ебенком, которая торговала продуктами в обмен на ценности. Звали  умную
девушку Роза, и она брала только золото с настоящими  камнями.  Несмотря
на юный возраст, негодяйка великолепно разбиралась  в  украшениях.  Мама
отдала ей все, что имела,  последними  ушли  серьги  и  кулон  с  черным
жемчугом за пару банок сгущенки.
   Рада замолчала, Лена пыталась переварить полученную  информацию.  Так
вот откуда у Баратянской эксклюзивные бриллианты! Впервые Лена подумала,
что на зарплату профессора никогда не купить подобных вещей.
   -  Все  детство,  -  грустно  улыбаясь,  продолжала  Рада,   -   мама
рассказывала мне об этом комплекте. О других вещах,  может,  даже  более
ценных, она не вспоминала. Я  очень  хорошо  помню,  как  она  говорила:
"Ходить мне приходилось через весь город, транспорт не работал.
   Утром, замотавшись во все найденные  тряпки,  я  выползала  из  дома.
Всегда думала, что не дойду, но шла, еле-еле,  очень  боялась  упасть  и
замерзнуть. А эта Роза с каждым разом давала мне за вещи  все  меньше  и
меньше продуктов".
   Рада слушала маму, и сердце у девочки обливалось кровью.  Встречаются
же такие негодяйки на свете.
   - А откуда у нее были продукты, мамуля? - спросила она один раз.
   - Так украла, - пояснила та, -  перетаскала  муку,  крупу,  консервы,
масло к себе в квартиру из магазина, а потом подожгла его. Об этом знали
люди, кто к ней ходил. Да только Роза отнюдь не  со  всеми  дело  имела,
кое-кого даже на порог не пускала. А мне повезло, я понравилась ей.
   - Ничего себе повезло! - возмутилась Рада. -  Она  у  тебя  последнее
отняла.
   - Зато я жива осталась, - вздыхала мать, - вот бабушка твоя умерла от
голода, меня с Розой только после ее кончины свели.
   - И  ты,  когда  закончилась  война,  ни  разу  к  ней  не  пошла?  -
недоумевала Рада.
   - Меня вывезли, как тогда говорили,  на  Большую  землю,  -  пояснила
мать, - по Дороге жизни, проложенной по льду. Как мы ехали на грузовиках
- отдельная история. Машина, идущая перед нами, провалилась  в  полынью,
все погибли, а вот мне опять повезло! Потом, через пару лет, я вернулась
в Ленинград и сразу отправилась в Розе.
   - Чтобы все отобрать? Правильно! - воскликнула Рада.
   Мать тяжело вздохнула:
   - Понимаешь, детка, по большому счету, Розу нельзя считать виноватой.
   -  Как   это?   -   возмутилась   Рада,   которую   просто   взбесила
неконфликтность матери. - Она скупала ценности  за  копейки,  обманывала
умирающих, голодных людей!
   - Люди шли на обмен добровольно, - пояснила мама.
   - Все равно гадина!
   - Ну конечно, - согласилась  мать,  -  Розу  нельзя  назвать  светлой
личностью, но, с другой стороны, она же ничего ни  у  кого  не  отнимала
силой, я лично была ей в те дни очень благодарна. Обида пришла  позднее,
вот я и поехала к ней, хотела просто сказать, глядя ей в глаза:
   "Роза! Вы мерзавка". Но в ее  квартире  проживали  другие  люди,  она
исчезла.  Ну  а  потом  я  перебралась  в  Москву,  очень   уж   тяжелые
воспоминания обуревали меня в Питере.
   Рада замолчала. У Лены тоже  не  нашлось  слов.  Она  знала:  Розалия
Львовна детство и часть юности провела в городе на Неве, более того,  ей
было известно и о том, что блокаду начальница перенесла в родном городе.
Но Розалия  никогда  не  рассказывала  о  тех  временах.  А  Лена  и  не
расспрашивала, понимая, как тяжело человеку вспоминать о таком!
