ут прозвенел звонок  в  дверь.  Кирюшка  глянул  на  часы  и  произнес
загадочную фразу:
   - Поезд из Колабино прибыл.
   - Только не это, - прошептала Юлечка, роняя кусок на пол.
   - Типун тебе на язык! - воскликнул Сережка, бледнея.
   Муля  и  Ада,  отпихивая  друг  друга  задами,  быстро-быстро  уничтожали
нежданную добычу.
   Звонок прозвенел еще раз.
   - Надо открыть! - вздохнула Юлечка, не трогаясь с места.
   - Может, подумает, что дома никого нет, и уйдет? - брякнул Кирка.
   - И не надейся, - пробормотал Сережка, - эта никуда не денется.
   Похоже, он был прав, потому что теперь трезвон не смолкал ни  на  минуту.
Чья-то уверенная рука жала на кнопочку не отрываясь.
   - Лампочка, открой, пожалуйста, - попросила Юлечка.
   Я распахнула дверь.
   - Ну наконец-то,  -  произнес  бодрый  голос,  -  неужели,  думаю,  спать
улеглись, девяти еще нет. Сережа, втащи чемодан.
   Парень вышел в коридор и безжизненным голосом сказал:
   - Здравствуйте, Виктория Павловна, как доехали?
   - Прекрасно, детка, - прощебетала дама и принялась расстегивать  красивую
элегантную шубку из канадского бобра. - Где Катюша?
   - Мать улетела в Кемерово.
   - Надолго?
   - На месяц, - ляпнула вышедшая из кухни Юлечка.
   - Ладно, - вздохнула гостья, - ничего, мне спешить некуда... Что-то у вас
прихожая шире стала или просто кажется?
   - Шкаф купили, - пояснила Юля.
   - Давно пора, - пробормотала Виктория Павловна,  -  вечно  у  вас  жуткий
беспорядок и грязь, а питаетесь пельменями. Ну ничего, я у вас наведу полный
антураж.
   - Только не готовь кашу "3доровье", - пискнул Кирюшка.
   - Зерновые блюда крайне полезны для желудка, - отрезала Виктория Павловна
и взвизгнула:
   - Кто это?
   Я проследила за ее наманикюренным пальцем и ответила:
   - Мопсы, Муля и Ада.
   - Мопсы! - вскрикнула дама. - Но таких не было!
   - Мы их только в этом году взяли, - пояснил Кирка.
   - Ужас! - возвестила Виктория Павловна. - В придачу к этой жуткой  лошади
завели еще двух уродов!
   - Они не уроды, - вмешалась я.
   - А вы кто такая? -  поинтересовалась  дама,  наконец  освободившаяся  от
шарфов и шалей.
   - Это моя тетя Евлампия, - моментально отреагировала Юля, - живет у нас и
великолепно готовит, так что мы теперь питаемся как в ресторане.
   - Добрый день, любезнейшая, . - прищурилась гостья, - так как мы с  вами,
похоже, одного возраста, можете звать меня Викторией.
   Я поглядела на отвисшую морщинистую кожу под ее  подбородком,  на  густую
сеть мелких "гусиных лапок" возле умело накрашенных глаз  и  вздохнула.  Да,
тетке никак  не  меньше  шестидесяти.  Хотя  милая  Вика  и  хочет  казаться
тридцатилетней. Впрочем, одевалась она как тинейджер.  Обтягивающий  розовый
свитерок, весьма коротенькая юбочка, из-под которой торчат две худые ноги  в
черных колготках. Небось из-за варикоза  не  может  носить  чулки  телесного
цвета.
   - Кто это? - шепотом спросила я у Юли, воспользовавшись тем,  что  гостья
отправилась в ванную.
   - Семейное несчастье, - вздохнула девушка, -  тайфун  "Виктория".  Первая
свекровь Кати, приезжает всегда в начале ноября в Москву за нарядами,  живет
почти месяц! Ну теперь мало никому не покажется, Хорошо Кате, сидит в  своем
Кемерове и в ус не дует, а нам с этой грымзой общаться.
