зни, но и подробности биографии всех знакомых.
   Вот и Зоя Андреевна не оказалась исключением.
   -  Мне  так  жаль  Леночку,  -  тарахтела  она,  -  умная,  с  высшим
образованием, интеллигентная,  в  библиотеке  нашей  районной  работает,
имени Виктора Гюго.
   Внезапно меня царапнула  фамилия  великого  французского  литератора.
Тем, кто не в курсе, сообщу: мюзикл "Нотр-Дам" поставили  по  его  книге
"Собор Парижской Богоматери".
   - Мы с ней там и познакомились, - вещала Зоя Андреевна. - Такая милая
женщина, но вот не повезло в жизни! Попался подлец, сделал ребенка и  не
женился на Леночке. Она одна девочку тащит, правда, та уже  выросла,  но
все равно! Наверное, любила она подлеца, раз дочь  Женечкой  назвала,  в
честь негодяя.
   Я медленно складывала в уме куски головоломки.
   - Кого назвали Женей?
   - Да  Лена,  заведующая  библиотекой  имени  Виктора  Гюго!  Подлеца,
который на ней не женился, звали Женей, она в его честь дочке то же  имя
дала. Кстати, чудесная девочка выросла, умная, воспитанная...
   Зоя Андреевна говорила и говорила, у меня перед  глазами  завертелись
разноцветные круги.
   - Вам плохо? - неожиданно осеклась старушка.
   - Нет, - пробормотала я, - наоборот, очень, просто очень хорошо!
 
Глава 21 
 
   Убежав  от  Зои  Андреевны,  я  вошла   в   кафетерий   супермаркета,
расположенный на первом этаже, устроилась за столом и задумалась. Первая
жена Семена  Кузьмича,  Розалия  Львовна,  служила  в  библиотеке  имени
Виктора Гюго, там же работала девушка по имени Лена, так  и  не  ставшая
официальной невесткой Баратянского. А сына Семена Кузьмича звали Женей.
   Я стала крутить в руках пластиковое блюдечко. В моей голове  родилась
совершено дикая идея, которую следовало досконально проверить.
   Опрокинув в себя полуостывший чай, я спросила у продавщицы, тетки лет
сорока:
   - Вы, случайно, не в курсе, где тут библиотека?
   - В соседнем доме, - охотно ответила она, - дверь в дверь с магазином
"Обувь".
   Обрадовавшись,  я  выскочила  на  улицу,  ежась  от  ледяного  ветра,
пробежала около ста метров  и  притормозила  возле  двери  с  табличкой:
"Районная библиотека имени  Виктора  Гюго,  выдача  книг  с  12  до  21,
читальный зал с 12 до 22, понедельник выходной".
   Я влетела в просторный холл и очутилась около гардероба. Там на стене
висело объявление: "Вешайте пальто и берите номерки сами.
   Просьба ценные вещи не оставлять".  Я  послушно  вылезла  из  куртки,
сняла с крючка  картонную  бирку,  пересекла  холл  и  увидела  дверь  с
надписью "Абонементный зал".
   Я заглянула туда и наткнулась на объявление: "Сумки просьба оставлять
здесь.  Находиться  на  открытом  доступе   с   пакетами   категорически
запрещается!"
   Я посмотрела на свой ридикюль, потом вытащила из него кошелек, ключи,
сунула их в карман брюк и пошла искать хоть одного живого человека.
   Путь  пролегал  между  стеллажами,  плотно  заставленными  томами   в
потертых переплетах.
   Чехов, Толстой, Куприн, Бунин, Золя, Бальзак, Диккенс...
   Пахло тут старой бумагой и пылью. Внезапно нос  уловил  аромат  кофе,
настоящего, не растворимого. Встрепенувшись, словно  пойнтер,  унюхавший
дичь, я ринулась вперед. Полки расступились, открыв небольшую  конторку,
за которой сидела совсем молодая девушка с ненакрашенным личиком.  Перед
ней на столике стояла чашка, над которой поднимался пар, а на  конторке,
облокотившись, висел паренек.