   - Теперь понимаешь, отчего я съехала с катушек, когда увидела  серьги
в ушах этой стервы? - прошептала Рада. - Сначала ушла домой, всю ночь не
спала, а под утро забылась.
   И тут мне приснилась мама, которая велела:
   "Радочка, отними наш семейный талисман, верни его назад!"
   - Вдруг это не она меняла продукты! - воскликнула  Лена.  -  Ну  сама
посуди, сколько времени прошло! Роза могла продать драгоценности!
   - Она это, - с невероятной злобой протянула Рада,  -  она!  Я  просто
свое назад забрала!
   Об одном жалею: не придушила гадину! А следовало ее жизни лишить!
   Я ушла от Лены в страшном возбуждении.
   Ну отчего мне пришло в голову, что убийца рассчитывал на  наследство?
Месть  -  вот  спусковой  крючок  преступления.  Рада  Мастерова   имела
достаточно мотивов для того,  чтобы  убить  Баратянских.  Наверное,  она
полагала, что Семен Кузьмич знает о происхождении драгоценностей жены.
   К сожалению,  иногда  я  бываю  излишне  суетлива.  В  данном  случае
следовало  поехать  домой,  запереться  в  своей  комнате,   пораскинуть
спокойно мозгами, наметить план действий...
   Но меня понесло назад в соседний дом. Не успела я сообразить,  что  к
чему, как пальцы сами собой нажали на кнопку звонка. Вот в этот  момент,
честно говоря, я слегка испугалась и  подумала:  "Авось  этой  Рады  нет
дома".
   Но я никогда не выигрываю в лотерею, дверь моментально  распахнулась,
на пороге возникла дама.
   - Вы ко мне? - удивленно воскликнула она.
   Можно было ответить: "Ой, простите, ошиблась дверью", но я брякнула:
   - Это квартира Мастеровой?
   - Да, - кивнула женщина.
   - Вы Рада?
   - Абсолютно верно.
   - Я из журнала... "Караван историй", редактор отдела очерка.
   - Правда? - удивилась  Рада.  -  Очень  люблю  ваше  издание,  да  вы
входите. Скажите, а эти фотографии  с  переодеванием,  проект  Екатерины
Рождественской, их трудно делать?
   - Не слишком,  -  осторожно  ответила  я  и,  понимая,  что  Рада,  к
сожалению,  хорошо  знающая  журнал,  запросто  может  уличить  меня   в
самозванстве, быстро добавила:
   - Но основными материалами у нас являются всякие  жизненные  истории.
Вот поэтому я и пришла к вам.
   - Но чем же я могу помочь? - недоумевала  Рада,  но  провела  меня  в
гостиную.
   Усевшись в мягкое кресло, я сказала:
   - Вроде ваша мама  была  блокадницей,  а  мы  сейчас  готовим  номер,
целиком и  полностью  посвященный  юбилею  Петербурга.  Городу  на  Неве
исполняется триста лет.
   Сказав последнюю фразу, я испугалась. Вот уж понятия не имею, в каком
году царь-реформатор Петр Первый заложил на болотах сие поселение!
   Но Рада, очевидно, тоже получала в школе по  истории  двойки,  потому
что она кивнула.
   Приободрившись, я продолжала:
   - Одна из самых трагических страниц истории Ленинграда - блокада  его
немецко-фашистскими войсками.
   - Да уж, - вздохнула Рада, - жаль, что об этом почти забыли!
   - Вот мы и решили напомнить людям, - неслась я дальше.  -  Но  прошло
много времени. Свидетели тех дней уходят, вот ваша мама...
   - Она умерла, - грустно перебила меня Рада.
   - Но, наверное, она рассказывала вам кое-что?
   - Конечно, если только для журнала подойдет ее история.
   - Всенепременно, - заверила я Раду, - не сомневайтесь!
