бники. Наталья бегала тайком каждый день в
церковь и ставила свечки за здравие Соколова.  Слава  изменился  невероятно.
Мало того что он бросил курить и шляться по подвалам, так еще в его дневнике
начали появляться четверки, его даже приняли в комсомол и оставили в девятом
классе, хотя еще в ноябре директриса твердо заявила матери:
   - Катуков отправится в ПТУ.
   Словом, Наталья не чуяла ног от радости, но счастье длилось только  около
двух лет. Потом настал черный день, 29 марта. Славик  ушел  в  Дом  культуры
Метростроя на танцы и домой не вернулся. Около часу ночи  перепуганная  мать
принялась разыскивать парня, а утром ни свет ни заря понеслась в милицию.
   В дежурной части ее "успокоили": Вячеслав Катуков,  1962  года  рождения,
оказался жив, здоров и находился под арестом.
   - За что? - только и сумела вымолвить несчастная женщина.
   Выяснилась жуткая правда. В самый разгар веселого вечера на  танцплощадку
явилась группа парней и стала приставать к девушкам. Завязалась драка, Слава
ударил некоего Васильева Романа, 1960 года рождения. Да так сильно, что Рома
упал на пол, странно вывернув руки. Потом уже приехавший врач  констатировал
перелом шейных позвонков и мгновенную смерть.
   Несколько месяцев шло следствие. Потом состоялся суд.  Наталья  судорожно
рыдала, глядя на наголо остриженного сына, стоящего между двумя  конвойными.
Прозвучал приговор - шесть лет. Мать чуть не упала замертво. И хотя со  всех
сторон ей говорили, что суд учел все и дал по нижнему пределу, Наталья  едва
не скончалась от горя. Происшедшее она скрыла  от  всех,  в  особенности  от
золовки. Наталья считала виноватой в происшедшем только  себя.  Ведь  родной
брат  Славика,  Костя,  нормально  учился,  не  доставляя   родным   никаких
неприятностей. Значит, Анна умеет воспитывать детей, а  она,  Наталья,  нет.
Мальчиков разделяет всего год, ну не могут же они быть полярно разными. Нет,
дело в воспитании. Слава отправился в детскую колонию, Наталья стала  писать
письма и ездить на свидания... Она жила  теперь  от  передачи  до  передачи,
бросаясь к почтовому ящику.
   Скорей всего Анна никогда бы и не узнала о судьбе Славы, но тут у Натальи
случился  инфаркт,  и  женщина  попала  в  больницу.  Поняв,  что  может  не
выкарабкаться, Наталья  написала  золовке  письмо.  Анна  получила  послание
утром, а вечером уже сидела у кровати, слушая сбивчивый рассказ и  ужасаясь.
Боясь, что Костя узнает в раннем детстве о наличии  брата,  женщина  сделала
все возможное, чтобы мальчики не встречались. Многим такая  предосторожность
покажется странной, но была одна деталь. Котя и Славик уродились невероятно,
фотографически похожими друг на друга, подобное сходство  могли  иметь  лишь
братья, а ни Анна Федоровна, ни Наталья  не  хотели,  чтобы  правда  вылезла
наружу. Первая стеснялась того, что  отдала  сына  на  воспитание,  пусть  и
золовке, но все равно в чужие  руки,  вторая  хотела,  чтобы  Славик  считал
матерью только ее.
   - Не бросай его, - шептала Наталья, цепко держа Анну за руку, -  слышишь,
не бросай. Помоги встать на ноги да расскажи детям правду.
   - Какую? - вздрогнула Анна. Наталья недобро усмехнулась:
   - Ладно, видишь, умираю, так что кончай прикидываться,  свяжись  с  отцом
Славика.
   - Что ты несешь, - помертвевшими губами зашептала  директриса,  -  Сергей
умер много лет назад.
   Наталья перестала усмехаться и глянула на  золовку  огромными  бездонными
глазами, на секунду Анне показалось, что какая-то непонятная сила затягивает
ее в омут.
   - Неужели считаешь меня такой дурой? - прошептала Наташа. - Я  давно  все
поняла. Сергей скончался в сентябре, Славик появился на  свет  на  следующий
год в августе. Посчитай сама, выходит, ты в ноябре забеременела,  через  два
месяца после кончины супруга.
   - Я просто переходила срок, - отбивалась Анна.