   - Ну, пожалуйста, - ныл он, - дай Достоевского,  "банан"  из-за  тебя
получу.
   - Ты, Мясоедов, опять задержишь, - сурово ответила девушка, - сколько
Гоголя не отдавал? Четыре месяца! Даем на две недели!
   Прошел срок, позвони по телефону, мы  продлим.  Даже  идти  не  надо!
Трубочку только сними! ан  нет,  лень  тебе!  Видишь  список  должников?
Фамилия Мясоедов на первом месте! Ступай себе, приказано  тебе  книг  не
выдавать!
   - Ну не вредничай, - чуть не зарыдал неаккуратный Мясоедов, - ты меня
без ножа зарежешь! Дай Достоевского! "Два" же получу!
   - Ох, - погрозила ему пальцем девушка, - пользуешься  моей  добротой.
Ладно.
   С этими словами она встала, и я увидела большой живот,  топорщившийся
под просторным платьем. Библиотекарша вскоре станет матерью.
   - Тебе какой роман? - уточнила она. - "Идиот"?
   - А не обзывайся-ка, - протянул Мясоедов, - ну задержал книжки, разве
это повод меня оскорблять!
   Библиотекарша засмеялась:
   -  Ох,  Мясоедов,  "Идиот"  -  это  название  одной  из  книг  Федора
Михайловича.
   - Мне "Горе от ума", - выпалил школьник.
   Молодая женщина округлила глаза.
   - Мясоедов! "Горе от ума" принадлежит Грибоедову.
   - Не понял... - удивился парнишка.  -  Это  кто?  Хозяин  библиотеки?
"Горе от ума" лично его книжка? Типа, не даст?
   Будущая мама прикусила  нижнюю  губку,  потом,  еле  сдерживая  смех,
сказала:
   - "Горе от ума" написал писатель по фамилии Грибоедов, Достоевский  к
этому произведению никакого отношения не имеет.
   - Да мне однофигственно, - отмахнулся мальчишка, -  только  дай,  еще
месяц назад прочитать велели!
   Получив книгу, он, веселый, словно щегол,  убежал.  Девушка  села  на
свое место, отхлебнула из чашки кофе и покачала головой:
   - Видели? Однофигственно ему!
   Я улыбнулась:
   - Но он все же пришел в  библиотеку,  следовательно,  не  безнадежен.
Может, в конце концов разберется в великих писателях, их на  самом  деле
не так уж и много!
   - Да дети сейчас поголовно такие! - по-старушечьи вздохнула  девушка.
- По барабану им: Толстой, Горький... Вот покемоны, черепашки-ниндзя или
Человек-паук - это да, тут никто никого не перепутает.  Вы  записываться
пришли? Паспорт прихватили? Принимаем только с постоянной пропиской.
   - Вообще говоря, я  хотела  поговорить  с  вашей  заведующей..,  э...
Леной.
   - Это моя мама! Она в  своем  кабинете,  -  сообщила  девушка,  -  за
гардеробом налево.
   Вот это да! Надо же, значит, и дочь Лены Женя здесь работает.
   Я пошла назад, обнаружила нужную дверь, толкнула ее и увидела женщину
непонятного возраста, коренастую, но не толстую,  с  короткой  стрижкой,
открывающей большие уши. Ее  слегка  грубоватое  лицо  с  крупным  носом
казалось некрасивым, но глаза, огромные, карие, были очень хороши.
   - Вы ко мне? - тихо спросила она. - По поводу оборудования?
   Понимая, что успех разговора целиком и  полностью  зависит  от  того,
насколько сумею понравиться Лене, я заулыбалась во весь рот  и  положила
перед ней удостоверение:
   - Вот.
