о щелкала и звякала и  под
конец сказала в трубку:
   - Бумаг нету, Слава, скорей всего отдал бабам!
   Потом погибла кассирша Рита, а в ее  комнате  царил  погром,  неизвестные
грабители напали на Яну... Боже, значит, преступники идут тем же путем,  что
и я! Ищут документы у любовниц Катукова!
   В полном ужасе я поглядела на часы - четыре  утра.  Конечно,  невероятное
время для звонка, но ведь речь идет о жизни и смерти!
   Пальцы с трудом попадали на кнопки, после гудков наконец раздалось:
   - Алло!
   - Нина, послушайте, никому не открывайте дверь... Вы слышите?
   - Да, - ответил мужской голос, - вы кто? Я испуганно замолчала.
   - Кто вы? Немедленно представьтесь, - потребовал мужчина.
   Я бросила трубку на рычаг. Господи, Нина  говорила,  что  живет  одна,  а
теперь, смотрите-ка, в четыре утра трубку снимает какой-то  парень  и  нагло
требует сообщить имя и фамилию! О чем это говорит? Да о том,  что  я  скорей
всего опоздала и на квартире у Нины Никитиной орудует милиция, а хорошенькой
парикмахерши небось нет в живых!
   До утра я не сомкнула глаз. Потом день понесся колесом. Сначала разбудила
Юлю и Сережку. Кирюшка блаженно спал в кровати.  Температура  у  него  давно
упала, горло не болело, но ребенок обязан в случае простуды отлежать  неделю
в постели, иначе неминуемы жуткие осложнения на  сердце,  легкие,  печень  и
почки... Впрочем, Кирка не спорил, услышав, что я  собираюсь  задержать  его
дома.
   Юля и Сережка, чтобы не разбудить мальчишку, принялись свистящим  шепотом
ругаться в коридоре.
   - Где мои ботинки? - шипел муж.
   - Да вот они, в куче, глаза разуй, - ответила женушка.
   - Здесь один черный, другой коричневый!
   - Не знаю, я их не надевала.
   - А куда подевались перчатки?
   - Валяются под стулом.
   - Не дом, а бардак!
   - Сам виноват, бросаешь все куда попало.
   - А куда надо?
   - Ну не знаю, на полочку, наверное, очень уж ты неаккуратный.
   - Сама хозяйка фигова, на полы погляди,  кругом  пыль,  грязь  и  собачья
щетина!
   - Во-первых, у собак не щетина, а волосы, - отрезала Юля, - а  во-вторых,
возьми пылесос и убери, мне некогда, вернусь около одиннадцати ночи,  дежурю
по номеру.
   - А у меня фестиваль рекламы, вообще к полуночи прибуду. Кстати, уборка -
женское дело.
   - Между прочим, я не оканчивала курсы поломоек и работаю побольше твоего,
- понеслась на лихом коне Юлечка, - что, по-твоему, мужское дело?
   - Деньги надо зарабатывать!
   - Ха, - крикнула в полный голос супруга, - побольше твоего приношу,  тебе
полы и мыть!
   - Чего вы так орете, - заныл Кирюшка, - спать не дали.
   - Вот что, - сообщил старший брат, - ты выздоровел, изволь полы вымыть.
   - Голова болит, ручки-ножки трясутся от слабости, - застонал мальчишка, -
и потом, какой смысл, все равно испачкается заново.
   - Где шарф? - завел заново Сережка.
   - Отвяжись, - заявила Юля, - мое все в одном месте лежит. .  -  Раз  так,
езжай на работу городским транспортом, -  велел  супруг,  -  не  хочешь  мне
помогать, а я тебя - вези!
   - Подумаешь, - фыркнула Юля, - Катины "Жигули" возьму.
   Послышался звон, шорох, звук захлопывающейся двери, и незамедлительно  со
двора раздался вопль:
   - Эй, сбросьте ключи, на зеркале забыл.
   - И мне, - вторила Юлечка, - они на крючке у барометра!
