, не об этом сейчас речь.
     Предположим, Павлик попросту полюбил красивую девочку. Но вот что странно: Марийка как две капли воды похожа на Леру Кислову, талантливую студентку театрального вуза, более того, у нее имеется такая же родинка на запястье. А еще мой гость в студии, человек, профессионально занимающийся изучением языков, случайно услышав запись моей беседы с Марийкой, уверенно воскликнул:
     - Девушка не имеет никакого отношения к молдаванам, да и к украинцам тоже. Она родилась в Москве, воспитывалась в интеллигентной семье, а сейчас просто весьма неумело изображает малограмотную особу.
     Я тогда не поверила профессору, решила, что он несет чушь, но теперь-то что получается... Выходит, Марийка - это Лера. Возникает следующий вопрос: зачем девушке нужен этот спектакль? С какой стати ей изображать из себя полуграмотную особу? Портить отношения со свекровью? Очень хорошо помню, как Маша убивалась, рассказывая мне, на какой неотесанной деревенщине женился ее Павлик. Девица писать не умеет, читает с трудом, говорит ужасно, целыми днями сидит дома, учиться не желает, сморкается в скатерть...
     Доехав до дома, я вбежала в нашу квартиру. В нос ударил запах жареной картошки, но удивляться тому, что ужин приготовился сам собой, в мое отсутствие, времени не было. Я схватила фотоаппарат, лежащий на комодике в прихожей, и понеслась к лифту. Сейчас, несмотря на поздний час, позвоню Маше и начну действовать.
     - Лампа? - удивилась соседка. - Входи.
     - Прости, бога ради, - затараторила я, - но весь дом говорит про твой ремонт, якобы ни у кого такого нет.
     - По-моему, лавочки у подъезда следует сжечь, - тихо сказала Маша, - может, тогда местные бабки перестанут сплетничать и займутся полезными делами: о внуках вспомнят, обед приготовят, свои норы вымоют! Два года прошло, а они мой ремонт все еще обсасывают. И ведь что обидно: ничего особенного я не сделала, стены не ломала, потолок золотом не покрывала. Вон Гуськовы из двенадцатой квартиры такое затеяли! Отбойные молотки грохочут, лифт пять раз ломали: напихают туда мешков с цементом и поднять пытаются. Так нет, никто про них слова не сказал, а про меня второй год судачат.
     - Машенька, прости меня, - зачастила я, - никто ничего не болтает, просто мы задумали ремонт, посоветоваться не с кем, разреши просто посмотреть, как у тебя решена проблема дверей. Ты арку из холла делала?
     - Входи, - кивнула Маша, - тебе с радостью объясню.
     Я вошла в гостиную.
     - Можно, я сниму на фото карнизы? Потом нашим покажу, не ходить же нам к тебе толпой на экскурсию?
     - Щелкай, - разрешила хозяйка.
     Мы стали ходить по комнатам, я старательно восхищалась интерьером, испытывая некоторую тревогу. Откровенно говоря, я задумала запечатлеть Марийку. Девушку это никак не должно насторожить.
     Я собиралась "случайно" заснять ее в апартаментах, а потом показать фото Алле, но красавицы нигде не было: ни в гостиной, ни в кухне-столовой, ни в других комнатах. Маша оказалась дома совершенно одна.
     Изведя совершенно зря целую пленку, я спросила:
     - Где же твои?
     - Павлик в библиотеке.
     - А эта. Марийка?
     Маша радостно улыбнулась:
     - Услышал господь мои молитвы.
     - В каком смысле? - насторожилась я.
     - В прямом, - еще сильнее расцвела Маша, - Марийка Павлика бросила, убежала от нас.
     Я плюхнулась в кресло.
     - Да ну? Когда?
     - А вчера, - ответила Маша, - прихожу домой, на столе записка: "Вы меня ненавидели, при моем виде перекашивались, надоело, ухожу, прощайте".
     Сверху обручальное кольцо лежит. Павлик в истерику впал, наорал на меня, дескать, это я виновата по всем статьям, невестку изводила, вот она и убежала.
     В милицию понесся.
     - А там чего?
     Маша блеснула глазами.
     - Ничего, отправили его назад. Сказали: "Ступайте, молодой человек, домой. Мы семейными ссорами не занимаемся, убежала жена, небось к любовнику, сами с ней разбирайтесь". Теперь Павлик со мной не разговаривает, но скоро утешится, тоже мне лейтенант Шмидт.