   Заведующая взяла книжечку, внимательно изучила ее, потом уточнила:
   - Вы же не из милиции? Тут написано:
   "Частное агентство".
   Я удивилась: надо же, единственный человек, который обратил  внимание
на мелкие буквы!
   - Абсолютно верно, наша контора называется "Шерлок".
   - И чем я могу помочь?
   - Вы знали Розалию Львовну Баратянскую?
   Лена помолчала секунду, потом кивнула:
   - Конечно. Она долгие годы была заведующей этой  библиотекой.  Я  при
ней прошла путь от работницы, выдающей  книги,  до  ее  заместительницы.
После того как Розалия Львовна ушла на пенсию, я встала у штурвала и  до
сих пор рулю. А в чем дело? Она умерла несколько лет назад.
   - Но между вами существовала особая связь, - осторожно ступила  я  на
скользкий путь, - отношения были не только официальными...
   Лена повертела в руках коробочку со скрепками, потом резко  поставила
ее на стол, рассыпав часть содержимого.
   - Да, одно время я жила с сыном Розалии Львовны, Евгением, но  у  нас
ничего не вышло.
   Розалия  никогда  не  считала  меня  своей  невесткой,  а  я   и   не
напрашивалась. Да в чем, собственно, дело?
   - Семен Кузьмич умер, совсем недавно.
   Лена осторожно сложила скрепочки назад.
   - Я с ним лично знакома не была, он сюда ни разу не приходил.  Жалко,
конечно, как всякого, кто скончался,  но,  с  другой  стороны,  если  не
ошибаюсь, он был человеком более чем преклонного возраста.
   - Его убили.
   Лена  снова  уронила  коробочку,  скрепки   веером   разлетелись   по
столешнице.
   - Как?
   - Выстрелом из окна, из снайперской винтовки, потом таким же  образом
убрали и его молодую жену Ирину.
   Лена хлопала глазами, не произнося ни слова.
   - Понимаете, - продолжала я, - каждый детектив  прежде  всего  задает
вопрос: кому это выгодно? Семен Кузьмич  был  человеком  интеллигентным,
мягким, он никому не сделал зла,  коммерцией  не  занимался,  долгов  не
имел,  зато  обладал  неплохой  коллекцией  драгоценностей,   просторной
квартирой, антикварной мебелью, дачей. Все это, как вы понимаете,  стоит
денег.  Поэтому   возникает   естественный   вопрос:   кому   достанется
наследство?
   - Его последней жене, - сохраняя спокойствие, ответила Лена.
   - Она мертва, я же только что сказала - Ирину тоже убили.
   - Ее детям.
   - Их нет, Ира сирота, у нее никого не было.
   -  Ну  тогда  не  знаю,  -  растерялась  Лена,  -  наверное,  отойдет
государству...
   - Вы можете потребовать свою долю.
   - Я?!
   - Ну да, ваша дочка им  внучкой  приходится,  вот  она-то  имеет  все
права.
   - Жанна, - начала было Лена, но я удивленно воскликнула:
   - Жанна? Разве ее не Женя зовут?
   - По паспорту она Евгения, - пояснила  Лена,  -  но  девочке  имя  не
нравилось, вот она и велела звать ее Жанной. Очень она на меня сердилась
в подростковом возрасте,  все  кричала:  "Додумалась!  В  честь  подлеца
обозвала! Не смей даже произносить: "Женя"! Жанна я!"
   Только никаких ценностей мы не получим.
   - Почему?
   Лена сердито переложила бумаги.
   - Брак наш с Евгением  никогда  не  регистрировался,  девочку  он  не
признал, по закону никаких прав на имущество Баратянских мы не имеем!
   - Но есть еще один человек, - медленно сказала я, - он-то без проблем
получит все.
   - И кто же?
   - Евгений.
   Лена с шумом вздохнула:
   - Он.., умер. Давно. Жанночка еще совсем маленькой была. Мне  Розалия
Львовна сказала.