   Я вышвырнула в форточку  связки  и  рассмеялась.  Оба  хороши,  абсолютно
безголовые  личности,  а  друг  друга  упрекают.  Впрочем,  в   одном   они,
безусловно, правы. В квартире царит жуткий погром,  возле  плинтусов  ровным
слоем лежит пыль, ковер в Кирюшкиной комнате непонятного цвета, в ванной вся
стеклянная полочка и зеркало  заляпаны  зубной  пастой  и  засохшей  мыльной
пеной, а грязное белье просто вываливается из корзины... На кухне невозможно
ничего найти, о состоянии унитаза лучше умолчать, а в  прихожей  возвышается
Эльбрус из грязных ботинок и тапочек.  Похоже,  и  впрямь  следует  заняться
уборкой. Только сначала дело, а потом домашнее хозяйство. Впрочем...
   Я быстрым шагом влетела в детскую и спросила:
   - Кирюха, хочешь сто рублей?
   - Кто ж откажется? - резонно заметил ребенок.
   - Убираешь квартиру и получаешь бумажку.
   - Маловато будет, - заныла "3олушка", - вон сколько комнат!
   - Не жадничай, а то вообще ничего не обломится.
   - Эксплуатация детского труда запрещена!
   - Ладно, сто рублей и чипсы "Принглс"!
   - А за туалет еще детективчик!
   - Ладушки, - обрадовалась я, - моешь, как мама.
   - Она плохо убирает, - хихикнул Кирка, - всю грязь пропускает.  Но  я  не
сдавалась:
   - Времени тебе до пяти. Я вернусь к семнадцати тридцати,  сделаю  обед  и
постираю.
   - Идет, - откликнулся Кирюшка, вылезая  из  кровати,  -  только  прихвати
тогда стаканчик семечек.
   - Никогда, - отрезала я, натягивая сапоги, -  семечки  только  через  мой
труп.
   - Почему? - изумился мальчишка. - Вкусно же.
   Я на секунду замерла со щеткой в руках. А действительно,  почему?  Просто
не задумываясь, на автопилоте, ответила Кирюшке так,  как  отвечала  мне  на
подобную просьбу маменька. Ну что плохого в семечках? Неужели превращаюсь  в
копию своей мамули?
   - Тебе тыквенные или черные? - со вздохом спросила я.  "Мамочку"  следует
душить в зародыше.

Глава 14

   Покачиваясь  в  вагоне,  я  закрыла  глаза,  вытянула  ноги  и  еще   раз
"просмотрела" план. Документы скорее всего у матери или у  Яны.  Позвонив  в
больницу, я узнала, что девушке лучше  и  что  меня  могут  к  ней  пустить.
Значит, сначала встреча с Михайловой, а потом в театр.  Наверное,  в  личном
деле хранится папка с анкетой, где указаны родственники... Еще меня  страшно
волновала судьба Нины, но  у  нее  никто  не  снимал  трубку,  а  на  работе
недовольный голос буркнул, что Нинина смена после трех, и я отложила визит в
парикмахерскую на последнюю очередь - заскочу по дороге домой...
   - Ишь развалилась,  -  донесся  до  слуха  недовольный  голос,  -  копыта
подбери, лошадь недоеная, людям пройтить нельзя!
   Я открыла глаза и увидела омерзительную толстую женщину в грязном платке,
из-под которого во все стороны торчали "химические" патлы.
   - Чего глядишь, - злобилась  "красавица",  -  привыкла  небось  в  машине
костыли раскладывать...
   И она довольно больно пнула  меня  "дутым"  сапогом  примерно  сорокового
размера. От милой дамы волной исходила агрессия, она, казалось,  и  из  дома
вышла с утра пораньше, чтобы полаяться  с  кем-нибудь.  На  секунду  во  мне
проснулась робкая, неуверенная Фросенька, и язык чуть  было  не  забормотал:
"Извините, пожалуйста..."