     - При чем тут лейтенант Шмидт? - растерянно спросила я.
     Маша вытащила сигареты.
     - А был такой сумасшедший, революционно настроенный военный, жил в царское время и пребывал в глубочайшей уверенности, что все проститутки на самом деле невинные, благородные, несчастные девушки, которые продают себя исключительно из-за нищеты. Лейтенант этот женился на путане, хотел всем доказать, что такая женщина может стать великолепной супругой и отличной матерью, только мадам муженьку небо в алмазах показала.
     - Насколько понимаю, дело было в начале двадцатого века, лейтенант небось давно покойник, - сказала я.
     - Да мне все равно, где он, - покачала головой Маша, - не в том несчастье, что его проститутка вокруг пальца обвела, а в том, что с Павлушкой случилось.
     - Что ты имеешь в виду?
     Маша скривилась.
     - Учительница ему попалась в десятом классе по русскому языку и литературе ненормальная коммунистка. Всех детей в свою веру обратить хотела. Вот она им про этого Шмидта и рассказала, книжонку притащила, на ксероксе отпечатанную, велела прочитать, сочинение написать, о благородстве рассуждала. Дети задание выполнили и забыли, а у моего в голове заноза засела, девушки из приличных семей его интересовать перестали, Павлик на них даже смотреть не хотел, проникся идеями, думал кого-нибудь осчастливить. Откуда у нас Марийка-то взялась? Ведь с улицы привел. Я онемела прямо, как ее увидела. Стоит, сопли кулаком вытирает, глаза хитрые, губы жадные. "Здрасте, тетенька!"
     Маша, естественно, впустила сына вместе с новой подругой в дом. Бизнесвумен всегда привечает всех приятелей Павлика, она руководствуется простым соображением: уж лучше пусть сын тусуется в квартире на ее глазах, чем невесть где и с кем.
     Но случай с Марийкой был совершенно вопиющим, и Маша не стерпела. Отправив девицу мыть руки, мать зашипела:
     - Ты с ума сошел? Кого притащил? Где нашел эту красну девицу?
     - Мама, - торжественно ответил Павлик, - Марийка та, о ком я мечтал. Да, она малообразованна, бедна и не имеет родителей. Но я, как лейтенант Шмидт, осчастливлю несчастную, женюсь на ней, спасу заблудшую душу.
     Что было делать Маше? Сына она любит больше жизни. Терять обожаемого ребенка из-за того, что у него случилось помутнение рассудка, матери не хотелось. Пришлось принять невестку с распростертыми объятиями и ждать, пока ситуация разрешится сама собой. Маша очень надеялась, что Павлику скоро надоест возиться с девчонкой, использующей вместо носового платка угол свисающей со стола скатерти. Но оказалось, что Марийке самой опротивело жить в комфортных условиях, есть при помощи ножа с вилкой и спать на шелковом белье. Девице опостылели вечные замечания Павлика, подсовываемые им книги и робкие восклицания свекрови типа: "Марийка, деточка, не ходи, пожалуйста, в уличных сапожках по квартире, сними обувь у входа".
     - Ничего, - радовалась сейчас Маша, - сын подуется и забудет эту идиотку. А ведь какие девочки его окружают: красавицы, из хороших семей, пусть не супербогатые, не беда, главное, они с нами одного круга. В Академии медицинской психологии других и нет.
     Я вздрогнула:
     - Где учится Павлик?
     - В Академии медицинской психологии, - спокойно повторила Маша, - специально очень приличное место подобрала, думала, сын там достойную пару себе найдет, но увы, Павлуша Марийку встретил.

Глава 17

     Забыв про поздний час, я убежала от Маши, вернулась в нашу квартиру, вновь вдохнула запах жареной картошки, проглотила появившуюся во рту слюну, услышала радостный лай собак, сдернула с вешалки свою куртку, выхватила из ботиночницы сапоги и услышала голос Кати:
     - Лампуша, ты куда?
     - Сейчас вернусь.
     - Поешь сначала.
     - Некогда, - пропыхтела я, пытаясь справиться с некстати заевшей "молнией".
     В ту же секунду входная дверь распахнулась, появился веселый Костин в мокрой куртке и радостно сообщил:
     - Снег пошел! Вот здорово! На дорогах чуть свободней станет. Чайники из гаражей выезжать побоятся. Лампудель, что у нас на ужин? Эй, ты куда?
