   Сначала ничто не предвещало неприятностей. Павел Семенович легко  перенес
операцию, трудности начались после, на седьмой день. Катя как раз  сидела  в
ординаторской, когда туда влетела жена Копылова с воплем:
   - Вы тут чаи гоняете