   - Думается, она соврала.
   - Господи, - отшатнулась Лена, - с чего вы взяли?
   - Простая психология, - объяснила я, - вспомнила кое-какие  рассказы.
После кончины Жени и мать, и отец больше не упоминали его имени,  быстро
сделали ремонт в комнате и словно забыли о горячо любимом сыне. Странно,
правда?  Думается,  он  жив,  просто  родители  отказались  от  него  по
непонятной пока причине.
   Лена нахмурилась, стала зачем-то открывать и закрывать  ящики  стола,
затем сказала:
   -  Розалия  Львовна  давно  умерла,   тайну   хранить   незачем.   Вы
располагаете временем?
   Расскажу вам одну историю.
   - Я никуда не тороплюсь, - заверила я и уселась поудобней.
   - Розалия Львовна  очень  любила  драгоценности,  -  начала  Лена,  -
постоянно носила серьги, броши, кольца, цепочки.  Наверное,  не  слишком
уместно являться на работу,  обвесившись,  словно  новогодняя  елка,  но
Баратянскую подобный вопрос не смущал.  Ее  "бижу"  были  экстра-класса,
никаких  стекляшек  она  не  признавала,  только  бриллианты,  изумруды,
сапфиры, рубины - все настоящее, чистой воды, подлинный антиквариат.
   Сотрудники библиотеки откровенно любовались  украшениями  заведующей.
Особенно привлекали внимание серьги в виде виноградной  лозы  из  мелких
черных жемчужин. Необыкновенная  работа,  теперешние  мастера  даже  под
страхом смертной казни ничего подобного не сделают. А еще к этим серьгам
прилагалась цепочка с кулоном, тоже в виде виноградной кисти.
   Розалия  Львовна  частенько  щеголяла  в  этом  комплекте,  привлекая
всеобщее внимание, иногда  посетители  библиотеки,  проводив  заведующую
взглядом, тихо спрашивали у выдававшей книги Лены:
   - Откуда у нее такое? Дорогая вещица, наверное.
   - У Розалии Львовны муж - профессор, - поясняла девушка, - может себе
позволить купить жене, что ей нравится.
   Как-то  раз  у  Лены  возник  конфликт  с  посетительницей,   недавно
записавшейся в библиотеку, Радой Мастеровой. По  правилам  читателям  на
руки выдавали только три книги, а Рада набрала аж семь и принялась нагло
настаивать:
   - Мне все нужны!
   Лена позвала Розалию Львовну. Покачивая своими уникальными  серьгами,
заведующая явилась в читальный зал. Уяснив суть  конфликта,  она  твердо
произнесла:
   - Нет! Правила для всех одинаковы! Даже  члены  общественного  совета
при библиотеке получают те же три книги. Исключений мы не делаем.
   Это была  не  правда.  И  сотрудники  хранилища,  и  их  общественные
помощники  никак  не  ограничивались  в  количестве  томов,   забираемых
временно домой. Более  того,  некоторым  постоянным  читателям  спокойно
давали любой набор литературы. Но новенькой, совсем недавно записавшейся
бабе рассчитывать было не на что. Поэтому позиция Розалии Львовны отнюдь
не удивила Лену, более того,  она  целиком  и  полностью  ее  разделяла.
Действительно, наберет Мастерова книжек и исчезнет! Озадачило ее другое.
Обычно посетители, узнав о том, что не могут получить  все,  что  хотят,
начинали скандалить, грозились пойти в  местную  администрацию,  а  один
дядечка даже полез драться.
   Мастерова же, сильно побледнев, вдруг воскликнула:
   - Боже! Это ваши серьги?
   Розалия Львовна попятилась.
   - Вы предполагаете, что  я  ношу  чужие  драгоценности?  -  изумленно
спросила она.
   - Может, кто поносить дал, - пробормотала Мастерова,  наваливаясь  на
конторку.