   - А почему не сказала, что я домработница?
   - Что ты, -  замахала  руками  Юля,  -  до  обморока  доведет!  А  так  с
посторонним человеком постесняется.
   Из ванной тем временем донеслось:
   - Дайте чистое полотенце, а то тряпкой, висящей  тут,  противно  вытирать
руки!
   Юля полезла в шкаф. Я вздохнула: не похоже, что данная  дама  может  хоть
кого-то постесняться.
   Спать мы легли поздно. Часа два сидели на кухне,  слушая  безостановочный
монолог Виктории. Сначала она одарила всех подарками. Юле Досталась  красная
кофточка-лапша, слегка застиранная и бесформенная.
   - Отличная, супермодная  вещь,  -  объяснила  добрая  гостья,  -  теплая,
качественная. Рукавчик только подверни, там небольшое пятнышко,  и  носи  на
здоровье.
   Сережке вручили стограммовую плитку шоколада.
   - Наша фабрика делает, Колабинская, - пояснила Виктория,  -  экологически
чистый продукт, настоящее наслаждение, не то что эти "Сникерсы" отравленные.
   Парень развернул фольгу и вытащил на свет тонюсенькую  плиточку  в  серых
разводах. Ухмыльнувшись,  он  быстро  поломал  подарок  на  мелкие  части  и
предложил:
   - Угощайтесь!
   Виктория   моментально   схватила    пару    квадратиков    и    вытащила
старую-престарую резиновую игрушку. Когда-то это был  веселый,  разноцветный
клоун, но сейчас яркие краски потускнели, а кое-где облупились,  и  "циркач"
глядел на мир одним глазом.
   - Бери, деточка, играй на здоровье, - протянула она кусок резины Кирюшке.
   Мальчик двумя пальцами ухватил поданное и громко сказал:
   - Спасибо, бабушка!
   - Какая я тебе бабушка, - возмутилась Виктория, - додумался, сорокалетнюю
женщину бабушкой звать!
   Кирюшка аккуратно поставил клоуна на край стола. Рейчел подошла поближе и
принялась шумно обнюхивать игрушку.
   - Отойди сейчас же! - закричала Виктория. - Фу, не  смей  брать,  это  же
дорогая вещь, ей цены нет, покупали для сына в 1954 году. Ничего для ребенка
достать было нельзя, спекулянтка из Берлина привезла, десять рублей  отдала.
Десять! Да не нынешних, а  тех,  настоящих,  дореформенных,  а  ты,  Кирилл,
собаке разрешаешь брать!
   - Может, не стоит ребенку антиквариат давать, - влезла Юля, -  давайте  в
стенку уберу, на память. Раритет такой, игрушке-то почти пятьдесят лет!
   Виктория осеклась, поняв, что слишком погорячилась,  и  теперь  никак  не
могла сообразить, как выкрутиться. Наконец она буркнула:
   - Ладно, теперь о моих планах.
   Слова лились потоком. Она хотела объехать магазины и купить  новую  шубу,
шапку,  сапоги,  парочку  костюмов,  несколько  юбок,  брюки,  кой-чего   из
косметики и парфюмерии...
   Наконец Юля откровенно зевнула:
   - Нам завтра рано на работу.
   - А мне в школу, - быстренько добавил Кирка.
   Все понятно, не хочет оставаться наедине с любимой бабулей.
   Но быстро лечь нам не удалось. Следующий час мы обустраивали комнату  для
гостьи. Сначала вытащили палас.
   - У меня аллергия на пыль, - злилась Виктория. - Слава богу, не в  первый
раз приезжаю, можно запомнить и не селить в помещении с  вонючей  синтетикой
на полу.