   Но тут очнулась Евлампия, и я поманила милашку пальцем:
   - Глянь сюда.
   Не ожидавшая подобного поведения баба-яга невольно бросила взгляд  внутрь
приоткрытой сумочки. Там  тускло  поблескивал  черный  игрушечный  пистолет,
страшно похожий на настоящий. Кирюшка попросил купить к нему  шарики-пульки,
а чтобы я не перепутала калибр, запихнул "ствол" в сумочку.
   - Ой, - сказала тетка.
   - Имей в виду, - размеренно сообщила я, - можешь нарваться и окажешься  с
лишней дыркой в голове. Тебе не понравится, ветер задувать  станет,  а  язык
замолчит. Впрочем, если хочешь...
   И я сунула руку в сумочку. Бабищу унесло в противоположный конец  вагона.
Ноги я все-таки подобрала - и впрямь нехорошо мешать людям.
   Яна лежала уже не в реанимации,  а  в  обычной  палате.  Вокруг  железной
кровати толпились штативы с капельницами, у изголовья моргали  лампочками  и
гудели какие-то приборы. Я подошла к железному ящику с  окошком,  где  мерно
порхал зеленый "зайчик", и позвала:
   - Яна Сергеевна!
   Выглядела больная отвратительно. Маленькое, с кулачок, личико, желтоватая
кожа, запавшие внутрь черепа глаза, бледно-синие губы... Волос на голове  не
видно, накручено из бинта подобие шапочки, к носу тянется прозрачная трубка,
а из-под одеяла свисают какие-то шланги и бутылки...
   - Яна Сергеевна, вы слышите меня, я из милиции.
   Женщина открыла глаза, и я невольно  вздрогнула.  Правый  белок  красный,
даже коричневый, левый, правда, нормальный. Тонкие бескровные губы дрогнули,
но наружу не вырвалось ни звука.
   -  Если  слышите  меня,  моргните  один  раз.  Сморщенные  веки  медленно
закрылись и снова распахнулись.
   Я возликовала - контакт налажен.
   - Кто вас так избил?
   Внезапно глаза лежащей наполнились слезами.
   - Вы его знаете? - догадалась я. Веки подтвердили мои слова.
   - Имя назвать можете? Яна лежала неподвижно.
   - Ладно, слушайте, если скажу нужное, сразу мигайте.  Саша,  Леша,  Миша,
Олег, Андрей, Петя, Павел, Слава...
   Глаза пришли в движение.
   - Слава? Утвердительное моргание.
   - Попробуйте собраться и сказать, где он живет.
   Михайлова с усилием разлепила губы и зашептала:
   - Мама, сходи, мама, Нечаевский, 15, квартира сто семь, мама.
   В ту же секунду голова ее откинулась на  шее,  и  смертельная  бледность,
даже синева стала разливаться ото лба  к  шее.  Тревожно  загудел  прибор  у
изголовья, а электрический "зайчик" заметался по экрану.
   - Эй, - закричала я, - кто-нибудь!
   Влетела вертлявая  медсестра  в  высоченном  крахмальном  колпаке,  потом
принеслась довольно полная  женщина-врач.  Появились  ампулы,  шприцы,  меня
вытолкали в коридор.
   Спустя примерно четверть часа толстуха, отдуда вышла из палаты  и  грозно
произнесла:
   - Ох уж эти родственники... Говоришь, объясняешь, нет, все равно придут и
доведут больного до обморока.
   - Извините, но я ничего не сделала!
   - Небось рыдали да жалели, - окрысилась докторица. - Вы ей кто?
   - Подруга.
   - Подруга, - фыркнула  врач.  -  Домой  ступайте,  кто  только  в  палату
впустил.
   "А меня никто и не задерживал", - хотела было сказать  я,  но  произнесла
другое:
   - Она выздоровеет?
   - Надеюсь, - сообщила толстуха, - к сожалению, слишком много  отягощающих
факторов.
   - Каких?