   - На два месяца? И потом, странно как, вы с  Яной  и  Костей  в  тот  год
отправились на дачу в начале мая, ты все говорила, что сердце болит, и  даже
с работы ушла. Виданное ли дело,  директору  школы  не  дождаться  окончания
учебного года, а в  августе  ты  уже  меня  к  младенцу  позвала  и  забрать
предложила. Ты ведь ни декрет не брала, ни отпуск не оформляла, небось сразу
подумала мне мальчонку отдать,  знала  ведь,  что  я  всю  жизнь  о  ребенке
мечтала. И молчать ты придумала, а я согласилась. Небось только Яна и знает.
Молодец, девчонка, не выдала тайны.
   Анна Федоровна чувствовала себя на грани обморока. Сестра мужа откинулась
на подушку и сказала:
   - Знаю, ты коммунистка, и ни в бога, ни в черта не веришь,  но  поклянись
на моем нательном кресте, что не бросишь ребенка, он оступился, но  он  твой
сын.
   Директриса взяла ледяными пальцами теплый кусочек серебра и прошептала:
   - Клянусь.
   - Вот и хорошо, - удовлетворенно вздохнула Наталья,  -  на  такую  клятву
даже ты не наплюешь!
   Анна Федоровна просидела в больнице до утра, а Наталья  Федоровна  словно
посчитала свою миссию на земле законченной и скончалась, едва стрелки  часов
подобрались к семи. Директриса приехала домой и рассказала сыну  правду,  но
не всю. Домыслы золовки об отце Славы она повторять не стала.
   Котик перепугался безумно. Это сейчас близкий родственник, находящийся  в
не столь отдаленных местах, воспринимается людьми как  некий  знак  отличия.
Иметь в анамнезе пару лет отсидки  или  по  крайней  мере  племянника-братка
стало чуть ли  не  престижным  для  любого  человека,  стремящегося  сделать
карьеру. Но в 1980  году  ситуация  была  полярной.  Брат-уголовник!  Просто
катастрофа!
   - Мамуля, - задрожал Костик, -  как  же  так,  у  меня  по  всем  анкетам
проходит лишь Марьяна, а если в КПСС вступать? Не  могу  же  я  в  партийных
документах врать? Ну и учудила ты, раз уж отдала сыночка, так и оформили  бы
все по-человечески. А то вон сколько новостей, и тетка у меня,  оказывается,
была, и брат есть! А Яна-то . - ни гугу, ай да сестренка!
   - Наталья не могла усыновить Славу, - шепнула мать.
   - Почему? - удивился Котя.
   - Она никогда не была замужем, а  одиноким  женщинам  детей  не  дают,  -
пояснила директриса.
   - Вот новость так новость, - не успокаивался Котик.  -  Господи,  ну  как
теперь в КПСС вступать.
   Но имевшая в письменном столе красную книжечку с профилем  В.  И.  Ленина
мать неожиданно высказала диссидентские настроения:
   - Значит, не вступай!
   - Да, - заныл Котя, - в институте все говорят,  на  гастроли  за  границу
только партийных берут. Значит, уголовнику помочь хочешь,  а  меня,  родного
сына, побоку.
   - Но Слава тоже мой сын, - возразила Анна Федоровна.
   - Что-то ты об этом поздно вспомнила, - парировал всегда вежливый Котик.
   В  первый  раз  они  поругались  по-настоящему.  Вечером  Анна  Федоровна
нарушила тягостное молчание и сказала сыну:
   - Вот что, Котя, не волнуйся. Никто ничего не узнает. Славик не указан  и
в моих анкетах. Вернется, скажем соседям - двоюродный брат.
   - Он что, здесь жить станет, с тобой? - испугался Костя.
   - Нет, конечно, - ответила Анна Федоровна, - вернется по месту  прописки,
в квартиру Натальи.
   В 1983 году Слава вышел. Никакой радости встреча  братьям  не  доставила.
Так, посидели рядом, дивясь  на  свое  редкое  сходство,  поболтали.  Честно
признаться, разговаривать им было особенно не о чем. Котик  трещал  о  новых
фильмах Феллини и Антониони, восторгался постановками Юрия Любимова,  Славик
молча кивал головой, старательно пряча левую руку,  где  на  среднем  пальце
красовался вытатуированный перстень.
   На свободе младший Катуков пробыл недолго. Примерно через  полгода  вновь
загремел в Бутырку, уже за кражу. Теперь с  передачами  в  угрюмый  двор  на
Новослободской улице бегала  Анна  Федоровна.  В  декабре,  после  того  как
Славика осудили, директриса заболела и попросила:
   - Котя, свези вещи с едой на Красную Пресню, в пересыльную тюрьму.
   И, видя, как изменилось лицо сына, быстро добавила:
   - Мороз, он в летнем, замерзнет.