   Потом пришлось спешно затыкать ватой щели в окне. Пока я орудовала ножом,
Юля наглаживала постельное белье.
   - Не могу же я лечь на измятые простыни,  -  шумела  Виктория,  -  просто
отвратительно, какие вы неряхи!
   Сережка  молча  тыкал  мокрой  шваброй  по  углам,   сохраняя   полнейшее
спокойствие.  Потом  понадобился  ночник,  стакан   с   водой,   обязательно
минеральной, без газа. Такой в доме не нашлось,  и  пришлось  Сережке  около
полуночи нестись  в  ларек.  Словом,  успокоились  поздно,  а  утром  встали
невыспавшиеся и злые.
   Дети разбежались кто в школу, кто на работу. Привередливая  гостья  мирно
спала,  очевидно,  утомилась  вчера  или  привыкла  пробуждаться  не  раньше
одиннадцати. Я налила чашечку кофе и  села  у  стола.  Так,  возьмем  листок
бумаги и попробуем отделить котлеты от мух. Слишком много я узнала, но так и
не добралась до истины. И где  только  Костя  мог  спрятать  бумаги?  Небось
страшно ценная вещь, раз его из-за них  убили.  Может,  они  преспокойненько
лежат у Яны? Но этого сейчас не  узнать.  Только  что  милый  девичий  голос
сообщил, что больная Михайлова все еще находится в реанимации,  и  по  тому,
как медсестра спешила завершить разговор, я поняла, что Яне, очевидно, стало
хуже.
   У Нины Никитиной дома никто не снимал  трубку,  а  в  парикмахерской  мне
сообщили, якобы ее смена с трех. Значит, все в порядке и никто не  собирался
нападать  на  девушку.  Собственно  говоря,  в  руках  у  меня  были  только
тоненькие, словно паутинка, ниточки. Может быть, синие листочки Костя  отдал
Славе? И еще  интересно,  что  случилось  на  квартире  у  Лены  Литвиновой,
костюмерши? Лев Валерьянович сообщил, будто ее ограбили, ох, неспроста  это.
Вдруг она меня обманула и, расставшись с  Костиком,  осталась  с  ним,  как,
впрочем, и остальные, в хороших отношениях. Может, документы все-таки у нее?
Конечно, я бегаю по кругу, но ничего другого не лезет в голову.
   У  Славы  на  телефоне  работал  автоответчик.   Бодрый   женский   голос
отбарабанил стандартный текст: "Вы позвонили  в  квартиру  Катукова,  сейчас
никто не может подойти  к  телефону,  оставьте  сообщение  после  гудка".  Я
послушала шорох, треск,  легкое  попискивание  и  положила  трубку.  Подожду
вечера, а  сейчас  съезжу  домой  к  Лене  Литвиновой  и  попробую  еще  раз
"допросить" даму.
   Жила Лена на краю света, наверное, в этом районе уже не московское время.
Город кончился, автобус выехал на Кольцевую дорогу и бодро  покатил  вперед.
Вдали чернел лес. Маршрутка резко взяла вправо и понеслась по шоссе. По  обе
стороны асфальтовой ленты высились деревья.  Внезапно  ели  расступились,  и
впереди  появился  каскад  блочных  домов,  унылый  и   малопривлекательный.
Противный ветер забирался под чересчур тонкое пальто, мне  стало  холодно  и
неуютно, а подъезд, в котором жила Лена  Литвинова,  показался  омерзительно
грязным. Шесть ступенек вели  к  пахнущим  мочой  лифтам,  а  когда  кабина,
скрежеща и повизгивая, двинулась вверх, в ней погас свет.
   Дверь в квартиру с железными цифрами 98 распахнулась  сразу,  я  раскрыла
было рот и осеклась. На пороге, в халате, стоял угрюмый охранник  из  театра
"Рампа", тот самый мужик, откровенно радовавшийся смерти Кости Катукова.
   - Чего вам? - весьма нелюбезно гаркнул хозяин.