   - Диабет, например, и потом возраст.
   - Она же молодая совсем.
   - Ну как сказать, - хмыкнула врач, - хотя фигуру  сохранила,  но  уже  не
девочка, сорок восемь все-таки.
   - Сколько? - изумилась я.
   - Сорок восемь, - повторила докторица и добавила:
   - Близкая вы, видать, подруга!
   - Она никогда не упоминала, сколько ей лет!
   Но  врач  уже,  легко  неся  тучное  тело,  удалялась  по   коридору.   Я
прислонилась спиной к подоконнику и первый раз пожалела, что не курю, просто
нечем занять руки. С чего это я решила, будто Яна  девушка?  Может,  потому,
что работает учительницей младших  классов?  Ведь  никто  не  говорил  о  ее
возрасте. Интересно, чем она привлекла Константина?  Ладно,  поеду  узнавать
адрес его матери у администратора Льва Валерьяновича.
   Парень оказался на месте.
   - Небось знаете новость, - огорошил он меня с порога.
   - Какую?
   - Ой, не верю, - ерничал Лев Валерьянович, -  неубедительно  изображаете,
нет у вас актерских данных. Про Лену Литвинову слышали?
   - Ее убили, - вяло произнесла я, чувствуя, как в  голове  начинают  вовсю
грохотать отбойные молотки.
   -  Спаси  господь,  -  замахал  оперстненными  руками  администратор,   -
живехонька, здоровехонька. Квартиру ограбили, все подчистую  вынесли,  прямо
голые стены оставили.
   Я почувствовала, как по спине медленно потекла струйка пота.
   - Она на работе?
   - Нет, конечно, дома, порядок наводит.
   - Дайте адрес и телефон.
   - Первое - пожалуйста, а второе ни за что.
   - Почему? - окончательно потерялась я.
   - Нетушки  номерочка,  -  пропел  парень,  листая  телефонную  книжку.  -
Нетушки, в Красногорске проживает...
   Получив адрес, я велела:
   - А теперь покажите анкету, которую заполнял Катуков, поступая на работу.
   Лев Валерьянович молча порылся в папках и шлепнул одну передо мной.
   Катуков Константин Сергеевич, 1961  года  рождения,  город  Москва.  Так,
учился, жил... а вот родители. Отец - Катуков  Сергей  Петрович,  полковник,
скончался в 1961 году, мать - Катукова  Анна  Федоровна,  директор  школы  ј
2762... А  домашнего  адреса  нет!  Впрочем,  его  теперь  несложно  узнать,
достаточно  посетить  учебное  заведение,  может,  она  до   сих   пор   там
начальствует?
   Часы  показывали  четыре,  когда  я,  устало  вздыхая,   потянула   дверь
парикмахерской. Мастерицы уставились на меня во все глаза. За креслом, где в
прошлый мой визит работала Нина, стояла  востроносенькая  девица  в  голубом
фартуке.
   - Здравствуйте, - вежливо сказала она.
   - А где Никитина?
   - Отгул взяла, на три дня, к ней двоюродный брат приехал из  Иркутска,  -
пояснила темноволосая смуглая женщина, сидящая за столиком  с  телефоном,  -
хотите к ней записаться?
   - Дайте мне ее адрес. Тетка недовольно хмыкнула:
   - Думаете, на дому дешевле возьмет? Ну уж нет.
   - Позвонить можно?
   - Автомат на улице, - отрезала администраторша, понимая, что я не являюсь
потенциальной клиенткой, - идите и трезвоньте сколько влезет.
   Но голубой телефон, висящий на стене, работал только от карточки,  купить
же ее можно лишь в метро.  Я  плюнула  и  поехала  домой.  Наверное,  все  в
порядке, а мужчина,  снявший  ночью  трубку,  всего  лишь  брат,  неожиданно
прибывший из Сибири.
   По дороге домой я обвесилась  сумками  и  заодно  разузнала  у  разбитной
хохлушки, торговавшей семечками, рецепт настоящего украинского борща.