   Розалия Львовна пожала плечами и ушла.
   Рада продолжала висеть на стойке.  Бледность  на  ее  лице  сменилась
ярким румянцем.
   - Так вы берете книги? - поторопила ее Лена. - Решайте скорей.
   - Как зовут вашу заведующую? - прохрипела Рада.
   - Розалия Львовна, - ответила Лена.
   - Она москвичка?
   Удивившись столь непонятному любопытству, Лена ответила:
   - Розалия Львовна родилась в Ленинграде, пережила там блокаду, но уже
очень давно живет в Москве.
   Мастерова, оставив книги, пошла к выходу.
   Лена, подумав, что читательница решила поскандалить непосредственно в
кабинете у Розалии, занялась каталогом. Ничего особенного в происшествии
не было, пару раз в месяц в библиотеке случалось нечто подобное, и  Лена
бы преспокойно забыла о Мастеровой, но история имела продолжение.
   На следующий день, после  обеда  из  кабинета  начальницы  послышался
сначала шум, потом слабые крики. Лена,  проходившая  в  это  время  мимо
комнаты Розалии Львовны, насторожилась и рванула дверь. Перед ее глазами
предстала невероятная картина. Заведующая лежала головой на  столешнице,
ее за плечи держала Рада Мастерова и, методично  стуча  лбом  несчастной
Розалии по зеленому сукну, тихо, но с невероятной злобой повторяла:
   - Отдавай ворованное, сука!
   По шее Розалии Львовны Стекала тонкая струйка крови. Лена на  секунду
испугалась, но потом заорала:
   - Что вы делаете?
   - Не твое дело, - заявила Рада и еще раз стукнула Розалию.
   - Я сейчас вызову милицию! - воскликнула Лена, кидаясь к телефону.
   - Да? - скривилась Рада. - А твоей начальнице хочется вмешивать в это
органы?
   Задав вопрос, Мастерова отпустила Розалию и отступила к окну.
   Заведующая подняла голову и прошептала:
   - Лена, не надо, пусть уходит отсюда.
   Девушка замерла с трубкой в руке.
   - Правильно, - ухмыльнулась Рада, - кому позор нужен!
   С этими словами она, напевая себе под нос, удалилась.
   Лена кинулась к Розалии Львовне и закричала:
   - Боже мой! У вас мочки ушей разорваны!
   - Пожалуйста, не кричи, - прошептала начальница, - оставь меня  одну.
Надеюсь, не надо просить, чтобы ты не болтала об увиденном?
   Лена ушла в глубоком недоумении. Через два часа Розалия пригласила ее
к себе в кабинет и сказала:
   - Елена, сделай одолжение, никогда  никому  не  рассказывай  об  этой
сцене. В каждой семье есть свои  скелеты  в  шкафу.  Рада  -  моя  очень
дальняя родственница, седьмая вода на киселе. Она  сумасшедшая,  невесть
что приходит несчастной в голову. Родство наше  эфемерное,  но  все-таки
оно есть, и мне не хочется заявлять в милицию.
   - Конечно, - кивнула Лена, - я понимаю.
   Потом она воскликнула:
   - Господи! Где же ваши серьги? И кулон?
   - Иди, Лена, - вздохнула Розалия, - они на пол упали.
   - Давайте поищу...
   - Ступай, - ледяным тоном приказала Розалия. Лене пришлось удалиться.
   Но, честно говоря, она не поверила заведующей. Родственница,  как  бы
не так! Отчего же Розалия, увидав посетительницу, стала беседовать с ней
как с посторонней? Нет, тут что-то не вяжется.
   Шли  дни.   Розалия   Львовна   целый   месяц   не   носила   никаких
драгоценностей, но потом вновь стала щеголять в украшениях.  Вот  только
замечательный комплект из серег и кулона в виде кистей  винограда  никто
на ней больше никогда не видел.