     - За капустой! - крикнула я, выбегая из квартиры в незастегнутых сапогах. - Щи сварить хотела, да не из чего.
     - Ну ты... - начал было Вовка.
     Не желая слушать его критику в свой адрес, я побежала по лестнице вниз.
     - Она странно себя ведет, - послышался голос Катюши, - пришла, повесила одежду и мигом ушла, потом снова появилась, схватила куртку - и деру.
     - Какие щи! На часы глянь, - начал возмущаться Костин, потом дверь хлопнула, и воцарилась тишина.
     На улице и впрямь шел снег. Огромные, словно из ваты сделанные хлопья тихо падали с черного неба. Оказавшись на тротуаре, они мигом темнели и превращались в грязь. Я пошла к метро, при каждом шаге из-под подошв сапог били фонтанчики жидкого месива, и через пару мгновений джинсы снизу стали мокрыми. Прохожих не было, люди предпочитали в такую погоду сидеть по домам.
     Возле метро, где днем стоят торговки с лотками, тоже оказалось пусто. Я огляделась по сторонам.
     Обычно здесь идет бойкая торговля конфетами, фруктами, газетами, всякой мелочью типа расчесок, ниток и резинок для волос. Но сейчас площадка пуста, ее усеивают обрывки газет, смятые банки из-под пива и кучи ошметков: луковая шелуха, капустные листья, ботва от моркови.
     Я побродила по проспекту. Зря сюда явилась, торговцы давным-давно ушли.
     - Слышь, девка, - прохрипел незнакомый голос, - дай два рубля.
     Я повернула голову, у входа в метро стоял мужик неопределенного возраста, типичный "синяк", спившийся маргинал. Опухшее, одутловатое лицо его было покрыто разноцветными пятнами, от левого глаза к подбородку стекала сине-желто-зелено-фиолетовая полоса. Нос походил на калорийную булочку: коричнево-красный, круглый, припухший. Тощее тело красавца облачено в женское пальто с вытертым меховым воротником, ноги украшали рваные кроссовки.
     - Слышь, - повторил бомж, - дай рубликов.
     - Зачем вам деньги? - На всякий случай я отступила подальше от небесного создания.
     Скорее всего у него блохи, а у нас собаки, еще принесу на себе паразитов и заражу щенят!
     - В консерваторию хочу пойти, - прохрипел мужик, - на билет собираю.
     - Куда? - изумилась я. - В консерваторию? В таком виде? Зачем говорите глупости, время позднее, концерты кончились.
     Бомж хохотнул, обнажив черные пеньки зубов.
     - А чего глупости спрашиваешь? Каков вопрос, таков ответ. Ясно ж, на бутылку стреляю. Коли можешь, дай. Нет, так не обижусь, иди мимо.
     Я полезла в кошелек и не удержалась от укоризненного замечания:
     - Работать надо, а не клянчить.
     - Так я служу, - с достоинством сообщила асоциальная личность, - целый день кручусь.
     - Да ну? И где же?
     - А тут, у метро, - зябко поеживаясь, объяснил попрошайка, - у Мирзы. Ящики переношу, мешки девкам подтаскиваю. Между прочим, и сейчас при деле состою.
     - Тут никого нет.
     - Видишь палатки, - указал бомж на кучу изогнутых железных конструкций, горой лежавших у здания метро, - сейчас за ними приедут на "Газели" и увезут до завтра. Все по домам разбежались, а я на службе еще. Только Мирза жадный до ужаса. Мне две копейки платит, девкам-молдаванкам, что тут торгуют, тоже ерунду отстегивает.
     - Постой-ка, - я навострила уши, - ты знаешь продавщиц?
     - Конечно, сказал же, работаю с ними.
     - Марийку не видел?
     - Кого?
     - Девушку, молодую, красивую, черноглазую, черноволосую...
     - Они почти все такие, - пожал плечами мужик, - я их Таньками зову, так легче. Денег дашь?
     - Хочешь сто рублей?
     - Кто ж откажется.
     - Познакомь меня с хозяином, с Мирзой.
     - Завтра приходи, к восьми утра.
     - Мне сегодня надо.
     - И где его тебе найду?
     Я развела руками.
     - Денежки просто так никто не платит, хочешь сотню, старайся.
     Попрошайка начал ощупывать лицо грязными пальцами, покрытыми болячками.
     - Ладно, - наконец произнес он, - давай лавэ.
     - За что? - не дрогнула я.
     - Видишь, блочная башня стоит, ну та, где внизу булочная?