   - Главное, мясо шматок побольше да пожирней ложи, ох  и  гарный  борщ  из
свининки выходит, да вы, кацапы, коровятину пихаете...
   Отдуваясь и перечисляя про себя все необходимые элементы  для  волшебного
супчика,  я  припустила  к  метро.  Нет,  все-таки  готовить  трудно!  Баба,
продававшая   мясо,   наоборот,   категорично   утверждала,   будто    самый
распрекрасный борщик делается из говяжьей грудинки.
   -  Тут  тебе  разом  и  первое,  и  второе  будет,  -  наставляла  тетка,
выглядевшая как гора, - потом мясцо вынешь, через  мясорубку  пропустишь,  к
макарончикам кинешь - класс ! На три дня обед готов.
   Перспектива следующие три дня совершенно не подходить к  плите  настолько
обрадовала меня, что я моментально купила самый большой и жирный кусок  и  с
завистью посмотрела на других женщин, бодро кативших тележки. Может, у  Кати
тоже есть "тачанка"?
   Недалеко от дома бегал мужик с пропитым лицом. Спину и грудь его украшали
стенды с фотографиями различной мебели. Увидав, как  я  поставила  сумки  на
грязный асфальт, он разом подскочил ко мне и с надеждой произнес:
   - Диванчики не интересуют?
   - Нет.
   - Поглядите только, -  настаивал  "бутерброд"  -  кресло,  стенка,  наша,
отечественная фабрика, дешево.
   Чтобы не огорчать его, я принялась рассматривать снимки и удивилась:
   - Ну и странный комод, узкий, почти два метра высотой, ящики маленькие.
   - Это не комод, - пояснил  "сандвич",  -  это  тумба  для  обуви.  Наверх
запихнете ненужную, вниз такую, чтоб носить. Страшно  удобная  вещь,  там  и
колодки есть, сапоги, ботинки, туфли - все укладывается.
   - И сколько стоит?
   - Она в комплекте с  прихожей,  гляди.  Большой,  узкий  шкаф  под  орех,
зеркало, полочка...
   - Почем все? Мужик хихикнул:
   - Даром отдают, две пятьсот всего, а доставка бесплатно.
   Так, в коробочке лежит триста долларов от пианиста, триста  -  от  Галины
Антоновны, да еще приветливый старичок Петр Мокеевич сунул  вчера  такую  же
сумму. Правда, сто баксов я разменяла на продукты...
   - Где оплачивать и привезут когда?
   - Деньги мне, а доставлять далеко? Я кивнула на соседний  дом.  Пьянчужка
прищурился:
   - Накинь сто рубликов и через пятнадцать минут получишь. Ну, ребятам  еще
по двадцатке кинешь, чтоб поставили.
   Я вытащила зеленую купюру:
   - Такую возьмешь или менять?
   - Сам в обменник сбегаю,  -  алчно  сообщил  мужик,  выхватил  бумажку  и
дрожащими то ли от холода, то ли от неумеренного потребления  горячительного
пальцами начал весьма неуклюже выписывать квитанцию.
   Дома я обозрела пейзаж и осталась довольна чрезвычайно.  Пыль  и  собачья
шерсть испарились, ванна сверкала...
   - Из унитаза чай можно пить, - сообщил Кирка.
   Я наградила его семечками, чипсами и, протягивая сто рублей, сказала:
   - Будешь убираться раз в неделю, получишь постоянный доход.
   - Йо-хо-хо! - завопил Кирка и умчался.
   Следующие три часа я металась, как  ошпаренная  кошка,  разрываясь  между
плитой, холодильником и стиральной машиной. "Прачка"  у  Кати  оказалась  не
фонтан, старенькая, не автоматическая. Приходилось самой заливать и выливать
воду, и, как назло, из шланга текла все время темно-синяя струя.  Интересно,
что это такое грязное - нательное белье, носки, джинсы или Сережкин свитер?