   Я сняла вязаный колпачок, пригладила волосы и ответила:
   - Майор Романова из уголовного розыска, не узнали?
   - А я вас и не знаю, - ответил милый мужчина.
   - Неужели не помните, - настаивала я, -  приходила  в  "Рампу",  ко  Льву
Валерьяновичу.
   - А-а, - протянул мужчина и, близоруко прищурившись, велел:
   - Документики предъявите.
   Только вчера я самозабвенно глядела одну из серий "Ментов" и теперь точно
знаю,  как  следует  показывать  служебное  удостоверение.  Быстрым,  словно
многократно отработанным движением я вытащила из сумочки  красную  книжечку,
на мгновение раскрыла  ее  перед  носом  бдительного  гражданина  и  тут  же
захлопнула,  всем  своим  видом  демонстрируя,  что   процедура   знакомства
закончена.
   - А теперь, гражданин Литвинов, объясните, где находится ваша бывшая жена
и что это за история с кражей произошла в принадлежащей ей квартире. Кстати,
насколько я понимаю, вы имеете свою жилплощадь, так что же делаете тут?
   - Я Николаев, Александр Николаевич, - проговорил мужик, отступая в  глубь
небольшой прихожей, оклеенной весьма мрачными обоями, имитирующими кирпичную
кладку. - Лена не меняла фамилию, не хотела с документами возиться.
   - Понятно, - отрезала я и поинтересовалась:
   - Где говорить станем?
   - Если не возражаете, на кухне, - ответил Александр.
   Мы  втиснулись  в  крохотную,  пятиметровую  кубатуру,   битком   набитую
баночками, коробочками и кухонной утварью.
   - Так что у вас случилось? - поинтересовалась я, пролезая  к  малюсенькой
табуреточке,  стоящей  между  окном  и  плитой.  Интересно,  для  кого   она
предназначена? Даже я с трудом уместилась в пространстве.
   Александр вздохнул и принялся рассказывать.
   Глава 19
   В тот день Лена, как всегда, ушла на работу рано. Костюмерша  приходит  в
театр загодя,  работы  навалом:  глажка,  чистка,  кое-где  следует  подшить
кружева, кое-где проверить пуговицы. А ведь еще есть шляпы, сапоги, ботинки.
Словом, уже в полдень Лена скачет с  утюгом  вокруг  доски,  а  возвращается
совсем поздно. Весь день квартира стоит пустая. Но в  то  памятное  утро  на
диване осталась спать ее двоюродная  сестра  Женя,  приехавшая  из  Брянска.
Поезд прибыл за полночь, Женя еле-еле успела на метро и от конечной  станции
вынуждена была взять такси, маршрутки уже не ходили...
   Почти всю  ночь  родственницы  проболтали.  Утром  Литвинова,  так  и  не
отдохнув, понеслась в театр, а Женя улеглась на диван, завернулась в  одеяло
и сладко захрапела.
   В  этой  истории  могло  быть  на  один  труп  больше,  но  Жене   просто
фантастически повезло. Лена давно болеет диабетом и никогда  не  выходит  из
дома без шприца с инсулином, но в тот день забыла его в ванной и, как назло,
почувствовала себя плохо. Лев Валерьянович вызвал "Скорую",  а  потом  велел
костюмерше ехать домой.
   - Выспись как следует, - сказал он женщине, - без тебя справимся.  И  чем
только по ночам занимаешься, синяки в пол-лица.
   - Сестра приехала, заболтались.
   - Ну-ну, - ухмыльнулся администратор, - ты у нас девушка  незамужняя,  на
выданье...
   Лена страшно обозлилась на скабрезную шутку Льва Валерьяновича и хлопнула
дверью. Домой она поехала на такси: начиналась мигрень, в  голове  шумело...