     - Я хорошо знаю этот дом.
     - Второй этаж, квартира слева, самая последняя, дверь рыжей кожей обита, - зачастил мужик, - ступай туда, позвони. Там бабка живет, Фаиной звать.
     Давай стольник за адрес.
     - Послушай, - засмеялась я, - не считай меня полной дурой. Я рассчитывала получить за сто рублей координаты Мирзы, твоего хозяина, а ты мне про какую-то Фаину наплел. Оно, конечно, интересно, только к чему мне адрес бабки?
     - У Фаины Таньки живут, - объяснил бомж, - она им койки сдает, а к одной из Танек Мирза ходит.
     Дома-то у него жена и две дочки, вот он и веселится на стороне. Скумекала? Гони монету.
     Я протянула ему стольник.
     - Эй, Пашка, - донеслось с проспекта, - хорош сачковать, тащи сюда палатки.
     Маргинал мгновенно спрятал деньги, схватил кучу изогнутых палок и поволок их к остановившейся на проспекте "Газели". А я, дрожа от холода, поспешила к белой блочной башне.
     В этот дом я хожу почти ежедневно. На первом этаже здесь располагается очень хорошая булочная, торгующая настоящими, заводскими батонами. В тонарах по соседству вам предложат мягкие и совершенно безвкусные булки. Но в самом здании, где обитают жильцы, я не бывала ни разу.
     Подъезд выглядел запущенным, и пахло в нем соответствующе. Башня расположена рядом с метро, и толпа, текущая мимо, использует парадное вместо туалета. За все надо платить. Если вы обитаете в двух шагах от подземки, то готовьтесь к тому, что придется выгонять с лестницы бомжей, пригревшихся около батареи, и вполне приличных людей, которым приспичило освободить мочевой пузырь. Впрочем, сейчас большинство дверей в подъездах сделано из железа, и их украшает домофон или кодовый замок.
     Но дверь в нужную мне башню была открыта.
     Сначала я по привычке сунулась в лифт, но тут же выскочила обратно. "Аромат" в кабине был еще хуже, чем на лестнице.
     Решив, что легко одолею второй этаж, я пошла по лестнице пешком. Бомж не обманул, дверь, покрытая местами рваной кожей рыжего цвета, нашлась именно там, где он сказал.
     Не успела я позвонить, как створка распахнулась, на пороге появилась толстая старуха, одетая в байковый халат и замотанная в остатки пухового платка.
     При виде меня лицо бабки отразило горькое разочарование, очевидно, она ждала совсем другого человека.
     - И что надо? - визгливо спросила бабуля.
     Вырвавшийся из туши писк мог удивить кого угодно, но не меня. Проучившись несколько лет в консерватории, я сделала удивительный вывод: тембр и тональность голоса никак не зависят от телосложения владельца. Встречались в наших аудиториях здоровенные парни, смахивающие на племенных быков, певшие таким фальцетом, что кастрат Фаринелли умер бы от зависти, а самым густым, шаляпинским басом обладала Неля Краскина, полутораметровая брюнеточка, покупавшая себе платья в "Детском мире".
     - Зачем пришла? - пищала бабка. - Ночь на дворе, добрые люди в такое время по дворам не ходют.
     - Позовите Таню, пожалуйста.
     - Кого?
     - У вас живут девушки-молдаванки?
     - Твое какое дело? - Бабушка подперла бока кулаками. - Квартира в моей личной собственности, что хочу, то и ворочу. Ясно?
     - Не волнуйтесь, пожалуйста. - Я изо всех сил старалась сохранить улыбку на лице. - Мне все равно, сколько народу ютится в ваших апартаментах.
     Я ищу девушек-торговок, потеряла...
     Бабка внезапно захлопнула дверь. Я осталась на лестнице, так и не договорив фразы. Хотела сказать:
     "...Потеряла свою родственницу, Марийку, вроде она здесь жила", но гадкая старушонка не пожелала иметь со мной дела.
     Рука вновь потянулась к звонку. Ладно, Фаина, не хочешь по-хорошему, будет по-плохому, я не хотела пугать пожилую женщину и не стала совать ей в нос удостоверение сотрудника МВД. Но сейчас именно так и поступлю, небось с майором милиции грымза поведет себя по-другому.
     Но не успела я ткнуть пальцем в кнопку, как дверь распахнулась, теперь на пороге стояла худенькая, маленькая, почти бестелесная девушка.