   К девяти вечера в квартире царил невероятный порядок. Сережка появился на
пороге в тот самый момент, когда "Чайка", одышливо  вздрагивая,  работала  в
режиме отжима.
   - Ох и не фига себе, - пробормотал парень, - вы чего - коридор ухитрились
расширить ?
   Я довольно засмеялась. В узенький на  вид  "комодик"  убралась  вся  гора
ботинок, и еще осталось место; не слишком большой шкаф  словно  растекся  по
стене, спрятав внутри куртки и пальто. В прихожей и  впрямь  стало  возможно
двигаться.
   - Слов нет, - пробормотал Сережка, сбрасывая сапоги.
   Я со вздохом подняла их и запихнула в "ботиночницу". Кажется, я  не  учла
один момент, они все равно примутся швырять обувь в угол,  но  ничего,  зато
теперь хоть есть куда спрятать...
   - Слов нет, - без конца повторял парень,  двигаясь  в  сторону  кухни,  -
чистота, ходить страшно.
   - Это я убрал, - завопил Кирка, - целый день пластался!..
   - Слов нет, - бурчал брат.
   Но  окончательно  он  потерял  дар  речи  при   виде   огромной   тарелки
ярко-красного борща, в центре которой плавал островок сметаны.
   Они с Киркой слопали по две порции, а потом уставились на макароны. Но не
успели "мужики" навалиться на второе, как в кухню, держа  в  руках  пакет  с
пельменями, вползла Юля.
   - О, - завопил Сережка, - а говорила, в одиннадцать придешь!
   - Что это у вас? - спросила девушка, принюхиваясь.
   - Флотские макарончики и борщок,  -  радостно  завопил  а  мужская  часть
семьи, - офигительно вкусно, просто умереть!
   - А мне?
   - Садись, - велела я и открыла кастрюлю.
   В течение следующих минут слышалось только позвякивание столовых приборов
и мерное чавканье. Я отошла от плиты и оглядела домашних. Сережка расстегнул
пуговицу на джинсах и блаженно щурился, явно  собираясь  вздремнуть  минуток
шестьсот, Юля, забыв про постоянную диету, азартно уничтожала  борщ,  Кирка,
перемазанный кетчупом,  ловил  вилкой  последнюю  макаронину...  Кошки  сыто
развалились на подоконнике. Им достались вкусные мясные обрезки. Муля и  Ада
тоже получили по миске мясца, а Рейчел я купила на рынке отличную "сахарную"
косточку, всего за десятку, и абсолютно  довольная  стаффордшириха  издавала
время от времени нежное ворчание, кусая восхитительный мосол, Даже суетливые
хомяки и жаба Гертруда переваривали плотный ужин,  в  воздухе  кухни  просто
разливалась сладкая истома... И  неожиданно  я  ощутила  полнейшее  счастье.
Давно меня не посещало это чувство, последние этак  лет  тридцать  я  всегда
была больна, или обижена, или делала то, к чему не испытывала  ни  малейшего
расположения. Впрочем, процесс готовки не доставляет никакого  удовольствия,
зато как приятно потом смотреть на свою семью.
   - Ну Лампочка, - пробормотала Юленька, - ты чудо! Пойду бельишко в машину
суну...
   - А я постирала, только повесить не успела,
   - Сиди, - велела Юля, - и  так  небось  с  утра  у  плиты  прыгала,  сама
развешу, а Сережка помоет посуду.
   - Не помоет, - хихикнул Кирка.
   Мы оглянулись. Старший братец крепко спал, положив голову на  Семирамиду,
ноги он поместил на табуретку. По-моему, уснуть  в  таком  положении  просто
невозможно, но Сережка слегка похрапывал, не реагируя на пищащий где-то  под
задом пейджер.
   - Помою сама, - усмехнулась я. Юлечка убежала в ванную, и  вскоре  оттуда
раздалось:
   - Боже!
   Я влетела следом за ней, глянула