   После странного происшествия прошло примерно полгода.  Лена  дежурила
на выдаче, когда позвонил председатель общественного  совета  книголюбов
при библиотеке Вадим Иванович Котов и прохрипел в трубку:
   - Детка, я совсем разболелся, не в службу, а в дружбу, пойдешь домой,
занеси мне детективчиков почитать. Извелся от тоски, по телевизору  одну
дрянь показывают!
   Сотрудники библиотеки никогда не разносили  читателям  литературу  по
квартирам. Но Вадим Иванович особый случай, поэтому Леночка воскликнула:
   - Конечно, обязательно!
   Вечером она, набив пакет книгами, двинулась к Котову.  Жил  старик  в
двух шагах от библиотеки, буквально в соседнем доме.
   Леночка вошла в подъезд и обнаружила, что лифт  не  работает.  Делать
нечего, пришлось топать пешком на пятый этаж. Когда  она,  тяжело  дыша,
влезла наверх, на двери квартиры Вадима Ивановича она  увидела  записку:
"Лена, мне укололи снотворное, звонок  не  услышу,  будь  добра,  оставь
книги в  семьдесят  второй  квартире,  можешь  не  волноваться,  мне  их
обязательно передадут!" Начиная злиться на старика, Лена стала звонить в
соседнюю дверь. Та незамедлительно распахнулась.
   - Вот, - начала было Лена, - Вадиму Ивановичу...
   Но тут  у  нее  пропал  голос,  потому  что  на  пороге  стояла  Рада
Мастерова, та самая женщина, бившая головой о стол Розалию Львовну.
 
Глава 22 
 
   Лена попятилась, Рада ухмыльнулась:
   - Не бойся, входи! Небось эта дрянь сказала тебе, что я сумасшедшая!
   Лена машинально кивнула.
   - Я совершенно нормальная, - продолжала  Рада,  -  просто  с  катушек
слетела, когда серьги увидела. Да иди сюда, расскажу, в чем дело.
   Как все женщины, Лена  любопытна,  поэтому  вошла  в  квартиру.  Рада
провела ее в большую комнату и вытащила альбом.
   - Смотри сюда, - сказала она.
   Перед Леной  оказалась  древняя  фотография,  сделанная  на  картоне:
снимок был,  естественно,  черно-белым,  вернее,  желто-серым,  но  лицо
запечатленной на нем женщины  было  великолепно  видно:  большие  глаза,
тонкий нос, высокий лоб и вьющиеся, поднятые вверх волосы.
   - Это моя бабушка, - пояснила Рада.
   Лена с недоумением глянула на Мастерову:
   - И что?
   - На уши обрати внимание, а заодно и на шею.
   Лена ахнула. В мочках  женщины  висели  серьги  Розалии  Львовны,  те
самые, в виде виноградной лозы, а на груди виднелся кулон.
   - А это мать, - грустно сказала Рада, передавая Лене новый снимок.
   Это  был  уже  более  современный  снимок  женщины,  одетой  по  моде
тридцатых годов. И ее уши украшали серьги Розалии Львовны.
   Рада грустно улыбнулась:
   - Поняла теперь?
   - Нет, - ответила Лена.
   - Серьги и кулон принадлежат нашей семье. Мой  прадед  в  свое  время
заказал их у известного ювелира, очень давно, еще в девятнадцатом  веке.
Драгоценности считались  нашим  талисманом  и  передавались  по  женской
линии: от прабабушки к бабке, от нее к моей матери, следующей владелицей
должна была стать я, но мне ничего не досталось.
   - Почему? - удивилась Лена. - И как комплект оказался у Розалии?
   Рада грустно вздохнула:
   - Моя мать и бабушка жили в Ленинграде, там и попали  в  блокаду.  Не
дай бог пережить все, что выпало на их долю. Бабушка умерла от голода, а
вот маме очень повезло, ее свели с девушкой,  очень  молоденькой,  почти
р