   Та сложила руки на коленях и начала рассказ.
   Целый час пришлось мне просидеть с самым заинтересованным  выражением
на лице, пока она наконец добралась до истории с Розалией Львовной.
   - Надо же! Какие, однако, люди встречаются, - покачала я  головой,  -
вы абсолютно правильно поступили, что отняли ценности.
   Рада тяжело вздохнула:
   - Знаете, первое время, вырвав у этой бабы из ушей серьги, я  считала
себя совершенно правой. Но потом пришли сомнения.  А  вдруг  я  фатально
ошиблась? Вдруг она не та Роза? Честно вам скажу, я пережила не  слишком
приятные моменты. Успокаивала себя постоянно: "Если бы  Розалия  Львовна
пострадала невинно, она  бы  мигом  обратилась  в  милицию".  Адрес  мой
отлично известен,  он  указан  в  читательском  абонементе.  Вот  вы  бы
оставили безнаказанной тетку, которая ворвалась к вам,  побила,  вырвала
из ушей серьги, сдернула с шеи кулон и ушла? Вы бы, зная все  координаты
хулиганки, как поступили?
   - Естественно, вызвала бы милицию!
   - Вот! А Розалия этого не сделала, почему?
   Да просто боялась, что я расскажу правду и погублю  ее  репутацию,  -
кивнула Рада, - я очень долго так  думала,  но  потом  пришли  сомнения,
колебания... Просто покой потеряла!
   Рада промучилась пару  месяцев  и  приняла  решение.  Им  с  Розалией
Львовной следует обговорить  все  спокойно,  без  истерик.  Рада  решила
сходить в библиотеку, встретиться со старухой и попытаться внушить  той:
никаких скандалов больше не будет, если она расскажет правду.
   Еще несколько месяцев прошло, прежде чем она решилась на этот  визит.
Но в кабинете начальницы сидела хорошо ей знакомая Лена.
   - Розалия Львовна давно не работает, - пояснила она, -  сначала  ушла
на пенсию, а потом умерла, скоропостижно.
   Рада расстроилась, ей очень хотелось расставить все точки над i и  не
чувствовать себя виноватой. И тут Лена, словно догадавшись  о  моральных
терзаниях Мастеровой, добавила:
   - Ее кончину спровоцировал сильный нервный стресс, могла бы еще  жить
да жить!
   Рада ушла из библиотеки в смятении. Сильный нервный стресс! Очевидно,
Лена имела в виду драку,  которую  посетительница  затеяла  в  кабинете.
Мастерова внезапно ощутила себя виноватой в смерти Розалии Львовны.
   Ночь она провела без сна, в душе ворочались тяжелые сомнения.
   Измучившись окончательно, Рада  решилась  на  отчаянный  шаг.  Узнать
адрес Розалии Львовны оказалось  плевым  делом.  Самое  интересное,  что
квартира заведующей находилась в двух шагах от места жительства Рады, их
дома стояли напротив друг друга. Мастерова отправилась  к  мужу  Розалии
Львовны.
   Естественно,  она  не  стала  говорить  тому  правду,  представившись
покупательницей, которая хочет приобрести колечко.
   Семен Кузьмич был страшно удивлен.  Он  впустил  Раду  в  квартиру  и
воскликнул:
   - Голубушка! Во-первых, моя жена  ничего  не  продавала  в  последнее
время, а во-вторых, она умерла. Кто дал вам наш адрес?
   Рада принялась бойко врать:
   - Ольга Лазарева, она приобрела у Розалии Львовны.., браслет.
   - Лазарева, Лазарева, - забормотал профессор, - мне не упомнить  всех
подружек Розы, только, наверное, это было давно?
   - Да, - кивнула Рада, - но Ольга мне  все  время  повторяла:  "Хочешь
эксклюзив, ступай к Баратянской, у нее антиквариат из Петербурга".