     - Пятьсот рублей, - сурово заявила она.
     - За что? - изумилась я.
     - Вы за паспортом пришли? - прищурилась девица.
     Я не знала, как следует ответить на заданный вопрос, и замямлила:
     - Ну.., да.., конечно, мне Таня нужна.
     - Таня уехала, - шмыгнула носом девчонка, - домой отправилась, неделя уже прошла, мы тут по вахтенному методу работаем, приедем на полгода и назад, дети у всех брошенные. Денег подзаработаем и к ребятам, кончатся баксы, снова к вам торговать.
     Укатила Танька, паспорт мне оставила, сказала: "Если растеряха явится, отдай, да не продешеви". Хочешь документ - отстегивай полтыщи. Вы, москвичи, богатые, сотен не считаете. Ну, смотри, твой ведь!
     Ловким движением она выудила из кармана бордовую книжечку и стала размахивать ею перед моим лицом.
     - Скажите, тут все продавщицы новые? - поинтересовалась я.
     - Кто десять дней назад приехал, кто месяц уже торгует, - сказала девчонка.
     - Мне Марийка нужна, - безнадежно протянула я.
     - Нету такой.
     - А была?
     - Понятия не имею.
     - Никого из прежних торговок не осталось?
     - Нет, сказала же, мы только что приехали.
     - Не подскажете адрес Мирзы?
     - Это кто ж такой?
     - Хозяин лотка.
     - Да? Мы с Абдуллой дело имеем.
     - Вы у метро овощами торгуете?
     - Ну.
     - Ваша точка там одна?
     - Ага.
     - И владельца зовут Мирза?
     - Не. Абдулла.
     Разговор явно зашел в тупик.
     - Чегой-то я не пойму, - нахмурилась девчонка, - ты паспорт берешь?
     Я хотела было сказать, что мой документ мирно лежит дома в шкафу, но неожиданно выпалила:
     - А как он тут оказался?
     - Неужто не помнишь, где посеяла? - захихикала продавщица. - Не выеживайся. Бабка Фая сказала: "Иди, Ленка, там эта заявилась, растеряха, паспорт спрашивает".
     Вовсе нет, я просто вымолвила слово "потеряла", ни о каком удостоверении личности речи не было, старуха сама додумала конец фразы.
     - Ладно, - неожиданно подобрела девушка, - вижу, ты не шибко-то богатая, три сотни - и паспортина твоя. Еще скажи спасибо, что Танька его сберегла, объясняйся потом в милиции, куда документ девался. Да твой, твой. Во, бери, только из моих рук.
     Боясь, что я выхвачу у нее бордовую книжечку и убегу, не заплатив ни копейки, продавщица, крепко держа паспорт, раскрыла его, на пол выпало маленькое фото. Я нагнулась и подняла снимок. На нем было запечатлено два девичьих лица. Одно, обведенное ярко-красным фломастером, показалось мне хорошо знакомым, не прошло и секунды, как я поняла: это жена Павлика Марийка, или Лера Кислова.
     - Ну чего? - не замечая моего удивления, настаивала девушка. - Даешь деньги?
     - Да, да, спасибо, - заторопилась я, вытаскивая купюры, - и как только его потеряла, уму непостижимо! Хорошо хоть догадалась, что около вашего лотка посеяла. Небось кошелек вынимала и выронила паспорт. Не помните, когда это произошло?
     Девица пожала плечами:
     - Понятия не имею, мне Танька его отдала, сказала: "Храни, может, тебе повезет, явится хозяйка - денег получишь".
     Гастарбайтерша захлопнула дверь, я осталась на площадке в одиночестве, потом, еще раз поглядев на фото, открыла паспорт и посмотрела на черно-белый снимок, запечатлевший круглощекое личико с вытаращенными глазами. Всегда удивлялась: ну каким образом милиционеры и пограничники способны по фотографии, вклеенной в паспорт, узнать человека? Я сама выгляжу на ней так, что вызываю глубокое изумление даже у себя самой. Эта брюнетка с гладко прилизанной прической - Евлампия Романова? Вот уж диво-дивное. В реальной жизни у меня коротко стриженные, торчащие в разные стороны светлые волосы.
     Кому же принадлежит выкупленный мною паспорт, отчего в нем лежит фотография Леры-Марийки? Впрочем, вдруг я ошибаюсь и Марийка на самом деле полуграмотная девочка из глухого молдавского села? Бывают же на свете дв