Еле-еле передвигаясь, Лена дошла до квартиры, позвонила, но Женя не  открыла
дверь. Удивленная хозяйка полезла за ключами. Через секунду перед ее глазами
предстала душераздирающая картина. Все вещи из стенки были вывалены на  пол,
кругом валялись в полнейшем беспорядке счета, квитанции, письма...  Немногие
книги разодраны, видеокассеты разбиты, альбомчики с  фотографиями  вспороты.
Но самое страшное ожидало ее на диване. Там в  окровавленном  одеяле  лежала
недвижимая Женя.
   Лена кинулась сначала к сестре, потом к телефону, затем снова  к  сестре,
пытаясь  уловить  намек  на  дыхание.  По  счастью,  врачи  приехали   почти
мгновенно, и Женю увезли в Институт Склифосовского.  Лена  сейчас  находится
там, а Александра она попросила пока пожить у нее, так как панически  боится
оставаться одна после случившегося.
   Местные оперативники расценивают происшедшее как самую  банальную  кражу.
Из секретера пропали коробочка с не слишком дорогими золотыми украшениями  и
тысяча долларов, а на кухне хозяйка недосчиталась красивой резной серебряной
лопаточки для торта и двух таких  же  подстаканников.  Оставалось  загадкой,
отчего домушники полезли в небогатую квартиру одинокой женщины.  Следователь
полагал, что они просто ошиблись адресом, рядом расположены четырехкомнатные
апартаменты директора одного из московских рынков.
   Александр замолчал.  Я  внимательно  посмотрела  на  него.  Ох,  сдается,
начальник, оптушки тут ни при чем, шли к Лене за  документами.  Надо  срочно
звонить Нине Никитиной, не ровен час, и до парикмахерши доберутся.
   - Где у вас телефончик?
   - Пожалуйста, - с готовностью  сказал  Александр  и  вытащил  из  кармана
халата трубку, - только лучше  разговаривать  из  комнаты,  на  кухне  фонит
очень.
   Я почувствовала, как по спине пробежал озноб.  Мои  глаза  уставились  на
руку Николаева. Большое, ширококостное запястье  украшали  вульгарно-дорогие
золотые часы. На циферблате нагло скалилась грудастая русалка.
   - Какие оригинальные часики, - пробормотала я плохо слушающимися  губами.
- Откуда они у вас, дорогая вещица!
   - Намекаете, что  обыкновенный  охранник  не  может  обладать  такими,  -
вскинулся Александр, - думаете, украл?
   - Кража еще не самое страшное преступление, - туманно ответила я.
   - Брат у меня  есть  родной,  -  довольно  сердито  пояснил  Николаев,  -
миллионами ворочает, бизнесмен, вот  и  подарил  на  день  рождения  игрушку
тысячную.
   - Что же он вас на приличную работу не устроит? - медленно спросила я.  -
Небось надоело у двери цепным псом сидеть.
   - А вот это не ваше, простите, дело, - обозлился Александр и сердито пнул
ногой стол. - Наше семейное дело, может,  сам  не  хочу  у  брательника  под
началом пахать!
   - Ладно, - согласилась я, - вы правы,  вопрос  службы  и  впрямь  глубоко
личный, но у меня есть другой, касающийся Кости Катукова.
   - Ну? - нахмурился Николаев.
   - За что вы его убили?
   Мужик побледнел. Серые глаза неожиданно  превратились  в  ярко-голубые  и
четко выделились на лице, губы  из  красных  стали  желтыми,  и  мелко-мелко
задергалась левая щека, это была  чисто  сосудистая  реакция.  Под  влиянием
ужаса в кровь поступило слишком много адреналина, сосуды сузились... кстати,
это и улавливает детектор лжи. Но Николаев решил не сдаваться.
   - Ну и бред вы несете, - нарочито твердым голосом произнес он,  -  придет
же такая дрянь в голову.