   - Действительно, - подтвердил наивный Семен Кузьмич, - Розочка  родом
оттуда. Ее родители были ювелирами, и ей достались весьма неплохие вещи.
Мы познакомились с женой уже в Москве, и ее драгоценности  первое  время
нам сильно помогли. Денег не было, да откуда они у нищих молодых  людей?
Вот Розочка и продавала свои колечки, а мы жили на вырученные деньги, на
них  же  и  в  кооператив  вступили.  Но  потом  материальное  положение
стабилизировалось, и жена перестала распродавать ценности. Я, знаете ли,
испытывал некоторое неудобство из-за того, что одно время сидел на шее у
супруги, и поэтому потом старался приобретать для нее украшения. Но увы,
Розочка отдавала чужим людям семейные реликвии ради нашего счастья, а от
меня  получала  не  слишком  дорогие  вещички.  Правда,  последние   лет
пятнадцать, а то и больше, она ничего не продавала.
   - Жалко, - фальшиво вздохнула Рада, - кстати, я тоже  из  Ленинграда,
жила на Невском, а где обитала Розалия Львовна?
   -  На  Петроградской  стороне,  -  спокойно  ответил  профессор,   не
почувствовав никакого подвоха, -  там  есть  такой  дом,  огромный,  его
местные жители "утюг" зовут, на первом этаже когда-то была аптека...
   Рада чуть не вскрикнула. Именно об этом доме и говорила ее мать.  Она
словно услышала тихий голос покойной мамы: "Иду, иду, ноги  заплетаются.
А дом ее  большой,  "утюгом"  все  звали,  издали  видно.  Такое  иногда
отчаяние охватывало. Вот оно, здание, кажется, на  расстоянии  вытянутой
руки, а сколько еще ползти.
   И  только   когда   показывалась   разбитая   вывеска   "Аптека",   я
успокаивалась - все же дошла!"
   - И вы ничего не сказали профессору? - тихо спросила я.
   Рада покачала головой:
   - Нет.
   - Но почему?
   - Пожалела старика. Поняла: он не в курсе дела,  встретился  с  Розой
после войны. Похоже, Баратянский порядочный человек.
   - Его убили, - выпалила я.
   - Как? - подскочила Рада. - Кто? Зачем?
   На ее лице  было  выражение  искреннего,  глубокого  удивления,  и  я
внезапно с тоской поняла: не она стреляла.
   - Кто-то взял  снайперскую  винтовку  и  застрелил  Семена  Кузьмича,
выстрел сделали из окна дома, стоящего напротив.
   Роза разинула рот.
   - Вот это да! Прямо как в кино! Как же пуля так далеко долетела?
   Я встала и подошла к окну. Легкий  вздох  разочарования  вырвался  из
груди, перед глазами простирался небольшой сквер, за ним бежала дорога.
   - У вас сколько комнат? - спросила я.
   - Две, - удивленно ответила она.
   - И они обе выходят на одну сторону?
   - Да.
   - А кухня?
   - Тоже.
   Я тяжело вздохнула:
   - А ключ от чердака у вас есть?
   - Какого?
   - Ну вашего, где веревки для белья.
   - А.., нет!
   - Где же вы белье развешиваете?
   - У меня машина с сушкой, - недоуменно пояснила Рада, - а  веревка  в
ванной висит. Да в чем дело?
   Я  снова  села  в  кресло  и   попыталась   дальше   исполнить   роль
корреспондента.
   - Вам никогда не хотелось убить Розу?
   - Убить?
   - Ну да, она же принесла столько страданий вашей матери.
   - Что вы, - замахала руками Рада, - вот опозорить  -  да!  Рассказать
всем правду о мерзкой, не имеющей никаких моральных принципов особе, это
с большой охотой. Но убивать!
   С чего вам в голову пришел такой ужас?