   Костя послушно отволок тюк с  ватником,  ушанкой  и  валенками,  а  также
передал мешок с сухарями, чаем, сахаром и неожиданно попал на свидание.
   В длинной комнате, разделенной грязным стеклом, множество людей  орали  в
телефоны. Котя тоже взял трубку, глянул  перед  собой  и  ахнул.  Он  словно
смотрелся в зеркало, только отражение было  коротко  стриженным,  бледным  и
одето в жуткую мятую черную куртку.
   В Мордовию, куда заслали Славу, Костя не ездил, впрочем,  Анна  Федоровна
тоже, передачи таскала Яна, явно жалевшая мать. Она  же  оставалась  там  на
короткие, двухчасовые и длительные, суточные свидания.
   В 1986 году Славик освободился подчистую и вернулся в  Москву.  Начинался
период дикого разгула демократии, а в лагере Слава свел знакомство с Анзором
Калашвили, богатейшим, как их тогда  называли,  цеховиком.  Анзор  ухитрился
открыть подпольный цех  по  пошиву  домашних  костюмов  и  в  мгновение  ока
сколотил состояние. Слава же, владевший карате, не  раз  защищал  Анзора  от
урок, желавших опустить смазливого грузина.
   Калашвили вышел чуть раньше и встречал Славу на перроне Курского вокзала.
Когда Славик выбрался из вагона, в  ватнике,  черной  кепочке  и  солдатских
сапогах, он даже не понял, кто этот роскошно одетый гражданин, кинувшийся  к
нему с радостным криком. Анзор успел зарегистрировать швейный  кооператив  и
наводнил столицу сотнями блузок, которые неизбалованные  москвички  хватали,
словно горячие пирожки. Стоили  изделия  в  пять  раз  дешевле  турецких,  а
качество было лучше. Калашвили работал на совесть и никогда  не  пользовался
гнилыми нитками.
   В отбывании срока что в СИЗО, что на зоне нет ничего хорошего, но  многие
из тех, чьи лучшие годы прошли за колючей проволокой,  назовут  вам  все  же
один весьма положительный момент. Именно в  заключении  завязываются  тесные
дружеские связи, более крепкие, чем родственные. Анзор не  мог  забыть,  как
Слава защищал  его  от  урок.  В  мгновение  ока  Славик  стал  совладельцем
преуспевающего швейного предприятия. Удивительное дело, но бывший хулиган  и
вор  уже  через  полгода  великолепно  разбирался  в  выточках,  проймах   и
выкройках. Слава перестал  вздрагивать  при  словах  "косой  крой"  и  начал
употреблять глагол "пришить" в его истинном  значении.  К  тому  же  у  него
открылся настоящий талант управленца.  Скоро  фирма  разрослась,  арендовала
секции в ГУМе и ЦУМе. Бывшие  уголовнички  обзавелись  квартирами,  джипами,
золотыми цепями и малиновыми пиджаками.
   Вот тут-то Котя и начал захаживать к брату в  гости.  Он,  в  отличие  от
Славы,  не  слишком  преуспевал.  Особых  ролей  не  было,  а  до  агентства
экстремальных услуг парень еще не додумался. Славик оказался  родственным  и
помогал Коте: купил "Жигули",  пару  раз  отправил  отдыхать  за  границу  и
частенько совал старшенькому в карман доллары. Потом Котя принялся оказывать
людям услуги, и его материальное положение слегка выправилось, но до Славика
ему все равно было ой как далеко, потому что Анзор эмигрировал во Францию, и
друзья принялись в придачу  к  швейному  делу  заниматься  еще  и  торговлей
секонд-хэндом. Калашвили  скупал  в  крупнейших  универмагах  "Самаритэн"  и
"Лафайетт" нераспроданные  свитера,  юбки,  костюмы...  Французская  сторона
отдавала одежду буквально даром. Парижане привередливы и ни за что не станут
носить  прошлогодние  модели,  а  хранить  мертвый  груз  на  складе  крайне
накладно. В Москве же из тюков извлекались  вещи,  гладились  и  уходили  на
"ура". Слава сообразил привлечь к делу домохозяек и молодых матерей. Женщины
за небольшую плату  приводили  наряды  в  порядок  -  отпаривали,  пришивали
пуговицы... Словом, работа кипела. Единственное, в чем Славику не везло, так
это в личной жизни. Времени на поиски жены у него просто  не  было,  поэтому
его "дамами сердца" становились проститутки, подобранные на Тверской.  Славе
даже  казалось,  что  так  проще:  заплатил  деньги  -  и  привет,   никаких
обязательств. Ухищрения, к которым  прибегал  Котя,  обхаживая  баб,  только
смешили младшего брата. Все эти букеты, конфеты, духи и рестораны...