   - Послушайте, Саша, - ласково сказала я, - в тот день, когда  мы  с  вами
первый раз встретились, мне не очень хотелось раскрывать свою принадлежность
к правоохранительным органам, и  я  сказала  вам,  будто  иду  поговорить  с
человеком, ответственным за похороны Кости. Помните?
   - Ну...
   - А припоминаете, что вы тогда ответили? Николаев напрягся:
   - Идите по коридору к администратору, организацией погребения  занимается
Лев Валерьянович.
   - Не совсем, -  усмехнулась  я,  чувствуя  себя  Жегловым,  -  не  совсем
правильно, милейший. Вы в сердцах воскликнули:  "Допрыгался,  догулялся,  по
нему давно пуля плакала..." А почему  вам  пришло  в  голову,  что  Катукова
застрелили? И ваша бывшая жена,  и  Лев  Валерьянович  считали,  будто  Котю
ударили ножом... Откуда такая осведомленность?
   - Просто так брякнул, - отбивался охранник.
   - Нет, не просто так, - жала я, - к тому  же  в  тот  момент,  когда  вы,
застрелив несчастного Катукова, искали документы, в дверь позвонила женщина.
Наверное, перепугались до полусмерти, но пришедшая тут же сообщила,  что  ее
прислала Катя Романова за бумагами,  которые  лежат  в  черном  чемоданчике.
Следует признать,  вы  не  растерялись.  Схватили  кейс,  вытащили  папку  с
листочками синего цвета и негативами и отдали пустой портфельчик тетке.
   - Не было такого! - заорал Саша, подскакивая на табуретке. - Ну  и  чушь,
какие документы, какой портфель!
   - Черный, - пояснила я, - кожаный. Очень небольшой, скорей даже  папка  с
замочком. Отпираться глупо. Вы  приоткрыли  щель  и  высунули  кейс  наружу,
специально не показываясь женщине на глаза. Она хоть и сказала, якобы "мы  с
вами незнакомы", но вы все же не решились  предстать  перед  ней.  А  может,
Костя как раз в этот момент Умирал? Хотя  нет,  от  таких  ранений  погибают
моментально, без длительной агонии. Дама запомнила часы, вот эти...
   - Таких будильников пруд пруди, - просипел Николаев.
   Теперь его лицо стало совсем черным, а  губы  из  желтых  превратились  в
синие.
   - Нет, - покачала я головой, - игрушечка, как вы сами справедливо  только
что заметили, очень дорогая, не всякому  по  карману.  Впрочем,  в  подобных
случаях, как правило, проводят эксперимент.
   - Какой эксперимент, - забормотал мужчина.
   - Неужели кино никогда не смотрите?  -  восхитилась  я.  -  Следственный,
конечно. Вот вчера, в "Ментах", свидетельница видела  убийцу  со  спины,  из
окна. Так ее опять поставили на лестничной клетке в присутствии  понятых.  А
по двору стали  проводить  мужчин  примерно  одинакового  телосложения  и  в
похожей одежде.
   - И что? - прошептал Саша. То ли и впрямь тупой, словно  валенок,  то  ли
прикидывается.
   - А то, - пожала я плечами, -  что,  естественно,  опознала.  Нет  ничего
тайного, что не становится явным, нет преступления без свидетелей, а в вашем
случае - это молодая, решительная дама, с великолепным зрением, острым  умом
и необыкновенной сообразительностью! Приведут пять мужчин с часами, попросят
высунуть руку в щель приоткрытой двери.
   Повисло тягостное молчание. В столь обожаемых мной детективах следователь
именно в данный момент молча раскуривает сигарету. Спокойно выпускает дым  и
важно произносит:
   - Под давлением таких  улик  и  неопровержимых  доказательств  отпираться
глупо. Вам следует признаться, суд учтет добровольное раскаяние.
   Очевидно, я все же обладаю артистическими задатками, потому  что  в  роль
майора вжилась полностью, можно сказать, слилась с образом, руки сами  собой
схватили  лежащую  на  кухо