 
Глава 23 
 
   Еле живая от усталости, я вышла  от  Рады  и,  увидев  вывеску  "Кофе
быстро", толкнула дверь в харчевню. Кофе и впрямь принесли быстро, более
того, он оказался вкусным: крепким и не слишком сладким.
   Я принялась размешивать сахар, пытаясь систематизировать  услышанное.
Рада не убивала ни Семена Кузьмича, ни Ирочку. Окна ее квартиры  выходят
вовсе не на дом, где жил Баратянский, на чердак она  не  ходит,  ей  нет
нужды пользоваться веревками.
   Конечно, у Рады  был  мотив  убить  Баратянских,  но...  Согласитесь,
довольно странно ждать несколько лет и только потом начать мстить.
   Я опускаю такие простые вопросы, как: где Рада взяла оружие  и  умеет
ли она им пользоваться. Его можно приобрести сейчас без особых проблем в
нашем городе, и женщины подчас стреляют более метко, чем мужчины. Однако
снайперская винтовка стоит целое состояние.
   Нет, меня интересует  другое.  Ну  отчего  она  не  сразу  отомстила?
Дождалась, пока главная виновница, Розалия Львовна, скончается, а  потом
убила Семена Кузьмича и Ирочку? Ну не глупо ли,  а?  Причем  стреляла  в
несчастных из дома, где живет  сама?  Да  уж,  Рада  не  показалась  мне
глупой. Значит, она тут ни при чем!
   Я сходила к стойке, принесла себе еще кофе, на этот раз капуччино,  и
осторожно сняла ложечкой обильно посыпанную корицей пену.
   С чего мне в голову пришла идея о том, что  Рада  имеет  отношение  к
смерти Семена Кузьмича  и  Ирочки?  Нет  бы  сразу  сообразить:  Розалия
Львовна скончалась от болезни несколько лет назад, а  Баратянских  убили
на днях, ну не дура ли я!
   Неожиданно  моя  рука  дрогнула,  и  островок   пены   шлепнулся   на
пластиковую столешницу.
   Я схватила салфетку и быстро устранила беспорядок. В детстве мой папа
звал меня "мастером пролитой жидкости и разбитых  чашек".  Но  сейчас  я
уронила пенку не от неловкости. Меня внезапно осенило.
   К мысли о том, что Семена Кузьмича и  Ирочку  убила  Рада  Мастерова,
меня подтолкнула Лена,  несостоявшаяся  невестка  Розалии  Львовны.  Она
сначала была не слишком разговорчива, отвечала на мои  вопросы  вежливо,
но без особого энтузиазма. А потом вдруг ни с того ни с сего  рассказала
мне историю про серьги и Раду.
   Зачем она это сделала? Да очень просто. Это произошло после того, как
я высказала предположение, что Женя, сын Баратянских, жив!  Вот  уж  кто
имел  полное  право  на  наследство:  квартиру,   дачу,   драгоценности,
сберкнижку. Семен Кузьмич был очень обеспеченным  человеком,  а  Женя  -
единственный его сын. Значит, мое предположение оказалось верным!
   Очевидно, Евгений жив! Лена, испугавшись, решила  отправить  частного
детектива по ложному следу. Наверное, она до сих пор любит его, несмотря
на то, что сын Баратянских не повел ее  в  загс  даже  беременной.  Она,
родив  дочку,  назвала  ее  Женечкой.   Девочка,   правда,   сама   себя
переименовала в Жанну, ну да это уже другая история.
   Я встала и решительным шагом направилась назад  в  библиотеку:  нужно
ковать железо, пока горячо.
   Первая, на кого я наткнулась, была  беременная  Жанна,  ловко  моющая
шваброй пол, выложенный кафельной плиткой. Я замерла на пороге.
   - Идите, идите, - приветливо улыбнулась Жанночка.
   - Неудобно как-то, - замялась я, - вы в таком положении моете пол,  а
я сейчас натопчу, на улице-то грязно.