   - У тебя поэтому и денег никогда нет, - укорял  младший.  -  Ну  на  фига
корзины с розами дарить, трех цветочков хватит.
   Старший только улыбался:
   - Нравится мне быть щедрым.
   - Умрешь в нищете, - вздыхал Слава,  -  ты  же  ничего  не  откладываешь,
виданное ли дело тратить все на баб.
   - Зато мои дамы готовы ради меня в огонь прыгнуть, - парировал Котя.
   И это была правда, женщины  обожали  актера  и,  даже  разойдясь  с  ним,
оставались в дружеских, весьма теплых отношениях...
   Миша вздохнул и поглядел на меня:
   - Вот такая история. Вы можете  проверить  ее  истинность,  загляните  на
работе в компьютер, небось храните все сведения об освобожденных.
   Я важно кивнула:
   - Есть у вас адрес Славы? Рогов поморщился:
   - Есть.
   Я решила не обращать внимания на его недовольную гримасу.
   - Давайте. Миша выпалил:
   - Улица Зои и Шуры Космодемьянских...
   Ну с чего бы ему помнить наизусть координаты младшего Катукова? Некоторое
удивление, наверное, отразилось на моем лице, потому что психиатр добавил:
   - Сейчас он женат, его супругу зовут Акулина Евгеньева, но мне страшно не
хочется комментировать данную ситуацию.

Глава 18

   В школу, где учился Кирюшка, я ворвалась со  звонком,  возвещающим  конец
учебного дня. Плотная толпа детей  с  жуткими  криками,  топотом  и  руганью
понеслась  к  раздевалке.  Старшеклассники  раскидывали  малышей,  волочащих
ранцы, кое-кто из длинноногих одиннадцатиклассников просто переступал  через
первоклашек. В дверях образовалась  пробка.  Писк,  визг  и  гам  повисли  в
воздухе.
   - А ну, прекратили немедленно! - раздался командный голос.
   Я невольно  вздрогнула.  У  подножия  широкой  лестницы  стояло  странное
существо. Если нашу стаффордшириху Рейчел поставить на задние лапы, она и то
будет выше этой женщины. Впрочем, фигурой учительница  смахивала  на  мопса.
Довольно большая круглая голова с короткой, почти мужской, прической  лежала
прямо на жирных плечах, шеи у дамы не было  и  в  помине.  Зато  плечам  мог
позавидовать борец. Ниже крепился внушительный бюст, плавно  перетекающий  в
большой выпирающий живот, покоящийся, казалось, непосредственно  на  туфлях.
Ног у нее не наблюдалось, равно как  и  шеи,  этакий  квадратный  экземпляр,
гигантский спичечный коробок с головой.
   - Заткнулись все! - орал монстр. - Николаев, давай дневник, Соколов, марш
к директору.
   Стало тихо-тихо. Робкие первоклассники, словно вспугнутые мыши, исчезли в
раздевалке. Даже нахальные десятиклассники присмирели.
   - Кто это? - шепотом спросила я у девочки, завязывавшей ботинки.
   Ребенок поднял покрасневшее лицо и так же тихо ответил:
   - Зверь. Злобный карлик. А вообще-то учительница алгебры Селена Эженовна.
   И эту тетку я должна убедить не ставить Кирке "два"? Тем временем  Селена
Эженовна повернулась и пошла по коридору, я кинулась следом:
   - Простите...
   Учительница притормозила. Росточком она была чуть выше метра  пятидесяти,
а мне все равно показалось, будто преподавательница смотрит сверху вниз.
   - Что нужно?
   - Простите, я мать Кирилла Романова.
   - Ах, этого, - процедила дама и велела:
   - Входите.
   Мы оказались в просторном классе, завешанном портретами и таблицами.
   - Садитесь, - приказала математичка  и  принялась  жаловаться  на  Кирку.
Невнимательный, у доски словно немеет, зато за  партой  без  конца  болтает,
недавно жевал чипсы на контрольной и ничего не решил...
   - Я спрашиваю: "Почему?" - грозно хмурилась Селена Эженовна, -  отвечает:
"Не понял". Все кругом поняли, даже Евстафьев, а ваш нет!
   Тяжелый вздох вырвался из моей груди. Сама  сидела  в  классе,  вытаращив
глаза.  Пока  преподавательница  старательно  разжевывала   материал,   тема
казалась ясной, но стоило начать работать самостоятельно!..
   - На переменах носится, вчера чуть не сшиб завуча...
   - Простите, но он болел и вчера не посещал занятий.
   Но Селена Эженовна, очевидно, не любила, когда ее прерывают.  Брови  дамы
соединились в одну линию, и она рявкнула:
   - Значит, данная ситуация произошла позавчера...
   - Может, это вообще не он был?
   - Он, - отрезала математичка. - Вот что, мамаша, если желаете, чтобы  ваш
Ломоносов переполз в следующий класс, нанимайте репетитора. Я ему тройку  не
поставлю!
   Внезапно, в порыве вдохновения, я поинтересовалась:
   - Не могли бы вы подтянуть мальчика, частным образом, естественно.
   - Десять долларов урок, - не моргнув глазом сообщила  Селена  Эженовна  и
по-птичьи склонила набок крупную голову.
   Я обрадованно полезла в кошелек. Как удачно, что я сегодня прихватила  из
дома сто баксов, думала купить зимние сапоги, ничего,  и  старые  сойдут,  в
метро  тепло,  ну  поддену  толстые  носки,  зато,  глядишь,  у  Кирки  дела
наладятся.
   Взяв зеленую  купюру,  Селена  Эженовна  неожиданно  улыбнулась,  обнажив
ровные крепкие зубы.
   - Ваш мальчик  шалунишка,  но  ничего,  думаю,  у  нас  пойдет  дело.  Он
производит впечатление умного ребенка.
   У меня просто  раскрылся  рот.  Всего  сотня,  а  какая  метаморфоза!  Из
грубияна, хулигана и дебила Кирка разом превратился  в  милого  шалунишку  с
явными математическими способностями.
   - Купите вот эту  книжечку,  -  учительница  потрясла  перед  моим  носом
брошюркой, - я по ней контрольные работы даю, тут все ответы.
   - Где ее можно взять?
   - У метро, душечка, за десять рублей на лотке, - прочирикала математичка,
мило улыбаясь. Кстати, вот вам вариант, пусть решит  дома,  а  я  отметку  в
журнал выставлю. И еще, смотрите...
   Она показала мне толстую книгу "Готовые домашние задания".
   - Там же, у метро, добудете, пусть выполнит уроки и проверит,  вообще,  я
не разрешаю ученикам пользоваться решебником, но если свой ребенок...
   Да, Селена Эженовна честно отрабатывала гонорар.
   У метро я обзавелась необходимой литературой.
   - Купите клюкву, - послышался голос. Милая женщина  с  изможденным  лицом
протягивала пакет, плотно набитый красными ягодами.
   - Спасибо, - ответила я, - только что из нее делать?
   - Пирог!
   - А как?
   - Значит, так, - не удивилась продавщица, - берешь пачку маргарина, лучше
отечественного, и режешь на мелкие кусочки. Миксер есть?
   Я пожала плечами:
   - Наверное.
   - Потом три яйца, желтки отдели от белков. Белки сунь  в  холодильник,  а
желточки взбей с двумя столовыми ложками сахара. Потом смешай с маргарином и
добавь примерно два стакана муки, затем тесто прямо комком клади в  форму  и
пальцами по донышку растыкай, оно скалкой не  раскатывается,  и  в  духовку,
только бортик небольшой сделай, чтобы не лепешка, а сковородочка получилась,
да вилкой в двух-трех местах проткни, а то вспучится.
   - Клюкву куда?
   - Погоди, значит, пока тесто печется, берешь  стакана  два  ягод,  давишь
толкушкой и смешиваешь с песком.
   - Сколько сахара?
   - Чтоб тебе вкусно показалось, одни  покислее  уважают,  другие  послаже.
Вытащишь готовое тесто, оно такого приятно желтого цвета станет, и  выложишь
на него начинку.  А  потом  белки  из  холодильника  достанешь,  взобьешь  с
песочком до "снега" и сверху всю клюкву прикроешь. Внизу  тесто,  посередине
клюква, сверху белая пена, поняла?
   Я кивнула.
   - И снова в духовку, только теперь минут на пять, пока  белок  не  станет
цвета кофе с молоком. Потом всю жизнь меня за  рецепт  благодарить  станешь.
Делается за полчаса и печется столько же, не черствеет,  неделю  стоит,  как
новый, вкусный да мягкий, бери клюкву.
   Торговка оказалась права. Мои домашние в мгновение ока слопали по куску и
схватили по второму.
   - Восхитительно, - пробормотала Юля, облизывая ложку, - просто восторг.
   - Ты бы поосторожней, - хихикнул Сережка, - располнеешь!
   - Плевать, - заявила Юля и нацелилась на третью порцию.
   И т