   Девушка оперлась на швабру. Она совсем не  похожа  на  мать!  У  Лены
грубые черты лица, крупный нос, большие уши, полное отсутствие макияжа и
дурацкая короткая стрижка, которая совершенно ей не вдет. У Жанны же был
аккуратный крохотный носик, нежный цвет лица, красиво очерченный  лоб  и
падающие на точеные плечи густые локоны. Очевидно, и характер у нее  был
замечательный, потому что она ответила:
   - Мне совсем нетрудно вытереть, здесь же плитка. Раз - и готово!
   Но я все равно не могла топать грязными сапогами  по  холлу,  который
моет беременная женщина, поэтому в растерянности пробормотала:
   - Вам не следует мыть полы в таком положении.
   - Наоборот, -  воскликнула  Жанна,  -  будущим  мамам  очень  полезна
физкультура!
   Вымолвив последнюю фразу, она  с  энтузиазмом  продолжила  прерванную
работу, я хотела было по стеночке пробраться к гардеробу, но тут  мне  в
спину уперся острый кулачок, потом кто-то весьма сильно толкнул  меня  и
прошипел:
   - Ишь, развалилась в дверях, зараза.
   Я машинально шагнула в холл. Из-за  моей  спины  вырулила  старуха  с
кульком. Сопя, она дошла до раздевалки, оставляя повсюду черные островки
грязи. Ни чисто вымытый пол,  ни  беременная  Жанна  с  ведром  воды  не
смутили посетительницу. Повесив на крючок драповое пальто  с  воротником
из облезлой норки, бабка пригладила у зеркала жидкие волосенки и  весьма
недовольным тоном спросила:
   - Жанна, ты на абонемент идешь?
   - Да, Ольга Михайловна, - отозвалась девушка, - сейчас ведро унесу  и
сяду на выдаче.
   - Тогда прихвати  мой  кулек  с  книгами,  -  бойко  приказала  Ольга
Михайловна, - мне нельзя таскать тяжести.
   Вымолвив эту фразу,  старуха,  с  сапог  которой  продолжала  стекать
грязь, двинулась в глубь библиотеки.
   - Вот безобразие, - обозлилась я, снимая  куртку,  -  ну  и  странная
особа! Предлагает женщине в положении переть пакет с книгами!
   Давайте я его отнесу!
   Жанночка весело рассмеялась:
   - И не тяжело мне вовсе, там их не так. много. Ольга  Михайловна  моя
бывшая классная руководительница. Она очень забавная!
   - Почему? - удивилась я.
   Жанна открыла дверцу в стене, сунула в  кладовку  ведро  со  шваброй,
потом схватила полиэтиленовую сумку и, продолжая улыбаться, ответила:
   - А она всегда на нас в школе шипела:  "Извольте  здороваться".  Сама
же, сколько ни приходит, никогда "здрасте" не скажет. Ну обхохочешься!
   С этими словами она исчезла. Я вздохнула: очевидно, Жанне от  природы
достался  счастливый  характер,  ничто  не  может  лишить  ее   веселого
настроения.
   Лена  по-прежнему  сидела  в  кабинете.  Увидев  меня,   она   слегка
побледнела и спросила:
   - Вернулись?
   Я кивнула:
   - Ага.
   - Не нашли Мастерову?
   - Спасибо, мы встретились и побеседовали.
   - Да?
   - Да!
   И обе замолчали. Я смотрела на Лену, та опять схватилась за коробочку
со скрепками и принялась вертеть ее  в  руках.  Наконец  молчание  стало
невыносимым, и Лена не выдержала:
   - А зачем вы опять пришли?
   - Поговорить, - односложно ответила я.
   - О чем?
   - О Жене.
   - О ком? - Она  прикинулась  плохо  понимающей  ситуацию.  -  О  моей
дочери?
   - Насколько я поняла, она не Женя, а Жанна!
   - Да, конечно, но...
   - Я говорю об Евгении Баратянском.
   - Он